— Предлагаю кандидатуру Хаджимэ, — выдвинула Сония, хлопнув ладонями. Хаджимэ скривился, но данная эмоция была успешно проигнорирована каждым, кто стоял сейчас рядом у уголка отряда. — Ну что? Ты умеешь играть на гитаре.
— Аргумент, — недовольно закатил глаза он, демонстрируя своё отношение к ситуации.
А начиналось все невинно: Хаджимэ в свои волшебные шестнадцать лет последний раз приехал в лагерь с красноречивым названием «Солнышко». От солнышка там было только одно название, поскольку дети в младших отрядах казались мелкими дьяволами, что не знали манер и правил поведения в обществе — да и что ожидать от тех, кто дерётся из-за Бравл Старса? Или орёт на весь лагерь «ты сжёг мой дом, придурок!»…
В общем, Хаджимэ с опаской относился к мелким, поэтому обходил детские корпуса как можно дальше. Что же касалось подростков… Хаджимэ мог сказать лишь пару слов: блядство, разврат, наркотики. Ладно, это уже три слова. Мало того, регулярный секс случался абсолютно везде: и в домиках, и в бане, и в кустах, и в душевых. А потом вожатые визжали от ужаса из-за использованных презервативов, разбросанных по улице.
Это был последний год, когда Хаджимэ мог посетить лагерь. Поэтому ему бы, по идее, дрыгаться на дискотеках под «Руки вверх!» да участвовать во всех безумных мероприятиях. Однако всё, чего он хотел, это напиться и исчезнуть.
Потому что причина его головной боли тоже приехала сюда.
Нагито Комаэда. Тот самый тип парней, от которых шарахаются даже те, кто любит психически нездоровых мальчиков. Ну или конченые извращенцы. Их в лагере было предостаточно.
Например, Хаджимэ, который пускал на него слюни примерно две смены подряд, а на этой, третьей по счету, он решил подойти к нему. Нагито даже заинтересовался им, поэтому сейчас сидел вместе с несколькими ребятами, подталкивая Хаджимэ взять гитару.
— И что мне петь?
— Как что? — Нагито неожиданно улыбнулся так открыто и мягко, что бедное сердце Хаджимэ на мгновение перестало биться. — Классику, естественно.
— Ну смотри, — медленно начал он, выравнивая дыхание, — классикой может быть как «Батарейка», так и «Алые паруса». Или…
— Или?
— Раз-раз-раз — это хардбасс?
— Казуичи! — возмутилась Сония со звонким смехом.
— Я забыл, — сдался Хаджимэ, отворачиваясь. — Ладно. Я сыграю.
— Ура, — Нагито вновь растянул губы в странной улыбке. В его глазах сверкнула молния, что Хаджимэ не заметил, продолжая разглядывать интересный пол их центрального домика, где они собирались всем отрядом. — Помочь тебе?
— Давай, — не думая о последствиях, тут же выдал Хаджимэ.
Нагито спрыгнул с высокой тумбочки, на которой все это время восседал, и зашагал в сторону комнаты Хаджимэ за гитарой. Он брал её, чтобы коротать вечера у ярко-оранжевого горячего костра, играть просто отряду, а не выступать на весь лагерь. Особенно в родительский день.
Позор — и все тут.
— Так что будем играть? — спросил Хаджимэ, когда они расположились на его идеально заправленной постели (спасибо вожатой, которая просто ненавидела неряшливость).
— Думаю, «Батарейку».
— Как банально, — вырвалось неосознанно у Хаджимэ, о чем он тут же пожалел, заметив, как потускнел чужой взгляд. — Но я сыграю, — исправился он.
— Знаешь аккорды?
— Обижаешь, — усмехнулся Хаджимэ, взял гитару поудобнее, поставил руку на струны и ударил второй по ним — музыка, такая тихая, спокойная, полилась сквозь пальцы, завораживая своей красотой.
Нагито вдруг запел чуть хрипло, но оттого не менее приятно, чем поразил волнующегося Хаджимэ. Он резко остановился, уставился на замершего Нагито и широко, безумно хитро заулыбался.
— Хаджимэ, нет, — предупредил он, отодвигаясь с лёгким смехом.
— Выступи со мной. Пожалуйста.
— Не смогу, — Нагито поджал губы, нервно покачивая белокурой головой. — Я что-нибудь обязательно напутаю.
— В таком случае я подхвачу. Не бойся, все будет супер, — он ободряюще потрепал его по плечу, дрожа от непривычного ощущения чужой ключицы под рукой. Острой, практически нездоровой. — Хорошо?
Нагито несколько мгновений сомневался, прежде чем выдать неуверенное «ладно».
Хаджимэ ещё пару раз сыграл песню, привыкая к мелодии, а после они побрели в сторону центрального домика, где уже собирался отряд на долгожданный ужин, когда можно было свободно натаскать хлеба, спрятав его под футболку, а после втихомолку жевать с соседями по комнате, прячась от гневного «вы совсем с ума сошли?» от вожатых.
Нагито вдруг встал с ним вместе, когда они строились. Хаджимэ улыбнулся уголками губ, всеми силами сдерживаясь от кривого оскала. Нагито сам тянулся к нему, что приятным теплом оседало на агрессивно стучащем сердце.
— Два, четыре, шесть, — бормотала вожатая, считая детей по парам. — Хаджимэ, как продвигается?
— Отлично, — пожал он плечами, не зная, что ещё тут можно сказать.
— Родительский день завтра, — напомнила она. — Поэтому сначала выступление, а потом можете разбредаться куда хотите, но только до шести вечера.
— Мы поняли, — откликнулось несколько человек с усталыми вздохами.
Им хотелось поскорее увидеться с родными, поболтать и рассказать столько всего, поделиться незабываемыми эмоциями, а не прыгать по сцене на флэшмобах.
Впрочем, большинство были не против отжечь, зная, что это последний год, от которого нужно брать абсолютно всё — и ненавистное, и самое любимое.
На ужине Нагито тоже приземлился с ним за один стол и сразу же стащил хлеб без зазрения отсутствующей совести.
— На продажу, — кратко пояснил он, заметив внимательный взгляд золотистых глаз. — А что? — и обезоруживающе улыбнулся, посылая контрольный выстрел в голову влюблённого Хаджимэ.
— Ничего, — буркнул он, отворачиваясь.
***
На дискотеке было шумно и очень многолюдно, дети дергались под какую-то стремную музыку, от которой у Хаджимэ болела голова. Он прошёл вглубь толпы, находя взглядом Нагито, одиноко стоящего возле скамеек.
— Чего делаешь? — перекрикивая музыку, спросил он.
— Стою, — блеснул он серыми глазищами, вызывая в Хаджимэ нехилый инфаркт. Заиграл медляк, тут же сформировались парочки, что неловко двигались под спокойную мелодию. — Потанцуем?
— А давай, — легко согласился Хаджимэ и несколько раз умер внутри.
Нагито положил руки ему на плечи с неловкой улыбкой и прижался ближе, наверняка чувствуя чужое быстрое сердцебиение. Хаджимэ аккуратно обнимал его, легонько сжимая талию, и старался дышать через нос не так громко от дикого озноба. Это было волнительно и так странно, непривычно, что хотелось бегать кругами и верещать от своей симпатии.
Они двигались в такт музыке, пока вокруг словно перестали существовать разом все. Абсолютно все.
Когда все закончилось через минуту (а по ощущениям, несколько дней, ночей, недель и месяцев), Нагито быстро слинял весь красный и какой-то дерганный, не оставив ни шанса Хаджимэ разобраться в происходящем.
***
Перед выступлением у них обоих дрожали колени. Хаджимэ сжимал руки на гитаре, глубоко дышал, разглядывая толпу людей сквозь щель в двери.
— Почему ты убежал вчера? — спросил Хаджимэ, решив, что лучшего момента для серьёзного разговора не будет.
— Я испугался, — Нагито опустил глаза, боясь смотреть в ответ на прожигающий взгляд.
— Чего?
На сцене объявляли их выход.
— Этого.
И Нагито прижался в сухом поцелуе к горячим губам ошеломленного Хаджимэ, провел по ним языком, быстро отстранился и резво вылетел на сцену — красный, перевозбужденный, с широко распахнутыми блестящими глазами. Хаджимэ на дрожащих ногах вышел следом, в упор смотря на чужую спину. В голове царила пустота, от которой неприятно чесался изнутри череп.
Он отыграл на автомате, продолжая пожирать тонкую фигуру тёмным взглядом. А после ловко зажал его у сцены и глубоко поцеловал, не давая шанса передумать.
Ни себе, ни ему.
