***
В начале службы в пожарно-спасательных формированиях, когда у вновь прибывших пожарных нет за плечами боевого опыта — а значит, что и опасности ещё не очевидны для молодых бойцов, — страх не имеет силы. Но когда многое увидишь, почувствуешь и узнаешь на своей шкуре, тогда-то и становится страшно… Но что есть смелость? Не отсутствие страха, а власть над ним! Можно научиться перешагивать через это чувство, и пожарный просто обязан этому научиться. Такими раздумьями успокаивал себя Антон, когда на всю часть раздалась тревога, ближе к полудню. Все начали впопыхах собираться, готовясь к срочному выезду. Вообще, Шастун максимально надеялся, что в первый же день подобное пронесет, но как он, сука, ошибался. Коллеги во главе с Арсением Сергеевичем подгоняли его, вручая обмундирование, и, погрузив по пути что-то в машины пожарной службы, затолкали и Шастуна, усадив его рядом с начальником. Тот, похоже, уловил сомнения новичка, парой слов успокоил его и ослепительно улыбнулся, пока они мчались на вызов. Наверное, сказанные старшим слова Антон запомнит надолго. Возможно, после на досуге переосмыслит и проникнется. Но он поступил в МЧС только потому, что заставили родители. Услышав, как Арсений Сергеевич с горящими глазами распинается о бытие и любви каждого пожарного к своей профессии, что фанатично ей предан, Антон бы рассмеялся и пустил бы едкий каламбур на этот счет. Мало кто стал бы рисковать жизнью и здоровьем за зарплату пожарного. Да, спору нет, без денег сегодня никуда, но парни работают в пожарно-спасательных частях не ради них и не за награды и звания. Не секрет, что у большинства огнеборцев-спасателей есть вторая работа. Отработали сутки в пожарных частях, и уже на следующий день они бизнесмены, водители, продавцы, охранники, инструкторы и строители. А кое-кто успевает параллельно работать сразу в нескольких пожарно-спасательных бригадах. Да, чем только не занимается пожарный брат! Ведь с графиком сутки через трое подработать — святое дело. Сама же работа в МЧС со временем превращается в любимое из увлечений, за которое ещё и платят. Деньги, награды и звания — приятно, но есть нечто большее. И это большее — ощущение! Ощущение, когда ты спас кого-то сам или принял участие в спасении — неважно. Главное — помог людям выжить, уберег от страшной смерти в огне или едком дыму. Нет, это ощущение не приходит, когда тушишь пожар и вытаскиваешь кого-то из горящего здания. В такие моменты не до чувств и эмоций. Когда пожарный работает, перед ним стоят задачи, и их нужно выполнить четко и быстро. Порой ситуация складывается так, что приходится импровизировать. Но это уже другая история… Летом в Питере хорошо! Кто бы что ни говорил про город сердца. Люди разъезжаются кто куда, и машин на дорогах мало. По тротуарам гуляют девушки. В коротких шортиках или легких платьицах, они наполняют жаркий воздух запахом духов… Но выезд есть выезд. И у пожарных в такие моменты нет времени любоваться ни на зеленеющий город, ни на девушек на его улицах. Пожарные прибыли на место за восемь минут. Во дворе всё было спокойно: никакой паники, дыма или запаха. — Прибыли! Обстановка спокойная, разведка. Передал информацию начальник караула Попов. С дыхательными аппаратами на плечах, взяв всё необходимое пожарное вооружение, мужчины проникли в подъезд. Там также не было никаких признаков горения. Пожарные поднялись на седьмой этаж, где проживал заявитель. Витал слабый запах жжёной бумаги. Позвонили в дверь указанной в путевке квартиры. Пожарным открыла пожилая женщина и с порога начала жаловаться: — Наконец-то вы приехали. Я уж думала, не приедете… — Как же не приедем? Если вызов поступил, мы обязательно приедем, — вежливо ответил ей начальник караула. — Что у вас случилось? — Да у меня-то всё в порядке, это вот соседка что-то у себя жжёт! Чувствуете запах? — старушка начала глубоко вдыхать воздух носом. — Вот, чувствуете? — Ну, есть немного… А она сама дома сейчас? — спросил бабушку один из пожарных. — Была дома. Вы позвоните ей, она в пятьдесят седьмой квартире живёт. И пьет-то не просыхая… — добавила старушка и указала пожарным на дверь рядом. Пожарные позвонили в звонок. Через секунд двадцать из-за двери послышались какие-то звуки. — Это кто? — прозвучал женский голос. — Пожарно-спасательная служба. Откройте, пожалуйста, — ответил через дверь Арсений. — Я никого не вызывала, — после небольшой паузы ответила дама с той стороны. Пожарные услышали, как два раза провернулся дверной замок. Через несколько мгновений немного приоткрылась и сама дверь. Из-за приоткрытой двери в подъезд сразу проник запах гари. — Это здесь! — старший попытался открыть дверь шире и попасть в квартиру, но полотно открывавшейся вовнутрь двери будто что-то блокировало, не давая ей открыться полностью. — Что вам надо? — раздался из темноты нетрезвый женский голос. — У вас горит что-то, а мы не можем попасть к вам в квартиру. Что-то мешает дверь открыть, — всматриваясь в приоткрытое пространство, ответил начальник караула. В помещении было темно. Ведущую с пожарными диалог хозяйку квартиры не было видно. — Да, у меня тут всё горит, а вы ко мне попасть не можете! — ответил всё тот же голос. Арсений попытался протиснуться в образовавшийся проём входной двери, но не поместился. Он посмотрел сначала на Илью, который был почти в два раза больше, чем он сам, после чего перевел взгляд на Антона. — Тох, давай ты. Ты похудее меня, пролезешь… Тот попробовал и с трудом всё же протиснулся в проход, проникая в квартиру. Оказавшись в прихожей, пожарный огляделся: в квартире было очень слабое, тусклое освещение; входная дверь была перекрыта диваном — это и мешало войти в квартиру. Небольшое задымление не требовало использования противогаза. Пахло жжёной бумагой. Напротив входа невозмутимо стояла полураздетая толстая женщина лет сорока и прямо из бутылки небольшими глотками — словно дегустируя дорогое вино — пила водку, подозрительно оглядывая молодого пожарного. — Здравствуйте, — несколько растерянно поздоровался с дамой Шастун. — Здрасьте-здрасьте! Я вас ждала! — дама громко рассмеялась хриплым, прокуренным голосом. — Вы бы оделись! — заметил Антон. — Что у вас горит? — У себя дома имею право ходить, как хочу! Пойдемте, я покажу вам! — женщина хотела ещё что-то добавить, но вдруг сильно закашлялась. Прочистив горло, она поманила за собой пожарного и направилась в одну из комнат. Комната, куда хозяйка квартиры сопроводила пожарного, была сильно захламлена: повсюду валялись какие-то вещи. — Вот, это здесь! — дама в неглиже указала на стоящее посреди комнаты металлическое ведро, в котором, слабо дымя, тлела газета. — Зачем вы жжете дома бумагу? — строго посмотрел на нее Шастун. Та, отпив ещё водки, жалобно посмотрела на пожарного. — Понимаете, я спала, а он пришёл из-за стены и сказал: «Я хочу тебя изнасиловать». И я зажгла огонь. Я ему говорю: «Уходи, ирод». А он мне: «Нет, давай». Я зажгла, а что мне делать? Я сразу же зажгла… Отнеся ведро в ванную и залив его водой, Шастун помог Илье с Арсением Сергеевичем, стоявшим в карауле, пробраться в квартиру, чтобы они тоже увидели спектакль в исполнении одной очень пьяной актрисы. Старший взял на себя бремя и, прихватив пожарные рукава, которые всегда нужно носить с собой, поспешил удалиться. Он наконец-то оказался на улице, выводя пьяную женщину, бьющуюся от выпитого в белой горячке и баламутящую общественный порядок. Пока пожарный спускался по маршевой лестнице, перепуганные приездом пожарных соседи пьяной дамы, встретившиеся ему по пути, несколько раз у него спросили, что случилось. На что он каждый раз отвечал очень вежливо: «Все в порядке, не волнуйтесь». Уже оказавшись на улице, пока Арсений Сергеевич передавал буйную женщину врачам, что особо не торопились, Антон, откровенно говоря, засмеялся. Илья и еще пару товарищей, что стояли поодаль от него, кидали комментарии насчет ситуации. Такие случаи — не редкость; и частенько не выходящие по нескольку дней из запоя люди, потерявшие ощущение реальности, становятся «клиентами» пожарных. И хорошо, если всё заканчивается просто шуткой, как сейчас, но ведь бывает и другой конец. — Будет о чем в Части перемыть. — Ей-богу, что ни день, то приключения у народа. Спокойно не живется. — Зато новенький себя в деле показал. Как там говорят? Можно вечно смотреть на огонь... — И слушать идиотов, — закончил фразу за коллегой пожарный, получая в ответ сильный толчок в ребра. — Да ладно, вон Сергеичу будет только в радость, что длинный справился. Конечно, на подстёб коллег Шаст не обратил внимания. Он наблюдал за начальником, который гордой походкой шел навстречу, снимая шлем и зачесывая влажные от пота волосы назад. — Ну что, с посвящением, малой, — похлопав Антона по плечу, он подмигнул и направился в сторону машины. Да, возможно, работа в этой части постепенно набирает обороты пикантности…***
Весь последующий месяц работы Шастун был более чем на побегушках. От первого рабочего успеха, который все бурно обсуждали и нахваливали, не осталось и следа уже через день. Впрочем, на его счастье, пока он не видит, Арсений Сергеевич нет-нет да посматривает, как хищник, из недр своего кабинета со стеклянными дверями на новичка. В рабочие дни недели у них была Оксана, которая принимала входящие звонки на вызовы. Но по выходным, когда кто-то оставался на суточное дежурство, он брал эту ответственность на себя. Да и не только принятием звонков. Окс была не просто диспетчером, но и, похоже, прошаренным Буддой в делах амурных. Арсений Сергеевич очень много пьет кофе. Из-за тяжелого графика он работает более положенных суток на смене, чем злоупотребляет. Каждое утро по приходе на работу Оксана готовит для него кофе. И между делом научила Антона — какой обожает пить мужчина. Хотя инициатором просьбы был сам Шастун, для нее не составило труда догадаться, с чем это было связано. По умолчанию они согласились, что это лишь потому, что в ее отсутствие некому делать кофе. Даже если Сергеич сам делает себе кофе в выходные или бегает в кофейню через дорогу. Но Шастун не будет собой, если не рискнет для прощупывания почвы. На календаре была обведена красным суббота, а на часах нервозно билась стрелка, указывая на второй час ночи. Пара ребят из бригады, чьи сегодня были смены, играли в теннис, который старший согласовал по доброте, чтобы как-то отвлечь подчинённых, постоянно спасающих жизни, и немного расслабиться. Вообще у них в части много приколюх, которые доставлял Арсений Сергеевич, либо сама бригада тащила из дома. Так что, помимо тенниса, у них где-то валялись настольные игры; а на задний двор кто-то из ребят приволок сетку для баскетбола, которую Шастун уже не раз опробовал, когда нечем было заниматься. Даже пару раз с Сергеичем играл. Тот маневрировал мячом, как настоящий профессионал, не давая возможности перехватить и оставляя только шанс на отступление; сбивал Шастуна раз за разом, с точным попаданием в сетку. Тогда Антон был слишком возбужден игрой и не следил нормально не только за мячом, но и за своим языком: бессовестно и открыто флиртовал с начальством. Так что ему либо повезло на правах новичка, либо дело пахло жареным, потому что его не отсекали за несоблюдение субординации, а более — подначивали. И тут-то послужило звоночком, что его сомнения по поводу ориентации старшего подкачивали. Мужчина вальяжно разложился, как обычно, в своем кабинете, закинув по-свойски ноги на стол и изучая стопку документов, порой хмуря брови в размышлениях. Антон — как его учила Оксана — стоял над кофейным аппаратом, готовя напиток для Арсения Сергеевича, иногда поглядывая на чертову стеклянную дверь, оценивая уже по счету миллионный, по его меркам, а по сути — десятый раз, нести ли кофе. Но решительно отбросив ненужные мысли и наполнив кружку, Антон посмотрел в другую сторону Части, где коллеги были увлечены игрой и разговорами между делом. Кружка была горячей; Шаст нервно перекладывал ее из одной руки в другую; немного помялся у двери. — Я вижу тебя, Антон, заходи, — отвлекаясь от чтения бумаг, чуть громче сказал начальник, но так, чтобы его услышал только Шастун. Антон толкнул ногой дверь, заходя в кабинет, уже более уверенный в своих действиях. Но, кроме как сказать, что он готовил кофе для Арсения, голова не подсказывала никаких других тем для разговора. Однако, заметив суету подчиненного, мужчина взял инициативу в свои руки. — Ты что-то хотел? — он смерил парня ласковым взглядом и, как обычно, обворожительно улыбнулся, выбивая из Шастуна окончательно все на свете. Он слишком обезоружен перед таким маневром. — Антон? — Это для вас, — немного проморгавшись, словно от наваждения, пожарный протянул чашку шефу. — Сегодня же Окс выходная. Решил взять немного ее обязанностей на себя, — и сам неловко улыбнулся, стараясь смотреть хоть куда, но не на насмешливые с синевой глаза напротив, которые при тусклом освещении от торшера казались темнее. — Спасибо, — Арсений принял чашку, сделал глоток и со стоном, от которого у Антона ноги чуть не подкосились, протянул: — Приятно, когда о тебе заботятся подчинённые. — И часто вам кто-то делает кофе в Части, кроме Оксаны? Шаст уже пожалел, что высказал величайшую глупость, за которую его, возможно, сейчас отчитают как маленького ребенка, но он точно не ожидал, что наткнется на затуманенный и прищуренный взгляд, прошедший по нему сверху донизу. — Только очень любопытные и симпатичные мальчики, — и сделал новый глоток, вернувшись к изучению документов и показывая, что разговор окончен. Стараясь не сказать лишнего, Антон быстро вышел из кабинета начальника и отправился делать что-то бодрящее для себя. Неожиданно он улыбнулся, вспоминая весь разговор. Даже не замечая, как со спины, поверх кружки, сверлят взглядом его модельные длинные ноги и шикарную, пусть и тощую, задницу.***
То самое ощущение появляется по возвращении в Часть, когда всё уже сделал: заправил автоцистерну водой, вымыл и повесил сушиться пожарные рукава, заменил использованные баллоны на противогазах, обслужил ПТВ… Ловишь на себе красноречивый взгляд, пока ползаешь у пожарки в пропитанной потом футболке, что прилегает к телу, выделяя изгибы. В это время всплывают воспоминания о том, что произошло; о том, что могло бы случиться. Именно в данный момент можно отойти в сторону и рассмотреть ситуацию с другой точки зрения, выявить ключевые моменты. И возникает чувство «победителя и спасителя» — ощущение, которое невозможно передать словами; просто нужно пережить. К счастью, не каждый может быть пожарным. Не каждый знает то самое ощущение. Не каждый меняет чужую судьбу. … Вызов поступил в пять утра. Ровно за пятнадцать минут до замены дежурной смены. По заявке — квартира; есть угроза людям. Такое пробуждение точно не значило ничего приятного. Резко спохватившись, разнеженные от спокойно проведённой ночи, уже предвкушавшие выходной, мужчины подхватили боёвки и сели в пожарный автомобиль. И вот уже водитель вез звено газодымозащитников: трое в спецмашине — два пожарных и начальник караула, не считая спецоборудования. Летели, разгоняя утреннюю тишину ревом камазного движка, словно прорезая утреннее спокойствие мерцанием синего поблескивающего маячка. За ними по пятам мчал автонасос. На его борту — ещё трое пожарных. Диспетчер поторопила «два хода». — Поспешите! Заявки поступают, люди просят о помощи, — с едва уловимыми нотками тревоги в голосе передала Оксана, когда пожарный расчет был уже в пути. Хорошо, что вызов поступил ранним утром: на дорогах пока мало машин, прибыли быстро. Черный дым был виден ещё с улицы. — На пути следования, со стороны улицы, наблюдаю густой чёрный дым. Дальнейшая информация — после разведки. Поторопи допсилы, — передал в ответ начальник караула. Во дворе собралась толпа: жильцы дома и прохожие. Все устремили взгляды вверх, на пылающий девятиэтажный дом. Возгласы ужаса заполнили воздух; некоторые женщины закрывали рты руками. Все было очень пугающе. Сразу из трех окон последнего, девятого этажа, шел густой черный дым. Из одного — как раз по центру «горящей троицы» — вырывались языки пламени. — По данному адресу происходит открытое горение квартиры, звено ГДЗС, водяной ствол, разведка, насос на гидрант, допсилы на эвакуацию людей, — командовал старший, перекрикивая гул людей вокруг. Вдруг из оконного проема выглянул мужчина и в панике закричал: — Помогите! Пожалуйста! Быстрее! Он наполовину вывалился на улицу. Из-за его спины валил дым и заставлял его опасно высовываться из окна, чтобы хоть как-то дышать. Трое пожарных во главе с Арсением Сергеевичем в полном снаряжении вылетели из машины, похватали спецсредства и, не обращая внимания на дым и гарь, ворвались в подъезд. Пожарные отделения автонасоса открыли коллекторный люк пожарного гидранта, установили автонасос на водоисточник и вторым звеном поспешили на помощь парням с автоцистерны. Люди, столпившиеся около дома, чтобы поглазеть на пожар, торопили спасателей. Неужели думали, что криками помогают пожарным? Путь на девятый этаж спасателям пришлось преодолеть пешком по маршевой лестнице. Одно из первейших правил пожарной безопасности: лифтами не пользоваться, иначе рискуешь застрять выше горящей квартиры. Ну а если пожарные застрянут в лифте, то в таком случае по их вине могут погибнуть люди… В этот раз горела квартира на последнем этаже. Можно было рискнуть и подняться втроем вместе с тяжелым спасательным снаряжением и оборудованием на этаж ниже и оттуда приступить к ликвидации пожара. Но когда подъехала пожарная бригада, лифты уже не работали. Спасибо современной системе пожарной сигнализации и дымоудаления: практически в любой многоэтажке она опускает лифт на первый этаж, и там он стоит с открытыми дверями, не двигаясь, пока пожар не потушат. Поднялись. Уже на нужном этаже Антон увидел мужчину, который выполз на лестничную клетку в одних трусах и обессиленно рухнул прямо на пол, на старую, еще советскую плитку. Плотное задымление. Из-за приоткрытой двери горящей квартиры валил густой чёрный дым. — Там девушка. Пожалуйста… быстрее… Там… в комнате… Шастун и начальник караула быстро «включились» в дыхательные аппараты и зашли в квартиру. Третий пожарный, Илья, готовил рукавную линию, которую в таких случаях подавали через окно подъезда. Если получалось, окно открывали, если нет — разбивали остекление оконного проёма и уже через него прямо на улицу скидывали «рукава», разматывая их вдоль стены фасада здания. Они с запасом падали на козырек подъезда. Оттуда «рукава» принимали водитель и дополнительные силы огнеборцев, прибывших к месту пожара. Когда подсоединяли полугайки рукавов к пожарному разветвлению, вода подавалась дальше, на горящий и дымящийся этаж. В горящей трёхкомнатной квартире стояла плотная дымовая завеса, температура зашкаливала. Пожарные разделились: нужно было быстро проверить все комнаты. Так много дыма… Ничего не видно. Пришлось идти, как обычно, на ощупь. Восприятие и ощущение пространства были нарушены, и всё чувствовалось иначе, чем есть на самом деле. Мелькнула нехорошая догадка. Попов запросил по радиостанции: — Воду давай! Быстро пошла вода, с шипением наполняя рукавную линию. — Шастун! Команда стоять на месте! Пока Арсений поливал, Шастун прошёл дальше, не обращая внимание на оклик позади с предупреждением. Но Антон быстро проверил санузел, кухню, вторую комнату и проследовал в самую дальнюю, третью. Её балкон выходил на противоположную сторону дома. Дверь была плотно закрыта, поэтому дыма почти не было. В комнате было подобие зимнего сада: всё заставлено горшками с зеленью. На балконе был человек: дед в халате, лет восьмидесяти или около того, мирно сидел и ждал, пока его спасут. — Вы в порядке? — спросил у деда Антон. — Да, в порядке. Вы внучку уже спасли? — спросил у пожарного хрипловатым, взволнованным голосом старик. — Где она? — Следующая комната, после кухни — налево. Спасли? Шастун оценил ситуацию, убедился, что деду ничего не угрожает, и, предупредив старика, что скоро вернётся за ним, вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Температура в квартире заметно спала, но сильное задымление ещё сохранялось. Антон всё сразу понял, но продолжал надеяться и гнал прочь сомнения… Когда пожарные разделились, Попов прошёл вглубь квартиры, насколько позволило тепловое воздействие, не опуская рук со стволом, прицепленным к разматывающейся за ним рукавной линией. Он заполз в комнату и начал шарить рукой по полу в дымной тьме. Надежда ещё была. Про себя он молил бога, чтобы нащупать хоть что-то. Из горящей комнаты по самому потолку начало вырываться пламя. Так ничего и не нащупав в дыму, пожарный вернулся к порогу комнаты, где не так пекло, и продолжил работать со стволом. Тушили недолго: минут десять-пятнадцать. Комната выгорела полностью. Пожар начался от окна, после охватил комнату и частично перешёл в коридор прихожей. Но тут уже подоспели пожарные, вовремя подхватили огонь и не дали ему разгореться. Когда открытое пламя сбили и температура спала, Антон смог наконец попасть в выгоревшую комнату и осмотреться. Блуждая по всё ещё дымящимся останкам мебели и мелких вещиц, он сначала никого не нашёл и было подумал, что в комнате пусто. Но тут, пробираясь через обгорелые вещи и еще тлеющую кучу возле окна, он обнаружил тело. В сгоревшей комнате, почти у самого окна, стояла двуспальная кровать. С другой стороны кровати стоял шкаф, доверху забитый вещами и книгами, и обгоревшая лампа около розетки. Позже выяснили, как всё было: девушка лет двадцати была в кровати, когда начался пожар, и, вероятно, под воздействием алкогольного опьянения спала… Кровать стояла в метре от очага возгорания — никаких шансов. Антон сразу доложил о своей горькой находке по рации Попову, который только зашел следом, оценивая всю картину: — Горняк-1.***
Позже, когда они спускали остальных застрявших на этаже возгорания, Попов, как начальник, отвечающий за все происходящее, должен был сообщить новость о трагедии родственникам, которых, слава богу, успели спасти. Тот самый мужчина, который кричал и умолял спасти девушку, оказался ее мужем. Попов старался осторожно объяснить всю сложность ситуации: что, к сожалению, они не успели, и огонь поглотил ее; даже если бы они приехали чуть раньше, шанс оставался низким. Мужчина гневно размахивал руками, пытаясь зацепить пожарного по лицу. Тот успел к тому времени снять шлем и немного расстегнуть обмундирование, пытаясь охладиться от высокой температуры после нахождения в квартире и жаркой погоды на улице. — Да какие вы после этого пожарные?! Кучка помойных и никому не нужных псевдогероев! — и замахнулся. К счастью или нет, в этот момент рядом оказался Антон, которому прилетел кулак в нос, а затем второй — по губам. Дальше Шастун потерял контроль над собой и нанес ответный удар. Лишь злобный рык шефа немного его успокоил. И кто сказал, что работа пожарного легка?***
— Идиот! Чем ты думал, когда полез в драку с пострадавшим?! — кричал на него Сергеич, прижигая рану на губах Антона. — Если тебе захотелось приключений, я тебе их в два счёта устрою, — уже зло прошипел тот. — Он куда-то ещё бил? — Нет, — с тяжестью в голосе сказал парень. Губа ужасно болела, а на языке чувствовался отвратный привкус крови. Антон отвёл взгляд, стараясь не смотреть в глаза мужчине. Он ужасно чувствовал себя оттого, что пару дней назад они в буквальном смысле флиртовали друг с другом. Хоть и оба делают вид, что ничего не произошло. Вчера у Попова был выходной. Команда с горем пополам как-то смогла вывезти кучу вызовов. День Шастуна вымотал. Но ночью, со сменой в караул, поспать ему так и не удалось из-за воспоминаний. Интересно, они поговорят об этом или же нет? Не то чтобы он был против подобного разговора, но где-то в сердце оставалось ощущение того, что начальник стал ему небезразличен. Антон не мог не заметить, как мужчина мельком пялится на него. Да и относиться стал как-то по-другому. Он не орал на него так сильно, как на остальных подчинённых. С Антоном он старался оставаться наедине и говорить как можно более спокойным голосом. Но временами отпускал свои саркастичные фразочки, на что Шаст отвечал тем же, вызывая улыбку у мужчины. При этом было весьма забавно, что когда остальная пожарная команда пыталась отвечать ему так же, то он начинал злиться. Похоже, Антон и вправду стал особенным. В воздухе повисло тяжёлое молчание. Старший продолжал обрабатывать рану Антона, временами заглядывая прямо в глаза. А тот, в свою очередь, старался не слишком долго разглядывать лицо шефа. — Как себя чувствуешь? — нарушил тишину главный. — Немного раскалывается голова… — протянул парень, сжимая переносицу. — Тогда на сегодня всё. Мне стоит отпустить тебя домой, малыш. Не хочу, чтобы потом ты на рабочем месте потерял сознание. Отдохни как следует, — вставая с места, обвел взглядом беспорядок в своем кабинете. — Приберись здесь. И впредь будь осторожен. Чудак, — а после потрепал по кудрявой голове и удалился за дверь. Антону послышалось, или Арсений Сергеевич только что назвал его малышом? Почему-то это вызвало одновременно смущение и улыбку.***
Шаст обожал время обеда. В Части в это мгновение царила особая атмосфера. За столом он мог поближе познакомиться с кем-то из товарищей, поделиться забавными моментами из жизни и посмеяться над какой-нибудь глуповатой шуткой, веселясь. В здании была оборудована небольшая кухня, где можно было что-то подогреть или даже приготовить благодаря компактной маленькой плите. Там же стоял мини-холодильник, который они благословляли; иногда кто-то из коллег прятал в нем пиво, что до сих пор оставалось незамеченным, так как Арсений Сергеевич редко приносил свою еду, предпочитая ходить за домашними тостами в кофейню. Но очередная неделя выдается для Антона слишком тяжелой. Он чувствует, как выгорает с каждой последующей сменой, и перспектива уйти из МЧС кажется ему намного привлекательнее, чем думать о поиске новой работы. Поедая свой обед в виде бургера, купленного по пути на работу, Шаст задумался о своем бытие, даже не обращая внимания на Попова, который уселся на кожаный диван в их мини-кухне и параллельно ел свою еду. — Чё такой кислый? Шастун сначала даже не обратил внимания на то, как к нему обращаются, продолжая тупо смотреть в одну точку, пока не почувствовал легкое прикосновение пальцев, убравших выбивающуюся прядь за ухо и очертивших линию по шее к ключицам. Антон резко повернулся, невольно отступая от прикосновения, которое вызвало у него мурашки, и испуганно посмотрел на человека перед собой; но затем его взгляд смягчился, и даже появилось что-то похожее на улыбку. Хотя она получилась глуповатой и потерянной. Старший заметил замешательство парня, тяжело вздохнул, быстро запихивая остатки еды в рот, и отряхнул руки от крошек. Тишина нарастала. И если кто-то из них не начнет говорить что-то, ситуация обернется в пожар между ними. — Что тебя беспокоит? В последнее время ты слишком потерян. Где тот новичок, у которого глаза блестели от работы? Шастун рассмеялся, опустив голову ниже, подпирая ее свободной рукой, и почесал лоб, задумываясь. Он никогда не горел работой. Просто в его жизни так сложилось, что ему пришлось выбрать эту профессию. Возможно, когда Антон был моложе, еще учился и проходил практику в МЧС, сердце стучало быстрее, и преобладало невероятное вдохновение при мыслях, что он будет помогать людям. Но чем старше становился Антон и чем больше набирался опыта, тем сильнее разочаровывался в людях, чьи жизни он спасал, и которые даже не сказали ему спасибо. Но лучше об этом не знать Арсению Сергеевичу. — Мы спасаем жизни, и это благодарность, когда на нас бросаются с кулаками, потому что не успели? — А мы и не должны стремиться получать благодарность. Наша цель — спасти жизни и помочь тем, кто нуждается в помощи. Антон, нужно понимать, что в стрессовых ситуациях люди могут проявлять агрессию, но это не мешает нам выполнять нашу работу и помогать людям в беде. Мы обязаны принимать и понимать разные реакции, потому что главное для нас — делать все возможное для спасения жизней, — мужчина немного прокашлялся от словесной баллады. — Говорят, время героев прошло. Но я знаю правду: мир всегда будет нуждаться в героях. — Вы цитируете «Мстителей»? — Но ведь помогло? — Сергеич ухмыльнулся, наблюдая за тем, как морщинки на лбу парня исчезли. И на замену грустному и задумчивому лицу пришло веселье. — Мы все здесь как одна большая семья и можем поддержать друг друга в любой ситуации. — Умеете вы подбодрить, Арсений Сергеевич, — Антон улыбнулся в ответ, чувствуя теплоту и дружелюбие старшего. — Ты еще не слышал, как я кадрю. Шастун застыл в немом вопросе, растерянно уставившись на шефа, который одновременно со своими словами протянул руку, положив ее на бедро Антона в опасной близости от источника тепла. Тот в заинтересованности моментально дёрнулся. — Не боитесь, что корабль может потерпеть крушение? — в крайнем случае, попытка не пытка. Подразнить в ответ тоже хочется. — Ты понимаешь, что сейчас нарываешься? — с некоторым изумлением приподнял брови он, оглядывая Антона. Шастун невольно поежился, почувствовав себя каким-то диким, почти забавным зверьком. Но тут же себя одернул. Нельзя давать слабину. — Поскольку мы с вами коллеги, я думаю, нам стоит учиться сосуществовать, — выбросил почти что белый флаг. — Так что давайте обойдемся меньшими потерями друг для друга. Идет? Еще один взгляд, пробирающий, кажется, до самых костей. Но внешне Антон этого никак не показывал, с каменным лицом глядя на своего соперника. А потом Арсений, словно придя к каким-то выводам, кивнул: — Ну хорошо. Пусть будет по-твоему. Пока что, — последние слова прозвучали как-то слишком многообещающе, но Шаст предпочел на этом не акцентироваться. Антон продемонстрировал широченную улыбку и, стрельнув безбожно глазами, поднялся с дивана, ушел в сторону уборной и захлопнул за собой дверь. Шаги уходящего начальника он расслышал далеко не сразу. А сам стоял, прислонившись к двери, с отчаянно бьющимся сердцем и слегка подрагивающими коленками. А потом глубоко вздохнул. Правила игры нужно соблюдать.***
Вечером последующего дня, когда было уже темно, пожарные получили сигнал о том, что в лесу заблудились женщины. В этот момент огнеборцы тушили пал рядом с населенным пунктом. Женщины были в болоте, и на них шел огонь. По чистому везению, команда Попова оказалась поблизости. Пожарные подъехали к болоту, но не могли понять, куда двигаться дальше. — Придется всем разделиться на поиски, — сказал Сергеич, залезая в отсек на крыше пожарного автомобиля; взялся за верёвку задней рукавной катушки (предусмотренной конструкцией), наматывая на предплечье. — Я пойду один, — он посмотрел на свою команду, а после остановился на Шастуне. — Пойдешь с Ильей. Темурович с Нурланом. И остальные. Держите рации при себе на случай, если будет связь. — Арсений Сергеевич, — Антон шагнул навстречу уже удаляющемуся начальнику, — вы в своем уме одному идти? — Отставить, Шастун, — сердито прервали его, а после одарили смягчённым взглядом. Пока все товарищи занимались вылазкой ПТВ, сосредоточившись на серьезном задании, Попов позволил себе маленькую шалость, даже не стесняясь, что на них, возможно, кто-то обратит внимание. Арсений схватил Антона за шлем, притягивая ближе к себе и стукаясь лбом о лоб касками. — Я вернусь живым, слышишь? Ты от меня так просто не отделаешься... Чем глубже он пробирался в лес, тем становилось опаснее. Он принялся кричать, но ему никто не отвечал. В какой-то момент командир отделения увидел блеск фонаря в километре от женщин. Он пошел в направлении огня: через поле до болота. А дальше он попал в тину. Сначала воды было по колено, а потом по пояс. Одежда насквозь промокла, а сапоги наполнились водой. Но времени на остановку не было — на женщин шел огонь. Они стояли так же, по пояс в воде, и не могли шевелиться. А пламя стремительно шло на них, достигая высоты одноэтажного дома. Когда огонь был совсем близко, Попов крикнул: «Ложись!». В болоте он пробыл более часа, но понял, что угрозы больше нет и надо двигаться обратно. Коллеги фарами спецтехники обозначили дорогу. Обратный путь не был легким: ноги скользили, глубина разнилась. Пожарный отдал свою куртку одной женщине, а другая уже была без сознания. Ее Арсений понес на себе. Ноги пожарного закоченели. Он даже не заметил, когда потерял в воде сапоги. Все это время пожарный отряд очень волновался, ведь связь с командиром пропала. Вокруг была непроглядная темнота, а огонь уже двигался к пожарной спецтехнике. Пожарные пробили огромное пламя, создав коридор с помощью воды, и смогли так подобраться к болоту. И уже в свете пала поняли, где люди. Пострадавших вытащили из болота. Скорая забрала женщин, а командир отказался от госпитализации, настаивая на том, чтобы вернуться в Часть. Ранним утром после спасительной операции, пока ехали обратно, Арсения укутали тремя огромными пледами и включили подогрев на полную мощность. Тот краем глаза видел на себе тяжелый и обеспокоенный взгляд Антона и чувствовал, как под пледом пролезла тонкая рука, хватаясь пальцами за чужую ладонь и крепко сжимая. Сегодня точно не тот день, когда стоит испустить дух богу. И не надейтесь.***
Все же после такой опасной вылазки Арсения Сергеевича товарищи заставили показаться врачу, вызвав его в Часть, чтобы тот лишний раз не перенапрягался. Разумеется, с минуту Попов противился и, как с цепи сорванный пес, кидался. А когда в его кабинете нарисовался врач, то с большим возмущением набрал побольше воздуха и терпеливо ждал, когда над ним закончат пытки, оставят в покое и дадут отдохнуть в тишине и спокойствии. Хоть и по рекомендации врача ему настоятельно говорили отправиться домой — он, черт возьми, сам себе хозяин и сам отвечает за свое здоровье. Он вправе сам распоряжаться, что для него будет лучше. Тем более он не настолько стар. Его физической выносливости и здоровью любой может позавидовать. И когда он остался наедине с собой, все-таки натыкаясь через стеклянную дверь на встревоженные взгляды коллег, он внезапно открыл вкладку сайта «Озон», чтобы заказать жалюзи или к хренам поменять дверь. Но когда он вспоминает о привлекательной заднице, что порой скачет мимо его кабинета, вкладка переключается на рабочий стол, а его голова тяжело опускается на клавиатуру… По наступлении вечера, когда шум в округе стих и обсуждение происшествия со стороны пожарных постепенно улеглось, караульными овладела усталость, и они решили немного расслабиться и отдохнуть. Возможно, посреди ночи поступит тревожный вызов, поэтому слабые, едва живые пожарные мало помогут. Шастун спал, сидя на диване с какой-то книгой в руках. Арсений, выходя из кабинета, прихватил с собой полотенце и плед, которым немного прикрыл Антона, на что тот ответил сонным возмущённым лицом. На эту забавную сцену старший поднял уголки губ в кривой усмешке и потрепал кудрявые волосы, зачесывая непослушные вихры, которые «мешались» закрытым глазам. Попов направился в сторону раздевалки, собираясь принять освежающий душ. Из-за жаркого лета он потел хуже пса, и желание оказаться под прохладными каплями воды преследовало его двадцать четыре на семь. Ледяная вода остудила разгоряченную кожу и уменьшила боль в мышцах. Арсений с блаженным стоном прикрыл глаза и на несколько минут отключился от реальности, наслаждаясь водными процедурами. Мужчина облизал губы, убирая с них излишки воды, а после нервозно прикусил нижнюю губу до багровости. Душ — то, что нужно, чтобы прийти в себя и взбодриться. Оперевшись одной рукой о кафельную стену, Арсений провел другой рукой по шее, смывая пот; после спустился к правому плечу; затем — от ключиц по груди; на живот; еще ниже; огладил ногу, отчего он только недовольно поежился и тяжело вздохнул — тело все болело. Стоя под упругими струями, чувствовал, как расслабляются напряженные мышцы. Не торопясь намылился, скользя губкой с душистой пеной по всему телу. Вымыл голову, массируя кожу сильнее, чтобы она чуть горела. А потом, когда пена стекала по телу, спокойно подрочил. Да, он любил это делать размеренно, двигая кулаком по члену, прикрыв глаза и вдыхая воздух ртом. Но примерно через пятнадцать минут он услышал еле уловимый шорох позади себя и почувствовал легкое прикосновение к спине. Арсений продолжал стоять, устало прислонившись к стене перед собой и опустив голову, чувствуя уже теплые упругие струи воды. — Разве малышам не положено сейчас спать? Такое позднее время, — хмыкнул мужчина. За спиной раздается смех, который служит спусковым крючком, и Попов резко меняет их местами, прижимая голое тело между собой и стеной и вжимаясь в него сильнее, опаляя горячим дыханием шею за ухом. — Опасно приходить к голодному волку. — А что, если я хочу, чтобы этот волк меня съел? Арсений медленно обнимает Антона за шею и прижимается к его губам. Они сливаются в нежном поцелуе. Языки активно движутся в их ртах, и Антон ощущает прилив нежности и ласки. Это невероятное наслаждение от объединения! Они жаждали этого момента долгое время, но не решались приблизиться друг к другу. Попов берет гель для душа и начинает намыливать младшего. Он гладит его плечи, спускаясь к кистям, после чего обнимает его ладонь своими руками, лаская каждый пальчик; потом — другую, не давая ей остаться в одиночестве. Шастун смотрит в потемневшие глаза и видит в них нежность, которую мужчина дарит каждым своим касанием. От взгляда Антона возбуждение Арсения устремляется вверх. Шастун дотрагивается до его члена, и тот с радостью отзывается. Прикосновение теплой и мокрой руки окунает мужчину в сладкое удовольствие. Ладонь проходится по стволу, который становится все тверже и тверже. Головка набухает, и Антон раскрывает ее, проводя вниз к основанию. Страсть и желание заполняют их. Арсений дотрагивается до обнажённой груди напротив, оглаживая и намывая; двумя пальцами проходится по соскам, нежно потирая и замечая, как младший буквально проваливается в сказочное состояние, закатывая глаза. — Не боишься, что кто-то из ребят проснется поссать? — При всем желании, Арсений Сергеевич, я от вас не отлипну. Раздражение защипало под кожей, затуманивая разум, когда взгляд скользнул по обнаженному телу. Отрицать то, что Антон является весьма привлекательным молодым человеком, мог только сам Попов, и то из чистой вредности. Натренированное нагрузками в работе тело выглядело упругим под тонкой кожей, местами покрытой мелкой россыпью родинок. Пустив слюну на собственную ладонь и обхватив ею почему-то вздрогнувший член Антона, старший продолжил пялиться на него. Да, распаляла ненависть к его красоте и даже то, что ему сейчас явно было приятно. Чужая грудная клетка, наполняясь большими порциями воздуха, стала вздыматься куда отчетливее. Мышцы лица расслабились, и постепенно на нем стала прорисовываться эмоция блаженства, а член явно поддавался манипуляциям, увеличиваясь в размере. В комнате душевой тяжелое дыхание Антона слышалось слишком отчётливо, да ещё и этот характерный звук дрочки. Антон слегка выгнулся, едва заметно подмахивая бёдрами, а кукольные губы приоткрылись, позволяя делать более глубокие вдохи. Язык то и дело проскальзывал по губам, увлажняя их и заставляя поблескивать в свете неярких ламп комнаты. Попову, откровенно говоря, хотелось вслух кричать, что младший выглядит горячо. Но, черт возьми… Арсений раздражённо сомкнул губы, не веря собственным мыслям, и ускорил движение руки на уже почти полностью вставшем члене. И тут Антон едва уловимо начал постанывать… Пиздец. Попов ухмыльнулся, заметив, как в потемневшем взгляде напротив сверкнул испуг. Антон резко зажмурился и отвернулся, будучи смущенным. Сжал ладонь сильнее, словно пытаясь наказать самого себя, и начал двигаться с напором и силой, причиняя легкую боль мужчине. Словно невзлюбив Антона, вода отскакивала от обнаженного тела, ослепляя Шастуна сотней брызг, и при этом мягко, любовно обволакивала плечи, живот и бедра мужчины, стоящего прямо под душем. Он словно позировал для журнала «50 самых горячих пожарных по меркам PLAYBOY». Старший толкнулся бёдрами вперед, а Шастун приоткрыл рот, чтобы сдавленно простонать, стоило лишь ощутить, как чужой член проехался по собственному. Упустить момент было просто невозможно. Арсений тут же всосал в себя нижнюю губу парня и получил в ответ несдержанный толчок снизу. Всё, дальше оба сорвались с «обрыва». Антон запустил пальцы в тёмные волосы и крепко сжал. Жадно впился в губы оппонента, то вбирая их в себя, то слегка прикусывая. Попов не отставал. Поцелуй получался каким-то совсем диким, яростным, словно они хотели друг друга сожрать, а не поцеловать. Первым через линию обороны прорвался язык старшего: вошёл глубоко и настойчиво, мазнул по чужому — упругому и влажному, а после прошёлся по верхнему ряду зубов. Шастун не стал терпеть подобного: вытолкнул вторженца наружу своим языком и уже сам проник в чужой рот, без малейшего стеснения вылизывая там всё, до чего мог достать. Он прижал голову брюнета к себе ещё сильнее и надавил своим языком на чужой, прижимая его к низу и не позволяя сдвинуться. Вот тут снова удивились оба. Антон слегка осел и так протяжно и мелодично застонал, что у Арсения в груди прорвало вулкан, и магма хлынула по венам. Вдруг брюнет резко отстранился; на его лице читалось явное непонимание. — Скоро пересмена, и мы можем продолжить у меня. — Безусловно, но потерпи еще немного. Арсений, наконец, оставил его в покое и повернул Антона спиной к себе, прижавшись к ягодицам и бесстыдно потираясь. Антон подмахивал бедрами, прогнувшись немного в пояснице и оборачиваясь лишь затем, чтобы впиться в губы укусом-поцелуем с привкусом ржавой воды. Вода шумела вокруг них, над ними, в голове, отскакивая от ушных перепонок особо настырными каплями. Командир вжал Антона в стену — обнаженного, уязвимого — со всей своей не слишком большой силы; и тот расставил пятерни на белом кафеле — как в сцене из какого-нибудь хоррор-фильма, — прижимаясь щекой, всхлипывая от контраста между охватившей его прохладой спереди и жаром чужого тела сзади. Арсений с исступлением вжимался в его ягодицы, царапал бока, тыкался носом в волосы с непривычки, впечатывал пальцы меж ребер, словно собирая какой-то загадочный пазл. Разгоряченный, он не замечал ледяной воды, которую по случайности сам же переключил. Но холод все-таки взял свое, передавшись ему от неподвижного, вмерзшего в стену парня. Дрожь пронзила от затылка до пят, и он с хриплым стоном кончил на чужой зад. Он пытался отдышаться, хватая Антона за талию, проводя ладонями по спине, опускаясь к самым бедрам; и лишь потом, будто вспомнив, что происходит и где они, наконец, отступил, с опаской убрав руки. Шаст невозмутимо отлип от кафеля, сразу подставляясь под душ. Арсений тут же уставился на его стояк, туго, слишком туго соображая после невыносимо ярко захлестнувших его ощущений. — Скрестите ноги, Антон, — сдавленно потребовал Арсений, легонько пихая ногой его стопу. Парень не задумываясь подчинился, переставляя левую ногу за правую. — Да, вот так… Если бы от смущения можно было немедленно сгореть, то вместо Шастуна в объятиях старшего уже бы давно тлели одни косточки. Попов пристроился сзади, прижимаясь грудью к спине, и толкнулся между бёдрами, плотно сжатыми и влажными от воды. Блаженный стон вырвался из горла Антона. Одна рука Арсения вернулась на член парня, а другой он приобнял за талию. Сделать ничего не успел: Антон эту ладонь перехватил своей и переплëл их пальцы. Антону никогда ещë не было так хорошо: горячий член он чувствовал между своих бëдер; рука Арсения нежно ласкала его собственный орган; губы покрывали россыпью поцелуев плечи и шею. Их тела так тесно переплетались друг с другом. Дышали они в унисон. Пошлые шлепки кожи о кожу разносились по душевой. Почти с каждым толчком член мужчины, проскальзывая между бëдер, касался члена и яиц Антона, принося ему не только дополнительную стимуляцию, но и какое-то непонятное пока моральное удовольствие. Можно сказать, Арсений Сергеевич прямо сейчас почти трахал его. И Антон находил это возбуждающим. Он повернул голову, чтобы поцеловать возлюбленного. Тот встретил его губы на полпути. — Блядский боже, — громко стонет Шаст, когда половинки с силой сжимают, продолжая исследовать губами кожу шеи и разлет тонких ключиц. Он начинает беспорядочно двигать бедрами, пытаясь потереться обо что-нибудь своим затвердевшим членом, а затем вскрикивает, прижимая голову Арсения ближе к своей шее. — Господи, малыш… — выдыхает мужчина между поцелуями, — я точно сплю, — проговаривает Попов и начинает ласкать затвердевшие соски. Под бешено бьющее в виски сердце и под спазмы, скручивающие наслаждением внутренности, Антон чувствовал, как Попов продолжал использовать его обмякшее после оргазма тело, и от этого было сладко вдвойне. Он на такой подарок и не рассчитывал, а вон как всё получилось… Даже без прямого соития огнеборец перевернул его мир с ног на голову, показав, каково это — действительно предаваться страсти. Попов же как-то отстраненно заметил, что его любовник перестал метаться и теперь лишь дрожал под ним. Ему не хватило совсем чуть-чуть, и он собирался своё добрать. Когда он, не удержавшись, вцепился зубами в плечо и с раскатистым рыком излился между бёдер, мужчина судорожно всхлипнул и, кажется, кончил ещё раз. — У меня с собой только одно полотенце. Придется подождать, пока схожу за вторым, — выдохнул Арсений и уронил голову на плечо парня, переводя дыхание после оргазма. — Я подожду, — тянет лениво Антон, подставляя лицо под струи воды и чувствуя, как его слегка хлопают по бедру, после чего он слышит удаляющиеся шлепающие шаги по мокрому полу. Все-таки не зря остался, хотя он это уже говорил...***
Через неделю Антон, будто оживший после долгой спячки, с неистовым воодушевлением пробегал по коридору, не переставая улыбаться коллегам, полный радости и энтузиазма. Он наконец-то смог утихомирить кричащие в нем чувства, которые пожирали его изнутри, превращаясь в китайский болванчик, качающийся из стороны в сторону. Антон решительно и без стука зашел в излюбленный ему кабинет, буквально как к себе домой. Но кому какая от этого будет разница, когда большая часть коллектива и так понимает, в чем дело, и просто услужливо молчит? Арсений сидел в кресле, покачиваясь из стороны в сторону, не опасаясь навернуться из-за хлипких колесиков. Он читал какую-то инструкцию, даже не замечая, как в кабинет зашел Шастун. Молодой человек, демонстрируя беззаботность и некоторую долю дерзости, неожиданно и с изяществом прыгнул на край стола, где начал весело болтать ногами, словно ребенок, который не может сидеть на месте. Антон не испытывал ни малейшего беспокойства по поводу того, что его могут заметить за этой маленькой, но весьма забавной шалостью, и поэтому с легкостью и непринужденностью он повернулся к двери. Когда Антон, по всей видимости, с большим азартом и ожиданием притащил для коллектива некую новую игрушку — несомненно, она должна была стать источником веселья и развлечений для всего коллектива, — было очевидно, что никто не осмелится в этот момент зайти в кабинет начальства. Вероятность появления кого-либо из коллег была крайне мала. — Что читаешь? — Инструкцию. — Что-то привезли в часть? Попов повернул руководство корочкой к Антону, чтобы тот прочел черным по белому надпись. — Приготовишь для меня кофе? Пожарный широко улыбнулся, его глаза засверкали радостью и теплотой. Он медленно опустил руку с памяткой и потянулся за поцелуем к мужчине, словно желая подарить этому моменту особую нежность и волнение. Арсений, в свою очередь, ответил на улыбку Антона своим собственным теплым и искренним взглядом. В воздухе витала атмосфера взаимного влечения и понимания. Словно время замедлило свой ход, чтобы подарить этому мгновению дополнительную значимость и красоту. Все вокруг казалось забытым. Важным было только их соприкосновение. Словно в этот момент весь мир существовал только для них двоих. Они стали связаны на более глубоком уровне, выходящем за рамки их профессионального взаимодействия. Каждый раз, выезжая на очередной вызов, мужчины одаривали друг друга поддержкой, разделяя свои переживания, а после успешно выполненной работы они вновь сплетались в требовательных поцелуях и касаниях, находя в этом успокоение. Они нашли опору друг в друге, и, казалось, вместе они могли преодолеть любые испытания. Со всей определенностью можно утверждать, что Антон нашел удовлетворение в своей профессии. Работа не только дала ему чувство цели и смысла в жизни, но и позволила поддерживать близкого человека: ежедневно готовить вкусные горячие завтраки с заботой и вниманием к деталям, отдаваясь этому процессу с преданностью. Если что-то и может заставить его сгорать, то только в непосильной любви…