Berofe I Disappear / Прежде чем я исчезну

Благодарность

— Что ты еще можешь выкинуть? — спрашивает Лейхи через пару минут после того, как мы отъезжаем. — Могу влезть в твою голову и стереть все воспоминания, — язвлю я. — Все мои мысли материальны. Я, конечно же, могу так только в теории. Я читала про это в Гримуаре, но практиковать, естественно, ни на ком не стала. — Ха-ха, — наигранно смеется Айзек. — А ну-ка расскажи мне, о чем я сейчас думаю. Готова поспорить, что, если бы сейчас влезла в его голову, услышала бы что-то в духе «Саманта Шелтон — идиотка». — Делать мне больше нечего, — закатываю глаза я, а потом вспоминаю: — Кстати, что за шоу ты устроил перед моим отцом неделю назад? Я давно не общалась ни с кем своего возраста так близко, со времен Меривиля. Это такой прикол — в один день общаться как близкие друзья, а в другой — язвить друг другу? Такое чувство, что тот Айзек, которого я видела неделю назад, и Айзек, с которым я еду в машине сейчас — это два совершенно разных человека. — Так хотела узнать ответ на этот вопрос, что ждала целую неделю, чтобы спросить? — усмехается он. — Ты бы спасибо сказала. — Что-то не могу припомнить, чтобы я просила тебя о помощи, — говорю я, складывая руки на груди. — Интересная ты… — тянет Лейхи. — Тебе помогают, а ты еще и огрызаешься. Единственные люди, к которым я привыкла обращаться за помощью — моя семья. Я знаю, что они не предадут меня, знаю, что им можно доверять. После первого переезда мной было придумано негласное правило — с ведьмами разбираюсь я сама. И оно прекрасно работало до того момента, пока в Адамсе против Сестер Луны сражалась не только я, но и мама. После этого я напрямую заявила папе, чтобы они с Финном даже не пытались как-то помочь мне. Мы все прекрасно знаем, чем это закончилось в прошлый раз. — Я не просила помогать мне. — злюсь я. — Я привыкла все свои проблемы решать сама, ясно? Айзек резко тормозит, отчего я почти что ударяюсь лбом о торпедо. — Ты меня чуть не убил! — возмущенно говорю я, стараясь отдышаться. — Ну тогда выходи, — совершенно спокойно говорит он. — Ты издеваешься?! — не выдерживаю я, продолжая сидеть в машине. — То-то же, — говорит Лейхи, и мы вновь трогаемся. Мы резко остановились посередине дороги ради того, чтобы Лейхи решил доказать мне что-то? Думает, я не выйду и смирюсь с тем, что он тут главный? — Да пожалуйста! Я на ходу отстегиваю ремень безопасности и жду, пока Айзек затормозит, но этого не происходит. Мы все так же едем по прямой. — Ну, высаживай меня, — с вызовом говорю я. Мне уже абсолютно все равно — доеду я на машине или на автобусе. Лишь бы не слышать издевки Лейхи. — Я пошутил, — расслабленно говорит он, будто ничего не произошло. — Ты всегда такая упрямая? Сейчас мы приедем к дяде Питеру и, готов поспорить, ты не узнаешь ничего нового. — Иди ты к черту! Больше мы, конечно, не разговариваем. По радио диктор рассказывает про погоду на ближайшие дни, а я думаю лишь о том, почему с Айзеком так сложно? То он предлагает подвезти меня в какое-то кафе, лишь бы я не грустила, то готов высадить прямо посреди дороги. — Что, читаешь мои мысли? — с ухмылкой спрашивает он, на что я успешно игнорирую его. Мы наконец приезжаем, а я уже надеюсь на то, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Я приехала домой к психопату, который воскрес из мертвых, с парнем, который раздражает меня больше всех на свете. Подумать только! Но как только я открываю дверь и собираюсь выйти из машины, я чувствую слабость. Только не это. Лейхи собирается выйти из машины, а когда видит, что я никуда не собираюсь, говорит что-то в духе «так сюда хотела, а сама сдаешь назад». Я закрываю глаза и стараюсь сконцентрироваться на дыхании, но, как обычно, этого недостаточно, если все уже предопределено. Я никогда не падала в обмороки просто так. — Я теряю сознание, — почти что шепотом говорю я. — В сумке… «В сумке нашатырь», — хочу добавить, но понимаю, что не успеваю. На этот раз все не так. Я не слышу отдаленные голоса, как раньше, а сразу вижу картинку, которую, вероятно, не придумало мое сознание. Я будто в параллельной вселенной. Все вокруг меня такое реальное, но моя реальность совсем не другая. Моя реальность — это образы, которые рисует мое сознание на основе голосов, а тут все совсем не так. Я словно сама оказываюсь на какой-то заброшенной площади, будто я вижу чьи-то воспоминания, хотя я никогда так не умела. Стою рядом с каким-то забором, но не могу даже пошевелиться, не то, чтобы сделать шаг. Я не ощущаю себя, будто, меня и не существует вовсе. Передо мной кто-то сражается, а я не могу ничего сделать. Инстинкт самосохранения подсказывает мне бежать, но мое тело меня не слушается, и я вынуждена смотреть. Черные тени борются с кем-то, и только потом я узнаю одного из них — Айзек Лейхи. Их трое — Айзек и еще двое девушек. Одна из них лучница, а вторая мастерски владеет катаной. Тени убивают Лейхи — они режут его своими мечами, и тот падает на колени. Но лучница спасает его — ее стрела попадает прямо в одну из теней, и она растворяется. Все непонимающе смотрят друг на друга, а потом одна из теней вонзает свой меч в ту самую лучницу. У всех, даже у меня, которой там и вовсе никогда не было, замирает дыхание. Ты никогда не можешь быть готов к смерти, только если это не тот случай, когда ты сам решил отнять у себя жизнь. Лучница была не готова, Айзек был не готов, даже я не была готова. Мне больно за эту девушку, а какие-то древние инстинкты пробуждают желание закричать от ужаса — я ничего не могу сделать. Мимо меня проносится Скотт и оказывается у девушки перед тем, как она падает на землю. Он схватывает лучницу, когда она падает, и она лежит на его руках. Тени в это время растворяются, но всем уже плевать на это. Девушка задыхается, но спрашивает: — Вы нашли ее? Она в порядке? — С ней все хорошо, — беспокойно отвечает Скотт. Я слышу их, будто сама нахожусь на месте Скотта, но я в нескольких десятках ярдов. Понимаю, что она умирает, но в глубине души всегда треплется надежда — а вдруг это все неправда? Вдруг с ней все в порядке? Скотт берет ладонь девушки в свою и крепко-крепко сжимает. — Я не могу… — шепчет Скотт. — Не могу забрать твою боль. — Потому что мне не больно, — пытаясь восстановить дыхание отвечает она. Откуда-то издалека я слышу громкий и протяжный крик. Он не похож на обычный — слишком громкий, слишком острый, слишком опасный. Пронизывает все вокруг, его слышно в радиусе десятка миль. — Все в порядке. Все хорошо. Все замечательно, — тихо-тихо говорит девушка, — Я в объятьях моей первой любви, — из ее глаз скатываются первые слезы, — Первого, кого я когда-либо любила. Я… Я люблю тебя, Скотт… Скотт МакКолл. Слишком грустно, слишком печально, слишком похоже на прощальные слова. Вся эта картина растворяется также быстро, как и появилась. Я прихожу в сознание все на том же месте — на пассажирском сидении ниссана Лейхи. Лучницу только что убили на моих глазах, но я вернулась в свою реальность, не забыв ничего из видения. — Слава Богу, — отчетливо слышу я голос Айзека. Я чувствую, как он отпускает мою руку и понимаю, что что-то не так. Мне не требуется время, чтобы прийти в себя. Нет привычного мне шума в ушах, нет черных точек перед глазами. Я будто и не падала в обморок. — Что ты сделал? — тут же спрашиваю я, догадываясь, что к этому причастен Лейхи. Я смотрю на него, а он сам на себя не похож — словно сознание сейчас потеряла не я, а он. Бледное лицо, потерянный взгляд. Если раньше я могла только догадываться, как я выгляжу со стороны, то теперь наглядно вижу это. — Айзек, — зову его я, хватая за руку, которой он только что отпустил мою. — Что произошло? Он молчит, а я просто в панике. Я десятки раз теряла сознание, но без понятия, что делать, если это случается с человеком рядом со мной. Меня осеняет, что обычно делает папа, когда мне становилось плохо. Бутылочка нашатыря и вода — то, что я вижу из раза в раз. Тянусь к своей сумке на заднем сидении и судорожно ищу чертов маленький бутылек, другой рукой держа Айзека. Как будто если я его отпущу, произойдет что-то непоправимое. — Вода. У тебя есть вода? — с нескрываемым ужасом в голосе спрашиваю я, на что Айзек отрицательно мотает головой. — Твою мать. Я еле сдерживаю слезы и кое-как открываю нашатырный спирт, но Айзек начинает отмахиваться, и я замечаю, как он приходит в норму. Я наконец отпускаю его руку, не понимая, что мне делать. — Айзек, — тихо зову его я спустя несколько секунд. — Ты в порядке? — осторожно спрашиваю я, понимая, что это вообще не то, что нужно человеку, который только что был в предобморочном состоянии. — В полном, — отвечает он, когда явно выглядит лучше. Я облегченно выдыхаю. — Точно? — зачем-то спрашиваю я, неспособная сделать хоть что-то. — Точно, — повторяет он, поворачивая голову ко мне. — Почему сознание потеряла я, а плохо тебе? — спрашиваю я. — Ты что-то сделал? — Забрал твою боль, — отвечает Айзек, как будто это самая очевидная вещь в мире. Я зла и обескуражена. Что говорить человеку, который из раза в раз помогает тебе, хотя никто его об этом не просил? «Забрал твою боль». Это именно то, что хотел сделать Скотт с той девушкой из моего видения. Почему, потеряв сознание, я уже второй раз вижу не ковен в горах, а людей, которые, вероятно, меня окружают? — Не делай так больше, — всего-то в растерянности говорю я — Я не знал, как тебе помочь… — начинает он, но я не даю ему договорить: — Поэтому решил забрать мою боль? Вот о чем я говорила полдороги — я не просила. Но я не говорю это так, как кричала об этом в машине. Я понимаю, что, наверное, стоило бы поблагодарить его, но я продолжаю гнуть свою линию «я не просила». — В моей сумке всегда есть нашатырь, — мягко говорю я. — Извини, ты об этом не сообщила, а на все попытки привести тебя в чувства не реагировала. — Но не нужно же было забирать мою боль, — устало выдыхаю я. — Хорошо, в следующий раз я дам тебе умереть от очередного обморока, — усмехается Айзек, с чего я делаю вывод, что все точно в порядке. — Эй! — улыбаюсь я и легонько ударяю его рукой. И говорю то, что должна была сказать раньше: — Спасибо. Если бы мы и были друзьями, я даже представить не могу, каким отвратительным другом я бы была. Понятие «дружба» настолько размылось в моей голове, что сейчас я даже не могу представить себе тот факт, у меня могут быть друзья. Я думала, что за четыре года построила достаточно прочный кокон, чтобы никто не обращал на меня внимание как на человека, с которым можно иметь близкие отношения. Но вся проблема в том, что этот кокон начинает раскрываться, а я и не знаю, что с этим делать — то ли оставить все как есть, то ли потянуться навстречу солнцу и вернуть себе частичку той жизни, которая была у меня раньше. Которую у меня отобрали. — Ого! — наигранно удивляется Айзек, — Я думал, ты не знаешь такого слова. Я закатываю глаза и улыбаюсь. Забавно, как мой обморок сплотил нас. Но это далеко не самое страшное, потому что впереди меня ждут попытки узнать хоть что-то у Питера Хейла.