***
Антон набрал ванну до краёв и вылил туда весь свой шампунь, чтобы уж точно была плотная пена, но, когда постоялец даже в воду встал на четвереньки, стало ясно, что его действительно придётся прям купать. – По-моему, лучше спустить воду, – ненавязчиво заметил постоялец. – А то я потом, когда вылезу, буду весь в пене. Антон, мысленно уже себя похоронив, сунул руку почти по плечо, выдернул пробку и включил душ. Пена уходила крайне неторопливо, но, тем не менее, неотвратимо. Обещая, что минут через пять у Антона в ванной теперь уже точно получится полностью голый мужик. Стараясь не смотреть, он свободной рукой начал распределять пену по уже оголённой коже и наугад смывать её душем. Гладил спину безымянного гостя и чувствовал под кожей приятный и совершенно точно не случайный, нарабатываемый годами рельеф. Его хотелось трогать ещё и ещё, но Антон время от времени одёргивал себя, заставляя, порасторопнее перемещаться со спины на грудь (задел кончиком пальца сосок и пробормотал смущённое «прости», хотя постояльцу, видимо, было нормально), на рёбра, на живот. Когда ладонь проходила под пупком, мышцы вдруг резко напряглись, и постоялец выгнул спину, пряча живот и выталкивая из лёгких невольный смешок, и, поскольку отлетевший в свои мысли Антон не сразу сообразил, что не так, и попытался снова коснуться низа живота, его остановили беззлобно, но максимально понятно: – Щекотно. Антон тут же отдёрнул руку: – Извини, не буду. Погладил плечи, руки, наспех смыл остатки пены с голеней: – Всё, готово. – А жопу? – в свою очередь, возмутился постоялец. – А мою собачью гордость кто помоет? Антон снова густо покраснел: – Не знаю, кто, но уж точно не я. – Ну я же не могу ходить грязный. Брови у постояльца были вздёрнуты настолько недовольно, что Антон понял: нефиг было предлагать притворяться собакой. Теперь вот это – его участь на ближайшее время. Жопу он как-то вымыл, сам не зная, как – и, в общем, и слава богу. Следующей на очереди была собачья, мать её, гордость. Вздохнув, Антон выдавил в ладонь немного жидкого мыла и прикоснулся к чужому члену. Тело отреагировало приятным покалыванием внизу живота. Антон пару раз провёл туда-сюда раскрытой ладошкой, а потом сомкнул пальцы. Запрокинул взгляд куда-то к потолку и прикусил губу, но это, если честно, не помогало. Ладонь чувствовала, как в ней постепенно крепнет член. Почти машинально Антон продолжил гладить, помогая головке полностью показаться из крайней плоти и чувствуя, как каждое движение рукой отзывается приятной тягучестью в собственном паху. От основания – к головке и обратно. «Главное, чтобы мыло внутрь не попало…». От основания – к головке и чуть по спирали, запаздывая пальцами за ладонью, – к основанию. Пахом прижался к ванне – … Стоп! Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп! Антон бросил душ и вылетел пулей из ванной под возмущённое «эй!». – А кто меня вытрет, хозяин? – донеслось вдогонку. Нафиг. Нафиг. Антон отдёрнул покрывало и прямо в одежде забрался в постель. Из ванной через какое-то время перестали доноситься недовольные вопли, и постоялец, видимо, поняв, что дальше звать бесполезно, через пару минут появился в комнате, вполне самостоятельно одевшись. – А чё, там ужин готов. Ты есть не будешь? – Мне надо спать, – обрубил Антон. Тревога колотила ударами крови в виски. – Ну ладно, – в ответ, видимо, философски пожали плечами, а потом Антон услышал, как шаги направились в сторону импровизированного собачьего коврика у кресла, который он вчера «сделал» из пледа. – Ты с сегодняшнего дня спишь в той комнате, – Антон указал на свой «кабинет» (ладно, на самом деле, там просто стоял компьютер). – На диване. На этот раз постоялец действительно философски пожал плечами: – Ноу проблем.***
Утром кухня приманила Антона запахом вкусного завтрака. – Я чё-то вчера не проснулся к твоему уходу, – пояснил постоялец. – А сегодня – проснулся. Антон полусонно почесал затылок: – У меня, вроде, не было таких продуктов… – Доставка – наше всё, – со сковородки в тарелку упала последняя партия поджаристых сырников. Ладно. Видимо, дома у гостя временно не было, зато деньги были. – Ты так и не сказал ещё, как тебя зовут, – вспомнил Антон, роняя жопу на табуретку. Постоялец даже замер на пару секунд с ложкой, которой накладывал Антону в тарелку какой-то ягодный джем: – Так ты, что ли, так и не придумал, как меня звать будут? – снова возмутился он, но на этот раз не так сильно, как вчера в ванной. – Придумай! Я же не бездомная какая-то дворняга, без имени ходить. – Я серьёзно, – попытался прикрыть всю эту собачью тему Антон. – Вообще, я люблю прикольные имена, – решил, видимо, помочь постоялец. – Почему ты без футболки? – Антон, наконец, худо-бедно сфокусировался в реальность. – Вот, например, ты можешь меня назвать Молодой Человек. Я буду, скажем, баловаться и на твоей кровати лежать, а ты мне: «Так, Молодой Человек, а я не понял, это что тут у нас такое?!». Антон обречённо вздохнул: – Ты позавтракай, пожалуйста, тоже. Постоялец пожал плечами: – Что положишь – то и съем. Повторять вчерашнюю ошибку со взятием на слабо и предлагать съесть какую-нибудь чухню Антон не стал. Он дотянулся до чистой тарелки в шкафчике над плитой, положил в неё несколько сырников и поставил на тот конец стола, у которого стояла вторая табуретка. Но постоялец садиться на неё не стал. Он поставил тарелку на пол и опустился на колени. Антон несчастно вздохнул, а потом смущённо сглотнул, потому что постоялец упёрся ладонями в пол сильно впереди себя и опустил ягодицы на колени, возможно, изображая, как потягивается собака. И Антон, снова кусая губы, следил, как перекатываются мышцы на лопатках и плечах, как обозначился рельеф бицепсов и как на шее продолжает резко выделяться полоска чёртового ошейника.***
К вечеру паника уступила место чувству вины. Возвращаясь домой, Антон ругал сам себя за то, что позволил себе так обходиться с незнакомцем. Видно же, что человек не бездомный, и вообще, судя по внешности, одежде и постоянно появлявшимся в холодильнике Антона дорогим продуктам, деньги у него явно были. Что-то случилось у человека. Какая-то чс. И вот так вышло, что некуда приткнуться, не у кого перекантоваться. И видимо, сильно прижало, раз он согласился и на полу спать, и собакой называться. А Антон этим так по-мудацки воспользовался, ещё подшучивал над человеком, ошейник надеть предложил. А ведь наверняка бывают ситуации, когда и унизиться не сложно – лишь бы выжить. Параллельно, конечно, возмущало то, что без спроса появился внезапный сожитель, но сраное чувство вины всё равно было сильнее. Сейчас казалось, что нужно было или сразу вежливо отказать, или, если уж согласился, проявить к человеку уважение, а не давить пассивной агрессией в надежде, что он сам как-нибудь уйдёт. Открывал дверь Антон уже совсем хмурый. – … ага… – из комнаты донёсся мрачный голос. – А юрист что говорит?... Антон притих и прислушался к разговору. – … Нет. Эти бумаги точно у нас в порядке. Если он будет говорить, что они не зарегистрированы, сразу даю распоряжение его увольнять… А что со слежкой? Удалось выяснить, правда нас кто-то караулит или только попугали? Стало очевидно, что разговаривают о чём-то таком, что лучше бы постороннему человеку не слушать, и Антон, смутившись, вставил ключ обратно в замок и как следует покрутил, а потом громко открыл дверь и старательно захлопнул. – … так, давай закончим потом, – реакция последовала почти сразу. Видимо, собеседник на том конце провода говорил что-то очень важное, что нельзя было просто внезапно прервать. Антон повесил куртку и зашёл в комнату. На лице постояльца всё ещё сохранялась серьёзная сосредоточенность как раз в подтверждение Антоновых догадок о том, что человек мог попасть в трудную ситуацию. – Привет. У тебя что-то случилось? Тут постоялец как-то на удивление легко сбросил с лица серьёзность и пожал плечами: – Да так. Собачьи дела. А ты как? Антон подошёл ближе и виновато взглянул в какие-то снова совершенно спокойные и как будто покорные глаза: – Слушай… За позавчера, за вчера… Ты извини меня, пожалуйста. Тебе, наверное, правда пойти некуда, а я себя вёл, как гондон. Постоялец внимательно на него посмотрел и, едва заметно улыбнувшись, ответил: – Я не обиделся. И почувствовать себя ещё более виноватым заставило явственное ощущение, что ответил он совершенно искренне.