Уложишь меня спать?

Ночь за окном уже вовсю вступила в свою законную власть, похищая деревья, дома, дороги и улицы в свою тёмную империю, а так же окрашивая небеса чёрными-чёрными красками. И лишь яркие точки, крапинки и жёлтый полумесяц по своему дополняли это тёмное полотно, делая его более законченным. Решив, что на небесах недостаточно красок, ночь художница решает поставить на своём холсте ещё несколько точек и выложить их в созвездия, что могли принять очертания различных животных, мифических существ и людей. Только ночь способна скрыть собой все земные грехи. Только темнота способна перебить собой алые цвета кровавого захода. А он так терпеть не мог красные цвета. Положив голову на руку, парень бросает безразличный и чуть уставший взгляд на чёрное окно и на миг уходит в свои мысли, думая о том, что же их будет ждать дальше. Он знал о том, что битва ещё не закончена, но зато теперь тот, ради кого так яростно ему приходилось сражаться, находился рядом с ним. Тяжело выдохнув, РОА отворачивается от темноты за стеклом и устремляет свои глаза на горящую свечу, что вот-вот была должна потухнуть. Огонь так же медленно увядал, как увядала и жизнь его врага. Снаружи доносились суета и немецкие фразы, но Освободительной Армии не было до этого никакого дела. Пусть Рейх с ними разбирается. Сейчас вся его забота направлена на его беззащитную и слабую страну, которую он безумно любил и был готов защитить ценой своей жизни. Наконец-то они вновь воссоединились. Наконец-то он вновь смог ощутить его мягкие волосы меж своих длинных и тонких пальцев. Смог почувствовать его родной запах. Услышать его голос. Увидеть его улыбку. Ради него он живёт, ради него и умрёт. Он не боялся того, что Рейх сможет что-то сотворить с маленькой республикой, ведь нацист уважает его за схожие взгляды и стратегическое мышление, а значит не тронет его Родину. Но и подпускать нациста близко к России он не станет. Его волосы белы, как самый настоящий снег, как самое свежее молоко. Его брови и ресницы белесые, словно на них махнули кистью с известью. Его кожа бледна и холодна, как ледник среди северного океана. Его глаза алые, как кровь, но голубые оттенки всё же перебивали красноту, делая радужку более розовой на вид. Он часть белой армии, он часть белого движения и его внешность полностью соответствовала его идеологии. — Почему всё ещё не спишь? — спрашивает РОА у вошедшего России, что сначала замер от неуверенности, но потом всё же решил подойти чуть ближе. — Не могу уснуть. Немцы за окном слишком шумные. РОА обводит его быстрым взглядом, про себя подмечая, что ножки его страны действительно стройные и подтянутые, а белая рубашка, что едва прикрывала его ягодицы, действительно подчёркивала всю эту красоту. — Потерпи ещё чуть-чуть. Нам так или иначе придётся ещё некоторое время ютиться под крылом Третьего Рейха. Зато потом ты сможешь вернуться в свой новый дом. — А как же мои родные? — еле слышно спрашивает русский, помня о том, что РОА не особо любил когда он вспоминал о своей семье. — Россия, мы ведь говорили уже об этом. Ты увидишься с ними тогда, когда я сделаю тебя вновь величественным. Таким же величественным, как твой дед. — Можешь тогда уложить меня? Такая просьба весьма удивила Освободительную Армию. Подняв взгляд на лицо русского и встретившись с его голубыми и искренними глазами, он слабо улыбается, но решает чуть-чуть помучить его. — Тебе уже восемнадцать лет, Россия. — Но страх темноты так и не прошёл. Так много кошмаров ему пришлось пережить. Так много боли и страданий. — Хорошо, — отвечает РОА, поднимаясь со своего места, — Но только если ты позволишь мне лечь с тобой рядом и остаться на ночь. Россия слегка призадумался. С одной стороны перспектива остаться одному в незнакомом месте, а уж тем-более на территории врага не очень то и нравилась ему, а с другой... Так неловко становилось лишь от одной мысли о том, что он будет лежать рядом с парнем. Рядом с тем, кто забрал его от отца. Рядом с тем, кто был рождён для того, чтобы заботиться о нём. Рядом с тем, кто безумно любит его и не скрывает этого. — Хорошо, — соглашается русский. Победно улыбнувшись, РОА тут же подхватывает его на руки и уносит в сторону комнаты. Аккуратно уложив его в кровать, Освободительная Армия,как и было уговорено, ложится рядом с ним и чуть приобнимает его за талию. — Споёшь мне свою песню? — всё тем же невинным голосом спрашивает Россия, зная, что его личный хранитель не отажет ему, — Она меня успокаивает. — Смогу ли я тебя поцеловать после этого? — рука РОА опускается всё ниже по упругому бедру, пока не оказывается на оголённом участке мягкой и приятной кожи. — Можешь. — Мы идём широкими полями, на восходе утренних лучей. Мы идём на бой с большевиками, за свободу Родины своей! — тихим, но довольно мелодичным и таким бархатным голосом запел РОА, облокотившись головой на свою руку и наблюдая за реакцией славянина. Россия лежал тихо, устремив чуть печальный взгляд на белый потолок, освещённый жёлтым светом худого месяца. Уже месяц он слышит эту песню, но не с уст РОА, а от его людей, что восхваляют русского и его нового "друга". Забавно, но юноша даже предположить не мог, что однажды его, сына Союза и советского гражданина, смогут так легко сломить и заставить усомниться в правильности поступков его родного отца. РОА не любил Союза и не скрывал этого. Сейчас же он хотел выходить и "воспитать" русского так, чтобы он в будущем стал таким как и его дед — Российская Империя. Да, Освободительная Армия хотел возродить империю, поэтому и злобная антисоветская пропаганда исходила с его уст практически каждый день. — Марш вперёд, железными рядами! В бой за Родину, за наш народ! Только вера двигает горами, только смелость города берёт! Только вера двигает горами, только смелость города берёт! РОА видел в нем нечто большее, чем просто молодого юнца, неспособного принимать самостоятельные решения. Он видел в нём полноценную страну, ИМПЕРИЮ, а не просто республику. И пусть сейчас он активно сотрудничает с нацистами и Третьим Рейхом, но он не позволит им завладеть своей священной и столь любимой Родиной, которую он с таким трудом выхватил из под носа СССР. Нет, если у Рейха появятся на него планы, то РОА будет биться и с ним. — Мы идём вдоль тлеющих пожарищ. По развалинам родной страны. Приходи и ты к нам в полк, товарищ, если любишь Родину, как мы. Увидев, что его маленькая и милая страна еле слышно засопела, РОА лишь нежно улыбнулся и, чуть наклонившись к его лицу, с лёгкостью и жарким трепетом в груди поцеловал в пунцевую щёчку. — Спи крепко, мой Россия, набирайся сил. И однажды ты проснёшься в совершенно новом мире, который я для тебя построю. И будет он белым-белым, как я. И не будет в нём ни единого красного пятна. Ни единого, — вновь повторяет он последнюю фразу, но на сей раз его голос становится более пониженным, более зловещим. Хищно улыбнувшись, он вновь покрывает нежную кожу горячим поцелуем, а после переводит злобный взгляд на красный флаг с белым кругом и чёрной свастикой посередине.