after golden hour

Сонхва чувствует, как шевелятся на загривке волосы. Как стекает чужой густой взгляд по загорелой шее к вороту рубашки и впитывается в нее, не доставая до кожи так, как хотелось бы. Он знаком с этим чувством слишком хорошо, чтобы спутать с каким-то иным. Одним взмахом он опрокидывает в себя остатки какой-то алкогольной мешанины, что даже не особо подействовала, после чего идет к выходу на парковку. Смотрит строго перед собой, абсолютно не нуждаясь в том, чтобы убеждаться в заинтересованности собственной персоной. Дверь за спиной закрывается ненадолго. Прохладный ночной воздух лижет взмокшую от духоты помещения кожу, пробирается под тонкую ткань одежды, вызывает мурашки. Губы Сонхва смыкаются на вишневом леденце, когда он прислоняется к стене здания, пальцы прокручивают задумчиво палочку - его альтернатива сигаретам, с которыми он завязал не так давно. Никотиновый душок никогда не мешал ему или каким-то одноразовым любовникам, но не одноразовому… — Удивительно даже видеть тебя без сигареты в зубах, — усмехается чужой голос, прежде чем резко втянуть воздух. Сонхва неглядя дергает ближе и прижимает к стене послушное, не сопротивляющееся тело. Тело, жар которого он чувствует даже сквозь собственную одежду с такого расстояния, учитывая практически отсутствие оной на другом. Поддевает полой шляпы край чужой, открывая ониксовые глаза напротив - те смотрят насмешливо, едва уловимо нежно. — К чему этот маскарад? — Пак вынимает изо рта конфету и облизывается, прежде чем дернуть с чужого лица черный платок. — Поиграть, — мурлыкающе отзывается Сан и скользит языком по оставленному в опасной близости от себя леденцу, так же как руками по талии Сонхва. Тот шумно выдыхает, оказавшись прижатым вплотную к горячему мужчине, торс которого в одном лишь кожаном жилете. — Неужели не интересно, сколько раз ты не замечал меня, м? По спине пробегает стайка мурашек. Паку казалось, он всегда внимателен и всегда - всегда - почувствует Чхве и его взгляд рядом с собой. В прочем, Сан может и блефовать. — Катись к Черту, — шипит Сонхва, глядя отнюдь не в глаза, а вместо того чтобы отстраниться, жмется только ближе. — Я тоже по тебе скучал, — шепчет Сан в самые губы, чтобы после впиться в них поцелуем с привкусом химозной вишни.

{…}

В общем-то, у привычки Сана оголяться, есть и свои плюсы - Сонхва понимает это все лучше с каждым разом. Чем меньше одежды , тем быстрее от нее избавляться. Поэтому Чхве, уже обнаженный по пояс и нависающий над Сонхва - разложенным на задних сидениях его же (не важно, что угнанной) машины - без зазрения совести рвет на нем осточертевшую рубашку. Пуговицы разлетаются в разные стороны, звякают по приборной панели, коже кресел и даже яркому лимонному корпусу. Крыши ведь нет. Но Паку плевать, он ничего не скажет ни о первом, ни о втором, пока Сан нетерпеливо вжимается между его ног и покрывает шею и грудь полотном поцелуев - горячие губы на коже под холодным небом - пусть это видят все звезды. Кроме них вокруг ни души, трасса, отшиб, а вдали - огни города, будто венец колыбели. Сонхва выдыхает тяжело, Сан стискивает его бока, прикусывает медную грудь и испещряет яркими метками и темными пятнами, едва не рыча от наслаждения; лишь они одни останутся напоминанием о редкой встрече, когда они вновь затеряются в собственных мирах до очередного сладостного столкновения. Чхве прикусывает нежную кожу за ушком, бесстыдно притирается пахом к паху и заставляет почти скулить от того, как правильно, приятно и знакомо ощущается каждое его движение, каждый поцелуй и укус. Сонхва готов растаять на этих самых кожаных креслах, несмотря на ночную прохладу, стечь меж чужих пальцев или вовсе впитаться под карамельную кожу. — Ах, Сан-а, — выдыхает Пак в губы после нового поцелуя. Горячего, глубокого и хаотичного до стука зубов друг о друга. Его руки точно так же исследуют давно знакомое тело рядом, зарываются в темные волосы, не могут насытиться. — Если ты продолжишь…Я кончу раньше, чем…мммх… «Ни слова больше» - Сан этого не произносит, но слова будто сквозят в его действиях - резких и рваных, но не причиняющих боли. Он легко избаляет Пака от свободных светлых брюк вместе с бельем, отбрасывает куда-то вперед. С нескрываемым удовольствием ведет носом по нежному бедру, вдыхает запах кожи; опускается поцелуями к тазовым косточкам и чуть ниже пупка. — Даже не будешь ворчать, что помнутся? — прыскает Чхве, но Сонхва лишь едва толкает его обнаженной ногой в грудь, заставляет откинуться. — Молчи, пока я добрый и хочу тебя. Не буди зверя, — скалится Пак, нависая сверху, буквально седлая чужие бедра и теперь задыхается Сан. От вида, что перед ним открывается. Сонхва, подсвеченный огнями города, в одной лишь тонкой рубашке, сползшей с теплого плеча, растрепанный и возбужденный, сидит на нем сверху и непослушными руками умело расправляется с его ремнем и ширинкой. С ума сойти. — Как же ты.., — начинает было Сан, но остальные слова сливаются в сладостный стон, когда его член, наконец освобожденный из тисков ткани, оказывается в длинных прохладных пальцах Сонхва. Он сжимает так знакомо, проводит легко от основания до нежной головки, потирает ее пальцем и Сану уже хочется скулить перед ним. — Не спрашивай глупостей, — фыркает тот, легко выуживая из кармашка на спинке переднего кресла на половину использованный бутылек лубриканта, и передает его в чужкю ладонь. — Давай, ковбой, займи руки. Заставь меня стонать. На самом деле Сонхва не нуждается в подготовке. Он знал, что они встретятся, знал, что все будет именно так, по выверенному годами сценарию - но именно согласно ему сначала он хочет почувствовать пальцы Сана внутри. Он вновь припадает к его губам и Чхве послушно их приоткрывает, позволяя юркому языку толкнуться внутрь; Сонхва вылизывает его, надрачивая обеими руками, пока Сан трахает его двумя пальцами и почти сразу добавляет третий. Вскоре стоны сдержать оказывается совсем невозможно - а голос у Пака до невозможности манящий. — У меня нет…резинок, — выдыхает Сонхва, выпрямляясь, когда оба уже нуждаются до ломоты в костях. — Плевать, — рычит Сан, стискивая пальцы на его бедрах. Пак пересаживается чуть ближе, позволяет члену скользнуть меж ягодиц и сам тяжело выдыхает от предвкушения. — Как скажешь, — усмехается тот в ответ. И все же не выдерживает дрожи в коленях - приподнимается, направляет головку ко входу…в одно движение ударяется ягодицами о бедра Сана и сдавленно вскрикивает, впивается в кожу на его животе короткими ноготками. Тот оказывается внутри полностью, охваченный горячими, все еще тугими и нежными стеночками, стонет с Сонхва в унисон, запрокинув голову. И даже не сразу начинает двигаться сам - Пак соображает быстрее и сразу набирает темп; так головка Сана раз за разом адевает его простату и накатывающее удовольствие превозмогает ноющие от нагрузки мышцы бедер. Сонхва скачет так резво, что Сану не остается ничего, кроме как подмахивать ему навстречу, сжимая в пальцах бархатную кожу, подаваться вперед и выбивать из лебединого стана новые и новые всхлипы, сменявшие стоны по мере приближения к оргазму. Член Сонхва бьющийся о его собственный живот при каждом движении, оказывается в кулаке Сана, все еще влажном от смазки, и легко проскальзывает по ладони. Чернильные брови изламываются, Сонхва выгибается дугой, распахивает губы и хватает воздух ртом, сбиваясь с ритма из-за нарастающей дрожи и двойной стимуляции - не выдерживает долго. Кончает в ладонь Сана, пачкает его руку и немного живот, но не прекращает двигаться, когда Чхве становится резче в погоне за собственной разрядкой; доводит и его. Стонет протяжно, почти жалобно, пока внутри разливается чужое тепло, а пальцы сжимают бедро до синяков и гортанного рыка. Сан теряется за пеленой оргазма, дышит глубоко и сбивчиво, но даже так машинально прижимает к себе тело, устроившееся на его груди приятным теплом. Целует Сонхва во взмокную макушку, зарывается носом в волосы и слышит тихий, удовлетворенный вздох. Пак стоит всех тех километров, что Сану приходится проезжать за ним, стоит каждой секунды в разлуке, что после дарит вкус воссоединения; стоит всего мира, который Чхве готов бросить к его ногам. Но он притирается щекой к теплой груди так, будто это все, что ему от этого мира нужно и Чхве не сопротивляется.