Свадьба

Музыка из колонок, переполненный гостями зал и шикарные блюда, поданные к столу. Даже некоторые из Серафимов посетили торжество, не желая пропустить женитьбу первого человека. Всё сводилось к одному: свадьба проходит успешно. Но увы, единственный посетивший мероприятие Апостол не радовался, не притрагиваясь к различной еде и винам лучшего качества. Даже возможность спеть с микрофоном не являлась толчком к возможному получению гармона счастья. Оставалось лишь поправлять белый пиджак, что ранее пылился в шкафу, лелеея надежды о том, что он займёт одну из главных ролей на свадьбе. Но быть другом жениха оказалось единственным возможным местом, уготовленным ему судьбой. — Ты справишься, Пётр. Ты сможешь. Всё будет хорошо. — Шфто будет хорошо? Стоящий позади Адам говорит невзирая на пережёвывание десерта, взятого со стола. Ах, а вот и жених собственной персоной, причина всей горечи, возникающей в горле Петра наравне с комом. — Твоя свадьба, конечно же! Разве тебя не беспокоит, что будет дальше? Ты же теперь... Законный муж Лют... — А смысл? — облизывая пальцы в креме, он довольно улыбается, чуть ли не впадает в безграничную эйфорию от сладости, — не, правда, нахрен мне забивать чем-то голову? У меня есть жена! Эта сучка теперь принадлежит исключительно мне. И даже нелестные высказывания, ставшие нормой для Адама, заставляют блондина отчаянно завидовать стоящей в белом девушке. Она кажется особенно красивой сегодня, расцветая рядом с любимым ей мужчиной. Он правда пытался бороться с мыслями, засевшими в голове. Ему и самому было до жути противно от осознания, что попыткой самообмана ему приходится вновь и вновь сталкиваться с жгучей ревностью, царапающей сердце. — Ты... Прав. — Ооо, и даже без: "а где уважение к девкам, А-адам, бебебе"? — Тебе следует помолчать или тебя снова ждёт лекция о том, как правильно отзываться о девушках. Русый закатывает глаза, тихо смеётся и произносит привычные напущенные речи, так природнившиеся Петру. Последние попытки сохранить голову чистой и свежей теряются, пока он ловко наполняет один из бокалов вином, припадая губами. На пустой желудок напиток бунтует, позволяет окунуться в иную реальность быстрее, когда каждая из ближайших бутылок пустеет, а Адам переключается на кого-то другого. Натурально нажраться является знаком плохим, ведь греховно это, пусть ошибка и станет прощена под воздействием затуманенного, не то тревогой, не то алкоголем, сознания Голубые глаза пытаются сфокусироваться на супружеской паре, разглядывая подобранные по вкусу наряды. Где-то глубоко внутри Пётр чувствует себя мёртвым, будто второй раз покинув первоначальный мир, оказывается в заточении возникших чувств. Голова уже не держит, безмолвно опускается, прячась в белых рукавах пиджака. Ещё часами ранее пиджак казался с журнала обложки, сейчас лишь пропитанный редкими слезами. — Слыш, чел, тебе бы домой. Давай я вызову такси и прокатишься до дома. — Нннгх хч.... Это всё плооо-хоннн.... — Воу, да ты в говно, Петь. Это, блять, сколько литров ты в себя наебнул? Мычание остаётся единственным, что произнесёт Апостол. Адам при всём удовольствии лишний раз простебать друга, остаётся при мнении, что того следует быстро передать кому-то на руки с адресом дома. — Ну ахуеть, подожди пять сек, тачка пригонит по-бырому. И только мужчина собирается отстраниться, уйти обратно к Лют и предупредить о новом уходе с их свадьбы, как парень хватает его за рукав, отчаянно пытаясь утянуть к себе. — Не уходи-ин.... Пожав... Пожл... Пожалуйста, Адам. Язык заплетается, а последние минуты вне царства дрёмы выдают истинное желание остаться наедине. Даже если он не а состоянии удержать его рядом с собой, как любовный интерес, так хотя бы вынудить не покидать его как друга. И при всём желании послать на три добрых, Адам остаётся на месте, ожидая развязки последующей речи. Но лишь сопение оказывается единственным возможным продолжением. — Почему ты ведёшь себя так блядски странно? ... Пётр никогда не забудет день, лишивший его последней надежды.