монохром

Аукцион заканчивается катастрофой, и, следовательно, огромной бойней. Но не смерть семьи волнует Хакури, не уничтожение мероприятия, что ломает чужие судьбы. Финальная схватка опасна, но Тихиро в нее все равно лезет, он доблестно сражается, и Хакури даже пытается ему помочь… И Сиба, конечно же, Сиба тоже тут, но порой даже трех людей может быть слишком мало. Все заканчивается тем, что Тихиро выбивают глаз. Эффектный взмах оружия, брызги крови, вскрик — и Хакури видит, как белую кожу рассекает тонкая полоса. Кровь течет, не переставая, Тихиро отшатывается… После этого Хакури понимает, что к черту все — они должны отступить. Об этом думает и Сиба. Игнорируя попытки Тихиро сопротивляться, слишком изможденного всей предыдущей беготней, он буквально толкает его к Хакури и гаркает: — Я их задержу. Уходите. — Но я не… Конечно же Тихиро пытается возражать, и конечно же это больше походит на самоубийство. Но Хакури верит в рассудительность Сибы, и потому кивает. Он хватает Тихиро за руку и тащит за собой, прочь от аукциона, от всего. Кое-как они выбираются, и Хакури не знает, что делает Сиба, но, во всяком случае, хвоста нет. Примерно на полпути до убежища силы наконец покидают Тихиро, и он заваливается на Хакури. Кровь из выбитого глаза продолжает хлестать, пачкая одежду, приходится оторвать от своей рубашки часть, чтобы хоть как-то ее остановить, но и это — не панацея, нужно что-то эффектнее, нужно… Нужен нормальный врач. По наводке от Хинао он добивается возможности добраться до подпольного медика, с которым та регулярно работала, приводя к нему клиентов; тот кое-как латает рану на глазу, после чего отдает бессознательного Тихиро на руки Хакури; уже потом Хинао дает им контакт своего знакомого курьера, который без особых проблем доставляет их на окраину страны, в мелкую полупустую деревушку, где находится одно из временных укрытий Сибы-сана. Это место станет им домом на ближайшее время, но здесь тихо и спокойно, самое то для Тихиро. Ему нужно немного отдохнуть. Если Хакури верно представил все с объяснений Хинао и Сибы, то последние несколько месяцев больше напоминали гонку на выживание, не давая ему возможности даже толком отдышаться. А сейчас, хотя бы, будет возможность. Пока Тихиро спит, делать в доме нечего, потому Хакури пытается прибраться. Он отправляется на разведку в местный магазин, где знакомится с жителями деревни: старушки мгновенно прикипают к нему душой, потому что Хакури очень вежливый, но ему приходится выкручиваться, объясняя, что он тут делает, но кое-как отмазка находится — просто лечение на свежем воздухе, благо это толком даже не вранье. Его снабжают всяким съестным просто так, ведь он «милашка», а потом отпускают, и потому на ближайшую неделю о еде можно не беспокоиться. Попутно с ним связывается Хинао, у которой свои грандиозные планы на ближайшее время. — Я буду следить за обстановкой на подпольном рынке. Тут такой хаос. Не думаю, что людям сейчас будет до скрытия информации, поэтому что-то да просочится. Если произойдет что-то важное, я сообщу. Неприятно чувствовать себя бесполезным, но Хакури знает, что никому нет равных на поиске информации в сравнении с Хинао. Теперь он, кое-как понявший принципы владения магией, считается скорее боевой единицей. В этом случае собирательство слухов нужно оставить человеку, который на этом собаку съедает. Потому он просто соглашается. — А Шаль? — В безопасном месте, со мной, — ровно произносит она, и из-за помех ее голос кажется еще более равнодушным, чем до этого. — Пока что мы заляжем на дно, приедем попозже к вам, чтобы помочь Тихиро. Советую вам поступить точно так же. Не связываемся без лишней на то необходимости. Хорошо, Хакури? — Ты объясняешь мне это, словно ребенку, но я вообще-то был частью семьи, которая заведует огромным подпольным аукционом. Я знаю, как уметь держать язык за зубами. Хакури говорит это наигранно обиженным тоном, пытаясь разрядить обстановку, и это срабатывает. Хинао на той стороне провода хихикает, и после в ее голосе возможно расслышать эмоции. — Ну ладно, симпатяга. Стоит выждать пару недель. Уломай Тихиро, а? Меня он вряд ли послушает. — Я знаю его еще меньше, чем ты! С чего ты решила, что он последует моему совету? — Дело совсем не в этом. Треск статики придает голосу Хинао странную машинную отчужденность. — Я думаю, ты ему нравишься. Вот так и говорит. Хинао не объясняет, что именно она под этим подразумевает. Говорит ли она о дружеской симпатии, о романтической, или просто о том, что Тихиро видит в Хакури столь необходимого друга, якорь, который может помочь ему найти покой в душе. Он решает не выяснять это, просто благодарит ее за помощь и отключается, после чего некоторое время стоит на месте, смотря в пол. Столько всего нужно решать здесь и сейчас. Для него, раньше жившего по чужой указке, а потом — месяц в апатии, до встречи с Тихиро, это все в новинку. И это жутко утомляет. Но выбора нет, Хакури справляется — и все ради Тихиро. Он думает об этом, когда проходит по пустому дому в комнату, где садится на постель рядом с Тихиро. Тот пока спит, не отошел от наркоза, но медик заверил Хакури, что, возможно, он проспит пару дней — истощение духовной энергии дает знать о себе сильнее, чем физическое. Но в остальном все более-менее в порядке, если так вообще можно сказать о выбитом глазе. Тихиро крепко спит, и во сне он выглядит безмятежно. Хакури тянется вперед и аккуратно берет его за ладонь. Что они будут делать дальше?.. Ведь… Ведь, ведь, ведь… Самое страшное, что происходит (по мнению Хакури) — исчезновение Сибы. Он ввязывается в самую гущу событий, чтобы дать им немного времени, и после этого его след пропадает. Сам Хакури полагает, что Сиба просто скрывается и зализывает раны, это было бы логично, но отчего-то ни весточки, ничего нет — сплошь радиомолчание, и от этого Хакури начинает нервничать сильнее. Он связывается с Хинао, но и та сообщает о том, что Сиба с ней не связывается. Она говорит, что позже спросит у Азами, их информатора среди «Камунаби», но затем стоит тишина. Мог ли Сиба умереть? Хакури не хочется об этом думать. Они были знакомы не так долго, чтобы по-настоящему проникнуться друг другом, но легко понять, что Сиба — человек хороший, пусть и с некоторыми причудами, свойственными бывшим военным. Он с каменным лицом врал в лицо отцу о том, что им плевать на жизнь Хакури, но потом (наедине) извинился, хотя в этом не было никакой необходимости — тогда стало примерно понятно, что все это было блефом. Но за это Хакури ему благодарен. Но самое главное, что Сиба — это опекун Тихиро, крайне важный для него человек. Можно что угодно говорить о том, что они общаются исключительно как деловые партнеры, приятели, но Хакури знает, что они оба дорожат друг другом гораздо больше, как семья. Ведь, в конце концов, именно Сиба заменяет Тихиро отца после трагедии три года назад. Как сказать об этом Тихиро? Но пока что тот спит, и, значит, у Хакури есть время подумать. Он поджимает губы и проводит пальцами по лбу Тихиро, убирая непослушные пряди. Остается надеяться, что все будет хорошо. Только вот отчего-то сам Хакури в это уже не верит. Он усилено пытается оттереть скатерть от неприятного желтого пятна, когда Тихиро просыпается; это обнаруживается случайно, сам Хакури упускает сей чудесный момент — он просто едва не взвизгивает, когда позади него раздаются босые шаги, а потом в кухню выходит фигура Тихиро, больше напоминающая приведение. Возможно, этому способствует и тот факт, что из одежды на нем белый халат — это лучшая одежка, какую Хакури способен найти в местных залежах, плюс самая простая для того, чтоб переодеть в нее бессознательного человека и, если что, снять — раны сами себя не обработают. Но, признаться, не халат мгновенно привлекает внимание, а повязка на голове, плотно скрывающая левый глаз. Тот самый, который Тихиро выбивают в бою. Из-за бинтов волосы у Тихиро смешно топорщатся в разные стороны, он выглядит сонно. Водя взглядом из стороны в сторону, явно пытаясь понять, что происходит, он натыкается взглядом на замершего Хакури с тряпкой в руках, после чего на его губах вырастает неуловимая улыбка. — Привет. После сна его голос немного хрипит, и Хакури нелепо кивает. — Доброго утречка. Как… э… как самочувствие? Сначала Тихиро не отвечает, будто не слыша вопроса; он обходит кухню, потом выглядывает в окно, и только потом опускается на стул. Он странно склоняет голову набок, словно ему тяжело держать ее на весу, но потом все же резко поднимает взгляд на Хакури. — Мое? Голова болит. И глаз… — он касается пальцем повязки и тут же отдергивает руку. — Такое состояние, словно по мне бульдозер проехал. — Неудивительно, с учетом что произошло… — Ты помог мне выбраться? — Тихиро улыбается, когда Хакури кивает. Кажется, события побега он запоминает плохо. — Спасибо. Мы сейчас в укрытии? — Ага… Но тут очень холодно, так что не советую тебе пока выходить гулять. Подлечись сначала. Он так фыркает, будто ни за что не собирается исполнять этот указ. Ну, его дело! Вместо этого Хакури берет в руки миску рисовой каши на молоке и ставит ее перед Тихиро. Она — горячая, идущий от тарелки пар подтвердит. Самое то, чтобы встать на путь выздоровления! — Поешь. Тебе нужно набраться сил. — Спасибо, Хакури. Не знал, что ты умеешь готовить. — Пока вы с Сибой готовились ко вторжению, Хинао меня немного научила. В ту пору Хакури чувствовал себя особо бесполезным. Когда на фоне идет подготовка ко вторжению на хорошо охраняемый аукцион, то волей-неволей, но ощутишь собственную слабость, потому Хакури пытается отвлечься. К счастью, хотя бы готовка получается у него нормально, это точно не заблуждение — Шаль не соврала бы! К счастью, пока что Тихиро не спрашивает, где Сиба. Можно немного перевести дух, но, так уж выходит, что за все это время Хакури так и не находится с хорошим объяснением, что же случилось. Потому он просто молча ест кашу, наблюдая за Тихиро: тот ест маленькими ложечками, и, кажется, даже всю тарелку не осилит, но это лучше, чем ничего. — Как глаз? Очень сильно болит?.. Хакури страшно, что психологический аспект сыграет свое дело. Еще живя в особняке Сазанами он читал книги, в которых описывались проблемы людей, получивших тяжелые шрамы — раны на теле заживали, но поди скажи подсознанию, что все в порядке. У Тихиро и так большой рубец на лице, а с выбитым глазом теперь… это еще страшнее. — Все в порядке, — неожиданно сухо отвечает тот, касаясь пальцами повязки с левой стороны. Когда видит, как Хакури глядит на него с явным недоверием, то слабо улыбается. — Это не попытка тебя успокоить. Три года назад, когда все… это только случилось, меня доставили больницу, — в этот момент его пальцы начинают постукивать по месту, где расположен шрам. — Я мало что с тех времен помню, Сиба-сан сказал, что меня здорово накачали успокоительным… На упоминании Сибы Хакури невольно сжимает ложку слишком крепко. — … но я помню, что врач сказал, что травма была слишком серьезной, потому со временем я скорее всего начал бы терять зрение с левой стороны. Нет разницы, произошло бы это позже или сейчас. Тихиро так просто это произносит, словно в этом нет ничего страшного — полностью ослепнуть на один глаз, и Хакури может только ужасаться. Как можно так легко смириться с подобной потерей? Или все дело в Шаль? Но Тихиро говорит, что все равно начал бы слепнуть на левый глаз… Он запросто позволяет отсечь себе руку в бою, чтобы выйти оттуда победителем… Тихиро совершенно не умеет беречь себя. Когда-нибудь это его добьет. После этих мыслей даже аппетит пропадает, и Хакури уныло смотрит в свою тарелку. — Разве нельзя попросить Шаль вылечить твой глаз? В смысле… причину, по которой он слепнет? Или это слишком старая рана? — Можно, — кивает Тихиро. — Мы экспериментировали с этим… В смысле, со старыми ранами. У Сибы-сана был старый шрам после войны, он постоянно болел из-за погоды, и Шаль смогла его вылечить. Но чтобы вернуть мой глаз в норму Шаль придется вылечить мой шрам. Он отправляет в рот новый кусочек, и Хакури хмурится. — Так в чем проблема? — В смысле? — Почему ты не хочешь вылечить свой шрам? До встречи с Шаль все ясно — избавиться от такого рубца тяжело, а магия лечения на каждом шагу не встречается. Но теперь у Тихиро есть возможность избавить себя от ужасающего следа прошлого!.. Разве так будет не лучше? Он с опаской заглядывает в глаза тому, но Тихиро неожиданно хмурится, после чего отставляет миску в сторону. Он серьезно смотрит в глаза Хакури, но не злится, это заметно. — Я не могу. — Почему?.. — Иначе я забуду свое предназначение. Хакури аж давится от неожиданности и вытаращивает на него глаза. Он, конечно, и сам горазд всякие глупости нести, но это уже нечто за гранью разумного. — Как ты можешь о таком забыть?! Я понимаю, это типа символично, но если ты из-за этого потеряешь зрение — это того не стоит! — Я не могу, — упрямо повторяет Тихиро. — Тихиро, это глупо. — Это важно для меня. Важно!.. Ослепнуть ради нелепого напоминания? Разве недостаточно будет просто помнить? Или на самом деле Тихиро — тот человек, что мгновенно поймет глупость собственных действий, если вдруг решится избавиться от шрама? Это такое нелепое объяснение, что Хакури просто не находится с ответом и качает головой. А он-то думал, что он сам постоянно говорит глупости, но нет. Нет предела заблуждениям. Он ковыряет кашу дальше, пока вдруг тишину не прорезает вопрос, которого он так сильно боялся. — А где Сиба? Вот он, этот вопрос. Теперь от него не уйти. Хакури шумно сглатывает. Ладно, надо говорить честно, обман тут не поможет. Тихиро сильный. И, если что, у него рядом есть Хакури. Потому слегка заплетающимся языком он бормочет: — Сиба-сан… Не выходил на связь после того, как помог нам уйти. Ни со мной, ни с Хинао. Когда Хакури это произносит, что-то в лице Тихиро меняется, будто маска застывает. Он ничего не произносит, просто продолжает смотреть на Хакури, выжидая, а тот шумно сглатывает. Нельзя оставлять все на полуслове. Если все завершилось плохо, когда-нибудь это все равно всплывет. Хакури не должен врать Тихиро, потому что сейчас… он единственный, кто остался рядом с ним. Во всяком случае до того, как к ним приедет Хинао. Хакури сглатывает еще раз. — Хинао считает, что он мертв. В этот момент маска Тихиро окончательно ломается, а следом за ней — и кружка у него в руках. Впервые за их знакомство Хакури видит Тихиро настолько эмоциональным. У того словно крышу срывает; он кричит, буквально воет, словно раненный зверь. На пол летит посуда, все, что попадется под руку. Такой яркий контраст с его обычным поведением вводит Хакури в ступор, и потому в первые минуты он просто стоит на месте, не зная, что предпринять. Раньше он никого не успокаивал. Его тоже никто не утешал, разве что Соя, но в своей типичной жестокой манере, где старший брат совершенно не видел истинных причин. Хотя нет… Если подумать, его утешал Тихиро — сразу после того, как обменял клинок на него. В тот вечер Хакури впал в истерику, не понимая, как можно было обменять его жалкую и никчемную жизнь на нечто столь драгоценное, и Тихиро сидел рядом с ним, говоря, что все это глупость. Меч — просто бездушный металл. Человеческая жизнь всегда ценнее. Тогда, в конце, он крепко обнял Хакури, позволяя тому выплакаться себе в плечо. Значит, теперь настает очередь Хакури выплатить свой небольшой долг. Когда истерика постепенно спадает, Тихиро падает на колени, обессиленный эмоциональной вспышкой. Хакури присаживается перед ним на полу. У того уже не получается стоять — ярость и слезы забирают почти все его силы, и, сидя в окружении осколков, он только и может, что тихонько подвывать, пряча лицо в ладонях. Он не сопротивляется, когда Хакури приближается к нему, позволяет себе обнять, и, точно так же, как до этого делал сам Хакури, просто утыкается лицом ему в шею и тихонько плачет, цепляясь пальцами за одежду. Потеря последней ниточки, ведущей к прошлому, добивает его фальшивый образ страшного бесстрастного мечника окончательно, и теперь Хакури видит полную подноготную, фрагменты которой начинает замечать еще в том откровенном разговоре в лифте в день их знакомства. Но он не говорит ничего, не осуждает, просто прижимает Тихиро сильнее к себе, гладя его по волосам. Лишь один раз он потерял дорогого себе человека, ту девушку с аукциона, но их знакомство было мимолетным, пусть и важным. Это никак не сравнится с тем, насколько важен был Сиба для Тихиро. Ах, если бы он только был расторопнее… Тяжело помочь кому-то, когда ты сам безнадежно сломан. В отличие от Тихиро, который с трудом может поддерживать свой образ, будто кинцуги. Только вот сейчас золото трескается. Спустя какое-то время даже плач затихает, и они сидят на полу в молчании. Хакури знает, что нужно что-то сказать, как-то подбодрить, но он не знает как, потому просто молчит, а Тихиро, кажется, этого достаточно. Он продолжает цепляться пальцами за одежду, совсем хрупкий, совершенно не напоминающий свой обычный страшный образ. Лишь спустя некоторое время Хакури наконец решает спросить: — Пойдем в гостиную. Только смотри, куда наступаешь, не поранься. Тихиро послушно соглашается. Он ничего не говорит, когда Хакури ведет его за собой. Просто остается лежать на диване, когда тот возвращается на кухню и убирает все, что было сломано. Что нужно делать в такой ситуации? Хакури никогда не переживал, если кто-то из дальних родственников погибал. Все детство им твердили — смерть ради аукциона почетна, потому для Хакури было совершенно нормальным размышлять о том, что нечто подобное произойдет. Да, дедушка умер. Было грустно. Да, Соя (когда они еще любили друг друга) мог умереть. Тоже грустно. Но он просто тихонечко бы поплакал и пережил, но вот так… Тихиро переживает все это гораздо тяжелее. Наверное, потому что он хороший человек. Потому что Сиба заменяет ему отца. И Сиба тоже хороший человек. А у Хакури до этого не было никого, кто хорошо бы относился к нему всегда. Тенри разочаровался, как и отец, а Соя… Впрочем, неважно. Когда он возвращается в комнату, Тихиро все еще лежит на месте. Он выглядит неожиданно спокойно для человека, у которого случилась истерика некоторое время назад — все же, Тихиро хорошо умеет держать себя в руках. Он сильный, это точно… Хакури садится рядом, стараясь не задевать его коленей, потом проводит рукой по волосам — они у Тихиро жесткие, как и все в нем, хотя Хакури знает, что внутри он очень мягкий и нежный человек. Заметно хотя бы по тому, как он обращается с Шаль. Они молчат некоторое время. Хакури останавливает руку у виска Тихиро, гладя пальцем шрам. Тот не реагирует. — Тихиро. — Прости, — вдруг произносит он. Хакури хмурится. — Не за что извиняться. — Прости, за то, что я такой слабак. Когда Тихиро с силой проводит ладонью по лицу и прячет его в них, Хакури ощущает неприятную слабость, как когда над ним издевался Соя. Но сейчас он не может просто взять и спрятать голову в песок. Нужно что-то сделать, нужно… — Смешно ли? — Тихиро горько фыркает. — Мне даже мстить некому. Никого не осталось. — Месть — это не выход. — Что ты в этом понимаешь? Когда сквозь пальцы на Хакури уставляется полный гнева багрянец, тот стойко выдерживает взгляд. Голос Тихиро звучит вкрадчиво, с угрозой. Так обычно говорил Соя. Но Тихиро — не Соя… Он никогда не обидит без серьезного повода, и обида за прошлое, как не было бы это иронично — не такой. — Я действительно не переживал потери, подобной твоей, — соглашается он. — И потому я еще способен мыслить рационально. Ни твой отец, ни Сиба-сан — они не хотели бы, чтобы ты погряз в этом чувстве полностью. Я знаю, это очень тяжело… И я поддержу тебя в любом случае. Но, пожалуйста, не бросайся в бой хотя бы сейчас. Это ничего не исправит. Самое страшное, что может произойти — что Тихиро взбесится вновь, только в этот раз он плюнет на предостережения Хинао и вернется в город, где вновь ринется в очередную бессмысленную схватку, хотя его телу нужен отдых. Это будет плохой вариант. Хакури не хочет с ним спорить, он понимает, насколько Сиба и отец были важны Тихиро, глупо обвинять его в иррациональном поведении — но он должен остановить его! Должен!.. Чего бы это ни стоило. Тихиро — не дурак. Точнее, дурак… Но не в таких вопросах. Успокоится и все поймет. Но тот, неожиданно, вдруг перестает хмуриться и разрождается лающим смехом. — Дерьмо. Я даже не могу на тебя разозлиться, представляешь? Потому что ты прав. И, в итоге, ссора умирает в зародыше. Это хорошо. — Но что я должен делать?.. Что я вообще могу без Сибы?.. Глупость, раздражается Хакури. Тихиро сам одолевает Содзе, сам договаривается с Хиюки. Сиба помогает ему, конечно, но в их тандеме они равноценны. У него все еще останется верный информатор в лице Хинао и свой человек в «Камунаби» — Азами. Гибель Сибы… по факту ничего не изменит. Как бы мерзко это не звучало. — Я не хочу говорить клишированными фразами про то, что Сибе бы не понравилось, что ты тоскуешь, — произносит Хакури, беря Тихиро за руку. Он сжимает его ладонь в своих, чувствуя, как тот цепляется в ответ, царапая кожу. — Честно говоря, я считаю, что плакать в такой ситуации — нормально. И вообще… чувствовать себя отвратительно, ничего не желать делать. Это говорит о том, что ты еще не до конца сломан, что ты нормальный человек. Плевать, что там кто думает. Твоя жизнь — твое дело. Но не переживай о будущем слишком сильно… Это ведь проблемы будущего, а не настоящего. В настоящем тебе стоит думать о том, что тебе грустно… и что ты ранен, и тебе нужно отдохнуть. Поплачь, если будет проще. Похандри, поругайся. Можешь даже всю посуду разбить. Жизнь… она первостепенно для живых. Потому важно, что думаешь ты. Тихиро выслушивает его молча, но в конце он поднимается с места и придвигается ближе. Горячее дыхание обдает шею Хакури, когда он кладет голову ему на плечо, и инстинктивно он обхватывает Тихиро руками. Но тот не говорит ничего: ни слов благодарности, ни жалоб, ничего, лишь тишина. В руках Хакури Тихиро кажется меньше, чем он есть на самом деле, словно потеря Сибы срывает с незажившей раны все бинты, и перед Хакури предстает тот самый мальчик, который три года назад в растерянности сидит перед трупом своего отца, пытаясь привести его в чувства. Об этом рассказывал Сиба. Эту сцену легко вообразить. В конце концов, в глубине души Тихиро навсегда сохранит образ травмированного ребенка, горюющего по утраченной жизни. Чем я это заслужил? Что я такого сделал, что жизнь раз за разом лишает меня дорогих мне людей? Не озвученные вопросы. Но Хакури позволяет ему сидеть здесь, позволяет отвлекать себя от дел. Сейчас это то, что сильно нужно Тихиро. Он просто зарывается носом в его волосы, и так они молчат… Молчат долго, пока вдруг Тихиро не произносит неожиданно охрипшим голосом одно короткое: — Я так устал. Он идет спать гораздо раньше обычного, отказывается даже от еды. Хакури не возражает. Он молча помогает Тихиро вернуться обратно в комнату и укрывает его одеялом. Тот не произносит ни единого слова за все это время, а в постели просто уставляется в потолок безжизненным уставшим взглядом, и кажется, будто даже багрянец в его глазах потухает. Но ненадолго; усталость дает о себе знать, эмоциональная вспышка берет больше, чем есть, и в скором времени он прикрывает глаза. Хороший ли это знак… Он опять давит эмоции, размышляет про себя Хакури. Не хочет демонстрировать, что на уме. Тихиро порой бывает слишком скрытным, и это опасно. Боится что ли показать себя слабаком? Нет, чушь. Скорее всего срастается с маской настолько сильно, что ее слом ощущается, будто свежая рана. Хакури знает, каково это — когда тебя лишают последней моральной защиты. Он считал себя бесполезным и слабым, недостойным жизни. Обмен «Небесной Бездны» на него вновь обнажил старую рану. Он верил, что никто и никогда не оценит его жизнь настолько высоко. Но Тихиро говорит, что жизнь человека — бесценна. Что меч не стоит и крохи того, что стоит жизнь Хакури. Так оно все и происходит. Он смотрит вниз, на Тихиро. Кажется, тот уже засыпает. Хорошо. Надо будет найти замену разбитым кружкам завтра… Кажется, он видел что-то в шкафу… Но уйти он не успевает, во всяком случае — не далеко. В тишине вдруг раздается голос. — Хакури. Он разворачивается на пороге. В полумраке он видит Тихиро; тот полулежит на кровати, халат сползает с его плеча, обнажая забинтованную рану. Из-за повязки на глазу его волосы смешно торчат, но залегшие после слез тени под глазами и общая бледность вынуждают Хакури вспомнить, что Тихиро пострадал во время аукциона, что ему нужна поддержка сейчас — любая, потому что жизнь вновь к нему жутко несправедлива. Отчего-то ему не дают покоя, раз за разом забирая самое ценное. Если рядом с ним не будет Сибы, то его правой рукой станет Хакури. — Можешь… Внезапно, Тихиро осекается и качает головой, после чего с кривой горькой усмешкой смотрит прочь. — Неважно. Забей. Глупость. — Мне остаться? Легко понять, чего хочет Тихиро, потому Хакури решает спросить в лоб. Он знает, что иногда тот не хочет отвлекать других на свои проблемы, иногда намеренно их замалчивая. Может быть, все это след заботы Сибы — ведь тот добровольно берет на попечение родного сына умершего друга, а Тихиро не знает, как ему отплатить, потому просто не хочет брать больше. А потом все это вырождается в то, что он переносит все один, ни с кем не делясь. Он видит, как неуверенно на него смотрит Тихиро, как поджимает губы, а затем щурит единственный оставшийся глаз, будто едва сдерживая прорывающиеся эмоции. Голос его звучит охрипше. — Да. Пожалуйста. Хакури даже не возражает. Он возвращается к постели и ложится рядом, и Тихиро вновь вцепляется ему в одежду пальцами, но в этот раз он уже не плачет, просто лежит рядом, словно боясь отпустить. Наверное, самый большой его страх — это одиночество, потому он и помогает Шаль, ведь у нее не остается никого. А еще потому, что Тихиро — хороший человек. Странно видеть его столь честным в своих эмоциях. Но так будет правильно. Полезно. Нельзя держать все в себе. Хакури накрывает их с головой одеялом, потом опускает руки Тихиро на плечи и тянет его к себе. Он гладит его по спине одной рукой, пока Тихиро лежит рядом, дышит едва слышно, второй же он сжимает его ладонь. В какой-то момент их пальцы переплетаются, и ухо Хакури щекочет чужое дыхание: — Прости за сцену ранее. — Не извиняйся. Как ты сейчас себя чувствуешь? — Устал. — Тебе нужно отдохнуть, — шепчет Хакури, касаясь губами его лба. — Ты еще не оправился. — Оправился, да?.. Тихиро издает столь озлобленный смешок, что становится неприятно. — Прости. Черт… Если бы я только… Если бы я… — Это не твоя вина. — Но если бы не моя рана, то Сибе не пришлось бы там оставаться! И он бы… Он не заканчивает предложение, не способный сказать это страшное слово. Хакури чувствует, как напрягается Тихиро, как сдавленным становится его дыхание, и все это — следы прошлой травмы от потери отца. Хакури не понять. Даже смерть той девушки-рабыни не оставила на нем столь страшной раны. Возможно, он просто сломан гораздо хуже, чем Тихиро. У того было несколько человек, которые его любили. У Хакури такой появился лишь сейчас. — Это все моя вина. — Тихиро… — Я знаю. Знаю. Это глупо. Но… как я могу думать иначе?.. Как я могу принять, что моя жизнь кому-то важна? Таким вопросом задавался себе Хакури. — Я знаю… это лишь додумки. Но никто не подтвердил его смерть. Может, он все еще жив. А если и нет… То тогда бы погиб ты. И Сиба бы точно так же переживал бы о тебе. И я вместе с Шаль. И Хинао… Это очевидная вещь, и она сто процентов ясна Тихиро. Сиба — ветеран войны, закончившейся двадцать лет назад, чьи раны еще кровоточат. Магические клинки — одна из таких ран. Сиба… из того поколения, что сердцем навсегда останутся в прошлом, и потому, как бы жестоко это не звучало, умирать таким проще. Мыслями они всегда на поле битвы, залитом кровью. Может, Сиба намеренно собой жертвует. Потому что видит у Тихиро будущее, а у себя — нет. Потому он добавляет: — Отдохни, — и целует шрам на виске. Дни проходят апатично. Кажется, будто Тихиро просто выполняет необходимые для продолжения жизни функции: он встает, принимает душ, ест самую малость… В остальное время он просто лежит в постели под одеялом, вяло реагируя на предложения поделать что-то вместе отказами. Он не теряет волю к жизни, конечно: если Хакури приходит к нему поговорить, он слушает и реагирует, но в остальное время он не хочет делать ничего, словно его просто лишают всех сил. Видеть таким Тихиро невыносимо, потому Хакури приходит очень часто, но даже так он видит, насколько фальшивы доброжелательные улыбки Тихиро, насколько вымученно он отвечает. Но по ночам они все еще спят вместе. Тихиро все так же льнется к нему, пытаясь заделать возникшую дыру в сердце, а Хакури не уверен, что сможет ее заполнить. Но он старается, правда. Всегда пытается растормошить Тихиро, пытается вытянуть его пройтись хотя бы по дому. Ненависть к себе — страшное проклятье, как и страх показаться бесполезным. Тихиро… кто угодно, но не такой. Все же жизнь к нему очень несправедлива. Хакури размышляет об этом, когда меняет ему повязки на глазу. Он делает все в точности, как расписал ему врач, обмывает края раны, осматривает пустую глазницу. Глаз заживает нормально. В скором времени его вернет Шаль, но в душе Хакури боится, что Тихиро решит оставить эту рану, как напоминание о Сибе. Он решает не спрашивать. Когда Хакури касается кожи под выбитым глазом, он ощущает, как по телу Тихиро проходит дрожь. Потому он решает больше не ждать; просто легонько, едва ощутимо, целует его над бровью, а потом заматывает рану. Тяжело забинтовать ему голову так, чтобы волосы не торчали в разные стороны. Затем он переходит к ранам на торсе… — Хакури. Когда Тихиро его окликает, он послушно поднимает голову. Они смотрят друг на друга. Сейчас заметно, насколько же он осунулся, насколько тяжело он переживает утрату дорогого себе человека. Опять сдерживает эмоции. Это злит Хакури. Неужели Тихиро до сих пор боится ему довериться? Неужели до сих пор сторонится проявить истинные чувства? Тихиро открывает рот, будто хочет что-то сказать, но потом просто качает головой и замолкает. Он решает спросить в лоб: — Ты мне не доверяешь? — Почему?.. — тот заметно удивляется. — Тебе ведь плохо. Я ведь вижу. Ты сам не свой. Только в первый день показал, что у тебя творится на сердце, а потом?.. — Хакури берет его за руку. — Тихиро. Я всегда выслушаю. Знаю, я так себе подбадриваю, но… — Да нет, Хакури. Я тебе доверяю. Просто… я не знаю, что мне еще сказать. Он водит рукой по краю дивана, и Хакури наблюдает за тем, как на ткани остаются следы. — Даже если это не моя вина… Все равно я не могу с этим ничего сделать. Это бессилие утомляет. Я просто думаю… в этот раз же я был способен хоть что-то предпринять. Хоть что-то! Но я все равно не смог. И знаешь, эта злость… На кучу маленьких моментов… Что я должен сделать? Я не знаю. Я не хочу знать. Иногда мне кажется, что было бы гораздо проще, если бы меня убили вместе с отцом. Всем… было бы намного проще. Договорив, Тихиро опускает голову вниз. — Но я знаю, что нельзя так говорить. Потому что у меня есть цель, и мне нужно продолжать. Потому что теперь есть люди, которым на меня не наплевать. И на которых не наплевать мне. Потому я должен продолжать… хотя я не чувствую в себе сил на это. Ты спросил, зачем я сохранил шрам, хотя Шаль могла бы его вылечить — за этим. Чтобы напоминать себе о цели. Потому что, на самом деле, я не хочу мстить. Я просто хочу нормальной жизни. — Ты всегда можешь все бросить. Вылечить шрам… спрятаться где-нибудь. Зажить тихой жизнью вместе с Шаль. — Так нельзя, — Тихиро качает головой. — Слишком много было сделано. — Но ты ведь можешь сгубить себя. — Я знаю. Но мне плевать… Плевать на себя. Один лишний шрам, одна лишняя рана. Все это неважно. Но я боюсь за вас. За Шаль, за Хинао. За тебя. Боялся за Сибу, и… Когда он замолкает, не договаривая, Хакури понимает, что стоит перехватить инициативу. — Не бойся хотя бы за меня. Я пойду за тобой до самого конца. И это мой выбор. Даже если это приведет к катастрофе. Даже если они пойдут до конца света. Тихиро помог найти Хакури его смысл в жизни, помог обрести точку покоя, в которой он наконец понял, зачем был рожден в этот мир. Неважно, любовь это или нет, восхищение или благоговение, Хакури всегда будет видеть в Тихиро героя, лучшего человека в мире, что отдал свою самую сокровенную ценность в обмен на никчемную по мнению Хакури жизнь. Потому что Тихиро — хороший человек. Он берет обе его руки и сжимает ладони, чувствуя, какие холодные у Тихиро пальцы. Хакури поможет ему, сделает все, что в его силах. И это будет одно из немногих первых хороших дел на пути искупления двухсотлетней истории крови Сазанами. Начинать надо с малого. Думается Хакури, Сиба полагал точно так же. Кое-как они начинают выкарабкиваться из бездны серости. В деревне Хакури находит видеопроигрыватель и несколько кассет с фильмами, они смотрят их вечерами. Он учится магии, и Тихиро наблюдает за ним, сидя на веранде, изредка комментируя. Вместе они готовят, иногда играют в карточные игры. Иногда совсем мало, лишь пару часов в день, но Хакури не отходит ни на шаг, и он знает, что Тихиро ему благодарен. Иногда они звонят Хинао, чтобы узнать, как дела, болтают с Шаль, и в такие моменты он будто бы немного оживает, но потом все силы будто покидают Тихиро, и он подолгу молчит, просто привалившись к Хакури плечом. Они все еще спят вместе ночью. Зима полностью вступает в свои владения. Холодает. Иногда отключают электричество, и им приходится ютиться вместе под несколькими одеялами, согревая друг друга. Земля приобретает монохромный цвет, в окружении нет ни единого света: лишь серое небо, белый снег, черные деревья. И Тихиро, такой же, с посеревшим лицом, лишь в глазах что-то сверкает порой, но он будто и сам затухает, как маленький огонек. Хакури знает, что это временно, потому что Тихиро сильный, но он все равно не уходит от него, всегда находясь рядом. Хорошо, что они встречают друг друга, думается Хакури. Он понятия не имеет, как справился бы Тихиро один. Да даже если бы был рядом с Шаль и Хинао, для них он наверняка попытался бы казаться сильным, что в конечном итоге бы его сломало. С Хакури он более откровенен. Он видел Хакури слабым и нуждающимся, он знает, что Хакури не осудит его за проявление такой же слабости. Этой ночью идет снег, из-за чего на улице повисает почти мертвая тишина. Они вновь спят рядом: сквозь дрему Хакури чувствует, как ворочается рядом Тихиро, пока вдруг не садится в постели. Он не хочет просыпаться, позволяя себе и дальше витать в состоянии между сном и бодрствованием, а Тихиро все не ложится. По шороху одежды кажется — смотрит в окно. Так длится минут пять, пока он не поднимается на ноги, поправляет сползшее с плеча Хакури одеяло и не идет куда-то вглубь дома. Иногда такое случается, Хакури знает. Иногда Тихиро хочется побыть наедине с собой, когда не спится. Он всегда боится показаться навязчивым, как Соя, и каждый раз спрашивает Тихиро, не хочет ли он побыть один, но тот каждый раз отказывается. Он лежит некоторое время в одиночестве, чувствуя, как постепенно остывает место рядом, потом все же поднимает голову, сонными глазами осматривая комнату. Тихиро все еще нет. Хакури размышляет о том, стоит ли проведывать его, потом ежится, когда чувствует дуновение ледяного ветра — и тут его прошибает, словно током. Дверь открыта? Но он ее закрывал! Бегом он вылетает к веранде и видит дверь, распахнутую настежь. Тихиро! Вот же… Боже… И куда он собрался?! Хакури в жуткой спешке натягивает на себя ботинки и куртку, а потом бежит вперед, по следам, пытаясь понять, куда же направился Тихиро. Ну вот, это случилось. Стоило ему на секунду расслабиться, как тот вдруг сбежал!.. И куда еще… Рядом с домом располагается лес, и следы ведут туда. Хакури бежит, едва не спотыкаясь, несется вперед, а следы все не заканчиваются, кружась по лесу в хаотичном порядке. Он напуган, как никогда до этого. Что может произойти? Будет ли Тихиро в порядке?.. Хакури так боится, что не может себя успокоить, хотя он уверен, что ничего не случится — просто тому нужно немного проветрить голову. Признаться, порой Тихиро выбирает весьма экстравагантные и почти безумные способы решать собственные проблемы. Наверное, это то, о чем рассказывал Сиба. Что в некоторые моменты за Тихиро нужен глаз да глаз. Наконец, он замечает что-то впереди, ускоряется и тормозит, потому что цепочка следов заканчивается, а вместе с ней находится и Тихиро, стоящий под старым ветвистым деревом, склоняющимся вниз под тяжестью снега. Тихиро ничего на самом-то деле не делает, просто стоит, и, слыша шаги, оборачивается. Лицо у него раскраснелось от мороза, но видя запыхавшегося Хакури, он позволяет себе продемонстрировать легкую улыбку. — Хакури. — Ты куда намылился?! Да еще и босиком!.. Без куртки! У тебя халат промок! — остановившись, Хакури упирается руками в колени, пытаясь отдышаться, но потом все же преодолевает слабость и подходит к Тихиро, стягивая с себя куртку и накидывая ему на плечи, пряча голову под капюшоном. — Ты о чем вообще думал?! — Я? Ни о чем. — Оно и заметно! — Хакури грозно трясет пальцем. — А если ты простудишься?! Надо же головой думать! — Прости. Судя по тону, Тихиро не стыдно ни на йоту. В ответ Хакури поджимает губы и дергает за ворот капюшона его к себе, после чего они смотрят друг другу в глаза. Раскрасневшийся от холода, с нерастаявшими снежинками на ресницах, Тихиро выглядит намного живее, чем то приведение, что существовало рядом с Хакури все это время. Сглатывая, он бормочет: — По-хорошему мне стоило бы набить тебе морду, потому что ты болван. Но я знаю, что ты меня одолеешь, так что это будет слегка бессмысленно. Ты дурак, Тихиро! Слышишь?! Самый большой в мире дурак! — Дурак, — соглашается он, и Хакури щурит глаза. — Не знаю, как двух дураков, как мы оба, свела судьба, но, видимо, это какая-то отстойная шутка. После чего он резко двигается вперед, впиваясь поцелуем в губы Тихиро, холодные, потрескавшиеся; продолжает держаться пальцами на капюшон, не позволяя тому вырваться. Но Тихиро и не пытается сопротивляться, позволяя этому невероятному поцелую увлечь их двоих, позволяя забыть про холод. Признаться, целоваться Хакури не умеет вообще, но не беда — Тихиро тоже. Вместе они как-нибудь научаться. Всему, что нужно. Когда они размыкают губы, Хакури тяжело дышит. Тихиро смотрит на него из-под полуопущенных ресниц. Он молчит, выглядит почти угрожающе, но это все наваждение — в его глазах Хакури видит озорной блеск, а еще чувствует, как тот начинает дрожать от холода. Ну еще бы, босиком и в снег. Как он сюда только дошел. — Зачем ты тут? — Захотелось, — признается Тихиро. — Просто подумал — хочу сбежать. Далеко-далеко… И сбежал. — Дурак! — Да, дурак. А ты в дурака влюбился. — Я его еще и целовал, — спохватывается Хакури, поднимая голову на дерево. — Смотри. Сейчас на тебя свалится сугроб с ветки. И я виноват не буду. Хотя мы под этой веткой стоим и целуемся… — Это же не омела. — И сейчас не Рождество, — фыркает Хакури. — И что? Ответа такому аргументу Тихиро не находит и просто пожимает плечами. Но его бравада спадает, он уже не скрывает дрожи в теле, и Хакури, видя это, садится перед ним на колени, зазывая забраться на спину. Вернуться домой-то они вернутся, но идти босиком и обратно по снегу Хакури ему не позволит. Он чувствует, как Тихиро молча забирается ему на спину, обхватывая шею руками, потом поднимается на ноги. Силенок… пока не хватает, но ничего. Он дойдет! Выбора-то и нет! Тем более, не такой уж Тихиро и тяжелый. — Сейчас вернемся и примем горячую ванну. Ты слышишь? — С тобой вдвоем? Судя по голосу, Тихиро улыбается, и Хакури самодовольно закатывает глаза и передразнивает угрожающий тон отца: — Посмотрим на твое поведение, Рокухиро. Кажется, эта пробежка по снегу дает свой результат, и в сердце Тихиро понемногу возвращается покой. Конечно, он все еще скорбит, это заметно, но понемногу он все чаще и чаще сам приходит к Хакури, сам предлагает заняться чем-нибудь. Даже вновь берет в руки меч. Так проходит около месяца; быстрого и вместе с тем тянущегося бесконечно долго в ожидании, что делать дальше. Иногда с ними связывается Хинао, но ее прогнозы не утешительны — лучше скрываться и дальше, что утомляет Тихиро сильнее любой опасной драки. Пока, наконец, что-то не меняется. В тот день Тихиро тренируется во дворе, пытаясь свыкнуться с ограниченным углом зрения, а Хакури готовит на кухне. Он пробует новые рецепты, но, признаться, выходит у него пока не так хорошо, как хотелось бы. Но он старается, правда!.. Кулинарных книг в доме полно, они все старые, и в некоторых выцвели буквы, потому готовка превращается в русскую рулетку… Но ничего, уж несварение желудка они с Тихиро переживут. Наверное. Он так увлекается новым рецептом, что едва не упускает момент, когда кто-то начинает стучаться в дверь. Сначала не очень громко, но все настойчивей и настойчивей, пока Хакури наконец не поднимает голову. Он уверен, что это не Тихиро, потому что Тихиро сейчас должен быть во внутреннем дворе, тренироваться с мечом… Осторожно он кладет поваренную книгу на стол, после чего хватает кружку и на цыпочках приближается к двери, в которую продолжают стучать. Пальцы невольно складываются в жест, необходимый для магии. Всего один удар — и он оглушит врага. Запустит в него кружку для отвлечения. Жалко будет разбить еще одну, но ничего. Но надо быть аккуратнее, вдруг это кто-то из «Камунаби»?.. Он замирает перед дверью, сглатывает… Потом резко распахивает ее. — Погоди-погоди! Не бей! Неожиданный гость примирительно вскидывает руки, тут же сдаваясь. Хакури смотрит на фигуру в дверях во все глаза. Он чувствует, как невольно разжимает пальцы, отчего кружка из его пальцев падает вниз. Она грозит разбиться, но неожиданный гость оказывается быстрее и подхватывает ее, после чего возвращает в руки Хакури с широкой наглой ухмылкой, а тот только и может, что пропищать: — Сиба-сан?.. Живой!.. Выглядит потрепанным, но это настоящий Сиба, нет сомнений. Та же ухмылка, тот же взгляд. Одет он теплее, чем обычно, все же, на дворе разгар зимы, потому кожа по большей части скрыта, но даже так под воротом Хакури кажется, что он замечает белый след бинтов. Волосы у него кажутся длиннее, либо же он просто собирает их в мелкий хвостик на затылке, солнечные очки тоже отвлекают (кто вообще носит солнечные очки зимой?..) но, в любом случае… Это точно самый настоящий Сиба. Он криво улыбается, пока Хакури продолжает откровенно на него пялиться, потом треплет его по волосам. Проходя внутрь, он беззастенчиво смотрит по сторонам, будто бы пытаясь найти в окружении какой-то ответ, но лишь спустя мгновение до Хакури доходит, что (точнее кого) пытается найти Сиба. Он кивает в сторону дверцы во двор, и вдвоем они выходят туда. По пути Сиба вдруг интересуется: — Как вы тут поживаете? — Паникуем, — честно признается Хакури, что пробивает Сибу на смешок. — Ну еще бы. Как Тихиро? В этом вопросе сложно уловить тревогу или волнение, но Хакури знает, что Сиба беспокоится. Это логично; он был хранителем Тихиро все это время, наверняка может понять, что тот не очень адекватно (слабо сказано!) воспримет потерю человека, заменившего отца. Слишком маленький промежуток случился между этим моментом и гибелью Рокухиро Кунисигэ. Потому он отвечает предельно честно. Сиба слушает его молча, покусывая сигаретку. Затем вздыхает. — Да уж… Действительно, думает Хакури. Кажется, Сибе хочется сказать что-то еще, но он не успевает додумать, потому что вдвоем они выходят во двор. Снег под сапогами скрипит, и Сиба останавливается, отчего рядом с ним замирает и Хакури. Они оба смотрят вперед, где на бамбуковых манекенах тренируется Тихиро. Он взмахивает катаной, и та с тихим свистом рассекает воздух. Даже не поворачивается. В тренировках, как знает Хакури, Тихиро проще найти успокоение. Вытачивая тело, закаляешь дух. Такой бред им твердил отец. По мнению Хакури — настоящая чушь. Он хорошо помнит Сою, хорошо помнит Тенри, остальных братьев, которые были превосходными бойцами, и которые… Особенно Соя. Особенно Тенри. О какой силе духа вообще может идти речь? Но Тихиро сильнее. Ради спасения других, он готов отринуть свою безумную цель. Тихиро… Тихиро — хороший человек. И очень сильный. Во всем. Его величайшая сила — способность помогать другим несмотря ни на что. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, он вдруг оборачивается. Повисает тишина. Изо рта Тихиро вырывается облачко пара. Они просто смотрят друг на друга. Сиба медленно поднимает очки на лоб, ухмыляясь, а Тихиро просто на него смотрит, будто не в силах поверить. Так они и молчат. Минуту, две. Потом Хакури видит, как зрачок Тихиро резко сужается до состояния игольного ушка. Несколько секунд он стоит на месте, словно истукан, губы у него дрожат, а дыхание учащается, словно он не знает, хочет ли рассмеяться или заплакать. Он просто замирает, явно не в силах двинуться, но потом отшвыривает катану прочь с такой легкостью, будто она для него вовсе и не важна, и бросается вперед. Это один из тех редких моментов, когда Тихиро добровольно избавляется от маски отрешенности, но в данном случае это не выглядит так неправильно, как в первый день. Потому Хакури ничего не делает, лишь улыбается, когда Сиба тоже делает шаг вперед, и они вдвоем вцепляются друг в друга крепкими объятиями, почти виснут друг на друге, отчего ноги у двоих подгибаются, и они оседают на землю. Вопрос, конечно, кто по кому больше скучал. Сам он ощущает себя жутко неловко от того, что за этим наблюдает, потому Хакури решает оставить их наедине и просто отворачивается прочь. Кажется, в этот раз обед придется готовить на троих. Уходя же, он слышит тихое: — Где же ты был, Сиба-сан?.. Они располагаются на кухне. В этот раз Сиба отказывается выпить алкоголя (по наблюдениям Хакури у него в каждом укрытии есть запас алкашки на черный день), обходится простым чаем, поясняя: — Я, конечно, буду рад, но мой подпольный дружок, который залатал мне раны, тут же поймет, что я даже каплю выпил. Прости, но своя голова на плечах мне пока дороже, — смеется с надрывом, потом смотрит сначала на Тихиро некоторое время, переводит взгляд на Хакури. — Ну, молодежь, рассказывайте, что вы тут все время делали. Хотя можно не все, я примерно представляю… Он отшучивается, и Хакури думает, что он делает это намеренно, чтобы не слишком вынуждать Тихиро вспоминать неприятное время. Он и сам хочет поддержать шутливый тон разговора, но не успевает. Как только он открывает рот, Тихиро неожиданно отставляет свою чашку чая и пристально смотрит на Сибу, после чего довольно холодно замечает: — Почему ты не написал, что ты жив? Ой, он зол. Сиба, как самый старший тут, все равно пугается (злой Тихиро — страшный Тихиро, это правда) и медленно съезжает под стол. Но он примирительно поднимает руки, давая понять, что не собирается особо защищаться, потому что действительно оплошал. Оплошал!.. Это Хакури еще преуменьшает. Он вспоминает всю перебитую посуду в первый день пробуждения Тихиро и думает, что тот еще мягко с Сибой обходится. — После того, как мы разминулись, я сумел перетянуть на себя внимание, но меня сильно ранили. В итоге пришлось срочно телепортироваться к тому самому знакомому, у которого на пороге я и отрубился. В общем, некоторое время я провалялся в отключке… А потом выяснилось, что мой мобильник помер во время наших невероятных приключений. Сначала я пытался найти Хинао, попутно подчищая наши следы, а потом через нее вышел на вас. Но прыгать в пространстве я пока особо не могу, — Сиба кладет руку на плечо и пытается размять его, после чего неприятно морщится. — Силенок не хватает, ага. Так что пока я еще сюда доехал… — Почему ты не попросил Хинао нам позвонить? Тихиро сверлит Сибу взглядом, и тот неловко закашливается, оттягивая ворот. — Хинао ну очень хорошо скрылась. — Ты мог позвонить!.. — За что ты меня убьешь: если я скажу тебе, что забыл твой номер, или за то, что хотел устроить сюрприз? Он неловко посмеивается, когда Тихиро угрожающе щурит глаза, но все же не говорит ничего; Хакури думает, что он зол, но он благодарен, потому что лучше уж такой сюрприз, чем настоящая смерть. Но, наверное, ему немного обидно?.. Впрочем, сложно сказать. Хакури не так давно знает Сибу, а Тихиро знаком с ним всю жизнь. Может, старшой всегда был немного… своеобразным в таких деталях. Сиба тянется к карману, явно за сигаретами, но потом отдергивает руку. Наверное, ему еще нельзя курить из-за ран. — Что ж, главное, что все хорошо, — подытоживает он. — Все живы, не все здоровы, но это поправимо. Передохнем немного, попросим Шаль вернуть тебе глаз… И все сладится. — Обещай мне, — вдруг прерывает его Тихиро. — Обещай, что в следующий раз свяжешься сразу. Он серьезно смотрит тому в глаза. Ненадолго Сиба пересекается взглядом с Хакури, и тот пожимает плечами; сам в этот момент он нащупывает под столом руку Тихиро и сжимает ее, зная, что тот и правда слишком сильно переживал из-за этого всего. Когда разбивают твою маску — всегда тяжело. Хакури знает. Хакури пережил это сам. Но Тихиро помог ему. А теперь он отплатил Тихиро. Улыбка Сибы приобретает снисходительный оттенок, но он говорит искренне, Хакури чувствует. Но на всякий случай все равно крепче сжимает руку Тихиро, а тот его ладонь — в ответ. — Хорошо, Тихиро. Я обещаю.