***
Бумага мнется и шелестит под подушечками пальцев. Сынмин ласкает выведенные на ней цифры и смотрит на них с презрением. Те смотрят в ответ и словно издеваются над ним — особенно восьмерка своим немигающим взглядом с широко растопыренными веками. Под таким натиском приходится сдаться. Сынмин уже не верит, что его вправду убьют и расчленят, и повторяет слова Джисока как мантру у себя в голове: Чонсу просто ко мне подкатывает. Странный, конечно, способ, но весьма поэтичный. Наверное, Чонсу подумал, что Сынмин уже наслушался комплиментов про свое лицо и руки, поэтому решил зайти с ноги и уничтожить его своей внезапностью. Сынмин, однако, такого рода приятностей еще не наслушался, поэтому думается, что если бы парнишка с блокнотом в руках предложил ему нарисовать портрет, то это было бы мило. Миленько. Но парнишка (без блокнота, в общем-то, но он, наверное, был у него где-нибудь в рюкзаке) предложил нарисовать портрет его коленкам, и Сынмин вообще не знает, как это расценивать. Возможно, Чонсу вообще ляпнул это из-за волнения или смущения, а сказать он хотел совершенно другое? Сынмин вздыхает, качает головой, быстро забивает номер к себе в контакты и принимается строчить сообщение.Вы, 16:42
Привет, я Красивые Коленки.
Чонсу, 16:45 О боже. Привет, Красивые Коленки. Я Странный Чел, Который Рисует Коленки. Эм, кстати… Тебя-то как зовут?Вы, 16:47
Сынмин.
Чонсу, 16:47 Приятно познакомиться! Извиняюсь за такое спонтанное и быстрое… Ну, что бы это ни было в спортзале. У вас такая напряженная игра шла, страшновато в нее было лезть и отвлекать. В итоге чуть не опоздал на лекцию, хаха.Вы, 16:50
Да все в порядке.
Неожиданно просто.
Но… спасибо, наверное?
Чонсу, 16:51 Так что насчет моего предложения? Сынмин колеблется, стуча пальцем по бортику силиконового чехла. Что насчет предложения? Чонсу продолжает тянуть эту линию, хотя, вероятно, он должен был сдаться и пригласить на нормальное свидание, исключающее сессию набросков острых коленок и включающее их поглаживание под столом какой-нибудь уютной кофейни. Похоже, этот парень и правда слишком воодушевлен такой странной частью тела.Вы, 16:54
Эм…
Можно вопрос?
А что такого вообще в моих коленях, что тебя так сильно притягивает?
Не сочти за грубость, просто это реально странно.
Ты у меня первый такой.
Судя по тому, как «Чонсу набирает сообщение» не исчезает как минимум минуты три, в этом самом сообщении он, кажется, собирается обнажить Сынмину целую оду. Оду его коленкам с подробным описанием того, как они спасли его от творческого кризиса в четверг тридцатого мая. Краткий гайд для начинающих фетишистов. Чонсу, 16:59 Окей, это может прозвучать немного банально, но слышал ли ты эту фразу? «Художник видит красоту во всем, даже в самом обыденном». Не думаю, что это описание мне подходит, но я стараюсь работать над своим восприятием сейчас. Удивительно, как много вещей я просто упускал из виду. Твои коленки туда же… В смысле, не то чтобы я видел их раньше, но раньше я бы точно не обратил на это внимания. У них очень фактурный рельеф, знаешь? Интересные объемы, форма. Говорит ли это тебе вообще хоть о чем-нибудь? Сынмин смотрит в экран, несколько раз перечитывая сообщение и не зная, что на него ответить. В словах Чонсу есть определенная академическая серьезность, которая заставляет остановиться и подумать еще раз. Чонсу, 17:01 Ты ведь не рисуешь, наверное, да? Иначе бы ты не задавал мне эти вопросы. В любом случае, если я прошу о слишком многом, если тебе неудобно, неловко или еще что-нибудь, то так и скажи. Твои коленки — это теперь моя мечта, но я вообще-то и портретист относительно неплохой, поэтому я мог бы и твое лицо нарисовать, если это кажется менее странным. У тебя красивые глаза. Ну и нос тоже, да. Сынмин прикусывает нижнюю губу, чувствуя смесь смущения и удовлетворения. Чонсу точно подкатывает — разве можно от него теперь отмахнуться? Да и с художниками прежде не было никакого опыта, поэтому — чисто теоретически — это может обернуться чем-нибудь интересным.Вы, 17:05
Где и когда?
***
Простор общажного коридора обрывается бетонной стеной, когда Сынмин доходит до самой отдаленной комнаты на этаже и останавливается перед ней. Он внимательно изучает табличку с номером, дотошно сверяя цифры с теми, что горят пикселями на экране его телефона в недавнем диалоге. Будто боится, что ошибся. Но нет, все совпадает. Прерывисто дыша (из-за марафона на шестой этаж, а не из-за парня, который живет в шестьсот двенадцатой), Сынмин задерживает взгляд на двери, впитывая каждую деталь. Он замечает потертости на ручке, небольшую трещину прямо под ней, неглубокую впадину на уровне глаз. Наверное, предыдущая модель Чонсу с красивыми коленками не выдержала и решила побиться головой о деревянную поверхность. Сынмину сейчас хочется сделать то же самое. Его пальцы нервно подергиваются и мерзнут, словно похороненные в жидком азоте. Сынмин старается отбросить все свои волнения в сторону и решительно вздыхает. Костяшки аккуратно касаются поверхности, не издавая ни звука. Рука зависает в воздухе, словно ища поддержки там, где ее никогда не будет. Разве что если Чонсу сейчас не выйдет сам, предусмотрительно прописав твердой дверью Сынмину по носу. Собравшись с духом, Сынмин все же трижды стучит в дверь, и звук эхом разносится по тихому коридору. Он стоит, застыв на месте, прислушиваясь к тому, что происходит внутри комнаты. Каждая секунда кажется медленно текущей вечностью, пока, наконец, дверь не открывается. Чонсу стоит на пороге, возбужденный в край. Его светлые волосы взъерошены, пряди беспорядочно падают на лоб, создавая какое-то хитроумное плетение. По левой щеке тянется серо-черная полоска. Карандаш? Карандаши вроде так сильно не пачкаются… по крайней мере, те, которыми пользуется Сынмин. — Привет! — У тебя тут что-то. Они говорят одновременно: голос Чонсу звучит тепло и радостно, на его губах горит широкая улыбка; слова Сынмина же едва различимы и нерешительны, а сам он тыкает себе в щеку, намекая на след непонятного происхождения на лице собеседника. Улыбка Чонсу не гаснет, он просто вытирает мягкую щеку рукавом большого свитера, не обращая на это должного внимания. — Проходи, — говорит он, и Сынмину кажется, что размазанная чернота под чужой скулой скоро обретет свой собственный рот и присоединится к разговору. Говорить об этом он, конечно, не решается и просто переступает порог, входя во владения Чонсу. Комната — правая ее часть — является отражением своего хозяина. Это калейдоскоп красок и креативности, до которого Сынмину как до Луны на своих двоих. Стена украшена рисунками, полароидами и цветными плакатами. Они занимают практически каждый квадратный сантиметр, но при этом гармонично сочетаются между собой. Подробные зарисовки лиц, сюрреалистичные пейзажи и абстрактные формы чередуются с фотографиями, запечатлевшие мимолетные моменты радости. Яркие постеры — словно вишенка на торте. В противовес порядку, скрывающему старенькие обои, на столе, кровати и даже кое-где на полу творится настоящий хаос. Организованный, кажется. Повсюду разбросаны различные принадлежности для рисования. Кисти стоят в стаканах, как часовые, но некоторые из их собратьев пьяно валяются подле, с окрашенными в яркие оттенки щетинками. Тюбики и банки с краской растут как полевые цветы — где придется. А открытые альбомы, блокноты и разрозненные листы бумаги разных оттенков и размеров — как вездесущие сорняки. Посреди всего этого художественного безумия запряталась фигура с наушниками на шее и недоеденным бутербродом в руке. Присутствие кого-то третьего (и второго, коим является Сынмин) кажется почти неуместным среди творческого хаоса. — Эй, Чонсу-я, это что еще за покемон? — спрашивает парень (тот самый, с надкусанным шедевром студенческой кухни в ладони), разглядывая Сынмина с неприкрытым интересом. — Джуён, это Сынмин, — быстро представляет его Чонсу. — Сынмин, это мой сосед по комнате, Джуён. Он как раз собирался уходить. — Да? — Джуён приподнимает бровь, очевидно не собираясь даже вставать с насиженного места. — Да, — твердо говорит Чонсу и бросает на него многозначительный взгляд. Преувеличенно громко вздохнув и драматично закатив глаза, Джуён встает и направляется к выходу как есть, даже не пытаясь взять с собой рюкзак или единичные вещи по типу ноутбука. — Хорошо, ладно, — приговаривает он, натягивая тапки. — Оставлю вас, голубков, наедине. Но ты у меня в долгу, Чонсу-я. По-крупному. Напоследок он подмигивает Сынмину, и тот может расценивать этот жест лишь единственным способом. Похоже, Джуён не осведомлен о приближающейся коленно-набросочной сессии. Не коленно-локтевой. Сынмин отчаянно краснеет и не может решить, что бы он сейчас все-таки предпочел. Вдруг кажется, что секс — это не такая смущающая вещь по сравнению с тем, на что он согласился. Чонсу будет глазеть на его коленки, причем неизвестно насколько долго и насколько интенсивно. Боже… В комнате без Джуёна становится тише, что снова плодит темные фантазии в голове Сынмина. У Чонсу глаза так ярко горят, кажется, у него точно есть какой-то нездоровый… интерес, фетиш, кинк, пунктик. Еще так застенчиво улыбается, наверняка не о карандашах думает. И почему вообще Сынмин не настоял на общественном месте, кафе или зеленом парке? Почему Чонсу выгнал своего соседа? — Спасибо, что пришел, — говорит Чонсу, словно читая мысли. — Давай начинать? Сынмин уже хочет позорно сбежать, не понимая, что он на самом деле чувствует по отношению к приближающемуся процессу, но Чонсу жестом указывает ему на кровать, приглашая сесть, и это действует как заклинание. Матрас поскрипывает под задницей, и все мышцы разом напрягаются. — Расслабься, — мягко просит Чонсу, беря в руки огромный коричневый блокнот на пружине и несколько карандашей. Он садится напротив, на кровать Джуёна, и щурится. — Просто сядь так, как тебе удобно. И потом не двигай ногами, пока я тебе не скажу, иначе… иначе я расстроюсь. Чонсу выдавливает очаровательную полуулыбку, и кажется, что он хотел закончить последнее предложение как-то по-другому. У Сынмина мурашки ползут по позвоночнику (то ли от этой улыбки, то ли от мысли, что Чонсу мог угрожать ему чем-то посерьезнее), но он старается выглядеть непринужденно, прислоняясь спиной к стене и закидывая одну ногу на другую. Чонсу некоторое время изучает новоявленную позу слегка напряженным взглядом, но в итоге оказывается удовлетворен и принимается рисовать, быстро водя грифелем по бумаге. Сынмин не знает, может ли он сейчас начать разговор, поэтому не рискует и оставляет рот закрытым на замке, вместо этого выуживая телефон из кармана.Вы, 14:16
Этот чувак сейчас рисует мои коленки.
Он выгнал своего соседа, так что мы одни.
Гониль-хён!
Алло!
Вдруг это последнее сообщение в моей жизни, а ты даже прочитать его не удосуживаешься?
Сынмин нервно жует губу и думает, что все звезды сходятся так, чтобы рот он все-таки открыл и от скуки начал разговаривать со Странным Челом, Который Рисует Коленки, но спустя несколько мучительно долгих минут две галочки появляются под каждым из сообщений. Ку Гониль, 14:21 Успокойся, чувак. Вы же в общежитии, тут даже покурить безнаказанно нельзя. Я, конечно, очень рад, что у тебя личная жизнь налаживается, но я немного занят своей, окей? Черновик диплома, срок сдачи — двенадцать вечера. Напиши Джисок-и, если так скучно. Сынмин расстроенно пыхтит и захламляет диалог дюжиной грустных котов-стикеров, но решает больше не действовать на нервы старшему товарищу, поэтому, как и было велено, переключается на новую жертву.Вы, 14:24
Привет, Джисок-а.
Как жизнь твоя грешная?
Расскажи мне что-нибудь про этого твоего Чонсу-хёна.
Квак Джисок, 14:25 Я думал, что это теперь твой Чонсу-хён. Джуни сказал мне, что ты как раз к нему свалил сейчас. За что я говорю тебе огромное спасибо. Мое уважение. До тех пор, пока ты не вернешься. Надеюсь, ты не вернешься.Вы, 14:27
Как мило с твоей стороны.
Подожди, ты у нас, что ли?
Только посмейте трахаться на моей кровати, я вам обоим головы откручу.
Ты меня услышал?
Квак Джисок, 14:27 Фу. Как вульгарно и неприлично, мистер О. Так вот, возвращаясь к Чонсу-хёну… Вчера на английском он довольно увлеченно рассказывал про Армина Майвеса. Ну ты знаешь, тот немецкий каннибал? Который выпрашивал разрешение, чтобы убить и съесть жертву.Вы, 14:29
Ты прикалываешься надо мной.
Заметь, это был не вопрос.
Квак Джисок, 14:29 Я вполне серьезен. У него спроси! Про отрезанный член с чесноком очень интересно. Можешь своим предложить перекусить. Ну типа, без чеснока и отрезания. Наверное.Вы, 14:30
Фу.
Как вульгарно и неприлично, мистер Квак.
Квак Джисок, 14:30 Согласен. Блин, ну я на самом деле мало чего знаю про него. Мы только на английском и общаемся, если повезет. Ну смотри, он бы не пустил в экспедицию на Марс атлета-гея-вегетарианца. Как тебе такой TMI?Вы, 14:31
За что так с бедным атлетом-геем-вегетарианцем?
И что за хрень у вас вообще происходит на английском?
Квак Джисок, 14:31 Закончили учебник, развлекаемся как можем. Мне лень объяснять тебе, почему бедный парень лишился возможности увидеть Марс. И Джуни передает тебе «смачный харчок в рыло, потому что задолбал».Вы, 14:32
Хёнджун такими словами не разговаривает.
Квак Джисок, 14:32 Это он с тобой только. Ну все, давай, Ромео, засовывай свой телефон куда подальше и говори с Чонсу-хёном, а мы удаляемся заниматься своими делами. Раньше четырех лучше не приходи.Вы, 14:33
Моя угроза все еще в силе.
Бывай.
Сынмин со вздохом откладывает телефон в сторону, тут же теряя его из виду в складках покрывала. Он чувствует себя немного спокойнее из-за полуотвлеченного разговора, но все еще нервничает. Тихое сосредоточенное мычание Чонсу наполняет комнату, и Сынмин находит в этой мелодии, перемешенной с ритмичным шкрябаньем карандаша, странное утешение. Он слегка шевелит пальцами на ноге, пытаясь ослабить возникшее в мышцах напряжение, но не нарушая позы. Чонсу сразу же замечает это и поднимает взгляд, встречаясь им с Сынмином. — Все в порядке? — спрашивает он ласковым голосом, смотря при этом так, будто собирается жестоко отчитать Сынмина, если он ответит «Нет». Поэтому Сынмин только кивает. — Если нужен перерыв, дай мне знать. Сынмин снова кивает, а Чонсу возвращается к работе. Сколько рисунков он уже успел сделать? Хоть один ведь уже успел, да? Или Сынмин останется здесь вплоть до глубокой ночи? Несмотря на весь ужасающий юмор Джисока, Сынмин не может не заметить, каким по-настоящему сосредоточенным выглядит Чонсу, когда рисует. Лицо у него такое, будто он какие-нибудь особо сложные дифференциальные уравнения решает. Те, у которых рядом с номером стоит звездочка в задачнике. Мысль заставляет его усмехнуться себе под нос и покачать головой. — Что смешного? — спрашивает Чонсу все таким же мягким тоном, но на этот раз не поднимая взгляд выше причинных коленей, на которых, к слову, все еще красуются зелено-желтые синяки. — Просто представил тебя с таким же выражением лица на паре по матанализу. — Сынмин пожимает плечами, решая не вдаваться в подробности, о которых трещал Джисок. — Упаси меня Боже, — отвечает Чонсу с легким смешком. Уголок его губ приподнимается в улыбке, природу которой Сынмин пока осознает смутно. — Ненавижу математику. — Я тоже, — признается Сынмин, не сдерживаясь и смеясь в полную силу, из-за чего все его тело сотрясается в полусудорогах-полуконвульсиях, нога случайно сползает с колена и касается пяткой пола, а воздух в комнате рассеивается, даже несмотря на недовольное «Эй!», которое вылетает изо рта Чонсу. — Прости. Как я там сидел? Сынмин пытается вернуться в позу, в которой пребывал до этого, но губы Чонсу неизменно остаются надуты уточкой, сообщая о явных расхождениях с зафиксированными на бумаге показателями. Сынмин старается вспомнить, уловить точный угол наклона, но у него, кажется, плохо получается, потому что в обычной жизни ни один нормальный человек не придает значения тому, в каком положении он сидит. — Вот так? — спрашивает Сынмин, надеясь, что его вариант достаточно близок к тому, что успел изобразить Чонсу. Чонсу наклоняет голову вбок, критически оценивая его попытку. — Почти, — говорит он, откладывая блокнот в сторону и поднимаясь с кровати. Сынмин только сейчас замечает, что она даже не заправлена должным образом, в отличие от той, на которой сейчас ютится его собственная бедная задница. Возможно, он просто пытается отвлечь себя этим фактом, пока Чонсу подходит к нему вплотную и осторожно кладет ладонь на бедро чуть выше колена, сдвигая ногу Сынмина буквально на два миллиметра. — Вот так. Сынмин чувствует, как к щекам приливает тепло от такого краткого прикосновения, похожего, однако, на электрический разряд. Он с трудом сглатывает, пытаясь сохранить самообладание, когда Чонсу возвращается на место и продолжает рисовать, как ни в чем не бывало. В комнате снова воцаряется тишина — едва ли не гробовая. Нарушается она только тихими напеваниями Чонсу и звуком карандаша, скользящего по бумаге. Боже, Сынмин никогда не думал, что обычный карандаш может шуметь так громко. И пока Чонсу продолжает мучить (или ласкать?) бумагу, у Сынмина под кожей взрываются пузыри. Ему очень сильно хочется сказать что-нибудь, спросить или пошутить, но в то же время ему хочется одернуть себя, настучать по голове и сказать: «Сынмин, ты совсем идиот?» — Так что ты… — успевает выскользнуть из его рта, прежде чем он осознает это. Вздохнув, он качает головой и сдается, заканчивая вопрос. — Что ты в спортзале делал? В смысле, насколько помню, ты не выглядел так, как будто спортом занимался… Карандаш замирает на середине размашистого движения, а сам Чонсу поднимает глаза с легкой застенчивой улыбкой на губах. — Да, правда, — кивает он, а после снова опускает взгляд на блокнот, уложенный на его колени. — Я вообще-то пришел туда поделать наброски. Не… не людей, а просто интерьер. Нужно было для курсовой. Хотя я уйти хотел и вернуться попозже, как только увидел, что у вас там мяч летает как оружие массового поражения. Но… — Но остался, потому что тебя привлекли мои коленки? Щеки Чонсу покрываются румянцем, он нервно посмеивается и крутит в руке карандаш, как какую-то антистресс-игрушку. — Не совсем, — признается он, на мгновение встречаясь взглядом с Сынмином и тут же отводя его в сторону. — Да, в смысле, я определенно обратил на них внимание, но это не единственная причина, по которой я остался. Сынмин приподнимает бровь, заинтригованный таким ответом. — И какие же еще были причины? Чонсу выпускает бедную деревяшку с графитной начинкой из своей трясущейся хватки и ворошит волосы на затылке, протягивая очень информативное «Э-эм» и ища помощи у трещин на беленом потолке. — Ну, я… — неуверенно начинает он, но довольно быстро собирается с силами и смотрит уже в глаза, говоря вполне твердо. — Ты показался мне интересным, и я вроде как хотел поговорить с тобой. — О, так значит этот маленький мерзопакостный Квак Джисок зря мне страшилки рассказывал. Ты реально не знаешь, как позвать человека на свидание, — со смешком говорит Сынмин, прикрывая рот рукой. — Как нормальный парень, я имею в виду. Без всей этой коленочной штуки. Чонсу тоже смеется, возвращая внимание к блокноту и шелестя его страницами. — Да, я думаю, так и есть, — тихо соглашается он. — Знаешь эту шутку? «Если художник нарисовал вас больше двух раз, задумайтесь, возможно, он с вами флиртует»? Сынмин честно не знает, но и сказать об этом он не успевает. — Так вот, — тянет Чонсу, поднимая и поворачивая свой блокнот так, чтобы Сынмину стали видны красно-синие рисунки внутри. Сначала это просто безликие человеческие фигуры, облаченные в одну и ту же одежду — широкую футболку и короткие спортивные шорты. Но затем Чонсу листает дальше, обнажая следующий разворот, на котором уместилось два портрета. — Это я? — удивленно спрашивает Сынмин, приподнимая брови. Ему хочется встать, подойти и рассмотреть, как следует, но он тут же вспоминает, что смена позы без разрешения Чонсу вряд ли порадует. Хотя сейчас он, кажется, сам об этом не помнит. — Да, сделал в четверг, — поясняет Чонсу. — Но ты сильно не обольщайся, тут и другие парни есть, просто тебя по какой-то причине больше всего, — посмеивается он и с хлопком закрывает блокнот. — То ли потому что ты единственный, кто отсиживался пять минут на скамейке, и поэтому я смог тебя нормально рассмотреть, то ли потому что просто понравился. В груди Сынмина разливается приятное тепло, и он не может сдержать очередную улыбку. — Понравился, да? — мягко передразнивает он. Слова срываются с языка, кажется, вообще без участия головного мозга, но Сынмин о них не жалеет, потому что Чонсу снова краснеет и прикусывает нижнюю губу, слегка кивая в ответ. В комнате на несколько мгновений воцаряется комфортная тишина, на этот раз наполненная не шуршанием карандаша по бумаге, а едкой смесью предвкушения. Сынмин делает глубокий вдох и решается нарушить ее. — Можно я уже встану? — говорит он, вскидывая бровь. Чонсу роняет тихий смешок, ожидая, видимо, что сейчас будет задан другой вопрос. — Конечно, — отвечает он практически шепотом. Сынмин двигается осторожно, словно дикая кошка на охоте, когда перемещается по комнате и садится рядом с Чонсу. Их бедра соприкасаются, пусть и через слои одежды, но по коже все равно снова ползет искра. — Знаешь, — начинает Сынмин тихим и серьезным голосом, — я ведь вообще не хотел приходить сюда сегодня. Но теперь… теперь я очень рад, что пришел. Он смотрит Чонсу в глаза, и Чонсу смотрит в ответ так же прямо и неприкрыто, не утаивая ни грамма своих эмоций и заставляя сердце в груди забиться чуть быстрее и громче. — Спасибо, что пришел, — отвечает он с нежностью. — Я, кажется, уже говорил, но не страшно, если повторю снова. Сынмин растягивает губы в улыбке. — У тебя все еще эта штука на лице, это какой-то новый модный тренд в макияже? — дразнит он, медленно протягивая руку к щеке Чонсу и касаясь ее подушечкой большого пальца, пытаясь вытереть с кожи странную краску, но терпя поражение. — Нет, это просто… уголь, наверное, — тушуется Чонсу. — Занимался этим до того, как ты пришел, и, видимо, как всегда, весь перепачкался. Сынмин, честно говоря, даже не знает, что он имеет в виду. Уголь — это такое полезное ископаемое, да? Черт, да без разницы вообще… Взгляд опускается на губы, такие большие и притягательные, как 4K Ultra HD дисплей. Пульс учащается еще больше, и Сынмин в предвкушении скользит языком между своими собственными. — Можно…? — едва слышно спрашивает он. Чонсу не дожидается, когда вопрос будет поставлен в полном объеме, и не утруждает себя буквенным ответом. Вместо этого он наклоняется вперед, сокращая расстояние, и их губы встречаются в нежном, неуверенном поцелуе. Он мягкий и сладкий — Сынмину кажется, что он со вкусом обещаний чего-то нового и очень волнующего. Вроде нет в этом поцелуе ничего сверхъестественного и ничего такого, что могло бы разгорячить воздух между телами, но у Сынмина перехватывает дыхание и мурашки заползают за ворот футболки. Он жадно глотает воздух, когда Чонсу отстраняется. — Так… — говорит тот, с силой сжимая пальцы на боках своего блокнота. — Ты бы хотел как-нибудь сходить куда-нибудь со мной? Типа, на нормальное свидание? Сынмину даже уже не хочется смеяться над сложностями, которые Чонсу явно испытывает в отношении подобных приглашений. Он просто с готовностью кивает и говорит: — С радостью.