Роса на траве

….любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; и точно это были две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках. А. П. Чехов

Дети раскланиваются на прощание и шумной стайкой веселых птичек летят к выходу. Этери неспешно толкается коньком в лед, чтобы двигаться к той же калитке, через которую на свободу вылетает их пестрая разноязыкая ватага обучающихся. тихое касание локтя локтем отмечает и едва заметно улыбается. Сергей тут же отъезжает в сторону настолько, чтобы его близость не была истолкована превратно, но не настолько, чтобы перестала быть близостью. Беда их в том, что прожили оба уже слишком долгие, слишком сложные и слишком полные жизни, чтобы сейчас, когда эта сама жизнь безусловно перевалила зенит и движется к горизонту, даже помыслить о каких-либо переменах. Наверное, они и не мыслят ни о чем подобном. Достаточно того, что можно протянуть руку, выходя с катка, и опереться в большую, всегда надежную ладонь близкого человека. Теперь уж и говорить, и думать не стоило иначе. Были двое, сидящие плечом к плечу на скамье и расшнуровыающие ботинки, действительно близки. Сразу и во всех смыслах этого слова. Впрочем, они и раньше были близки, а все же до какого-то момента все это оставалось несовершенным и неполноценным, только не понималось ни им, ни ею. За многие годы рядом, принялась и выросла дружба, уверенность в том, что человек, стоящий по правую руку, будет всегда тут, всегда поддержкой. Время незаметно припылило сединой и усталостью, его рыжую, солнечную яркость, которую принес, появившись в команде. Больше всего новый тренер Дудаков, придя под начало Этери Тутберидзе, напоминал шалого кокер-спаниеля, всегда готового куда-то бежать и что-то делать. И смотрел на нее глазами озорного пса, поджавшего лапу к груди. Он и сейчас часто замирает с поднятой рукой и смотрит, только во взгляде стало меньше бесшабашности и больше… опасное слово приблизилось, захотело встать в рядо определений, но Этери его выгнала. Жизнь оседала вечерней росой на траву, стоило ли думать о том, что поменялось во взгляде мужчины, с которым уж верно никогда не разойтись, что бы ни происходило? - Какие планы на вечер?- интересуется Сергей поднимаясь с лавки. - Отдохнуть,- опирается в колени и тоже встает. - Сходим погуляем? Поужинаем где-нибудь?- идут плечом к плечу. Ботинки коньков при движении стукаются слегка друг о друга, но мужчина и женщина не увеличивают дистанцию. Южная ночь еще не полностью вступила в свои права. Вечернее зарево разливается десятками красок, делая мир сказочным. - Поужинаем у меня,- наконец решает Этери. Он всегда идет к ней. Она всегда приводит его к себе. Как в тот первый раз, когда толком не понимали, что происходит, хотелось выговориться и выплакаться, а рядом был только Дудаков. Верный, преданный и полностью свой, перед которым можно было не прятаться. Уткнулась в куртку и залилась слезами. Респиратор мешал, поэтому стащила, чтобы удобнее дышалось в знакомое плечо и удобнее рыдалось. Сергей гладил одной рукой, вторая безвольно висела вдоль тела: - Ну, что ты? Ну, что ты?-повторял, как заведенный.- Ну, как-то решится. Решим как-то. - Как?- вскинула голову, посмотрела мокрым, совсем детским взглядом и больше не могла оторваться, пока большой и надежный друг не найдет ответ. Ответов у Сергея не было. Было утешение. наверное, и для себя, но больше для ее неотрывных, внимательных глаз. Прижал той рукой, что гладил по спине и поцеловал. За темными окнами была ночь. Китайская, холодная, весенняя ночь. - Теперь все еще больше запуталось,- сказала, стоя у окна Этери.- Ты можешь начать меня презирать не сейчас… а попозже, когда немного успокоится? - Почему я должен тебя презирать?- мужчина на кровати виден большой тенью.- Не говори глупостей! Иди сюда,- позвал к себе. В объятиях было тепло. Оставалось думать, что единственная слабость и ошибка все же не станет поводом для того, чтобы потерять близость росшую годами. Этери хотелось верить, что хотя бы тут все останется, как прежде. В ночь перед отъездом Дудаков ласково гладил женское плечи и уговаривал: - Почему ты так мучаешься? Это просто наша жизнь. - Мы ее оставим здесь,- вздохнула, было жалко и грустно оставлять его ласку. Гладящая рука замерла, остановилась было и продолжила движение: - Хорошо Этери, как скажешь. Как тебе лучше. Лучше было забыть, вернуться на круги своя. Жить давно настроенными и хорошо устроенными жизнями. Так было лучше. Русская зима стала русской весной. Все менялось само собой и само по себе, будто дорога делала крутой поворот. Оставалось только придерживаться изначального плана и пройти вираж. Думали, что прошли. До прошлой весны. До жаркой страны. До южного вечера пахнущего начинающей остывать землей. До стука в дверь номера. которую открыла и увидела неотрывный изменившийся взгляд, в котором было то самое, неназываемое. - У меня не получается… оставить нашу жизнь там, в прошлом,- повинился, делая шаг в номер Этери. Небо почти доцвело в ночь. На широкой террассе в низких креслах у маленкого столикаа сидели двое немолодых уже людей. Пили легкое мексиканское вино, смотрел и в темнеющее мексиканское небо. Молчание было невесомым, будто пара давно сложившая свои жизни в общую просто вышла подышать воздухом перед сном. - Иди сюда,- похлопал по своему колену мужчина. Блондинка поднялась и медленно направилась к перилам террасы. Больше всего сейчас этот вид в полупрофиль напоминал тот, пекинский, у холодного окна. - Ты не боишься, что однажды все все поймут?- задает вопрос женщина. - Ну и что?- Сергей спокойно смотрит на бокал. - Тебя это не пугает?- резко поворачивается к нем улицом, надеясь выглядеть ответы. - Меня пугает, что все то время, что мы усердно ведем благополучные жизни с другими, ты забудешь про то, что у нас есть мы,- честно отвечает Дудаков. В ответ Этери подходит к креслу и отведя мужскую руку в сторону садиться на знакомые, уютные колени. - Мы есть всегда. Это нельзя забыть,- прикасается губами к винным губам снизу. Вздрагивает от шума из открытого окна соседнего номера, где такая же терраса. - Даня с Олей вернулись,- пробует подняться и сесть в свое кресло, но ее удерживает мужская рука. - Сереж, они могут выйти,- снова пытается встать, создав видимость приличествующей дистанции. - Они не выйдут,- держит уже двумя руками Дудаков, рискуя облить и себя, и сидящую на его коленях женщину вином. - Сереж,- пытается увещевать, но попыток выбраться не делает. - Они не выйдут,- мужчина прикасается губами к теплому женскому плечу.- У нас слишком мало времени вспомнить, что есть мы. Они не выйдут. На листьях растений,высаженных по периметру террасы оседают крупные капельки росы, природа готовится к ночи. Совсем скоро на мир ляжет тьма. Мужские и женские руки в этой южной черноте будут обещать друг другу помнить все, мужское и женское тело, будут сливаться в одном общем ритме, умножая историю двоих. Мужские губы, будут искать женские и женские будут покоряться мужским. Близость теперь навсегда неразрывна, общность теперь полна как никогда. И не имеет значения, что вернувшись в Москву оба они станут всего лишь коллегами и друзьями. Где-то ждут новые закаты, новые разговоры, новые объятия. Уже ничто не закончится, пока выпавшая роса позднего чувства, предвестник скорой ночи переливается всеми красками зарева заката.