Тоже ненормальный

Если удавалось заснуть, Гарри снился Седрик и как его снова и снова убивают. Гарри просыпался потным и в слезах. Сразу надевал очки. Без них ночные тени слишком легко маскировались под Пожирателей Смерти. Лето выдалось прохладным и дождливым. Когда бы Гарри ни выглянул на улицу, там всегда шел дождь. И ночами мигали неоново-розовым статуи гномов на лужайке соседей. Отражались розовыми кляксами в лужах. Было ли больно Седрику? Почему гномы розовые? Умирать — это как? Было ли больно Седрику? Как это было? Потом звенел будильник, Гарри натягивал тапочки, поправлял пижаму и спускался в тёмную кухню — готовить завтрак. На кухне было холодно и свежо. Электрический слишком белый свет расползался по потолку и стенам. И окна казались теперь не серо-голубыми яркими пятнами раннего утра, а провалами в темное дождливое никуда. Гарри достал пачку яиц из холодильника. Одно яйцо положил в мисочку с тёплой водой. Первой просыпалась тетя Петунья, шуршала водой в душе, потом спускалась в махровом халате поверх пижамы и бигуди на голове. Она кивала ему, иногда улыбалась. Сегодня не улыбалась и вообще выглядела заплаканной и не выспавшейся. А времени на часах было больше положенного. Она обошла Гарри, взяла яйцо из мисочки и баночку мёда с верхней полки. Гарри разбил шесть прохладных яиц из пачки. Восемь в сковородку не влезало, и себе он жарил отдельно, после всех. Гарри закрыл сковородку крышкой и шагнул в сторону. От Петуньи пахло зубной пастой и кокосовым маслом, им она мазала шелушащиеся локти. Петунья разбила яйцо над миской и отделила белок от желтка. Добавила чайную ложку меда в белок и принялась взбивать маленьким веничком, пока белок не стал белым и пушистым. Обычно она включала радио, болтала про какие-то утренние новости или рассказывала, какие дела по дому для них у неё запланированы. Сегодня шумел дождь за окном, шкворчала сковорода и стучал венчик о стеклянные стенки мисочки. Иногда её рука дергалась, и белок брызгал на столешницу, а венчик неприятно лязгал по стеклу. Тётя молчала. Гарри разложил яйца по новеньким блестящим тарелкам. Подарок кого-то из друзей семьи на недавнюю годовщину. К счастью, во время этого празднества Гарри был в Хогвартсе. Кажется, годовщина была за пару недель до третьего испытания. Гарри провел пальцем по холодной кромке тарелки. Тарелки подарили, когда Седрик был ещё жив. Тетя бросила венчик в мойку, села в кресло и на ощупь нанесла белковую пенку на лицо. Прикрыла глаза. Гарри разбил два яйца себе на сковородку и открыл холодильник. Нужно было пожарить ещё бекон. И поджарить тосты. — Гарри. — хрипло позвала тётя. — Пять минут. Не жарь бекон, остынет. Я посижу ещё пять минут. Гарри захлопнул холодильник и неуверенно обернулся к Петунье. Выражение лица под её белковой целительной маской от морщин было не разобрать. Глаза закрыты. Гарри сел на краешек кресла напротив. — Само по себе не так плохо, что ты умеешь колдовать. — вдруг сказала Петунья. Тонкая сухая ладонь еле уловимо дрожала. — Но ваш мир волшебников убивает все вокруг себя. А Лили не пощадила никого. Даже наших родителей. Гарри нахмурился, вцепился в подлокотники. Обычно его родителей поносил дядя Вернон и тётка Мардж, а Петунья все больше молчала. По крайней мере, про маму. — Если бы можно было просто взять и сделать вас нормальными, — вздохнула Петунья. — Она не была плохим человеком, просто ведьмой. — Магия — это же часть нас! — возразил Гарри, сам испугавшись громкости своего голоса. — Тише, — шикнула Петунья, — Не будь вы волшебниками, Гарри, все было бы нормально. Жизнь почти бы не изменилась для вас, но вы были бы счастливы. Она завела бы нормальную семью. И у Дадли, и у тебя были бы бабушка и дедушка. — Что вы хотите сказать? Мама не вредила вашим родителям. — В голове начала пульсировать слабая, но уверенная боль. Гарри помассировал виски, во рту стало горько. Петунья потянулась нащупала полотенчико на подлокотнике. Вытерла лицо. Морщин стало, как будто больше. Встала, прошлась туда-сюда по кухне, комкая липкое полотенце в руках. — Пожиратели Смерти сожгли дом наших родителей. И их там. Живьём. — Она остановилась, посмотрела на Гарри. Уставшая и скорбящая. И, наверное, одинокая. Не было в дяде Верноне чего-то такого глубокого и потерянного — ищущего, как в ней. — Я никогда не верила в утечку газа. У Лили были слишком виноватые глаза. Гарри вжался в кресло и подумал, что у него тоже мамины виноватые глаза. Злился ли на него Седрик? Простил бы его? Шрам прострелило болью, но под взглядом тёти Гарри не мог позволить себе к нему прикоснуться. Тётя нависла над ним, пригладила волосы на макушке, почти ласково. — И если можно решить за вас. Изжить эту маленькую ненормальную губительную частичку, то ведь так и следует поступить? Гарри сглотнул. И впервые заметил, что у Петуньи глаза серо-зеленые, неяркие, но все же серо-зеленые. — Жарь бекон, — тётя отстранилась. Постояла несколько секунд на пороге, разглядывая Гарри, и ушла наверх будить семью. В восемь тридцать к завтраку спустился дядя Вернон. Гарри как раз поджарил тосты. Дядя тоже был непривычно хмурым и молчаливым. Включил радио. Гарри жевал завтрак, стоя у плиты. Почему-то он никогда раньше не думал, куда делись его бабушки и дедушки. А их тоже убили. Неужели мама не могла защитить их? Увезти куда-нибудь? Спрятать. Они бы любили его. Писали письма в Хогвартс? Может, забрали бы к себе вместо тёти и дяди. Дождь все не кончался. Рон и Гермиона не писали ничего полезного. От Сириуса были бездарные отписки. На улице было все так же темно. По радио обещали грозу. Свой тост Гарри сжёг — ни на чем не получалось сосредоточиться. Голову будто бы сдавили железными тисками и сжимали, и сжимали. — Гарри, Гарри! — позвала тётя Петунья. — Отнеси завтрак Дадли в комнату. Он не спустится. Гарри раздражённо затолкал остаток тоста в рот, взял со стола тарелку Дадли, стакан апельсинового сока и громко потопал наверх. Завтрак в постель. Отлично. Гарри пнул дверь в комнату Дадли, на постучаться у него честно не хватало рук. В комнате оказалась совсем темно и прохладно. Слышно было, как дождь стучит по крыше и как поток воды шуршит по водостоку. Дадли сидел на разворошенной постели, сонный, большой и зарёванный. Он резко обернулся. — Мам, я же сказал, я никуда не поеду! — Да, мне вообще посрать, — сказал Гарри, проходя в комнату. Сгрузил тарелку на письменный стол, заваленный всякими фантиками, стакан на краешек тумбочки. — Жрать подано, сэр. Дадли отвернулся к стене, прокашлялся, но голос все равно был как после ночи рыданий. — Передай маме, что я никуда не поеду. Я отказываюсь. — Сам как нормальный человек спустись и передай, — буркнул Гарри. Дадли повернулся к нему, лицо у него стало сразу злое и обиженное. Он медленно потянулся к тарелке, взял её со стола уставился на бекон и сморщенные желтки яичницы. А потом с размаху швырнул её в Гарри. Рефлексы квиддичного игрока сработали быстрее, чем Гарри понял, что произошло: он уклонился, а тарелка звонко врезалась в стену за спиной. Осколки, яичница и бекон шмякнулись на пол. — Ты блять, ненормальный?! — заорал Гарри, неожиданно вспоминая все ругательства Сириуса. — Ты вкрай ебанулся? — Я! Я! Нормальный! Нормальный я! — взревел Дадли. — Это ты ненормальный! — Я и не отрицаю, — хохотнул Гарри. Дадли встал с кровати, за ним плащом потянулось полосатое одеяло. — Извини, — вдруг сказал Дадли. Тут Гарри растерялся, шагнул на всякий случай ещё на несколько шагов от кузена. Агрессивный весёлый Дадли был привычнее, чем агрессивный и грустный. Таким он был слишком непредсказуемым. — Принеси веник и совок. Я уберу. — тихо попросил Дадли. — Принести? — переспросил Гарри. Он ни разу в жизни не видел, чтобы Дадли убирался. — Я не знаю, где они хранятся. — ещё тише пояснил Дадли. Гарри выскочил из его комнаты, сбежал вниз по ступенькам, выглянул на кухню и под пристальным взглядом дяди Вернона взял совок и веник из шкафчика под раковиной. — Что ты опять натворил? — взревел дядя, тут же багровея. — Разбилась тарелка. Тетя ахнула: — Мой любимый сервиз, ненормальный ты мальчишка! — Дадли швырнул её в стену! — разозлился Гарри. — Купите ему пластиковые. Это он здесь ненормальный. Слово сорвалось с языка и Гарри напрягся, сжал руки в кулаки. Дядя Вернон смотрел на него долгих десять секунд. Красный, огромный тяжело дышащий. Потом молча отвернулся, переглянулся с тётей Петуньей, и она бережно сжала его ручищу. — Всё наладится, Вернон. — шепнула она. — Мы его вылечим. Сегодня днем приедет один врач, и он придумает, что делать. Гарри выскочил из кухни, едва не забыв прихватить веник с совком. Врач? За ним? Или Дадли заболел? Дадли все так же стоял, укутанный в одеяло, почти как в мантию волшебников. Волосы у него были светлые и лёгкие, и неожиданно длинные. До плеч. Гарри не помнил его с такой причёской. Дадли скинул одеяло, остался в пижамной майке и шортах, пробормотал: «Спасибо» и неловко принялся сгребать еду и осколки в совок. Было темно, но Гарри все равно заметил пятна синяков у него на груди. Может, поэтому врач. Не должно же быть таких огромных синяков от тренировки? — В этом вашем боксе всё так жёстко? — тихо спросил Гарри, прикрыв за собой дверь. — А ты по ночам орёшь, потому что в вашем волшебном мире так мягко? — огрызнулся Дадли. — Я кричу по ночам? — сморщился Гарри. Дадли высыпал содержимое совка в пакет от чипсов. Обернулся к Гарри. — Нет, пожалуйста, Седрик, Седрик, — передразнил Дадли. К Гарри с новой силой вернулась головная боль. Шрам запульсировал, кулаки сжались сами собой. — Что так злишься? Кричишь все время о своем Седрике, пидр, что ли? — Дадли вскинул голову. Гарри подумал, что за волосы такой длины можно ухватиться и приложить Дадли об стенку. Правда при условии, что тот не станет сопротивляться. Весовые категории у них были совсем разные. — Седрик был моим другом и его убили, Дадли. По-настоящему, — тихо сказал Гарри, вглядываясь в его лицо. Тот распахнул глаза, потом нахмурился. — У тебя убили друга? — Да, в волшебном мире настолько жёстко, — выдавил Гарри, берясь за дверную ручку. — В боксе так жёстко, только если признаться Пирсу в любви и не подумать, что он разболтает всей команде, — неожиданно сказал Дадли. Гарри обернулся. Они смотрели друг на друга долго и серьёзно, потом Дадли криво улыбнулся: — Как ты справляешься с этим? — С чем? — С ненормальностью, — шёпотом ответил Дадли. — Мама вчера весь вечер плакала, она хочет отвести туда, где меня вылечат. Гарри прошел вглубь комнаты, сел на краешек кровати, похлопал рядом с собой. Дадли помялся, но плюхнулся рядом. — Но это нормально. — сказал Гарри. Дадли расхохотался, искренне, громко и истерически. — Ты бы хотел, чтобы твой лучший друг вставил тебе член в жопу? Это ненормально, Гарри. Я пидорас и извращенец. Гарри закашлялся, почувствовал, как краснеет. В Хогвартсе он иногда видел, как мальчики целуются. Да и Сириус с Ремусом вроде как встречались, по крайней мере, так считала Гермиона. Гарри не видел разницы ровно до этого момента. Возможно. Гипотетически. Мужчины. Засовывают свой член. В чужую жопу. Это секс? Куда им ещё засовывать, если они оба мужчины? Это секс?! Гарри подскочил с кровати, прошёлся туда сюда по комнате под виноватым встревоженным взглядом Дадли. — Ты хочешь вставить Пирсу в жопу? — не выдержал Гарри. Дадли спрятал лицо в руках и скороговоркой выпалил: —Я-хочу-чтобы-Пирс-вставил-член-мне- в-жопу. Стало слышно шум дождя и как громко прошуршали мимо колеса машины на перекрёстке. Гарри потребовалось время, чтобы разбить речевой поток на отдельные слова. — Наверное, это больно, — наконец сказал Гарри. — Наверное, — поник Дадли. — Ты нормальный. — Гарри подошёл, погладил его по голове. — Мой крёстный встречается с мужчиной. — Сириус Блэк? Который преступник в розыске? — фыркнул Дадли. — Ага.

***

В полдень приехал обещанный врач. Дождь так и не закончился. Гарри сидел у подоконника и жалел, что ещё вчера отпустил Буклю поохотиться. Написать бы письмо Гермионе. У Сириуса он бы не решился такое спрашивать. Но Гермиона? Гарри почти весь год жил в Хогвартсе, среди волшебников. Он знал, что это нормально. Но Дадли был геем, а не волшебником. Это делало все сложнее. Чем ему помочь? Машина доктора была невзрачной, серой и тихой. Она припарковалась у их дома и вскоре на дорожке появился черный зонт, из-под которого Гарри увидел только серые брючины и строгие ботинки. Гарри выбежал из комнаты под трель звонка на первом этаже. Коротко постучался в дверь к Дадли. — Он приехал. — Я слышал, — тускло отозвался Дадли, в его комнате по-прежнему было темно и холодно. Он лежал спиной к двери в плотном коконе полосатого одеяла. И прямоугольник жёлтого коридорного света делил его тело пополам. Золотом высвечивались волосы. Как ореол на иконах. Гарри видел несколько живых икон в Хогвартсе. Все они были мучениками. — Дадли, ты не слушай их. Не сдавайся. — Мама опять плакала. Папа со мной не разговаривает. Я не хочу, чтобы они ненавидели меня. Как тебя. Этого Дадли не сказал, но оно все равно повисло в воздухе прозрачной удушливой плёнкой. Гарри ещё постоял несколько секунд, не находясь с ответом. Потом шаги и голоса на лестнице стали слишком громкими, и Гарри шмыгнул в свою комнату. Через полтора часа доктор спустился вниз, прошел на кухню — серебристо-серый костюм, липкие темные волосы, портфель. Он был похож на склизкую рыбину с пустыми мёртвыми глазами, которую полчаса назад запихнула в духовку тетя Петунья. Доктор Рыбина. — Мне нужно поговорить со вторым мальчиком, миссис Дурсль. Гарри чуть не заехал по пальцу ножом. — Зачем? — замялась тётя — У него нет таких проблем. — Часто в таких случаях мальчики могли трогать друг друга. Нужно убедиться, что этого не было. Петунья посмотрела на Гарри удивленными испуганными глазами. — Гарри, иди поговори с доктором. — Не о чем говорить, — буркнул Гарри — Дадли меня не трогал. Я вообще об этом узнал только сегодня. Доктор Рыбина вгляделся Гарри в лицо. Но Гарри регулярно спорил на зельях со Снейпом. Едва ли его можно было запугать взглядами. — В таком случае, осталось подписать договор на трёхмесячную терапию, и можно отвезти Дадли к нам прямо сейчас. — сказал доктор Рыбина. — А вещи? — охнула тётя. — У нас ничего не собрано. Дядя Вернон поднялся из-за стола, крепко пожал доктору руку: — Давайте подпишем. — А вещи? — беспомощно повторила тётя. — Я подожду, — кивнул ей доктор Рыбина, — Мальчик уже собирается, а вы позже сможете довезти всё, что забылось. — Я накрою вам пообедать и потом соберу вещи, — пробормотала тётя. Дядя и доктор ушли в гостиную, а Гарри с тётей принялись быстро накрывать на стол. Тетя достала из пакета одноразовые пластиковые тарелки и велела положить туда кусок рыбы и пюре для Дадли. Гарри взбежал по лестнице ворвался в его комнату. Тут было светло. На застеленной кровати стояло несколько сумок. Дадли действительно сосредоточенно собирал вещи. — Ты рехнулся? — набросился на него Гарри. — Ты серьёзно туда поедешь? — Ты же ездишь в свой Хогвартс. На кровати лежало несколько брошюр. Гарри пихнул тарелку с едой Дадли в руки, а сам схватил одну из брошюр и быстро проглядел: — У нас нет терапии током. — Только сумасшедшие, убивающие твоих друзей? — «Чтобы стереть сексуальный интерес к мужчинам, пациенты также подвергаются таким «аверсивным» стрессам, как лёгкие удары током во время показа изображения обнажённых мужчин.», — зачитал Гарри. — Я стану нормальным. — Дадли застегнул рюкзак. — Ты и так нормальный. Я соберу вещи. И мы можем сбежать к моим друзьям-волшебникам. Там много хороших людей. Дадли шагнул к Гарри. — Нет, что мне делать у волшебников? — Жить без терапии током, например. — Ты когда-нибудь целовался? — вдруг спросил Дадли. — Нет, — пробормотал Гарри. — Я хочу поцеловать мальчика, чтобы потом не жалеть, что никогда этого не делал. Гарри замер. Просто смотрел, как лицо Дадли становится все ближе и ближе, на темные крапинки у него на радужке. Мог ли он отвернуться? Что бы подумал Дадли? Гарри же действительно не противно, что мальчик. Но. Дадли чмокнул его в щеку, хмыкнул: — Неужели правда не мерзко? Даже не дёрнулся? — Для тебя не жалко, — с облегчением прокашлялся Гарри. — Я бы не стал. — Потому что я волшебник ненормальный? — фыркнул Гарри. — Потому что ты брат, — серьёзно сказал Дадли и протянул руку. — Спасибо. — Давай сбежим? – не выдержал Гарри. — Я не могу. Гарри сжал его холодную ладонь Они ещё помолчали. Гарри хотелось спросить, как вообще можно влюбиться в Пирса. Он же мышь тощая уродливая. Хотелось убедить Дадли сбежать, но он не мог выбрать за него. Вскоре пришла тётя Петунья, взяла у Дадли рюкзак и, не поднимая глаз на сына, стала докладывать какие-то вещи. Гарри сел на краешек кровати Дадли и смотрел в окно на густые темные тучи. Головная боль наконец-то прошла. На смену ей пришла тревожная беспомощность. На перекрёстке светофоры окрашивали воду зеленым страшным цветом. Розовые гномы из окна Гарри и вправду были лучше. Было ли больно Седрику? Будет ли больно Дадли? На крыльце они ещё раз пожали руки. А потом машина Дурслей вырулила на дорогу и неспешно поехала вперёд. Гарри открыл зонтик и вышел вслед за ней на дорогу. Если бы можно было остановить машину силой мысли, то Гарри бы остановил. Но даже волшебники такого не могли. Особенно волшебники без палочки. Гарри нахмурился, поправил очки, не отрывая взгляда от машины. Стой. Стой. Ну стой же! Светофор мигнул, лужи окрасились зеленым. Машина замерла на перекрёстке. Дверца распахнулась, и из неё выскочил Дадли с рюкзаком наперевес. — Ты со мной?! — закричал Гарри, бросаясь ему навстречу. Дадли замахал рукой, и Гарри, опомнившись, кинулся в дом за чемоданом. Дверь чулана поддалась не с первого раза и, может, вообще бы не поддалась Гарри, но Дадли ввалился в дом. Запер входную дверь и принялся помогать. Гарри бросился наверх в комнату за своим рюкзаком. Покидал как попало вещи, в основном пергаменты с домашкой и письма друзей. Из окна увидел машину дяди, возвращающуюся к дому. Слетел вниз по ступенькам. Дадли вытащил чемодан и метлу. Гарри бухнулся на колени, расстегнул чемодан. Палочка лежала там же, где он её оставил. — Что мы будем делать? — взволнованно спросил Дадли. В дверь забарабанили. — Выбежим со стороны сада, а у дороги я смогу призвать волшебный автобус. — Каждый волшебник может наколдовать себе автобус? — охнул Дадли, подхватывая чемодан. Гарри остался с рюкзаком на плечах, метлой в левой руке и волшебной палочкой в правой. — Нет, это как такси по телефону вызвать, — Гарри распахнул дверь в сад. Там под дождём в десятке шагов от двери шли тётя Петунья и доктор Рыбина. Гарри направил на них палочку: — Не приближайтесь! — Тебе же нельзя колдовать, — прошептал Дадли. Доктор Рыбина подобрался уже слишком близко. Он не боялся волшебной палочки. Просто не знал, что существуют и настолько ненормальные. — Мам, — позвал Дадли, — мама, не надо. Я не хочу голодовок, не хочу тока и эротических картинок. Петунья откинула мокрые волосы со лба, среди листвы их сада её глаза блеснули яркой живой зеленью. Гарри поправил очки, неотрывно глядя в её знакомое незнакомое лицо. — Бегите! — велела Петунья и прыгнула на доктора Рыбину. Взметнулись брызги грязи. — Мама? — восторженно охнул Дадли. — Бегите! И они побежали. Поскальзываясь на влажной траве и почему-то хохоча. Мимо роз и гортензий, и пионов. До калитки к дороге. На середине дороги Гарри остановился зажал метлу подмышкой и поймал холодные влажные пальцы Дадли. А потом сосредоточился на всей бедственности их положения и взмахнул палочкой. Автобус окатил их брызгами с головы до ног ровно через пять секунд. Ещё через одну дверь распахнулась и Гарри с облегчением узнал прыщавое лицо Стэна Шанпайка. — Ночной Рыцарь, автобус для ведьм и волшебников, попавших… — сбился Стэн — Гарри Поттер!!! Правда Тот-кого-нельзя-называть жив или тебе, малец, захотелось славы? Магический мир был привычно недружелюбен, ярок и суматошен. Дадли громко надрывно расхохотался, а потом вдруг заплакал. Мокрые волосы облепили его лоб, одежда была по пояс в пятнах грязи. Гарри и сам выглядел не лучше. — Дай нам уже пройти? — Гарри оттеснил Стэна и втащил Дадли в автобус. Двери захлопнулись. — Куда вам кстати? А что насчёт Того-Кого-нельзя-называть? — К дому мистера Уизли можно? — спросил Гарри, похлопывая Дадли по спине и старательно игнорируя неуместные вопросы. — В Нору. — Так что там с Тем-кого-Нельзя-называть? — свесилась с верхней полки какая-то ведьма. — Отвалите уже, — злобно глянул на всех Дадли. — Если я занят рыданиями, это не значит, что я не найду времени врезать. — Эрни, трогай! — захохотал Стэн. — Прокатим мальцов с ветерком до Норы! И автобус рванул вперёд.