«Ты то, что ты ешь» — говорят взрослые, глядя, как их чадо берёт со стола какую-то сладкую гадость.
«Ты то, что ты ешь» — гласят яркие буквы плакатов в столовых и больницах. И каждый раз, глядя на эти буквы, ты задумываешься: если я то, что я ем, но при этом я человек, то как я могу быть им? Но потом ты отвлекаешься на какую-то ерунду, и эти бредовые мысли с быстротой покидают голову.
Вот и сейчас я глупо смотрела на очередной плакат.
В офицерской столовой всегда готовили прекрасную еду, и можно было вкусно и полезно поесть в обед. Но сейчас она давно заброшена, да и в горло ничего не лезло. Я потеряла аппетит, понимала, что это из-за находки, из-за старой тетради, найденной в подвале здания. Жёлтые страницы, запах сырости, обложка с милыми животными. Но ещё никогда я не была столь впечатлённой. Конечно, когда ты выходишь на дело в надежде поймать закладчика, а в итоге находишь в подвале почти сгнивший труп с тетрадью — это будоражит разум. Но за годы работы я видела и не такое. Так почему же это так напрягает меня сейчас?
«Ты то, что ты ешь»
А если я не буду есть вообще? Я исчезну? Конечно. Я просто умру. Но станут ли черви, пожирающие мёртвую плоть, людьми? Нет. Тогда почему я то, что я ем? Да, вот почему пропал аппетит — слишком часто я слышу про случаи каннибализма.
Еда. Без неё не выжить.
Я встаю с места. Оглядываюсь — столовая, окна выбиты. На столах лежит крошка с потолка. Пол весь в грязи, почти все стулья сломаны.
Одинокая, унылая, без жизни, столовая. И только яркие буквы на тусклой бумаге: «Ты то, что ты ешь.»
Я выхожу из здания. Одиноко. Темно. Нет, не из-за ночи. Темно из-за пасмурного вечера. Да, серо, мокро, холодно. Наверное, холодно, я не знаю — не чувствую. Вроде как обычно. Я делаю шаг вперёд. Хрустит под ногами бетонная крошка и черепки крыши, я слышу как звенят в ушах яркие, словно рябина, большие, красные бусинки-серёжки. Я вспоминаю про тетрадь. Открываю её. Мне становится страшно, меня на миг будто ударяет током. А перед глазами маска: синяя, с чёрными дырами.
Он. Я не хочу видеть его. Это больно! Больно! Больно! Он каждый раз приходит. И каждый раз бьёт и кусает, но ладно, сейчас со мной только тетрадь. Тетрадь... Она такая знакомая, такая родная. Я вглядываюсь в неровные от детского почерка буквы:
Шестой день. Сейчас 1932 год. Я хочу есть. Мамы нет. Папа куда-то ушёл. Я одна. Хотя Мира иногда приходит ко мне. Да, сестра старается приносить что-то, но это даже отдалённо не напоминает еду. Ночью я сплю хорошо, только вечно ноющая дыра в желудке не даёт уснуть в начале. И может сон... Да. Или это не сон. Что-то странное. Человек. Высокий! У него красивый голос, но вечно грязная одежда. А ещё большие руки! Он гладит меня по голове ночью. Говорит, что даст покушать! Он добрый, но от него почему-то всегда пахнет чем-то неприятным. Когда папа в сарае что-то делал с курочкой, был такой же запах. А ещё было много чего-то красного. Интересно, что это?
День седьмой.
Это что-то волшебное! Мясо! Он принёс мясо! Я отнесла кусок сестре. Он был в этой же красной воде. Сестра почему-то заплакала. Странно. Обычно она всегда радовалась, когда находила хотя бы макароны. Мира сварила суп. Она смогла достать картошку и морковь. Даже немного крупы нашла! Но она долго плакала, смотря на продукты.
«Мы заплатим за это... Он заберёт за эту еду всё, что есть у нас» — говорила она. Но ведь человек в синей маске хороший! Разве не так? Ночью он снова приходил. И опять гладил меня по голове.
День восьмой. Вкусно! Мясо такое нежное! У нас появились овощи! Но у сестры почему-то забинтовано бедро, и она не хочет говорить, где поранилась. Но мяса сейчас много! И мы кушаем вкусно! Картошка с мясом, мясной суп, манты, жаркое! Как было вкусно! Но с каждым днём сестрёнка становится всё грустнее. Интересно, почему так? Джек говорит, что она не заплатила ему долг. Странно, она вроде бы не одалживала денег. Этой ночью Джек тоже придёт! У него красивый голос! Очень! И такой мягкий, он напевает мне колыбельную перед сном. Такая приятная мелодия... Успокаивает.
Мелодия. Кто-то тоже напевал мне колыбельную в детстве. И я тоже быстро засыпала после этого. Кажется, что я на миг ощутила чувство дежавю. Интересно, эта девочка писала сидя?
Да, за старым столом на маленьком стульчике, что сделала её мама. Я вновь вчитываюсь в текст:
День девятый. Сегодня сестрёнка не пришла домой. Мне страшно. Но я жду Джека, он приходит каждую ночь. Ровно в два сорок. Сейчас на часах два — осталось недолго.
На этом девятый день закончился. Странный человек. Всё странно. Неужели девочка доверяет человеку, что забирается к ней в дом каждую ночь? Я также заметила, что десятый день был нагло вырван из колец тетради. Мне стало до жути интересно, что же было в нём.
Десять... Моё любимое число.
День одиннадцатый. Сестра не вернулась. Её нет. Мне страшно, когда я слышу бегающих по полу крыс. Они тоже хотят кушать, они очень любят мясо. Их мордочки в крови. Джек рассказал, что это за красная жидкость. Я заметила, что у нас на двери в подвал тоже есть кровь, но уже не такого красного цвета и в форме ладони. Наверное, сестра оставила след, когда ходила положить мясо. Вчера Джек готовил мне еду. Он такой заботливый, называет меня маленьким зверьком. Он готовил что-то странное, никогда не видела этого раньше. Небольшой, овальной формы кусок лежал на тарелке. Кажется, мой новый друг не умеет готовить - тарелка была почти полностью наполнена жидкостью от мяса. Но было вкусно. Он сказал, что это почки. Не знаю, что это значит. Ещё сказал, что Мира просила передать их, сказал, что сестра наконец смогла расплатиться. Он кушал рядом со мной. Видимо, это его любимое блюдо. Но я не видела его лица... Маска прикрывала его, даже когда он ел... Жалко. Хочу увидеть его!!! Он, наверное, очень красивый! Завтра он отведёт меня к сестре! Он обещал, что мы с ней будем вместе навсегда.
Красивый? Мой человек в маске страшен. У него острые зубы, что оставляют раны, когда он кусает, даже когда целует... Бедная девочка, она не знает, что с ней, она сошла с ума, раз доверяет незнакомцу, и ей всего лишь десять... И её сестра, наверное, мертва, и сама девочка тоже, и мертвы все её мечты. А он... Человек в маске. Он будет жить вечно, он каждую ночь будет искать новую девочку и вновь и вновь отнимать у людей то, что они любят. Дальше страниц с текстом не было. Были лишь редкие рисунки. Но один запомнился — девочка в розовом платье держала за руку высокого человека в синей маске, рядом с ними было нарисовано десять голубых цветков. В руке у неё была чья-то голова. Конечно, тяжело было что-либо разобрать из-за детского стиля и убитой временем бумаги. Но я точно знала, что это так. Точно знала, что именно кровь нарисована на одежде. Я уверена в этом так, словно сама рисовала этот рисунок.
Время близилось к ночи. Было пасмурно, но даже сейчас я понимала это. Мой дом совсем рядом. Удивительно, что в этом районе нет людей, ведь тут так спокойно... Может, это из-за человека в маске?
Да. Он тоже приходит ко мне каждую ночь. Бьёт и целует. Кусает и лечит.
И каждую ночь я остаюсь одна, даже когда он рядом я словно мертва, словно никто кроме него меня не видит...
И вот я опять сижу в своей комнате, на старой кровати. Мелкая комнатушка с облезлыми стенами и серым потолком, по полу бегают крысы, тут воняет сыростью и плесенью. Но я не хочу переезжать, тут так тихо... Никто не нарушит мой покой, кроме Джека. И вот я опять слышу, как медленно открывается входная дверь. Человек тихо проходит в комнату, я слышу, как тяжело он дышит, вижу, как вздымается широкая грудь. Сегодня его день явно не задался, я понимаю, что он голоден, но еды у меня нет...
Я знаю, что будет. Нет смысла сопротивляться. Мои руки медленно расстёгивают пуговицы рубашки, но для него это слишком долго. Он быстрыми шагами подходит ко мне, толкает огромной ладонью в грудь, я падаю на спину. Он не прикладывал силы, но, несмотря на это, когда спина встретилась с матрасом — это выбило из лёгких весь воздух. Я не успеваю даже вздохнуть, как чувствую, что его губы накрывают мои. Нет, это не мягкий поцелуй. Он требует, кусает губы до крови, вызывая у меня стон.
— Не сопротивляйся мне, Меган... — отстранившись, он смотрит на моё измученное лицо, — и расслабься, мы только начали.
С треском рвётся моя одежда, оголяя бельё. Но и оно не задержалось на моём теле надолго. Теперь я перед ним совершенно нагая. В голове всплыли моменты первого раза, мне тогда было пятнадцать, и я так же лежала перед ним, ожидая смерти, но он поступил хуже...
Теперь я смирилась.
Его руки накрывают мою грудь. Пальцы тут же прокручивают соски, и я выгибаю спину. Из груди вырывается крик. Он так груб. Никогда Джек не был нежен со мной.
— Джек, прошу, пожалуйста, мне больно!
По щекам текут слёзы.
На эти мольбы он лишь хватает меня за нижнюю челюсть, приподнимая голову.
— Ты моя, только моя, я могу делать с тобой всё, что захочу, и я хочу разрезать это тело по кусочкам, вдоволь насладиться запахам твоей крови...
После он резко переворачивает моё тело. Я попыталась встать, но он грубо нажал мне на лопатки. Опора в виде рук уходит, и я падаю лицом в матрас. Руки тут же сжимают простынь, когда я чувствую, как он проводит по бедру языком. Одной рукой он держит меня за талию, не давая упасть с колен, а другой вжимает мою голову в кровать. Резко острые зубы впиваются в нежную кожу бёдер. Я вскрикиваю, но он лишь сильнее вдавливает моё лицо в кровать.
Как же больно. Он резко сжимает мои волосы на затылке. Я сильнее зажимаю простынь в руках.
— Какая же ты беззащитная, твои попытки перетерпеть боль, как же они возбуждают, — его низкий голос заставляет тело дрожать.
Он расставляет мои ноги шире. На секунду стало тихо, он ослабил хватку и боль ушла. Я почувствовала, как медленно расслабляется моё тело, а дыхание восстанавливается. Но он снова поражает его остротой ощущений. Джек вошёл в меня сразу во всю длину.
— Больно! Джек! Больно!
— Заткнись...
Я чувствую, насколько он возбуждён, теперь он точно меня не отпустит. А боль продолжала доходить до верхней точки, и мне казалось, что как только это случится, я умру. Меня просто поглотят страдания, забирая все силы из молящих криков.
Он двигался быстро, это нечеловеческий темп. Он ни на секунду не замедлялся, просто грубо имел меня. Я чувствовала, как охрип мой голос, когда его пальцы сжали бока, запуская в плоть ногти. Я чувствовала, как тёплая струйка потекла по моей ноге. Вдруг он остановился. В воздухе повис запах крови.
— Да... Какое наслаждение...
Я чувствую его дыхание около окровавленного низа, он слизывает кровь с бедра, плавно поднимаясь выше. Тело бьёт крупная дрожь, когда я чувствую его язык меж половых губ. Он не хочет сделать мне приятно, просто слизывает кровь, я знаю это, но почему же тогда резко из груди вырывается стон. Тихий, совсем тихий.
Джек останавливается. Отпускает меня. Я тут же падаю нижней частью тела на кровать.
Пытаюсь медленно перевернуться. Смотрю ему в глаза. Он смотрит то ли с непониманием, то ли с вызовом.
— Мне... Мне было приятно, Джек...
— Мелкая сука...
Он нависает надо мной. Вновь хватает за волосы на затылке, но теперь тянет не так сильно, только ради того, чтобы немного запрокинуть голову. Его язык скользит по шее. Я шумно набираю воздух.
— Приятно.
— Неужели я никогда не делал с тобой чего-то подобного?
— Нет...
Он продолжает оставлять на шее укусы и засосы, но сейчас это было так приятно. Та пульсирующая боль внизу теперь кажется мне наслаждением. Его пальцы медленно спускаются вниз, надавливая на чувствительное место. Я вскрикиваю.
— Ты на самом деле такая стойкая, но такая чувствительная. Хотя, это удивительно...
Я запрокидываю голову и выгибаю спину, когда его острые ногти входят в плоть обратной стороны бёдер. Он удерживает меня одной рукой, не давая уйти от боли. Я ловлю себя на мысли, что и это действие доставляет мне удовольствие.
Он кусает за шею, сдавливает пальцами трахею, но другая его рука благодаря пальцам доводит меня почти до предела. Я чувствую, как меня изнутри царапают его ногти, усиливая скольжение из-за крови. И я хочу закричать, но не могу... Глаза закатываются, я вот вот потеряю сознание от удовольствия, боли и недостатка кислорода.
Предел.
Волны наслаждения расходятся по телу, я тихо хриплю, ноги поджимаются, я ёрзаю на кровати, пытаясь вырваться из хватки удовольствия. Он выводит из меня пальцы. Они все в крови... В крови даже мой живот. Я заметила, что и простынь к моему низу пропитана кровью.
Невозможно... Может, это не кровь? Почему я не умерла?
— Идеально...
Я не успеваю и двинуться, как он засовывает окровавленные пальцы мне в рот. Я чувствую тошнотворный вкус крови.
Он так же резко скидывает меня на пол, ставя на колени. Одно мгновенье — и моих губ касается возбуждённая головка.
— У тебя есть три минуты, если не справишься...
Я не даю ему закончить, перебарываю отвращение и обхватываю губами его член.
Слышен хриплый стон.
От рвотного рефлекса текут слёзы. Он держит меня за волосы, задавая темп. Я до сих пор чувствую, как течёт по ногам кровь. Я пытаюсь вздохнуть, но каждый новый толчок не даёт сделать этого.
Тёмная картинка начала плыть, я теряю сознание, но не имею права разжать губы и открыть рот. Я пытаюсь издавать хоть какие-то звуки, но резко чувствую, как горло наполняется чем-то вязким и горячим... Я падаю на пол и, кашляя, пытаюсь отдышаться.
— Это не плохо, теперь я понял, почему именно ты моя любимая игрушка, — человек принимается натягивать на тело грязную одежду.
— Джек... Почему я жива?.. Почему после каждой ночи я почти забываю о том, что ты со мной делал?..
— Ты ещё не поняла?
Я смотрю на него снизу вверх, лёжа на холодном полу.
— А как же те дни?
— Какие дни?
Ответа я не получаю, он лишь медленно поднимает моё тело, усаживая себе на колени. Он прижимает меня к груди, словно котёнка. И тут до уха доносится тихий напев такой знакомой мелодии. Её я и слышала в детстве...
Подул ветер, со шкафа упала сумка, и из неё, выскользнула на пол тетрадь. Я гляжу на красочную обложку.
— Та девочка... Она жива?
— Нет, Меган, ты, кажется, всё забыла...
Я не понимала что происходит, не понимала почему резко всё так поменялось, и я впервые за долгое время вновь ощутила холод.
— Ты тогда была ещё совсем малявкой. Но вот твой запах... Такой резкий и острый, он так тянул к себе... Но ты была слишком худой и мелкой, надо было сначала привести тебя в порядок. Тогда я и пришёл к твоей сестре.
***
— Что это? — В тёмном помещении стояла девушка, держа в руках чёрный пакет.
— Мясо, вы ведь так хотите есть, разве нет? — Высокая фигура в маске, кажется, почти сливалась с темнотой, — хотя, я думаю, не слишком важно, что именно это за мясо, — раздался тихий смешок.
— Мы чем-то обязаны вам?
Вновь смех.
— Может быть, Мира, может быть...
***
— Но время шло, а ты так и не поправлялась, я так старательно выбирал продукты, это была отборная человечина!
С каждым его словом в памяти всплывали моменты из детства, что до этого, кажется, находились за пеленой. И чем ярче становились картинки, тем сильнее подступала тошнота.
— В один момент мне стало слишком голодно. И я не мог не забрать у твоей сестры хоть что-то, я вырезал часть её бедра. О-о-о, как она кричала... А как же сладка́ была её кровь... Но позже голод вновь овладел телом и я совершил ошибку...
***
Привязанная к батарее подвала девушка билась ногами, мыча в кляп. Перед ней хозяйничал на столе убийца-каннибал.
— Мы же уже проходили это, может, хватит выть?
Но Мира по-прежнему кричала в кляп и пыталась вырваться. Кажется, она что то хотела сказать, маньяк видел это.
Он вынимает пропитанную слюной ткань изо рта девушки.
— Забери! Забери её, а меня оставь в покое! Я сделала всё как надо, кормила её! Максимально выхаживала! Я делала всё, Джек! Пожалуйста!
За маской было не видно его эмоций, но поведение девушки его взбесило. Она готова отдать собственную сестру как можно раньше лишь для того, чтобы спасти свою шкуру.
— Да... Но она по-прежнему просто комок с костями! — Резкая пощёчина поражает кожу девушки.
Она плюётся кровью и пытается сохранить сознание, что так и норовит выскользнуть из рук.
— Может потому, что ты лишняя? Кормить ещё один рот я не хочу... Я ведь и сам голоден...
Резкий всплеск боли в старой ране заставил вскрикнуть. Только вскрикнуть, ведь сам крик заглушил вновь вернувшийся кляп. Нож ударил прямо в открытую рану, где отсутствовал кусок плоти. Кончик доходил прямо до бедра, царапая кость. Девушка с каждым новым касанием всё сильнее кричала. Нож вырезал ровный квадрат плоти. Затем маньяк вырвал его, оставляя рану открытой. Девушка с ужасом смотрела, как в огромной дыре выделялась мокрая кость, как пульсировали края от сокращений оставшихся мышц, как били в лицо капли крови и как обвисали остатки бедренной вены.
— Ну что? Приятно? Я скормлю это твоей сестре, хотя... — Он взглянул на девушку, — может ты и сама голодна?
Человек вновь достал кляп, тут же хватая девушку за челюсть. Он протолкнул плоть в рот блондинки.
— Кусай.
Она пыталась вырваться, сейчас сознание как назло не хотело покидать тело. Рвотные позывы охватили его целиком. С трудом она проглотила кусок, он тут же встал в горле. Девушка начала задыхаться.
— Только не устраивай сцен...
Но резко её лицо покраснело, а затем его коснулась и синева. Она перестала дёргаться, а звуки стихли.
Прошло порядком десяти минут, Джек продолжал отрезать плоть с икр и рук, не забывал и про живот. Но, не слыша, звуков, вновь заглянул девушке в глаза.
Она задохнулась...
Видя это, человек понял, что ждать уже точно нет смысла. Он переворачивает тело, избавляется от одежды, достаёт органы. Он подарит им последний ужин, хотя его трапеза, пожалуй, затянется.
Уже на следующую ночь тут вновь будут слышны крики, а на полу появятся кровавые лужи.
***
— Ты убил мою сестру... Но та девочка... Я помню, как в один момент очутилась на первом курсе юридического, но я никак ни понимала, когда успела подать документы, не понимала, где мои родители и не помнила себя до этого момента... Хотя, нет, я помнила то, как ты приходил ко мне по ночам, начиная с пятнадцати лет. На этом все воспоминания заканчиваются.
— Меган, ты до сих пор не понимаешь?
— Я ведь работала, общалась с людьми, но, когда нашла тетрадь, всё резко исчезло... Я не видела никого...
— Это было просто сном, я заставил тебя поверить в то, что ты жива.
Я смотрю в пустые глазницы монстра. Я начала вспоминать свою жизнь. То, как мы играли с Мирой до голодного времени, то, какими были родители, и то, как я вновь увидела сестру, как подняла на руки её голову с широко открытыми глазами.
— Но я жива... — Я смотрю в открытое окно на голубую луну, на звёзды...
— Нет, Меган, ты уже давно мертва.
Я чувствую как глаза медленно закрываются.
***
Что это? Холодно?
Мне кажется я давно не чувствовала холод. Это странно... Я смотрю на заброшенную ферму в поле. Красиво, кажется вдали что-то виднеется, что-то белое.
Я подбегаю ближе. Маленькая девочка. Она лежит на спине и смотрит в небо, странно, она так похожа на меня, то же белое платье, тёмные волосы, может ей тоже десять? Она лежит не двигаясь, её платье измазано в крови и грязи, кровь запеклась и под носом и на губах и даже на руках.
— Вставай! твоё платье и так грязное!
Но она не реагирует.
Я подхожу к массивным дверям фермы. Дует ветер и сгущаются тучи. Мне нужно где-то укрыться... Я аккуратно прохожу в глубь фермы но останавливаюсь видя множество рогатых теней. Резко у них зажигаются глаза. Я вскрикиваю когда на моё плечо опускается тяжёлая рука.
— Тише, это просто коровы.
И вправду... Я вижу силуэты коров с яркими белыми и красными глазами на чёрных мордах. А ещё я вижу мальчика, он старше меня... У него серые глаза и каштановые волосы.
Я беру его за руку. Мы медленно проходим дальше слыша тихий треск сена.
— Они смотрят на нас... — Я обращаю внимание на то, что ни одна корова не отвернулась за это время. Их пустые глаза с точками смотрят прямо сквозь меня.
— Они хотят есть.
Резко что-то хрустит сильнее. Я опускаю голову. Это череп. С острыми зубами и большими глазницами, я случайно расколола нижнюю челюсть. Мне стало противно от этого. Вдали начала лаять собака. Такая же чёрная, даже полупрозрачная... и тоже с красными глазами. Она сидела на цепи у забора. Как только люди могли оставить её на заброшенной ферме, вместе со всеми животными?
— Не подходи к ней, это может быть опасно! — резко крикнул мальчик.
— Может быть она тоже хочет кушать, может они такие потому что голодны!
Я топаю ногой и пытаюсь ближе подойти к тени. Маличик хочет схватить меня за руку но почему-то не может. Собака скалится и делает резкий выпад.
Но в итоге, ни боли ни тепла я не почувствовала. Только тёмная дымка рассеялась вокруг, а на пол упали две большие, красные, славно рябина, бусинки.
— Она умерла!? — Со слезами на глазах я оборачиваюсь к мальчику.
— Нет, не думаю...
Я выхожу из фермы в комнаты с небольшими загонами, они пусты. Странно, обычно тут всегда должны быть животные. Я сажусь на сено. Моя рука упирается во что-то. Это яблоко, примятое, старое, но пока съедобное. Я поднимаю его и открываю рот.
— Что ты делаешь!? — Парень выбивает из моих рук последнюю надежду на ужин, — Тебе разве не говорили, что ты то, что ты ешь!? Хочешь отравиться?
— Я то что я ем? — задаю вопрос я, — Но ведь я человек!
Я смотрю сначала на него потом в закатное небо
Да, всё же я то, что я ем. Я просто труп...
