***
Грейнджер не задумывался об их романтической близости. В стенах Монастыря ему не доводилось видеть того, что называют отношениями. Без сомнений, возраст давал о себе знать, и поцелуи и прочие шалости между девушками и юношами случались и тщательно скрывались от глаз учителей и других воспитанников. Но эти юные любовные начинания были так чисты и наивны, что среди них редко встречались грязные, пошлые намерения. И пусть были неприятные последствия ввиду отсутствия должного воспитания, все они замалчивались для сохранения репутации Монастыря. Таким образом, чувства между двумя юношами были не что иное, как плоды давней братской любви. Грейнджер чувствовал заботу и тепло, исходящие от Алукарда. Алукард же видел в Грейнджере привычную для сирот отчуждённость и молчаливость. Иногда ему казалось, что Грейнджер — отражение его самого. Он понимал его, переживал его эмоции, как свои собственные, мог довериться ему. Любил его и мог дать то, в чём Грейнджер нуждался. Другими словами, несмотря на всю взаимность и непорочность, Алукард стал удобен для Грейнджера. Никто из них не задумывался и о взаимной зависимости, которая в будущем сокрушительно ударит по обоим хрупким неопытным умам… Начались каникулы. И так как большинство детей — сироты, и лето проживали под крылом храма и под надзором учителей, что очень не нравилось последним, руководителями было решено устроить всех старших в места, где требовались рабочие руки. Ученики приносили заработанные гроши в Монастырь, на что впоследствии покупались продукты, дрова и одежда. Из всей возможной работы Алукарду и Грейнджеру досталась незамысловатая — ухаживать за садом в близлежащем имении. В один из дней юноши раньше привычного закончили свою работу и, получив заработанные деньги, решили скоротать остаток дня в укромном месте. Грейнджер долго ждал возможности остаться с Алукардом наедине, но понимание, что они совсем одни на большом холме у реки, под тенью огромного дерева с размашистыми ветвями, вводило его в возбуждающее волнение. Не найдя нужных слов, он сел и взглянул на лежащего рядом Алукарда. Они обменялись молчаливым взглядом, но, будьте уверены, в этот миг оба почувствовали приближение чего-то важного и необходимость содействовать этому. Грейнджер молча положил в большую ладонь Алукарда сложенную втрое бумагу и залился краской. Он смирился с ожидающей их разлукой. И чтобы эти каникулы остались в памяти приятным воспоминанием, ему хотелось ещё больше сблизиться с Алукардом. — Ты… — начал Алукард, но Грейнджер прервал его. Он не сомневался, что их желания так же взаимны, как и чувства. Разговоры были лишним. — Наверное, ты уже всё понял… Просто скажи, хочешь ты… это сделать, или…, — голос Грейнджера дрожал от смущения. Алукард кивнул и прикусил губы в предвкушении. Тайная записка опьянила подобно сладкому вину. Голова отяжелела от мокрых сцен и представлений, ещё не случившихся, но уже назойливо витающих в мыслях. Грейнджер скромно сел на пах Алукарда, и их губы сразу слились в мягком, сухом поцелуе. Алукард прижал Грейнджера к своей груди и плавно опустился ниже, исследуя пальцами и губами каждый потаённый кусочек его тела. И пусть мечты Грейнджера были самые обычные, для его девственной натуры они находились за гранью «обычного». Оба поддались искушению, видя в этом нечто недоступное и от этого сладострастно манящее. С этого дня отношения между ними изменились. Но нельзя сказать наверняка, в лучшую или в худшую сторону.***
Грейнджер часто думал об Алукарде и умилялся ему. Так, попавшие под разразившийся дождь, они были вынуждены переждать непогоду под старым дубом. Это был один из дождей, которые неожиданно проносятся ливнем и так же быстро заканчиваются, оставляя за собой бледное солнце, свежесть и прохладу. Они оба лежали на траве и бессмысленно смотрели ввысь. Затем Алукард приподнялся. Грейнджер ясно ощутил на себе его пытливый взгляд, отчего сердце трепетно забилось. Но шум дождя начинал стихать, и среди облаков проскользнули солнечные блики. Пора было возвращаться домой. И тогда Грейнджер сделал решающий ход и позволил чувствам взять верх. Всё случилось как в мокром сновидении. Крепкие руки ласкали его грудь и живот, водили пальцами вдоль позвоночника, заставляя выгибаться. За влажным поцелуем последовали осторожные укусы в шею, томные вздохи и любовные слова. И будь юноши в более укромном месте, всё зашло бы куда дальше… Грейнджер обиженно закусил губу. Лучше бы в тот день они сразу вернулись. Но он, помешавшийся на своих желаниях, не думал и не хотел думать о последствиях. Он взглянул на соседнюю кровать, очертания которой выделялись под лунным светом. Алукард лежал на спине и прерывисто дышал от мучающего его жара. Грейнджер грустно улыбнулся. Из-за его выходки Алукард простудился. Его милый, хороший Алукард. И как давно он беспамятно влюблён в него? Взгляд Грейнджера помрачнел. Скоро их дороги разойдутся. И какой тогда прок от этих чувств, раз жизнь всё равно разлучает с любимыми? Почему от любви столько же горя, сколько и радости? Он вспоминал прошлое, думал о настоящем, но не находил ответа.***
До обеда Алукард пролежал в постели. Жар не проходил, и юноша совсем был плох. Узнав, что сегодня старшие воспитанники и учителя уезжают в соседний городок для посещения приходской церкви, Грейнджер с трудом упросил разрешения остаться и ухаживать за больным.***
С отъезда воспитанников прошло несколько дней. Монастырь пустовал. Алукард шёл на поправку, чему Грейнджер был рад. В огромной спальне, рассчитанной на двадцать мест, не было никого кроме юношей, и почти весь день они проводили друг с другом. Так заканчивался очередной день. После ужина подростки и дети разбрелись по своим спальням, потушили лампы и всё затихло. За окном стоял жаркий вечер. Прежде чем скрыться за далёким горизонтом, солнце бросило блеклые лучи на землю и верхушки деревьев. Небо затянулось тёмной синевой и наступили сумерки. Следящий за порядком быстро оглянул их комнату и захлопнул дверь, за стеной послышались его удаляющиеся шаги. И теперь Алукард и Грейнджер остались одни. В этой ситуации не нужен был повод — нужно действовать, думал Алукард. И хоть он не до конца оправился и до сих пор чувствовал болезненную усталость, решительность и настойчивость сделали своё дело. Он жестом подозвал Грейнджера к себе. И стоило тому сесть, как Алукард обхватил его руками и повалил на кровать. Он устал сдерживаться. Одно лишь присутствие Грейнджера играло злую шутку с его сознанием и создавало в фантазии романтические сцены. Потребность в подобной близости появилась намного раньше поцелуя под дубом. Впрочем, он и сам не помнил, когда начал задумываться об этом. Душный уличный воздух через раскрытое окно наполнял помещение лёгким запахом сирени, который кружил голову. От удушающего сердцебиения в груди становилось тесно и жарко. Алукард ловким движением стянул рубаху с себя и с Грейнджера. Он не торопился, но и не желал медлить — ему хотелось вдоволь насладиться своим возлюбленным. Подтянутое белое тело, тонкие шея и плечи пленили. Алукард колебался и не мог решить наверняка — хотел бы он отдаться этому прекрасному существу и подчиниться ему или же наоборот предпочёл бы завладеть им сам. И всё же по вкусу ему было последнее. — Не беспокойся. Я буду аккуратен.***
В конце недели Алукард поправился и вернулись из поездки строгие учителя. Холодный, неприветливый август стучался в окна бледными лучами солнца и нагонял на светло-синее небо тучи. Участились дожди, и Монастырь поник от приближающейся осенней меланхолии. Апатичное настроение передалось и воспитанникам, которые без дела слонялись по огромному зданию. Из развлечений оставались маленькая укромная библиотека, куда редко заходили даже учителя, и тренировочный зал с манекенами и деревянными оружиями, но находиться там вне занятий строго запрещалось. И подросткам ничего не оставалось, как читать нудные книги и учебники в пыльном читательском зале. Временно прекратились и работы, так как холодная погода могла вызвать среди детей простуду и повлечь за собой затраты на лекарства и докторов. И хотя деньги в казне никогда не переводились, правящие в храме старики были алчны и скупы. Ученики, предоставленные сами себе и ежедневно находящиеся под надзором взрослых, совсем соскучились. В их числе были и Алукард с Грейнджером, над которыми и без того нависла печаль. На виду у десятков внимательных глаз Грейнджер начал сторониться своего близкого друга. И когда появлялась возможность уединиться, сердце сжималось от тоски, и он не мог выговорить и слова, чем злил и расстраивал Алукарда. Он сам не понимал, в чём дело, и ощущение беспомощности безжалостно давило на него. Поужинав, юноши в молчании легли спать. Один из них раздумывал над своими чувствами и корил себя за наивность и глупость. Второй в тревоге представлял день их расставания и не мог смириться с тем, что после подобного можно расстаться навсегда. Несомненно, проведённые вместе каникулы сблизили их и спутали два совершенно разных пути воедино. Никто из них не верил в судьбу, однако она была такова. Рано или поздно они должны были разойтись.***
Грейнджер вспоминал ту ночь, когда они впервые занялись сексом. Это было больно, странно и слишком хорошо. Они не обсуждали между собой моменты близости, но Грейнджер был уверен, что эта ночь — переломный момент в их жизни. Произошедшее не могло сравниться с поцелуем или крепким объятием. Они стали одним целым и понимали это на уровне подсознания. Грейнджер не думал об этом напрямую, но чувства не подводили его. Алукард был удобен и потому необходим ему.***
Приближалась осень. И это самое обычное знание тяжёлым грузом легло на влюблённое сердце Алукарда. После печальных раздумий оно глухо билось в груди, и каждый стук был так тяжек и невыносим, что Алукард полностью отдавался любому занятию, лишь бы не слышать его. Не осталось и прежней живости. Будто оно ссохлось изнутри, но по каким-то причинам продолжало биться и поддерживать жизнь. И совсем иные мысли были в голове Грейнджера. Он осознал цену того, что бы стать ближе к Алукарду. Стоило это того, зная исход? Сердце Грейнджера так же трепетало и билось, но не от безумной любви. От него безвозвратно отрывали важную часть его существования. Он жалел и понимал, что всего можно было избежать и не отягощать лишний раз неминуемое. Но он сам хотел этого и заставил Алукарда поддаться искушению. Бедные, бедные юноши. Как же так случилось, что их светлые, непорочные чувства превратились в кладезь тяжёлых, мрачных мыслей? И произошло это не от расставания и вовсе не от осенней апатии. Виной всему была изначально безнадёжная любовь. И вместо того, чтобы вылезти из топкого болота, пока не поздно, и разойтись, они предпочли зайти ещё глубже в тягучую тину. Наивные, неопытные дети…***
Алукард с минуту молча смотрел на Грейнджера, в особенности в глаза, которые обычно говорили о многом. Но к своему разочарованию, сейчас в этих слегка опухших, некогда любимых глазах он видел чужой ему, неприветливый взгляд. В них выражалось равнодушие и отчуждённость, за которыми тихонько прятались давящие изнутри боль, тоска и разочарование. Собранные с утра вещи лежали внизу, у выхода. Грейнджер пришёл проститься. Он никак не представлял их последнюю встречу, однако был неприятно удивлён тому, что его тело будто одеревенело. Он хотел обнять Алукарда, крепко прижаться к нему, сказать что-то ободряющее и нежное. Но с горечью понимал, что уже не сможет отпустить. Так же думал и Алукард, и они оба стояли в нерешительности. Плечи Грейнджера покрыла дрожь, и он виновато опустил глаза. — Прощай, Алукард. Не оборачиваясь, он вышел из комнаты. Эмоции, таящиеся всё время за маской, тут же исказили лицо Грейнджера горем. Он прислонился к стене и горько заплакал. На драматической ноте закончилась последняя глава этих тёплых юношеских отношений. Закончились каникулы. Закончилось их последнее лето.