Спокойствие. Прошу, дайте мне спокойствия.
Кровь, кой осела на полу смешивается с солёными слезами, обжигающими щёки. Лёша наклонил голову, откинув лезвие от себя. Раны не перестают кровоточить, а он не перестает смотреть на них.Я так слаб. Господи, я так слаб.
Вряд ли у него выйдет сейчас чувства свои описать. Всё в куче. Этот эмоциональный клубок не удастся распутать никогда. В моменте проскакивают слишком чудаковатые мысли.Может, в этот раз стоит нырнуть глубже в эту пропасть? Что мне терять?
В тонких пальцах вновь красуется острие. Перед глазами видно мало что — лишь одно движение и грядущий за ним покой, ну же! За окном метель. Леденящая душу и тело — настоящая январская метель. Леденящая его сердце, наполненное горечью и мучающими болями. Сердце, способное разморозить лишь... — Лёша! — вскрикивает Ярик, даже не удосужившись снять верхнюю одежду. Лапатый снег, осевший на плечах куртки придавал неприятного холодка лицу Кореша, когда тот поспешил прижать обессиленное тело к себе. — Лёш... — шепчет, словно боясь спугнуть парня, которого итак замуровал в тесных объятиях, которые совсем не готов разрывать. — Зачем ты пришёл? — мямлит Кореш, почти что безжизненно, словно выталкивает из себя этот вопрос. Его глаза не сверкают, руки немеют. Ладонь Дилблина ложится на его макушку, словно он с помощью объятий хочет утопить Лёшу в своей куртке покрытой снегом. — Я знал, что так будет, — Ярик аккуратно поглаживает его по волосам. — Я знал, что сегодня нельзя оставлять тебя, — сидя ранее на корточках, дабы быть с Корешом на одном уровне, Дилблин полностью валится на колени. — Я знаю тебя как облупленного. Я знаю твоё состояние, Лёш. Я знал, что сегодня тебя оставлять нельзя. Раскрасневшиеся от слёз глаза вновь наполняются. Лёше кажется, что ещё пару слов от Ярика, и он разрыдается будто в последний раз. И Ярик даёт молчаливое «разрешение», которого Лёша так ожидал и уловил без единого слова. Кореш безутешно хнычет, цепляясь ногтями в куртку Дилблина, будто боится того, что он может вмиг испариться. — Аккуратнее, — Ярик осторожно отстраняет чужие руки от своей спины, сам же усаживается напротив. Кровь не перестает сочиться, что его, собственно, и насторожило. Признаться честно, Ярику весьма тяжело лицезреть такую картину. Становиться не по себе, когда вглядываешься в порезы, которые в будущем останутся белыми следами на запястьях. А больнее всего, когда это делает тот, кто ежедневно дарит тебе смысл бытия. Лёша видит настороженный взгляд, внимательно изучающий каждый сантиметр разрезанной плоти, но оправдываться перед Яриком не станет. Вероятно, произошедшей ситуации оправдания то и не найти. — Прости, что так медлил, — Дилблин нежно касается устами к свежим ранам, с которых ещё выделяется жидкость. Оставляет влажные следы, приходясь губами по всей руке. Он не залечит этим порезы, но, возможно наклеит пластырь на его душу. Тут неимоверно тихо. Они справятся без каких-либо слов. Вдвоём.Сердце, способное разморозить лишь весеннее солнце, которое так спешило вынырнуть к нему из плена угрюмых туч.