Рисунки

Робин уже несколько дней ошивалась возле фабрики. То тут, то там Хайзенберг замечал её на камерах наблюдения. Например, сейчас она стояла около пшеничного поля и что-то чиркала в блокноте. Забавная выходила ситуация, ведь на саму фабрику Робин не затащишь ни в качестве ассистента, ни в качестве гостя. Даже посреди ночи, когда она помогала Карлу с трупами, девушка предпочитала пойти через лес до хижины, вместо того, чтобы зайти. А теперь – вот она. Совсем близко. Мысли об этом были, пожалуй, слишком навязчивыми и мешали работе. Хайзненберг ещё раз бросил взгляд на монитор. Очки на нос, молот на плечо. Пожалуй, неплохо было бы проветриться. Он подошёл к ней со спины: - Какого чёрта ты тут шляешься? Робин подпрыгнула, выронив блокнот и тут же второпях подняв его. Выглядело забавно. - Прекрати меня пугать, – прошипела она, - тебе какое дело? Тяжёлый молот громко опустился на землю, Хайзенберг оперся на его рукоять и усмехнулся. - На минуточку, это моя территория, всё тут – моё дело. Девушка выдохнула сквозь зубы. - Какой же ты… - Великолепный, я знаю. - Великолепный разве что в своем нахальстве. - Комплимент, и от тебя? Да у меня сегодня удачный день. Подобные перепалки были неотъемлемой частью их общения. Даже не верилось, что когда-то было иначе. Поначалу Робин злилась. Боялась и злилась. Материла всё на свете и орала на тварей, от которых убегала. Всё в деревне её пугало: ликаны норовили сожрать, жители гнали взашей, только завидев, а лорды… Сложно сказать, сколько раз её хотели пустить на опыты или сделать из неё вино. Хайзенберг же попросту игнорировал существование девушки. Никакой пользы она в себе не несла, максимум – будущий солдат в его армии, если конечно от её тела что-нибудь останется. Но Робин всех удивила. Она не просто выжила, постепенно она заработала себе неприкосновенность, насколько это было возможным. Вначале Донна вдохновилась её почеркушками с куклами и платьями. С тех пор они стали проводить время вместе за созданием новых страшилищ. Затем дочери ебучей стервы в замке заинтересовались ей. Каждая потребовала себе собственный портрет. Как Робин не померла, рисуя это уродство, Карл не представлял. Зато это позволило ей не бояться Биг-сайз-суку. Моро… Моро хотел было забрать её для очередного эксперимента, но кое-кто не хотел расставаться с новой игрушкой. Проще говоря, урод был запуган остальными. Как и деревенские. Карла привлекла вся эта суматоха. Однажды он столкнулся с Робин у лавки Герцога. Она отчаянно торговалась за какие-то кисти. Хайзенберг решил поразвлечься, а заодно проверить девчушку на прочность – предложил работу с хорошей оплатой. Всего-то нужно было раскопать несколько могил. Не моргнув глазом, она согласилась. Было видно, что её гложут страх и растерянность, она легко выдыхалась и жмурилась при виде мертвецов. И все равно не сдавалась. И всё из-за блядских кистей! Это вызывало уважение. Только одну тварину Робин не смогла убедить в сотрудничестве. Метерь, мать её, Миранда! Если бы лорды не покрывали девчушку, возможно, она стала бы очередным, скорее всего мёртвым – уж больно тщедушная – подопытным. Робин отвлекла его от воспоминаний: - Так что тебе нужно? Карл вернул себе хитрое выражение: - В последнее время один маленький художник постоянно шляется вокруг да около и даже не боится больших злых ликанов! – он подошёл ближе и ткнул в неё пальцем, - так и скажи, что хочешь заглянуть на фабрику, я устрою тебе незабываемую экскурсию! Девушку передёрнуло. - Смотреть на твоих киборгов? Нет, спасибо, - она резко развернулась, волосы, собранные в хвост, ударили его по лицу. Они показались мягкими. Карл отправился за ней. - Ты их даже не видела! - Тем лучше. - Это дискриминация по неорганическому признаку! Робин остановилась. - Старик, ты где таких слов нахватался? - Не представляешь, - Хайзенберг наклонился к ней и доверительно сказал, - у меня есть радио и даже телевизор. Удивление, растерянность, осознание и раздражение. Иногда Карлу казалось, что Робин забывала, что даже в этой отрешённой дыре есть доступ к внешнему миру. Она ускорила шаг. Хайзенберг рассмеялся. Закинул на плечо молот. Рядом с фабрикой слишком много зверья, так что проводить лишним не будет. Он легко поспевал за девушкой. - Я всё спросить хотел, а как тебя ещё в замке не сожрали? – протянул Крарл. Ему нравилось болтать с Робин на любые темы. Она была одной из немногих, по его мнению, с кем было, что обсудить. - Пытались, - девушка закатила рукав, обнажая шрамы, - спас дефицит железа. Невкусно. Она издала нервный смешок. - Может тебя гвоздями нашпиговать? – Карл прищурился, - до конца жизни железа хватит. - Ага. Если Герцог перестанет поставлять мне лекарства, так и сделай. Хайзенберг поравнялся с ней. - Значит, договорились. Вскоре он понял, что Робин направляется к Герцогу. В этот раз его повозка разместилась рядом с домом Донны. Карл скривился. Не то, чтобы ему нравилось находиться там. Все эти цветы и глюки. Хайзенберг предпочитал всегда находиться в ясном сознании или хотя бы замутнить его исключительно виски. - Какие люди! – воскликнул толстяк, - рад вас приветствовать. Робин в ответ дружелюбно помахала рукой: - Мой заказ у вас? - Конечно, - но я полагал, мы встретимся в другом месте, - последовал ответ. - Мне всё равно нужно к Донне. Герцог протянул Робин небольшой ящик. Та с нетерпением его раскрыла. Краски. Ну конечно. От предсказуемости Карл даже закатил глаза. В прочем, когда он услышал стоимость, глаза полезли уже на лоб. Сколько?! Непозволительная цена для цветной жижи. Об этом он не помедлил сказать. - Дилетант, - фыркнула Робин, - я просто хочу натурально передать цвет. - Просто? За такие то деньги? - Как будто для тебя новость. Действительно. Хотя эта цена – новое грёбанное достижение. Может, сделать ей кубок? Но, в общем и целом, Хайзенберг мог бы и сам ей купить эти чёртовы краски. В конце концов, у них сложились, можно сказать, приятельские отношения. - А нахуя тебе к Донне и этому страшилищу? - поинтересовался он. Робин засияла. Она любила рассказывать он своих работах, и этот раз не был исключением. Карл однажды поймал себя на мысли, что спрашивал про рисунки больше чтоб посмотреть на реакцию девушки, нежели на результат её труда. - Заказ! – Она раскрыла сумку и принялась в ней копошиться, - Донна попросила нарисовать Энджи! Конечно, первоначальный эскиз писался с натуры, но у меня было в тот день много дел… Она продолжала щебетать, когда достала завёрнутый в бумагу холст и приоткрыла его. На нем действительно была изображена ебнутая кукла во всём своём уродстве. Надо сказать, очень натуралистично. - И на это ты тратишь время? – спросил Карл. - Мне за это платят, - отрезала Робин. Ей богу, лучше бы его нарисовала. Минутку. Он правда никогда не видел себя в её блокноте. И на холстах. Хайзенберг любил заглядывать девушке через плечо, тогда ноздри щекотал запах трав, которые она добавляла в мыло, становилось видно, как Робин быстро переворачивает страницу, не дав увидеть предыдущий набросок. Как чиркает карандаш в тонкой мозолистой руке по бумаге. Всего за несколько движений из ничего появлялись птицы, дома, люди, ликаны, сука Димитреску, куклы и Донну. Даже грёбанный Моро, уж на что урод. Когда Карл спрашивал, почему в её работах так много нелицеприятного, девушка отвечала, что прекрасное есть везде. Тем страннее тот факт, что себя на её рисунках Хайзенберг никогда не видел. Внутри зародилось чувство обиды, но показывать этого он не хотел. Ещё бы ему беситься из-за всякой чепухи. И всё же… - Короче, не твоё это дело! – внезапно вспылила Робин, её щеки забавно зарделись. Она всучила портрет Герцогу, - передайте от меня, - бросила девушка и поспешила к дому. Хайзенеберг застыл, думая, пойти ли за ней или разрешить некоторые дела с Герцогом, раз он здесь. Решив, что бегать за кем-либо, а особенно за девчонкой, глупо. Тем более, её хижина рядом, и в округе совершенно случайно не встретить ни одного ликана. Так что Карл остался на месте, только крикнув вдогонку: - Эу! Пойдёшь завтра на кладбище? - Нет! – она даже не обернулась. *** Робин не было нигде уже два дня. Конечно, такое иногда случалось – она запиралась дома и не выходила несколько суток. Но в этот раз Хайзенбергу было неспокойно. Скорее всего, она опять малюет. Это её привычки. Но чем больше Карл анализировал их общение, тем больше хотел встретиться и кое-что прояснить. А она, блядь, никак не появлялась! Хайзенберг отвлекался на работу, на радио, но время от времени в стену врезалась любая ближайшая железка. На третий день он не выдержал и направился прямиком к небольшой хижине недалеко от дома Беневенто. Карл громко свистнул. - Выползай! Изнутри послышался грохот, вскрик, глухой стуке падающего тела. Какие-то манипуляции с чем-то тяжелым и бег к двери. Значит, рисовала. Робин приоткрыла дверь и просунула голову. - Чего тебе? – спросила она на выдохе. Щёки и кончики ушей были цвета помидора, а в глазах сверкали молнии. - Вначале бродишь вокруг, а теперь вовсе не вылезаешь? Кались, что задумала? Она поморщилась. - Ничего, а теперь свали, старик. Я занята. Она хотела было закрыть дверь, но не смогла. Замочная скважина была железной. По одному желанию Хайзенберга дверь открылась, и Робин не смогла её удержать. - Ты охуел? Карл ещё никогда не видел её такой возмущенной, смотрелось это очаровательно. Он лениво улыбнулся и по-хозяйски вошёл в дом. Он был здесь не впервой. Иногда Робин приглашала его позавтракать вместе после тяжёлой работы или выпить вместе чаю. Даже когда он заявлялся без приглашения, после некоторого копошения, Робин всегда его впускала. В её доме всегда было тепло и пахло едой, растворителем и красками. Что же она скрывает? Несмотря на протестующие крики, Хайзенберг продвинулся в мастерскую ( по совместительству кухню, по совместительству столовую, по совместительству спальню. Проще говоря, дом был однокомнатный ). В углу стоял накрытый тканью мольберт, на стул брошен блокнот для рисунков. Краски и растворитель воняли особенно сильно. Он почему-то подумал, что не хотел бы, чтобы это был портрет Гигантской суки. Ещё хуже – Моро. При чём объяснить это желание или нежаление понять Карл не мог. - Ещё не готово! – Только и успела воскликнуть Робин до того, как Хайзенберг рванул ткань с мольберта. Хотя смотрел он на девушку. Тряпка задела блокнот и тот повалился рядом с ботинком Карла, открыв один из разворотов. Робин застыла. Хайзенберг посмотрел вниз и увидел себя. Множество набросков, в которых легко было угадать его силуэт. Он снял перчатки и осторожно поднял блокнот. Принялся листать страницы. Раз через раз он видел разного себя. В гневе, в радости, со своей коронной ухмылкой. В плаще, в одной только майке. Без майки? Карл был изображен обнажённым по пояс, немного волос на груди, живот немного выпирает, мускулистые руки. Вокруг этого рисунка стояло много знаков вопроса. Угадала. Он медленно, будто со страхом повернулся к холсту на мольберте. Знакомое пшеничное поле под тёплыми лучами солнца. Фабрики нет, деревни, металла вокруг, серого неба – тоже. Бесконечное золотое поле. Посреди него стоит человек в бежевом плаще и смотрит на голубое небо. Человек на картине снял очки, и в глазах отражались облака. Хайзенберг смотрел на картину. Робин смотрела на него. Оба молчали. Шестерёнки в голове Карла скрипели, медленно, но верно, продвигая одну очень приятную мысль. Он положил блокнот в карман плаща и повернулся к девушке. Очки немного сползи, открывая безумные искорки во взгляде. - Знаешь, - протянул он, - мне кажется, самое время тебе посетить мою фабрику. Лицо Робин отразило непонимание. - Ты чего это? Сказала же, что нет. Хайзенберг медленно обходил её по кругу, буквально зажимая в угол. - Старик? Не знаю, что ты там напридумывал в своей контуженной голове, но ты точно не прав. Карл не ответил, он резко подхватил Робин и закинул себе на плечо. Девушка тепло засмеялась, но ради приличия имитировала борьбу и несильно ударила его по плечу. - Пусти, говорю, куда тащишь? Хайзенберг рассмеялся. - Нужно же мне отблагодарить тебя за постоянное гостеприимство! На губах застыла самая искренняя улыбка из всех, которые он когда-либо показывал. Они вышли из хижины.