Необозначенный и неопределенный.

Как определить отношения постоянного товарищества? Какой ярлык вы навешиваете на подобную ситуацию? Когда два человека проводят каждое мгновение вместе, просыпаются в одной постели, путешествуют бок о бок по пустошам, залечивают раны друг друга, вместе купаются, целуются, обнимаются, трахаются. Конечно, для этого есть ярлык. Таддеус называет это дружбой. Это мягко говоря, если честно. Оруженосец знает, что если завтра все это исчезнет, ​​он не будет знать, что с собой делать. Даже несмотря на то, что Никсон временами бывает невероятно навязчивым. И даже если рейнджер жалуется на неорганизованность Таддеуса. Даже если он бездельник, или ворует закуски Тэда, или засиживается допоздна, что-то записывая в свои блокноты. Оруженосец знает, что не представляет жизни без него. Никсон — его друг. Его лучший друг. Лучший друг, который у него когда-либо был. А Таддеус? Фаддей полностью, совершенно, неоспоримо влюблен в него. Но совершенно платонически и очень спокойно. И да, может быть, торговцы оружием, с которыми работает Никсон, относятся к Таддеусу так, как будто он парень Никсона. И да, ладно, возможно, Никс представил его как свет моей жизни, когда он встретил старую подругу рейнджера, какого-то курьера по имени Корри Сью. И, черт возьми, ладно, возможно, они делали все, что парни обычно делали вместе. Но это не означало, что они встречались. Они не были парнями. Они были мальчиками. Кто были друзьями. Очень, очень близкие друзья. Все в Крепости знают, что они двое — это… что-то. Торговцы оружием хлопают Тэда по спине, когда он остается один в баре, поздравляя его с приручением неуловимого закоренелого холостяка. Когда он слишком много думает об этом, у него болит голова, но это не значит, что он расстраивается из-за этого или думает об этом постоянно. В конце концов, Таддеус — единственный мужчина, который в наши дни делит постель с Никс. Единственный, кто может поцеловать его в губы или столкнуть на матрас (или наоборот, в зависимости от настроения). Он не будет отрицать, что неоправданно ревнует, когда Корри или какой-то другой друг слишком близко подходит к рейнджеру, но на самом деле он не беспокоится, что его друг отклонится слишком далеко от их маленькой договоренности. Он знает, что Никсон настолько глуп, что смотрит только на него… верно? Хорошо. Так что, возможно, он немного расстроен тем, что между ними нет ярлыка. Никсон — бывший НКР. Он рассказал Тэду о своем прошлом. Во время службы ему приходилось скрывать все отношения, в которых он когда-либо состоял; не потому, что НКР не разрешила этого, а потому, что это «сильно не одобрялось» — что бы это, черт возьми, ни значило. До этого Никс был рабом. Он родился в лагере Легиона всего за десять лет до их падения, был брошен в каком-то подункском городке недалеко от Могильника, захвачен работорговцами всего за несколько дней до своего двенадцатого дня рождения. Ему всегда приходилось скрывать свои отношения, опасаясь последствий или опасаясь, что они будут использованы против него в качестве наказания. Так что Таддеус может справиться с тем, что это просто случайная, ничем не обозначенная вещь между двумя друзьями. Его это не расстраивает. Точно нет. Но… это так. Особенно сегодня. Потому что они проводили вместе каждый день уже бог знает сколько времени. Но сегодня Корри Сью обратилась за помощью, и Никсон не смог ему отказать. Корри — старейшая подруга Никс. И не только в духе «мы знали друг друга всегда». Корри лет на двадцать старше рейнджера. Как, черт возьми, кто-то доживает до сорока лет в этой адской дыре? Не важно. Он важная шишка из Нью-Вегаса, хотя по тому, как он одевается, можно подумать, что он просто какой-то случайный курьер. Он зашел в Крепость, побродил по какому-то Убежищу, которое «нужно было исследовать», вот и все. Курьер вышел, Никс преследовал его по пятам, а оруженосцу пришлось вертеть большими пальцами. Это чудо, что Таддеус еще не начал расхаживать. Он знает, что ему не следует беспокоиться о своем друге. Конечно, за время их недолгого знакомства Никс получил несколько ножевых ранений. И застрелился. И похитили. Ох, и укусил один раз. И он всегда сует свой нос куда не следует. Всегда готов сражаться в хорошей борьбе. Но он способен постоять за себя. Но Таддеуса все еще не устраивает то, что он здесь без него. Когда утро сменяется полуднем, часы превращаются в вечер, а затем быстро наступает ночь, оруженосец говорит себе, что все в порядке. Он знает, что Никсон силен и умен. Они достаточно часто попадали в опасные для жизни ситуации, чтобы знать, что рейнджер справится сам. Поэтому он убеждает себя, что Никс жив. Но… Это просто заставляет Тэда задуматься, какого черта это занимает так много времени? Он качает головой, заставляя себя встать с кровати и взять еще пива из ящика у двери. Ну и что, что Никсон бродит там поздно ночью и занимается разведкой. С кем-нибудь. Тот, кого он знает много лет. Кто-то, кто слишком либерален в отношении прикосновений и внешности. Кто-то такой же высокий, темноволосый и красивый, как рейнджер. Тот, кто просто чертовски излучает обаяние и харизму. Это ничего не значит. Крышка от бутылки отрывается с такой силой, что издает металлический звон, отскакивает от стола и ударяется о холодный каменный пол. Таддеус садит бутылку и смотрит на крышку так, словно она его как-то обидела. — Глупый, глупый, — стонет Таддеус, потирая глаза ладонями. Желудок беспокойный, во рту сухо. «Вот почему ты не гадишь там, где ешь!» Потому что давайте будем честными: у Таддеуса хорошие отношения с Никсоном. У него есть место, где можно спрятаться от Братства, у него есть теплая еда и холодное пиво, горячий душ (большую часть времени) и удобная кровать. У него теперь есть кепки, лекарства и, возможно, даже еще несколько друзей. Так какого хрена он пытается все это испортить чувствами? Таддеус снова берет бутылку пива, слегка сжимая пальцы. А что, если он немного влюблен в своего лучшего друга? А что, если он фактически живет с этим мужчиной? И что, если Никс сейчас находится там с человеком, который, возможно, уже знал его близко, а мог и не знал? Он сидит на кровати. Он ставит бутылку пива на прикроватный столик. Он сворачивается калачиком на кровати и закутывается в одеяла. Он пытается закрыть глаза, но запах Никса на подушках делает мужчину еще более неуверенным и неудобным, и, черт возьми, он лишь немного возбуждается. Рука Таддеуса уже спрятана в штанах, когда он слышит, как хлопает дверь. Его глаза зажмуриваются так сильно, что это почти причиняет боль, а желудок дергается от беспокойства и вины. Он не имеет права ревновать или расстраиваться. Они не встречаются, они не вместе. Они друзья. — Ты притворяешься, что спишь? Может быть, это по-детски, а может, из-за того, что голос Никс звучит так небрежно, но оруженосец не двигается. Его спина повернута к рейнджеру, за что он благодарен, поскольку уверен, что его нос хрустнет что-то жестокое. «Прийе?» Голос Никсона теперь мягче и обеспокоеннее. Он знает, что Никс знает, что он не спит; его ноги нервно трутся друг о друга. — Прие, — повторяет рейнджер, нежно хватая его за плечо. Ладно, это по-детски, то, что Тад настолько погружен в действие, что надеется, что другой человек просто сдастся и позволит ему одержать победу. Он остается совершенно неподвижным, стиснув челюсти в каком-то чувстве, которое не смеет назвать. Честно говоря, Тад не знает, что чувствовать сейчас. Что думать. Потому что сколько бы он ни сделал или не имел права ревновать или расстраиваться, он не может вынести этого. А сегодня… Особенно сегодня. День, проведенный врозь после повседневного общения. Возможно, дружбы недостаточно. «Будь по-твоему», — прозвучало фырканье через нос Никса, и на мгновение Тад подумал, что выиграл эту битву. Он останется один, чтобы притвориться спящим и разобраться в своих чувствах, пока рейнджер крепко спит на кровати рядом с ним. Завтра он проснется, и кто знает? Возможно, у него наконец-то хватит смелости рассказать Никсону о своих чувствах. Скорее всего, он поджмет хвост и побежит, притворившись, что этой главы его жизни никогда не было. Но затем рука, все еще держащая его за плечо, прижимает его вниз, лицо вжимается в подушку, а Никс оказывает еще большее давление. «Просто хочу убедиться, что ты действительно спишь, прийе», — тихо говорит Никсон, и осознание этого должно было прийти к нему раньше. Тад знает этот тон, знает, как рейнджер шепчет слово «прийе», знает, что оно означает. Его рука лежит под подушкой, пальцы сжимаются в кулак, а дыхание хочет застрять в легких. Оруженосец выдыхает очень плавно, но его разум внезапно начинает работать быстрее. «Даже не нужно видеть твое лицо, чтобы понять, когда ты лжешь». Матрас сдвигается, и Тэда толкают вниз с неистовой силой, воздух выталкивается из его легких. Хотя оруженосец упрям, Никсон тем более, но сдача одного из них - лишь вопрос времени. Таддеус не очень-то хочет обо всем этом говорить. Он не хочет признавать, что ему не нравится, как у них сложилась эта странная ситуация без ярлыков. Он не хочет говорить о том, как безумно ревновал весь день. Он не хочет говорить о том, как ему хорошо в объятиях Никс, или о том, как ему нравится просыпаться рядом с ним, или о том, как ему нравится трахать его, и особенно он не хочет признаваться, что тупо влюблен в Никс. ему. Но секс? Да, он мог бы жить с этим, несмотря на разговоры. Он сдается достаточно легко. Дыхание Никса сосредоточено на его затылке, перенося его вес на него сверху, по ноге на каждую сторону его бедер. Оруженосцу приходится использовать каждую частицу своего обучения в Братстве с пользой, чтобы просто не шевелиться, не стонать и не признавать, наконец, что он очень проснулся и затвердел. В ту секунду, когда он чувствует, как губы Никсона касаются его кожи, его сердце почти останавливается, но тут же снова начинает биться с удвоенным рвением. Он привык к чрезмерному использованию рейнджером зубов и языка на его шее, но ничего этого нет. Вместо этого это медленный поцелуй, не выдерживающий никакого веса, но почему-то он даже тяжелее обычного. Поскольку Таддеус стал более комфортно относиться к сексу, Никсон стал с ним немного грубее. И Тада это более чем устраивало. Он полностью наслаждался рвением, с которым рейнджер, казалось, хотел его сожрать. Суровые ночи означали, что оруженосец мог больше сосредоточиться на ощущении кожи, а не на биении сердца, когда Никс шептал ему на ухо «прий». Но вот так, когда губы Никсона медленно движутся вдоль его позвоночника, к плечу, к уху... Таким образом, его мозг хочет перевести это во что-то, чем оно не является. Потому что Никсон хорош во всем. Например, целовать кожу Тэда так, чтобы он почувствовал себя чем-то драгоценным. И, как всегда, Никсон ведет грязную игру. Оруженосец убежден, что даже если бы он смог собрать свою гордость и отругать его, все, что вышло бы из его рта, было бы глупым стоном, только ободрением. Каким бы глупым он ни был, он просто продолжает пытаться дышать под натиском поцелуев, которые почему-то не растут в геометрической прогрессии от голода, как это обычно бывает. — Жаль, что ты спишь, — говорит Никс слишком близко к уху, вызывая у мужчины дрожь. Эти слова заставляют его сильно трястись в своих боксерах, но Тад не смеет сдвинуться с места, несмотря на туманное ощущение в голове. Но его дыхание немного учащается, становясь несколько поверхностным, когда Никс медленно целует большую часть его тела. Это все, на чем может сосредоточиться оруженосец, когда он еще крепче зажмуривает глаза, отчаянно пытаясь не думать обо всем, что беспокоило его весь день. Наконец, наконец, зубы впиваются в затылок. Таддеус ожидает внезапного и почти приятного ощущения боли, но челюсть Никса открыта. Это не укус. По крайней мере, пока нет. И почему-то это бесконечно хуже; он знает, что в любую секунду это может превратиться в него. Он чувствует сжатие челюсти противника, как это обычно бывает перед укусом. Но… этого не происходит. Таддеус не понимает, что происходит, почему вдруг исчезли мягкие прикосновения и угроза зубов. Он ерзает, как во сне, изо всех сил стараясь сохранить этот шарад. Однако это тяжело, учитывая, что он бодрствует больше, чем когда-либо, взбешенный ничем, кроме легких поцелуев в шею и плечи. Ноги сжаты вместе так, что, как он надеется, Никс этого не замечает, сдерживая отчаянные всхлипы. «Правда, прийе, зачем продолжать в том же духе?» Рот рейнджера вернулся туда, где он был. «Вернемся к первому дню, когда ты изо всех сил стараешься добиться успеха. Притворяясь, что ты меня не хочешь. Все тело Таддеуса дрожит при изменении темпа. Острая боль, за которой следует безошибочное ощущение, будто губы присасываются к коже так, что гарантированно останется синяк. А сквайр не может объяснить, что происходит - может быть, это буря эмоций, охватывающая его, или то, что он не видит лица Никсона. Что бы это ни было, он уже на грани того, чтобы кончить себе в штаны. Когда его рот, наконец, отодвигается назад и возобновляет задачу поцеловать кожу за ухом, ох, так нежно, Тад чувствует себя так, будто его сбил пыльник, разобрали и в спешке собрали обратно. И во всяком случае, это чувство усиливается в сто раз, когда Никсон открывает рот и шепчет: «Может быть, мне стоит держать тебя рядом навсегда, если ты собираешься вот так дуться. Что ты думаешь?» Он не может думать. Ни о чем не могу думать, все еще пытаюсь набрать достаточное количество кислорода через подушку, серьезно размышляю о том, «проснуться ли», и кричу Никсону в лицо. Его член почти болезненно пульсирует на матрасе, когда вместо того, чтобы поцеловать его шею, рот Никсона опускается вниз, целуя кости его позвоночника. Опять черт возьми, с этой нежностью. Мурашки следуют за каждым движением его рта. Даже несмотря на все его попытки скрыть это, он чувствует, как прижимается своим телом к ​​прикосновению. Подобно огненному муравью, питающемуся ядом, или мухе, попавшей в паутину. Чертовски несправедливо, что у Никсона есть то, что ему нужно, и он определенно это знает. Внезапное давление пальцев, обхвативших его бедра, наконец заставляет оруженосца вскрикнуть, хотя скорее от удивления, чем от удовольствия, когда Никсон поднимает задницу в воздух. Тад знает, что ему не следует этим увлекаться, по крайней мере, в данной конкретной ситуации, но ему приходится сильно прикусывать подушку, чтобы не заскулить, поскольку все его тело перемещается так, как считает нужным рейнджер. А потом его член обхватывают рукой, и свет в его мозгу гаснет. «Вот мой милый маленький пьяар», — вздыхает Никсон, совершенно довольный открытием, что Таддеус тверд как камень и протекает. Его пальцы скользят по его длине, один раз, затем еще раз. «Заставляет меня задуматься, какие сны тебе снятся». ослабление. Не приятно, не жарко, не... Оруженосец снова кусает подушку, но это не помогает смягчить стон, вырывающийся из его рта, когда с него внезапно сдергивают боксеры. Тад может только представить, какой взгляд бросает на него сейчас Никс, и от этого по его телу пробегает волна жара, потому что, черт возьми, ему нравится этот взгляд на лице рейнджера. «Знаешь, ты великолепна», — говорит Никс, и это… еще один удар прямо в грудь: «Так просто потрясающе, прий». Таддеус хочет ответить на комплимент. Хочет поцеловать уголок рта Никса, как он обычно делает, когда рейнджер говорит что-то такое сладкое и нежное. Но затем он чувствует что-то, что ему слишком хорошо знакомо и с чем связано слишком много приятных образов. Пальцы Никсона во рту. А затем его целуют в задницу, и он чувствует, как мокрый палец проводит линию по всей длине его позвоночника, не останавливаясь, и снова все мыслительные процессы нарушаются, поскольку он непроизвольно извивается, пытаясь доставить палец Никс туда, куда нужно. он действительно этого хочет. «Поговори со мной, прийе. Скажи мне, чего ты хочешь, Санам. Таддеус не знает, что означает второе слово, он до сих пор даже не знает, что означает первое, но оно сказано с такой ослепляющей нежностью, что Тад вот-вот сломается. Словно чтобы подчеркнуть, насколько он сегодня дразнится, Никс рисует маленький кружок на чувствительной коже между ног. И каким-то образом терпение Тэда выбирает этот момент, чтобы лопнуть. Он тихо рычит «отвали» в подушку, используя руки, чтобы подтолкнуть себя вверх, и свой страх и отчаяние, чтобы оттолкнуть себя назад. И это определенно имеет неприятные последствия, потому что слюна не является настоящей смазкой, а пальцы Никс не маленькие и не тонкие. По крайней мере, это вызывает у него вздох от того, что он просто случайно опустился на два почти сухих пальца, и это компенсирует боль. Как-то. — Что, черт возьми, на тебя нашло? Голос Никсона звучит мягче и более озабоченным, чем Таддеус думает. Потому что Никсон всегда, черт возьми, всегда так звучит. Так чертовски обеспокоены оруженосцем, словно они женаты уже много лет. Звучит гораздо более обеспокоено, чем следовало бы другу. "С тобой все в порядке?" «Все в порядке», — отвечает он, не обращая внимания на то, как пальцы внутри него слегка сгибаются в правильном направлении. — Прийе, что случилось? При этих словах Тад поворачивает голову, бросая на собеседника самый суровый взгляд, на который только способен. Он злится, когда у него нет на это права. Он злится на себя за то, что сделал это чем-то, чем оно не является. Он злится из-за того, что завидует Корри. Он злится на Никсона за то, что он всегда был таким чертовски милым, добрым и любящим, хотя они определенно не влюблены. Он делает глубокий вдох. «Вы этого не понимаете, не так ли», - говорит он, даже не задавая вопроса. Никсон этого не понимает, а сквайр не хочет это объяснять после столь долгого времени, проведенного вместе. Как это больно – эта неуверенность, которая теперь заставляет его сомневаться, сможет ли его лучший друг когда-нибудь стать чем-то большим. "Я сделал что-то не так?" Хуже всего то, что Никсон говорит так, будто он действительно имеет в виду именно это. — Ты спал с ним? Тад не хотел спрашивать, но все равно это выскальзывает, грустное и горькое. Это даже не то, чего он боится больше всего. Честно говоря, если бы ему пришлось, он мог бы справиться с душераздирающей реальностью того, что Никс спала с другими людьми. Он хочет спросить, любит ли его рейнджер или хотя бы заботится о нем, но проще превратить это в спор о курьере. — Спи с… ладно, что происходит у тебя в голове, прийе? Ты на химиотерапии или что-то в этом роде? «Корри». То, как Никс напрягается при этом имени, вызывает еще одну дрожь в его теле, легкий стон сорвался с губ Тада от случайного удара по нервам внутри него. Он поворачивает голову назад, не в силах выдержать зрительный контакт. «Не… пожалуйста, не произноси имя Корри, когда мои пальцы внутри тебя», — гримаса и отвращение на лице рейнджера сбивают с толку, посылая смешанные сигналы, с которыми Тад не знает, что делать. — Ты честно сказал? просто предложите мне..." «Все в порядке, если это то, что происходит, просто… мне бы хотелось хотя бы знать», — лжет оруженосец, но его голос прерывается на середине предложения, и он все равно не уверен, в чем смысл этой лжи. Это было бы нехорошо. Это нехорошо, но он не имеет права... «Извините, но какого черта? Как, черт возьми, это будет хорошо? Ты ударился головой или что-то в этом роде?!» Таддеус уже слышал разочарование Никса. Он и раньше слышал его обеспокоенным, раздраженным и даже взволнованным. Но он никогда не слышал, чтобы Никсон звучал настолько разъяренно и в то же время опустошенно. Громкость его голоса возрастает с каждым словом, и оруженосец не знает, что сказать. Просто закусывает губу, когда Никс вытаскивает пальцы и разворачивает его так быстро, что у него подпрыгивает спина. «Аап ке сат кья галат хуа хай?» Голос Никса надламывается, когда он вытягивает слова и качает головой. — Серьезно, почему ты так думаешь? Почему-то, глядя друг на друга вот так, Тад чувствует себя маленьким. Гораздо меньше его, маленькое животное на открытое поле, над которым в небе кружат всевозможные птицы. «Просто забудь об этом», — отклоняет он. — Хорошо, — шепчет Никс, и его руки скользят по рукам Тада. Опять слишком мягко. «Я не знаю, что я сделал, но, видимо, я как-то облажался. И мне очень жаль. Пожалуйста, просто поговори со мной, любимая». Рейнджер выглядит испуганным, и это сбивает с толку Таддеуса. "Просто скажи мне." "Скажу тебе что?" Брови Никсона нахмурены, его глаза всматриваются в глаза оруженосца. «Мы друзья. Ты можешь просто сказать мне», — это определенно не то, что он планировал сказать, но он в любом случае не знает, что хочет сказать. "Сказать тебе? Скажу тебе что?" — Если бы ты спала с ним? «Нет! Я бы не поступил так с тобой, — Никс выглядит так, будто собирается заплакать, когда говорит это. — Откуда это взялось? Я же говорил тебе. Я люблю тебя». К этому моменту Таддеус уже ничего не понимает. Он задается вопросом, странный ли это сон, химия, изменяющая реальность, амнезия, другая временная линия или, может быть, момент, когда его рассудок наконец покинул его навсегда. — Э… Что? «Извини, ладно? Если речь об этом, если это было слишком рано, извини. Я знаю, что мы встречаемся всего несколько недель, но я просто… я ничего не могла с собой поделать», — Никс. сейчас паникует, его руки отдергиваются и обхватывают его туловище: «Майн ек айса бевакуф хун». «Никсон, о чем, черт возьми, ты говоришь?» «Я знаю, что мог бы быть немного более тактичным или подождать, но я подумал, что если бы я сказал это до того, как одного из нас застрелили или что-то в этом роде, то, возможно, это было бы…» — Что сказал? — подчеркивает Таддеус, чувствуя, что гравитация смещена от центра. "Что я люблю вас?" "Хм?" «В чертовом сарае. Во время радиационной бури. На шоссе 101». — Никс, ты… о чем, черт возьми, ты говоришь? «О чем я говорю? О чем ты говоришь?» «Нет, подожди», - говорит оруженосец, все его тело застыло, и ему требуется много времени, прежде чем он успевает заговорить. «Что ты только что сказал?» «Таддей, прийе, что я сделал?» «Ты сказал, что мы встречаемся. Что ты меня любишь». — Если только ты не знаешь чего-то, чего не знаю я? «Но мы… мы не…» «Ты сейчас серьезно?» И еще раз, самое худшее в этом то, что Никсон говорит так, будто он действительно имеет в виду именно это. «Ты не можешь быть серьёзным. По сути, мы живем вместе, если ты не заметил. «Разве это не…» «Разве это не что?» «Потому что мы друзья?» "Друзья?" Тад чувствует сияние. — Ты не хочешь встречаться? «Это не так», — начал Тад, покачивая головой, пытаясь осознать, что происходит, — «Я думал, что это все твои друзья, которые приносят тебе пользу». Он слабо выдыхает, когда его толкают вниз, сердце колотится, как кролик. Внезапно Никсон выдавливает воздух из его легких. Медленно, но верно в его голове начала разворачиваться мысль, что, возможно, Никсон имеет это в виду. - возможно, они действительно были вместе все это время, и он слишком глуп, чтобы знать об этом. — Клянусь Атомом, Таддеус, ты иногда такой тупой, — рычит Никс ему в губы. — Так мы действительно встречаемся? Таду просто нужно спросить. «Ты идиот», — слышит он раздраженный звук в ответ — «Я люблю тебя». И Фаддей снова задается вопросом: как определить отношения постоянного товарищества? Когда два человека проводят каждое мгновение вместе, просыпаются в одной постели, путешествуют бок о бок по пустошам, залечивают раны друг друга, вместе купаются, целуются, обнимаются, трахаются. Это конечно что-то. Что-то великолепное и что-то, к чему он определенно мог бы привыкнуть.