Научи меня

      Утро в Антипустоте… никакое. Инк, конечно, мог создать подобие мини-мира, нарисовать пейзаж помимо дома, небо и все такое прочее, но не видел смысла.       Скелет полусонно развалился, сопя под одеялом, пока на тумбочке не заиграл будильник на телефоне. В этом пространстве связь не работала никакими усилиями, но мобильник был нужен исключительно для этого процесса пробуждения, разносящего по комнате совсем не музыку.       Стоны, сквозь которые можно было разобрать страстное «Доброе утро, Инки!», радовали слух, остатки краски в теле позволили почувствовать слабое возбуждение.       Недостаточное.       Скелет протянул правую руку вниз с кровати, подхватил органайзер с красками и, приподняв его, выхватил другой ладонью тюбик розовой краски, опуская на кровать рядом с собой оставшиеся на месте пузырьки.       Лизнул розовый цвет, снова закрыл пузырек и отбросил его, подхватил телефон с тумбочки, снова запуская запись.       Кости чуть задрожали от краски и мыслей художника. Краска, конечно, будит нужные чувства, но нужен катализатор, которым выступил будильник и воспоминания, как эта запись появилась.       Ласт, который решил в рамках их почти отношений пошутить, записал пару громких стонов и поставил на будильник, после подкинув телефон Инку, чем обеспечил тому очень запоминающийся момент шока — вовремя зазвучала запись. Вовремя, конечно, посреди битвы с Эррором. Они обычно не пересекались, но тут разрушитель решил помешать вдохновению очередного создателя, вмешавшись в создание мира, за что и получил.       Получил, надо отметить, сильно, а перезагрузка от смущения благодаря стонам, прозвучавшим во время битвы, помогла выпнуть нарушителя куда подальше и продолжить вдохновение. Создателю, казалось, даже не помешала их стычка, наоборот, подарив какую-то искру азарта. Ну, Инку же лучше. Конечно, от неожиданности скелета вырвало краской, но это совсем не страшно! Ведь…       …Ласта позже все же отловили и долго-долго мучили ласками, заставив записать не наигранный звук, а полноценное «доброе утро».       С тех пор каждое пробуждение радует художника жаром.       Немного полежав и почувствовав всеми костями слабый жар, Инк вырубил телефон и положил его в тумбочку, подхватил одежду и краски, спеша в душ и по делам.       Вообще их отношения с Ластом были странными.       Инк хотел понять, что такое эти отношения вообще. Если секс он еще понимал, то вот отношения — совершенно нет.       И, понаблюдав за своими альтернативами, решил попросить помощи у Ласта. Остальные очень уж остро реагировали на любые намеки — это раз, отношения у них были не дольше нескольких лет на данный момент — это два, отношения были моногамные — это три.       И тут Ласт, которого все обвиняют в легком поведении, с его отношениями в десятки лет с Гриллби, с его привычным уже отношением ко… всякому, с его свободными отношениями, был идеальным вариантом.       Уговаривать долго Ласта не пришлось. Тот отчего-то тосковал и даже почти не появлялся вне своего мира. Инк сначала даже задумался, стоит ли оно того, да и уговаривать пришлось на эти отношения партнера неожиданно долго и сложно, и начал Санс с ухаживаний.       Уточнил о наличии аллергий, о любимой еде, о свободном времени. Сказал, что сам сейчас в отпуске, а Гриллби немного… увлечен кем-то другим, но при свободных отношениях это не подобно смерти, главное, чтобы помнил — его ждет Санс. Всегда ждет.       Санс не был ни сутенером, ни проституткой, вопреки слухам, уж Инк-то точно знал. Может, были альтернативы с такими привычками и работой, но не эта.       Ласт являлся отличным стриптизером и только, воспринимая это как один из способов собрать информацию и контролировать окружение. Ну и тренировку неплохую.       Он все так же патрулировал Подземелье, отбивался от путешественников по мирам, которым отчего-то приспичило к нему подкатить, и всячески пытался составить список миров, в которых его не начнут третировать по тем или иным поводам и надуманным причинам.       Инку импонировал основательный подход и яркое, скандальное амплуа, ему нравилось, что к каждой встрече Ласт приносил то клубничный зефир, то какао, нравилось, как Санс спокойно улыбается на все его — даже весьма жестокие зачастую — шалости, нравилось, что скелет напротив очень внимательно его слушает, напоминает что-либо, если Инк забывает это за время встречи, никогда не лезет в зарисовки художника и с удовольствием слушает игру на флейте.       Ласт никогда не шутил на тему роста партнера, на тему того, что его кости не одного и того же цвета, широкие и потрескавшиеся. Может, Сансу и было жаль видеть такие увечья, но он ничего не сказал, в первый раз это увидев. Даже взгляд не отвел.       Санс даже спокойно воспринимал внезапные появления Инка рядом с собой, вдохновенно вещающего о новом своем увлечении/мире, который недавно нашел/чем либо еще.       Инк ценил, даже не понимая, что реально вливается в эти «отношения». Никогда не отпускал пошлых шуточек при свидетелях, выгонял наглецов из мира Ласта, которые не учитывали мнение «потенциального партнера», нашел общий язык с Папайрусом и вовсе не показывался на глаза Гриллби.       Гриллби, который все больше бесился — не только он гуляет с кем-то помимо основного партнера. О, как грело самолюбие огненного то, что гордый, красивый и наглый Санс ему подчинялся, терпел его похождения на сторону, подтверждая всем вокруг «свободные» отношения, при том что сам-то ни с кем даже не спал, помимо Гриллби.       А тут что-то совершенно бесящее, пожар прямо перед ним! И узнает он это через третьи лица!       Поэтому, когда элементаль узнал, что Папайрус уходит на свидание, а Санс выпросил выходной, сам прикрыл свой бар, подождал полчаса, прогуливаясь по Сноудину. А после подошел к дому братьев и тихо зашел, воспользовавшись своим ключом.       Гриллби понятия не имел, что за путешественник между мирами начал так упорно отвоевывать внимание его парня. И ему было плевать, он собирался испортить парочке свидание.       Санс же совсем недавно решился на действительно полноценную игру в отношения. В его собственных отношениях было даже не легкое охлаждение, а полноценная зима. И было уже совсем не жаль прекратить их. А когда Инк решит закончить их игру, скелет наверняка найдет себе еще кого-то, нормального, потому что уже сейчас в других мирах монстры с удивлением и интересом расспрашивали Ласта о его жизни, когда Инк отходил. И вот уже наглецов в мире страсти все меньше, да и лезть к парню бездушного, бессовестного и практически непобедимого художника? Мало таких умников найдется.       Так что, выдохнув, Санс позволил себе сегодня повалить Инка на диван во время просмотра фильма, предложить ему розовую краску и, дождавшись глотка художника, убрал ее. А после полез ласкаться, целовать, облизывать и кусать любопытного Хранителя миров за кости.       Да, что-то горячее они уже пробовали, но это была инициатива Инка, да и там никто никого не трахал, художник попросту довел до оргазма партнера.       Ласт до сих пор сжимался внутри от того, как это было… деликатно и горячо.       Потому сегодня он решил подвести к грани уже Инка, заласкать до беспамятства и присвоить.       Мысли о Гриллби были где-то на заднем плане, но уже боли не причиняли.       Санс плавился от стонов и покорности Инка, тот словно пластилин таял в руках партнера, полыхая радужным румянцем и образовывая уже магическое тело. Коричневое, вопреки ожиданиям Санса, все же смешение красок дает именно коричневый.       Но в какой-то момент Инк сжал плечи Ласта и чуть отстранил от себя, прислушиваясь.       Скелет опустил приподнятую футболку обратно на ребра и присел, смотря на дверной проем.       — А вы продолжайте-продолжайте, — приторно начал Гриллби.       — Вуайеризмом он не страдает, он им наслаждается, — громко сообщил Сансу Инк и хихикнул, перебивая элементаля, вспыхнувшего яростью. Розовая краска пока была ведущей, но скелет уже нащупал органайзер и наощупь вытащил красную. На всякий случай.       Санс сначала застыл… потом подумал и отстранился от Инка полностью, давая тому свободу маневра. Сам он приготовился вынести наглеца магией наружу через приоткрытую дверь, если тот будет буянить.       — Зачем пришел, Гриллбз? Вроде как у тебя там очень увлекательный экземпляр сейчас, — неопределенно повел пальцами Ласт. — Не то, что я, верно? — оскалился скелет. И тут же расслабился и откинулся на спинку дивана, решив: если уж Гриллбз решит нарваться, то мешать боевому Хранителю поучить его хорошим манерам никто не будет. Уж больно говоряще Инк держал краску.       Гриллби было вспыхнул, направившись к Сансу и замахнувшись, но Инк за эти секунды уже хлебнул красной краски и подхватил кисть, а потому скандалист вылетел, судя по всему, в Антипустоту легким взмахом Бруми. Хранитель сиганул следом.       Ласт вздохнул и подобрал шарф Инка и свою жилетку и сосредоточился, создавая портал, как учил Инк. Энергии жрет невыносимо много, но того стоит.       Инк, скорее всего, вернется к себе после воспитательной беседы, опять забыв про предыдущие занятие. Санс подождет его в домике в Антипустоте.       Так как художник ненавидел чисто белые пространства, он затемнил свой участок пустоты, пустив летать вокруг сияющие огоньки. Ласту нравилось здесь, если честно.       Но он решил не задерживаться снаружи, заходя в дом — приятный двухэтажный домик, совсем не похожий на их с братом. Но очень даже родной.       Поднялся на второй этаж, положил шарф и жилетку на тумбочку, разулся и упал на кровать, уже лежа понимая, как же он вымотался за последние дни, потому решил предаться греху всех Сансов — проспать первое же попавшееся свободное время.       Разбудил Ласта собственный стон. Инк, нависающий над ним, был уже по пояс раздет, сверкал довольством и розовыми зрачками, а еще пах потухшим только-только костром. Санс было нахмурился, осознавая последнее, но художник впился в его рот поцелуем.       — Все с твоим бывшим в порядке, ну почти! — затараторил Инк, — Я чуть переборщил с краской, так что мне бы не хотелось тормозить…       Ласт мечтательно усмехнулся после поцелуя и внезапно перекатился на кровати, садясь на таз партнера.       — Кажется, сейчас моя очередь вести, — мурлыкнул Санс, не давая художнику встать.       Санс опустился ниже, «целуя» уголок нижней челюсти Инка, оглаживая широкие ребра, касаясь трещин легко-легко, а целые участки чуть щекоча. Дальше опустил ладони к позвоночнику, поглаживая монохромные позвонки, а языком прошелся по трещинам на ребрах и ключицах.       Инк дрожал в ответ, поскуливал, краснел радугой — Санс с удовольствием отметил это перед тем, как партнер прижал его голову к себе ближе, откинув череп назад, открывая шею, и более высокий скелет не смог отказать себе в удовольствии чуть искусать белые позвонки, пока ладонями ощупывал тазовые кости под шортами.       Инк любил играть во властность, но совершенно не был против побыть в чужих ладонях хрупкой статуэткой. Удовольствие все же есть удовольствие.       Но инициативу полностью отдавать художник не захотел, чуть понежившись в ласках, опустил руки с плеч Ласта на топ, стягивая ткань.       Интересный факт — сразу после геноцидной линии на костях остаются шрамы. У остальных монстров этого нет, только у «сансов», то есть всех, кто занимает место в зале Суда. Но у Ласта, чей мир влез в мультивселенную на нейтрале после геноцида, был весьма отчетливый шрам, и не один. От человека — едва заметная тонкая линия. От «гостей» мира — трещины и порезы, которые чем дальше тем бледнее становились, новые не появлялись уже полгода как, ведь злить Инка никому особо не хотелось.       Художник откровенно залип, проводя пальцами по боевым отметинам, пока Ласт стягивал с него комбинезон, не трогая недогольфы, заменяющие скелету обувь.       Инк потянулся было поцеловать Санса, но тот уже наклонялся к тазовым костям, и художник обиженно заворчал, однако поперхнулся воздухом, стоило только почувствовать легкие укусы на бедренных костях.       Санс с восторгом наблюдал, как коричневая магия клубится, уплотняется на чужих костях.       Скелет прекрасно знал, что большинство Сансов достаточно пухлые, если их возбудить (сам он ни с кем из чужаков до этого предпочитал не спать, но видел, как Фелл снимает кое-кого из местных в Андерласте), но Инк, вопреки достаточно толстым костям, был мало того, что худым и подтянутым, так еще и легким, легче самого Ласта, кстати!       Санс закинул чужие ножки себе на плечи и наклонился, сгибая партнера почти пополам, а тому и вовсе плевать на это, только бы Ласт продолжал трогать его, сжимать талию, проводя по ней, чуть царапая магию, ласкать языком член.       Инк вообще падок на удовольствия на самом деле, и это прекрасно. Ласт с радостью давит на чувствительные точки, получая в ответ стоны, внутренне жалея, что забыл взять с собой смазку. Потому Санс передвинул левую руку вниз, обхватывая член, а сам провел языком по чужой промежности.       — Санс! — вскрик на весь дом, и плевать, их тут никто не услышит, — у меня… есть… смазка в тумбочке, — сквозь тяжелые вздохи выдал Хранитель. Ласт кивнул и все равно проник языком в анус художника, который сразу же осознал, что происходит, и заскулил от смеси ощущений и эмоций.       Придерживая одно из бедер Инка на весу, Санс другой ласкал его член, а языком буквально трахал колечко мышц.       Комнату заполнили стоны и вскрики, воздух будто сгустился. Художник настолько отчаянно дрожал, что его кости слегка гремели, и Ласт с удовольствием доведет его до края. Почти довел, думал он, пощипывая правой рукой бедро партнера.       Спустя пару минут Инк все же сдался наслаждению, выгибаясь и крича, заливая концентрированной магией руку Санса.       Ласт же в это время достал смазку из тумбочки, нашел не сразу, но Инк после ударной дозы краски от оргазма отошел не за пару секунд. Когда очнулся, в нем уже было два пальца, а Санс с мягкой улыбкой вглядывался в пустые было глазницы, которые загорелись розовым сердцем и золотым треугольником.       Ласт на самом деле сам весь в поту, возбужденный, еще и в штанах… однако держать себя в руках не так уж и сложно, и он продолжает украшать укусами тело Инка, добавляя третий палец к растяжке.       Инк сквозь стоны что-то шепчет, и Ласт наклоняется к чужому черепу, разбирая только слово «поцелуй».       И целует художника, сначала ласково, а потом все более напористо, глубоко, жадно ловя стоны и с удовольствием жмурясь от царапин, которые появлялись от рук партнера на своих лопатках.       Отстраняется, вынимает пальцы и закидывает ноги художника, которые тот опустил еще когда Ласт мучал его языком, себе на талию, после стаскивая немного штаны. Наклоняется и толкается членом в Инка, опускается для поцелуя, а тот в тянется в ответ со стоном.       Некоторое время они просто целуются, а после Санс делает аккуратный толчок, глядя в чужие глазницы, ловя дрожь чужих зрачков.       И снова, и снова. А Инк наслаждается, стонет громко, почти кричит, прижимается грудной клеткой близко-близко. Откидывает голову, широко раскрыв рот — глотая раскаленный воздух, которого ему совсем не хватает. Из глазниц капает жидкая магия — слезы удовольствия.       Ласт кусает чужие шейные позвонки, облизывает их, наслаждаясь тем, как Инк давится стонами и вдохами. Как он дрожит всем телом в его объятиях.       Как сжимается изнутри, кончая, крича его имя. Не прозвище по вселенной, а имя.       Этого хватило, чтобы тоже кончить с тихим хрипом и потерять себя в пространстве и удовольствии, вцепившись в любовника.       Очнулся он спустя несколько минут, лежащий уже полностью голый на кровати. Инк что-то делал рядом с тумбочкой, а после падает рядом, жмется ближе, обнимает, укрывая их обоих одеялом.       Жмурится, словно кот, стоит обнять его в ответ и провести ладонью по затылку.       — Секс в отношениях как-то отличается от секса просто так, это интересно! — почти мурча прошептал художник, — Мне нравится…       Санс не уверен, когда Инку он надоест.       Санс не уверен, когда совершил свою самую ужасную за последние месяцы ошибку — влюбился в Инка. В бездушное создание, которое выбрало стезю добрячка только потому, что ему так хочется.       Санс просто наслаждается моментом.       И ему так хорошо.