Рейс Берлин – Амстердам

В Берлине жара. В Берлине Августу душно. Лаура не курит, постоянно пшикается духами с каким-то сладким ягодно-клубнично-вишневым ароматом, который, кажется, маслянисто оседает на коже, и любит его музыку. Лаура просит называть себя Лалли, и Август так и делает – послушно тянет «Лалли», когда она целует его перед концертами, когда она приносит ему таблетки от головы, пока он отходит от афтерпати, и когда она приглашает его знакомиться с родителями. Август тянет «Лалли», но не может заставить ее стать кем-то, кроме Лауры, у себя в голове. Август не может заставить себя удержаться от сравнения, даже не думая о том, что сравнивать нечего, потому что с ним ничего не было. С ним ничего не считается. Несмотря на полное отсутствие уменьшаемого и вычитаемого, разница выходит разительной. Лаура всегда расслаблена и всегда влюбленно смотрит Дидериху в глаза, когда раскрывается под его пальцами. Она гладит Аггу по щеке, стонет, и тянется за поцелуем, когда его движения становятся резче, но он уворачивается, и она едва мажет губами по его скуле, сжимаясь и выгибаясь в спине, и предлагает помочь ему рукой. Август зажмуривается и кивает. В голове – только мысль о татуированных пальцах. Он кончает, только когда представляет их на месте хрупкой ладони Лауры. Август тяжело дышит и прячет лицо в подушке. Лаура устраивается поближе, мягко перебирая его волосы, и говорит ему что-то приторно сладкое, удушающее, как ее духи. Он думает только о том, что ей надо сменить кондиционер для постельного белья, потому что иначе он задохнется от химозного запаха лаванды, и тянется за сигаретами, которые остались в кармане джинс, бесформенной кучей валяющихся на полу. Он не закуривает в постели. Это квартира Лауры, а не номер в отеле, а Дидерих должен быть хорошим парнем, поэтому не хочет, чтобы комната пропахла табаком. Это подходящий предлог, чтобы одеться и выйти курить в подъезд. А потом свалить, не оглядываясь на окна Лауры на седьмом этаже, чтобы не сгореть от стыда. Дома неожиданно неуютно одному. В тишине слишком хорошо слышен голос совести, который царапается где-то под ребрами. Хочется, чтобы кто-то нарушил молчание, включил телек, шумел водой в душе, и прожигал простыни пеплом от сигарет. Кто-то сейчас в Амстердаме. *** Аггу не хочет нажимать на уведомление, на котором значится имя Лауры. Он не знает, поверила ли она в очередной раз в сумбурное «Лалли, нужно улететь на несколько дней. пишем фит», и точно не хочет знать, что она его любит. Он презирает себя и без ее напоминаний об этом. Но он все же открывает сообщение. В смске – фото с подписью. «Я уже соскучилась:(». Лаура улыбается, стоя в его футболке – той, что он все не мог найти. Носить ее больше не хочется. Август машинально отмечает, что ей больше идёт без макияжа. Ее глаза – мутно-синего цвета – становятся почти похожими на те, что ему хочется видеть. Аггу плохо понимает, что пишет в ответ. Пальцы кликают по клавиатуре на автомате, и он набирает привычное «люблю. тоже скучаю» в конце и добавляет пару смайликов с сердечком, прежде чем нажать «отправить». Ему хочется смеяться от радости, когда оказывается, что баланс на нуле. Телефон пиликает ещё одним уведомлением, когда Дидерих уже поднимается в самолет, и он нажимает на него, не задумываясь. Это видео. Йост в нем возмущенно трясет камерой, и тараторит на смеси английского и кривого немецкого, снимая ему небо, которому показывает средний палец – серое, полное низко висящих свинцовых туч. У Августа получается разобрать только что-то похожее на «Прости, чувак, я хотел с тобой погулять, но придется торчать дома. Блядская погода.» Они никогда не обсуждают то, что происходит между ними, в переписке, но Августу очень жаль, что баланс на нуле. Амстердам встречает его хмурым проливным дождем. Впереди у них три дня. *** Лето только началось, а волосы Йоста уже успели выгореть до цвета выдохшейся на солнце «Фриц Лимо». Это первое, что замечает Август, когда Кляйн распахивает перед ним дверь квартиры. – Привет, – Йост в джинсах и одном носке, потому что, Аггу давно знает, «второй я не нашел, а выходить в разных неприлично», и улыбается, знакомо и обнадеживающе. Так, будто ни в чем не винит, и Август ему за это благодарен. Зудящая в груди пустота будто отпускает свою хватку. Дышать становится легче. – Тебя долго не было. Я соскучился. Ни слова о Лауре. Ни слова о том, что они не могут этого делать, что это неправильно и по-скотски, как сказал бы любой другой на его месте. Кляйн его понимает. Кляйн в этом дерьме вместе с ним. «Я тоже. Я тоже, до безумия», хочет сказать Дидерих, но не успевает – стоит ему переступить порог, и услышать звук проворачивающегося в замке двери ключа, как Йост по-хозяйски кладет ладонь ему на затылок и склоняется к его лицу. Губы у него шершавые и сухие. Августу кажется, что он в эпицентре взрыва. Но пока это лишь вопрос. Можно? Хочешь? Августу хочется выть, когда Кляйн скользит ладонью по его шее. От прикосновений вдоль позвоночника бегут мурашки, и Аггу не может. Не хочет, но не в состоянии отказаться. Аггу размыкает губы Йосту навстречу, и чувствует горячее, прерывистое дыхание. Кляйн усмехается в поцелуй. Август притягивает его ближе за талию и почти стонет от облегчения. Его затапливает нежность, такая, что он аккуратно перехватывает чужую руку, обвивавшую его за шею, и целует, скользя губами от покрытых чернилами костяшек до запястья. Этого мало, чтобы показать все, что он чувствует, но Йост понимает. Как всегда. И тянет его за собой вглубь квартиры, не позволяя даже разуться. *** Август еще не спит, когда ночь вырождается в бледное подобие утра. Дождь все еще дробно чеканит капли об оконное стекло. Заря алеет на горизонте, а Йост ровно дышит, уткнувшись холодным носом ему в плечо, и забрав себе единственное одеяло целиком. Телефон пиликает сообщением от Лауры – Аггу закинул на него денег. «Насколько скучаешь?» Дидерих думает. Йост ворочается, доверчиво льнет чуть ближе в поисках тепла. Тени от ресниц мечутся по его щекам, и он едва хмурится во сне, становясь непривычно серьезным. «очень, Лалли, очень. всего два дня. и я буду дома.» Август нажимает «отправить» и вырубает телефон. Август не хочет возвращаться в Берлин.