Поосторожнее со мной, я бешеный

Остальные давно разошлись по домам — уже вечер. У Кихо отвратительное настроение, и это видно невооружённым глазом; от него идёт пар и, ко всему прочему, он ещё и воняет ужасно. Они танцевали несколько часов, и маленький кондиционер под потолком совершенно не справлялся. Стены запотели, и он едва ли видит себя в зеркале, по которому стекает влага. Хочется сдохнуть. Тэян, вообще-то, сейчас должен быть здесь: уж кому-кому нужно хореографию чистить, так это ему. Но вместо него её с Кихо вновь и вновь прогоняет Джиун. Джиун хочет довести всё до идеала. Кихо хочет есть и спать. — Ты должен двигаться на «четыре», почему ты продолжаешь сходить с места на «два»? — спрашивает Джиун, останавливая песню и перематывая на начало. Это и так трудно, но с Джиуном становится ещё хуже. Кихо видит, что он задолбался, устал, что он голодный и недоволен тем, что именно ему пришлось остаться и помогать Кихо. — Да там брейк как будто бы, и я начинаю двигаться сам по себе, — Кихо проводит рукой по прилипшей чёлке, вытирая пот рукавом. Он совершенно не хочет знать почему продолжает двигаться неверно. — Ну тогда считай в следующий раз, не надо никаких «сам по себе», — огрызается Джиун таким дразнящим тоном, словно не понимает, что Кихо еле держится. Как же хочется чтобы здесь объявился кто-нибудь из мемберов и встал между ними. Кихо чувствует растущее напряжение, начинает бояться и себя, и Джиуна, и того, что они могут натворить, если сцепятся по-настоящему. — Да я считаю, просто я ж говорю, там как будто бы момент подходящий. — Давай заново короче, — качает головой Джиун и нажимает на плей. Они отрабатывают хореографию до припева, и всё идёт хорошо, пока Кихо не наступает Джиуну на ногу. Кихо вскрикивает, подгибая лодыжку, и падает на колени, чтобы не вывернуть её под ещё более неестественным углом. — Да что за херня? — возмущается Джиун, и в тот момент Кихо действительно пугается. Лицо Джиуна более красное, чем когда-либо, брови сошлись в ужасной гримасе, зубы скрипят, обнажаясь, — он всеми способами показывает своё превосходство. — Ты не можешь уследить за своими ёбаными ногами? Кихо медленно встаёт, аккуратно разворачивая лодыжку, и с опаской оглядывается на Джиуна. — Алё, я же случайно. Он ковыляет к углу, чтобы выпить воды, пока Джиун снова включает песню. В этот раз всё нужно сделать как надо, иначе он отключится. Он не вполне уверен в том, как себя чувствует Джиун и не отключится ли он тоже — от злости и досады, если не от обезвоживания и перегрева в душном зале для практики. Джиун считает вслух и хлопает перед следующей партией, чтобы Кихо точно начал вовремя. Они прогоняют всё полностью, и Кихо складывается пополам, уперевшись в свои колени и тяжело дыша. Он думает, что они наконец закончили, но слышит, как Джиун опять отвратительно скрипит зубами. Да блять. — Ты опоздал на своей же партии — а ещё движения ног на припеве неправильные. Ты уверен, что выучил танец, или ты просто ленишься, сука? Кихо шумно выдыхает. Обычно он отвечает за драму, но это уже просто подло. Джиун знает, как много он трудится ради группы, знает, как много часов он проводит в здании компании за написанием, сведением, планированием, посещением тупых встреч с директорами — и вот как он отплачивает за это? Кихо делает что угодно, но не ленится — просто Джиун сегодня не в настроении. Раздражённый и уставший, Кихо сгребает свои вещи и направляется к двери, но ему преграждают путь. — Ну уж нет. Я каждую чёртову ночь задерживаюсь, чтобы помогать тебе, ты не можешь уйти сейчас. — А ты можешь перестать вести себя как хуесос. С дороги, Джиун, — Кихо отходит, чтобы обойти его, но Джиун хватает его рукой, останавливая, — обжигающая ладонь замирает у Кихо на груди. Он стряхивает её с себя. — Не трогай меня, блять. Что с тобой сегодня? — Со мной? — громко усмехается Джиун. — Это всё ты, Кихо. Думаешь, мы бы мучались столько, будь я лидером? Каждый участник практиковался бы до тех пор, пока не доводил бы всё до совершенства, — никто не сваливал бы вот так домой. Джиун и раньше говорил подобные колкие вещи, но теперь он зашёл слишком далеко. И боль в груди является тому подтверждением. Кихо отпихивает его — достаточно грубо, чтобы ударить его о дверь и выбить воздух из лёгких. Джиун не ожидал такого; в Кихо просыпается паника, потому что он совсем не хочет распылять их сильнее. Он хочет, чтобы кто-то из них уступил, — хочет, правда. Джиун никогда не выглядел таким злющим; Кихо чувствует его эмоции, исходящие плотными упругими волнами. Джиун выглядит так, словно хочет причинить боль. Когда он двигается на Кихо, тот, едва ли успев подумать, качается ему навстречу. Кулак врезается в нос с противным хрустом. По лицу Джиуна растекается кровь; Кихо опускает глаза на запачканный кулак, а Джиун зажимает нос. — Что за ХУЙНЯ? — его крик из шока и отчаяния переливается в абсолютную ярость, когда он видит свои ладони, залитые кровью. — Боже мой? — Блять, — Кихо отшатывается от него, потирая собственный кулак, чтобы избавиться от кровавого следа. Он никогда не дрался раньше, никогда так сильно не хотел кого-то ударить, никогда бы не подумал, что самому тоже будет так больно. Джиун оторопел; Кихо не ожидает, что он так быстро ринется отвечать, и даже не замечает кулак, пока тот не ударяет. Острые костяшки Джиуна пролетают по подбородку, рассекая губу и отправляя Кихо лететь головой прямо в дешёвое зеркало. Оно бьётся вдребезги, разлетаясь, и осколки осыпают его дождём, пока он валится на пол, хватаясь руками за голову. Никто не решается двинуться с места, и проходит полминуты прежде, чем Кихо немного расслабляется. Всё болит: голова, кулак, руки, — он кровоточит несколькими порезами на шее и запястьях. Тут же ударяет осознанием об ущербе компании, который они только что нанесли. Менеджер вычтет всё из их собственных денег, это точно. Он скажет компании, что они сами во всём виноваты и оставит их разбираться. Тут всё в крови. — Кихо? Ох, чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт, — Джиун приседает, чтобы осмотреть его, но Кихо толкается, отбрасывая его на пол. Они сидят так несколько минут, тяжело дыша и пытаясь осознать то, что сейчас произошло. Это изумительно и страшно одновременно — то, в какой абсурд может вылиться голод и усталость. — Джиун, вау. Я, конечно, знал, что ты истеричка, — Кихо смеётся, — знал, что ты ненавидишь мне помогать… но ты настоящий ублюдок, ты в курсе? — он вытаскивает осколок из ладони, пытаясь зализать раненую губу, но она уже распухла, так что это бесполезно. — Я истеричка? Ты первым меня ударил, Кихо, — Джиун вытирает кровь из-под носа и снова двигается ближе, желая осмотреть его. — Ты невыносимый, когда злишься, — нет, н-не приближайся, — Кихо садится на колени, готовясь к следующему движению. Он устал, ему больно, и он уверен, что стоило бы приложить лёд к губе. А ещё от привкуса крови во рту начинает тошнить. Он плюёт на пол между ними. — Я сказал нет, Джиун. — Я не хотел так злиться, просто очень устал, — Джиун всё равно продолжает медленно, но верно приближаться, и если б Кихо был одичавшим псом, то уже не выдержал бы. Дружелюбный счастливый лидер, всегда готовый поддержать, куда-то пропал, и на его месте остался раненый зверь, вцепившийся в остатки собственного достоинства. — Поосторожнее, Джиун, — предупреждает Кихо низко и хрипло, словно Джиуну это что-то даст. Это даже Кихо ничего не даёт. Поосторожнее с чем? Джиун теперь выглядит так, словно пытается приручить сбежавшее животное. Кихо видел такие ролики по новостям: работники зоопарков и полицейские окружают испуганного зверя, тянут вперёд руки, а за спиной накидывают ловушку. Кихо бросается вперёд, и руки сами сразу обвивают чужую шею, им ничего не мешает это сделать; пальцы легко сжимаются. Он чувствует движение чужого кадыка под ладонями, царапающие пальцы Джиуна на плечах — он хочет вырваться. Он в прямом и переносном смысле видит красное — локти и кисти все вымазаны, как и лицо Джиуна. Кихо просто теряется. Он позволяет себе отстраниться на короткий миг, поворачивается и ударяет Джиуна ладонью по щеке. Звук ясно доносится до ушей и разлетается по залу. Джиун задыхается, кашляет и плюётся, пытается сфокусировать взгляд где-то за головой Кихо. Прежде, чем Джиун успевает полностью отойти, Кихо хватает ебучие выжженные волосы цвета сахарной ваты и растягивает губы в злом обжигающем поцелуе. Хнычет от давления на пораненную губу; Джиун кусает, и Кихо чувствует тёплую струйку крови. Наседает на Джиуна ещё сильнее новым поцелуем в качестве мести, зная, что задевает распухший кровоточащий нос. — Я тебя уничтожу, блять, — он трясёт Джиуна за голову и толкает на пол, не обращая внимания на осколки зеркала, впивающиеся в колени, и так покрытые ранами. Джиун облизывает губы, и этот, казалось бы, невинный жест выглядит как вызов. Кихо принимает за вызов, по крайней мере. Он грубым движением заставляет Джиуна разжать челюсть и плюёт в рот кровью. Джиун тут же плюётся обратно, но Кихо уже не остановить — он стягивает чужие шорты и боксеры. — Блять, — Джиун порывается его остановить, но оказывается пойман за кроссовки и, по сути, скован в движениях. Ему удаётся оттолкнуть Кихо, но тот тут же лезет обратно, рывком переворачивая Джиуна на живот, и хруст стекла под животом тревожит и радует одновременно. — Мне, значит, повезло, что Интак уже был с тобой утром? Ты всё ещё растянут, — стонет Кихо, доставая полувозбуждённый член и легко погружая в Джиуна большой палец. — Ты позволил ему кончить в тебя? Два пальца без труда скользят в тепло, потное от танцев в этом адском котле под названием зал для практики — но Кихо на всякий случай плюёт в руку и охает, видя её и вспоминая, что у него полный рот крови. Она, перемешавшись со слюной, стекает по пальцам, смазывая их, но делая липкими, будто высыхающая краска. Кихо наклоняется над чужим ухом и шепчет: — Откажи мне, давай. Джиун не говорит ни слова, только поднимается тазом навстречу пальцам. Это просто пиздец, ему ужасно больно, но он ещё никогда не был так возбуждён. — Я тебя ненавижу, — шипит он сквозь стиснутые зубы, чувствуя впивающиеся в кожу осколки зеркала. — Это не отказ, — пожимает плечами Кихо и входит грубым толчком. Вскоре он переворачивает их, чтобы защитить Джиуна от стекла, посадив балансировать на своих коленях и заставив широко раздвинуть ноги. — О боже, блять, — Джиун опрокидывает голову, теряя рассудок от удовольствия и боли. Он мельком думает — это вообще нормально, заниматься сексом после сотрясения? Обычно советуют оставаться в бодрости, а если трахаешься, то как бы бодрствуешь по умолчанию, так что это звучит как хороший вариант. Джиун снова впивается в чужие плечи, но в этот раз потому, что ему слишком хорошо. — Блять, Джиун-а, — Кихо кусает за плечо, чувствуя, как его зубы травмируют кожу, а потом зализывает это место, чувствуя привкус крови. Джиун тянется за ним, желая поцеловать, но Кихо отталкивает его, отталкивает, пока Джиун не забирается к нему на колени. — Двигайся на мне, пока не кончишь. Кихо слышит стекло, которое крошится и хрустит у Джиуна под ногами от каждого движения; знает, что это больно. Он чувствует, как стекло врезается в задницу ему самому, чувствует крохотные уколы, на месте которых потом останется куча царапин. Они поворачиваются к стене с целым зеркалом, и Джиун, хватая ртом воздух, сжимается вокруг Кихо, видя их отражение, размытое в запотевшем зеркале. — Кихо, — выдыхает он, вытирая новую струю крови из носа. Из-за резкой смены положения, когда он садился на член Кихо, кровь, видимо, пошла снова. Она капала на грудь и на член Джиуну. — Блять, мы… ах, ах, ах. Джиун рассыпается в тихих стонах и вздохах, которые вырываются из лёгких при каждом толчке. Кихо приподнимается навстречу, встречая его на полпути, и со шлепком сталкивается с ним своими костлявыми бёдрами, натирая синяки Джиуну. Тот зажимает член в кулаке и начинает двигать рукой, чтобы довести себя побыстрее. Они оба липкие от крови, которая уже начинает высыхать, но фрикции всё равно ощущаются божественно. Джиун чувствует, как пламя лижет всё его тело, поглощает, сжигает дотла. Кихо сжимает руки на его заднице, толкает и тянет на себя, побуждая двигаться быстрее. — Ну же, Джиун. Давай. Тот громко стонет и кончает секунд через пять. Он выпускает стон, и тот отражается от бетонных стен зала для практики. Бёдра подрагивают, и эта дрожь проходит по всему телу, задерживая мышцы между напряжением и покоем. Член изливается Кихо на ноги и пачкает полы. Джиун падает на Кихо и успевает упереться рукой в его колено. Продолжает медленно насаживать себя на член, хныча и выплёскивая последние капли. — Ох, блять, да. Ещё немного, детка, ещё чуть-чуть, прошу, — Кихо задыхается, стискивая Джиуна в руках и помогая ему двигаться. Тот сжимается вокруг него, и Кихо переваливается за грань, изливаясь в Джиуна, кажется, вечность. Джиун всё ещё двигается, медленно покачиваясь, высасывая из Кихо всё до последней капли, несмотря на перевозбуждение. Он хнычет, когда Кихо врывается в него последний раз прежде, чем отстранить Джиуна, снова укладывая на живот. Они лежат на полу, не говоря ни слова, и потихоньку остывают. Кихо приобнимает Джиуна и тихо плачет, вжимаясь влажным, измазанным в крови лицом в чужую шею. Вскоре Джиун выпутывается и разворачивается, чтобы посмотреть ему в лицо. Они сходятся в поцелуе, медленном, аккуратном, коротком и невинном — но только потому что их головы уже не выдерживают новых царапин. Кихо шепчет извинения между поцелуями, и Джиун кивает, говоря, что виноват тоже. И потом они наконец поднимаются, ощущая боль в мышцах и видя синяки повсюду. Они выходят в коридор, чтобы направиться в душ и осторожно вымыть друг друга, снова нашёптывая извинения и обещания. Джиун достаёт несколько пакетов со льдом, пока Кихо убирается в зале, собирая стекло и вытирая пол от крови. Это занимает в три раза больше времени, чем должно, — вероятно, из-за боли во всём теле. Кихо нужно придумать байку о разбитом зеркале, чтоб завтра было что сказать менеджеру. Пиздецки уставшие, они еле добираются до дома. Кихо не выпускает Джиуна из поля зрения весь оставшийся вечер, но тот и сам не планирует отходить от него, устраивается на коленях, когда они ложатся на диван после ужина. Оба игнорируют тревожные взгляды остальных, вызванные видом синяков на лицах и неожиданной близостью. Они сказали о своей драке только Тэяну — но и ему не посчастливилось узнать историю полностью.