Регулус
Сириус снова привычными кругами расхаживает по маленькой гостиной. Его черные, до плеч, волосы, растрепанные, но тем не менее придающие ему романтичный вид, обрамляют его лицо темным ореолом. — Другого выхода нет, понимаешь? Нам позарез нужна эта крыса, — Сириус делает ударение на слове «позарез» и выжидающе смотрит на Регулуса. — Будешь помогать или собираешься отсиживаться здесь, под юбкой у Марлин? — У меня нет юбок, ни одной, — Марлин, сидящая в кресле, вытягивает вперед ноги в клетчатых штанишках. — Так что не горячись. Сириус бросает на нее разъяренный, но одновременно восхищенный взгляд. Но Марлин на этот взгляд никак не отвечает, только сворачивается клубочком на кресле с протертыми подлокотниками. Регулус некстати думает, что все это можно было бы исправить — только никто не обращает на такие мелочи внимания. — Я слишком много знаю, — отвечает он, поворачиваясь к брату. — Если все пойдет не по плану, то я окажусь прямо перед Лордом, в той самой красной гостиной, и отвертеться уже не удастся. Если уж ты напоил меня сывороткой правды, то и им ничто не помешает это сделать. Кроме того, я беспокоюсь о маме. При упоминании матери Сириус сразу ощетинивается и скрещивает руки на груди в защитном жесте. Да, обида на родных — самая страшная, самая въедливая из всех, и никуда от нее не спрячешься. — А что с ней случится? У нее есть Кричер, да и дом на Гриммо спрятан заклинанием Доверия. Да и знаешь ты только всякие мелочи, ни во что ценное тебя так и не посвящают. Регулус пожимает плечами, нервно постукивая тонкими пальцами по столешнице. Случиться может все что угодно — как недавно случилось с ним. Кто мог подумать, что из теплой уютной комнаты он попадет в этот старый, пахнущий деревом и влажностью дом? Только безумец. Но и он сам теперь — немного безумен. От происходящего, от осознания предательства со стороны людей, которым он служил, от нового, нежного, поднимающего голову чувства. — Хорошо, — произносит он медленно. — Я помогу, брат. В конце концов, ты меня спас тогда, на Гриммо. Если бы не ты, я мог бы умереть. Так что за мной должок, и я это понимаю. Сириус довольно скалится в ответ и кивает, но Марлин вдруг вскакивает с кресла и резко хватает его за рукав. — Пойдем, нужно поговорить, — произносит она сердито и с силой тащит его за собой на кухню. — Порвешь, — Сириус убирает ее руку. Но убирает мягко — в этом жесте видно все его чувство к ней. — Я иду, иду, не надо так шуметь. Регулус остается сидеть на месте, стараясь не прислушиваться, но слова так и проникают в гостиную сквозь не прикрытую в спешке дверь. — Ты специально берешь его с собой, чтобы избавиться, да? — голос у Марлин полон дрожащего гнева. — Это твой брат, Сириус! Какими бы ни были ваши отношения раньше, пора взрослеть, пора простить и дать ему еще один шанс. Ты же видишь, каким наивным он свалился нам на голову. И только-только начал во всем разбираться — да, сейчас, посреди смерти и холода. И ты хочешь все отобрать? — Думаешь, я просто ревную? — Сириус шипит как масло на раскаленной сковороде. — Скажи, что это не так, — Марлин топает ногой. — Я почти сдалась, а тут появился он — и все получается не так, как ты хочешь. Слушай, Сириус, мы с тобой уже не первый год мучаемся — не пора ли разорвать? Ты меня терзаешь, честное слово. Я тебя такого любить — не могу. Слышно, как Сириус шумно выдыхает. — А его — можешь? Опять та же песня, да? Ты и до войны начинала играть на обе стороны. Теперь решила выбрать? Слушай, Марлин, я вообще-то и не собирался выпрашивать у тебя любовь, и любить тебя тоже не входило в мои планы. У нас с тобой — другое. Не смотри так яростно, ты же сама ее чувствуешь, эту искру, это влечение, это желание — оно меня с ума сводит. Да ты и не ханжа, Марлин. Ты не скромница. — Но я не шлюха, — отвечает она зло, и голос по-прежнему дрожит, и Регулус даже поднимается с места, чтобы защитить ее, если понадобится. — И я всегда спала с теми, кто мне нравится. А ты мне не нравишься, Сириус, давно не нравишься. В тебе есть что-то роковое. Что-то темное, неизбежное, и я этого боюсь. Если из-за тебя погибнет этот мальчишка с книжками в голове — клянусь, я тебя сама Пожирателям сдам. Ты меня слышишь? Сириус не отвечает, но по звенящей тишине Регулус понимает, что он не может отступить перед Марлин. Может быть, она и неправа, и он неправ — Сириус вполне может быть влюблен, но не осознавать этого. Просто в силу характера брат любит все отрицать, даже самое очевидное. Регулус торопливо садится обратно на стул, когда эти двое — раскрасневшиеся и сердитые — возвращаются в гостиную. — Я разработаю подробный план и согласую с Ремусом, — Сириус произносит все слова сквозь зубы. — Посмотрим, кто еще согласится нам помочь. И уже потом я все расскажу тебе. Надеюсь, сражаешься ты неплохо и продержишься хотя бы несколько минут. Регулус только усмехается.Мэри
Лили улыбается, наблюдая за тем, как Гарри ползет по ковру за неуклюжим рыжим котенком. В углу стоит мисочка с молоком и небольшая коробка с шерстяным шарфом внутри. — Эйлин подобрала во вторник, — Лили подхватывает котенка, спасая его от рук сына, и прижимает к груди. — Его чуть собаки не разорвали. Ушко было порвано, лапки еле двигались. А назвали — Джеймс. Мэри понимающе кивает головой, хотя Лили в это мгновение отворачивается. — Я смотрю, вы с Эйлин неплохо общаетесь, — замечает она, чтобы быстро перевести тему. — Да, она мне помогает, если нужно что-то купить для Гарри, — Лили опускает котенка на кровать. — И то довольно редко, ведь внимание привлекать нельзя. Дамблдор по-прежнему молчит насчет Пророчества? — Все слишком запутано, скорее всего, замешана темная магия, — Мэри говорит не слишком убедительно, но Лили, кажется, верит. — Если Дамблдор поймет, что Пророчество не повлияет на будущее Гарри, он сам попробует разобраться с Реддлом. Лили громко фыркает. — Перестань, Мэри. Ты же сама понимаешь, что Дамблдор ни с кем разбираться не собирается. Он, так скажем, руководит и присматривает, но все остальные действия выполняются другими людьми. Может, это и правильно — я не знаю. В конце концов, один человек тоже не может все решать за других и брать на себя столько ответственности. Но знаешь, что меня сердит? Что он постоянно все скрывает до самого конца. И Северус, кажется, всему у него научился. Гарри! И она в сотый раз вынимает у него изо рта мягкую игрушку, которая только что лежала на ковре. Мэри тихонечко выдыхает, снова подмечая, какими разными могут быть люди. Вот ей бы и в голову не пришло рожать ребенка сейчас, а Лили с удовольствием играет с Гарри и воспитывает его. — Северус переживает за тебя, — замечает Мэри негромко, поглядывая на свернувшегося на одеяле котенка. — Думает, что ты долго не проживешь взаперти. Но я надеюсь, что он ошибается. Лили сажает Гарри на детский стульчик и берет из корзинки с фруктами банан. — Северус, представь себе, решил снова стать моим лучшим другом, — Лили сосредоточенно очищает фрукт и разламывает на несколько кусочков. — Считает, что в школе мы просто не поняли друг друга. А я не знаю, что и сказать, Мэри. Если люди расходятся — значит, так и должно быть. Мы всегда были разными, только общий интерес к магии объединял нас некоторое время. А как только он исчез — все рухнуло. И он искренне не понимает, почему я от него отвернулась. Мы ведь с тобой сто раз это обсуждали, помнишь? Все эти его выходки и увлечение Темными искусствами — что он еще ожидал? Мэри смотрит на нее искоса, словно проверяя выражение ее лица. Потом раздраженно замечает, едва не задыхаясь — но держать в себе это становится невозможно: — Ты серьезно не видишь, что он по уши в тебя влюблен — сейчас и тогда, и всю школу? Или предпочитаешь делать вид, что не понимаешь? Лили резко оборачивается к ней, отрывая взгляд от Гарри. — Северус? Влюблен — в меня? В меня! Да ты смеешься, Мэри. Ни за что в это не поверю. Ты и тогда намекала на эти его чувства, но я снова повторю: это невозможно. Самое большее, кем мы были с ним — это друзья. — Ты неправа. Лили сердито сдувает прядь волос с лица. — Считаешь, влюбленные выбирают сторону, которая мечтает избавиться от таких людей, как возлюбленная? Оскорбляют? Пропускают все просьбы мимо ушей, погрязают в Темных искусствах и получают Метку как клеймо? Здесь просто нет логики. — Это своеобразная логика, Лили. Нужно было привлечь внимание — а как еще он мог это сделать? Только тем способом, в котором он силен. Вышло по-дурацки, глупо, совершенно неправильно… Лили яростно разрубает ладонью воздух, пахнущий бананом. Ее блестящие волосы рыжим ореолом обрамляют лицо. — Ради Мерлина! Он выбрал свое тщеславие — вот и результат. Северус делает только то, что ему по душе — и Эйвери был ему по душе, Мэри. Ему нравилась вся эта возня с Метками, с проклятиями, с ненавистью к таким, как я. Как он ненавидит своего отца! А ты говоришь — любовь. Если там и были какие-то чувства, то игрушечные. А теперь он переметнулся на сторону Ордена и успешно играет за тех и за других. Он ведь не глуп и понимает, что рано или поздно Реддл погибнет. Куда отправят Малфоев, Лестрейнджей и прочих ублюдков? В Азкабан. А Азкабан никогда не входил в планы Сева. Он ничего из себя внешне не представляет — но амбиций у него хватит на десятерых. Как и тщеславия. Мэри прячет руки за спину, чтобы скрыть нарастающее волнение. — Хорошо, хорошо! Только остынь. — Я устала, Мэри, — Лили изнеможенно садится на краешек кровати и протягивает Гарри остаток фрукта. — Устала всю жизнь разгадывать, как ко мне относятся и как я должна относиться в ответ. Я уже ничего не знаю. Я потеряла мужа. Пожалуйста, просто посиди со мной без всяких этих глупых домыслов, ты мне очень нужна. И знаешь — вот ты сейчас все это сказала — и я вдруг почувствовала себя виноватой. Но так не должно быть, правда? Я ведь не думала, что наше общение с Северусом было настолько важным для него, ведь если важно — то ты сделаешь все, чтобы удержать друга? А ты говоришь — любовь. У меня голова от всего кругом. И страх — постоянный страх, Мэри. Он нашел нас и там, нас предали — он может найти нас и здесь. Нужно играть на опережение. Мэри с подозрением хмурится. — Что ты имеешь в виду? Лили беззаботно машет рукой, натянуто улыбаясь. — Так, ничего. Просто мысли вслух. Ты принесла мне книги, которые я просила? Мэри вытаскивает из сумки два толстых тома: «Расширенный курс Прорицаний» и «Историю магии», гадая, зачем Лили на самом деле понадобились эти самые скучные учебники из всех, что были у них в школе. Но Лили быстро прячет их в тумбочку, делая вид, что они всего лишь журналы «Ведьмин досуг». — Заляпаешь сладостями — мне Пинс голову оторвет, — произносит Мэри весело, но на самом деле ей становится страшно. — Ты помнишь, как она кричала на Сириуса? Лили смеется — и этот смех настоящий. Но стоит улыбке угаснуть, как ее лицо становится совсем грустным. — Сюда бы Сириуса, — говорит она совершенно серьезно. — Но это невозможно, я понимаю. И знаешь, я все больше хочу увидеться с Петуньей. И это тоже нереально. Какой-то абсурд. Мэри уходит из Паучьего Тупика с неприятным предчувствием в сердце. Ей кажется, что ситуация нисколько не становится лучше, наоборот — с каждым днем все опаснее, а задумка Сириуса с подставой брата вообще выглядит безумной. Но Ремус молчит, и Дамблдор молчит, и только они вдвоем с Северусом плохо спят по ночам.Северус
Мать возится на кухне, у плиты: от кастрюли идет пар, на столе лежат овощи и небольшой кусок мяса. — Был у отца? — мать вытирает руки о старый передник и неловко обнимает Северуса. — Как он? — На этой неделе еще не был, — отвечает тот тихо, разглядывая ее желтоватое лицо. — Во вторник думаю навестить, посмотрю на обстановку. Во всяком случае, работа у него есть, но не уверен, что ему хватит денег заплатить вперед за комнату. Мать смотрит на него так расстроенно, что он ворчливо замечает: — Хорошо, хорошо. Я заплачу. Так и не могу понять, почему ты беспокоишься о нем после стольких лет отвратительного отношения. Ушел — радоваться нужно. Договорить они не успевают, потому что на лестнице раздаются шаги, и, обернувшись, Северус видит Лили, которая ведет за собой Гарри. У того сонное личико, а маленькие пальчики сжимают любимую игрушку — черного кота. Лили натянуто улыбается и сажает Гарри на детский стульчик. — Я думала, вы уже все приготовили, — произносит она легко, но в голосе слышатся недовольные нотки. — Почему не сказали? Я бы помогла, быстрее бы справились. — Гарри спал, у вас там было очень тихо — я не решилась будить, — отвечает мать смиренно, и Северус впервые осознает эту пропасть между ними — между тем, какими разными вообще могут быть женщины. Сильная, холодная, немного жесткая Лили со своими огненными волосами — и уставшая мать, с этим вечно покорным лицом и забитым выражением глаз, вся в себе, внутри себя — как паучиха в паутине. Ведь и название верное — Паучий Тупик. И от этих мыслей, от этой яркости Лили ему становится не по себе. И сразу, как мостик между двумя краями, ему представляется Мэри, с ее кроткой, но доброй улыбкой и понимающими глазами. Мэри не стала бы укорять мать — только помогла бы, даже без просьб. Северус сглатывает, переводя взгляд с матери на Лили и обратно. Что между ними происходит, пока его нет — никому неизвестно. Возможно, они поссорились на тему воспитания или еще из-за какой-то женской ерунды и теперь дуются друг на друга. — Гарри не будет так долго ждать, — Лили подходит к холодильнику и некоторое время изучает содержимое. — Я дам ему творог, ладно? — Творог на вечер, — мать чуть сощуривает глаза. — Ты ему аппетит испортишь. — А вечером как раз съест суп, — Лили достает упаковку деревенского творога, и Гарри с Северусом, не сговариваясь, морщатся. — Я думаю, от одного раза ничего не случится. Ой, у нас совсем закончились фрукты и молоко. Вы не сходите после обеда в лавку? — Я схожу, — Северус встревает между ними, нервничая. — Напиши все, что нужно, я сейчас же пойду, потому что после обеда мне нужно быть в школе, следить за отработкой. И он сердито скрещивает руки на груди. Вот так неудачное время — пришел поговорить с Лили, как в прошлый раз, а попал в неприятную ситуацию, да еще и в лавку придется тащиться через весь район — трансгрессировать не получится, слишком маленькие улицы, точно заметят. Это рядом с их домом многие уже съехали в Лондон, а в районе лавки все еще живут семьи рабочих. И будут жить, пока завод окончательно не перестанет работать. — Видишь, кем я стала, — Лили сует ему в руки листок бумаги, на котором красивым почерком написан перечень необходимого. — Домохозяйкой. Суп варю, творожок перемешиваю. А совсем недалеко Реддл и его сторонники убивают людей и охотятся за моим сыном. И она смотрит на него с некоторым любопытством и недоверием, вглядывается в лицо, потом насмешливо улыбается. Северус выходит из дома с тяжелым сердцем: Лили вот-вот устроит какую-то проделку и помешает всему плану или сорвется и поссорится с его матерью. Нервы у нее на пределе: он заметил это по ее голосу. Нужно попросить Мэри принести ей еще книг, чтобы хоть как-то отвлечь от необдуманных поступков. Лили должна жить.Регулус
Сириус снова пропадает на несколько дней, чтобы привлечь к себе внимание Пожирателей. Его расчет заключается в том, что Хвост обязательно захочет выслужиться перед хозяином, так как в сражениях он ничего не смыслит. Ему самому наверняка захочется поймать Сириуса. Задача Регулуса — сыграть так, чтобы Пожиратели поверили каждому слову. Сириус предлагает разыграть схему, по которой Регулус всегда оставался на стороне Пожирателей, только делая вид, что поддается брату — рассказывая это, Сириус усмехнулся, — а на самом деле выполняя задание Лорда. Остается надеяться, что Пожиратели, которые ведутся на подобную игру со стороны Северуса, поведутся еще раз. Самая опасная фигура — сам Лорд. — Сегодня видела родителей, — сообщает Марлин надломленным голосом, возвращая тарелки на сушилку взмахом палочки. — Так близко, а не дотронуться. Как чужие люди. Тяжело от этого. — Можно, я возьму печенье? — Марк заглядывает в кухню, из-под мышки у него торчит книга. — Я ужинал, честное слово. Марлин переводит строгий взгляд на Регулуса, и тот едва заметно кивает головой. В отсутствие Марлин они оба съели остатки картофельного пюре и немного мяса. Вот только тарелки забыли помыть. Регулус до сих пор не может привыкнуть к другому, такому простому и на первый взгляд суровому быту. Еда — обычная. Посуда — без узоров, скучная и серая. Да, и так тоже можно жить. — Что ты читаешь? — интересуется Регулус, пытаясь рассмотреть название книги, но корешок спрятан под мышкой. — Сказки? — Вот еще, — Марк фыркает, набирая побольше печенья из желтой вазочки. — Трансфигурация для начинающих, учебник для первого курса. Я же в сентябре в школу поеду, хочу все знать. Сириус говорит, что МакГонагалл очень строгая. Регулус улыбается краешком губ. Если бы он мог вернуть все назад! Он ни за что не вступил бы ни в ряды Пожирателей, ни в Орден Феникса. Он бы приложил все усилия, чтобы родители примирились с Сириусом. Да что теперь говорить? Прошлое не вернешь. — Небо сегодня чистое, — Марлин вытирает руки о полотенце и подходит к окну. — Смотри, какие звезды красивые. Блэки, наверное, больше всех разбираются в созвездиях. Лично я астрономию в школе прогуливала как ужасно скучный предмет, а теперь жалею. Можешь мне показать Большого пса и Льва? Регулус встает рядом с ней и поднимает глаза на темное небо с блестящими далекими звездами. В кухне царит полумрак, и, чтобы было лучше видно, Регулус на мгновение оборачивается и шепотом произносит: — Нокс! Кухня погружается в сумерки. Слышно только дыхание Марлин, видно только ее розоватое лицо с пухлыми губами, ее сияющие глаза. — Вон там, — он указывает пальцем на разбросанные на небосводе крупинки сахара. — Видишь? Там — Пес. Яркий, правда? А вот там, дальше — Лев. Мне всегда нравилась астрономия, я там был одним из немногих учеников, так что оценки у меня были замечательные. Марлин приглушенно смеется, глядя на него лукаво. Она такая привлекательная и манящая, и она так близко, что Регулус не может сдержать рвущееся желание поцеловать — и целует ее приоткрытые губы. И тут же отстраняется, краснея. Марлин смеется чуть громче — и, обняв его за шею, горячо целует в ответ. Ее волосы пахнут сладостями, а руки — мылом, и от этого сочетания на душе становится уютно, тепло и спокойно. И только глубоко-глубоко внутри, в сердце, бьется тревога. — Обещай мне, что ты вернешься, — произносит Марлин шепотом. — Я не вынесу, если они тебя заберут. У меня почти умерла надежда, мир был таким серым, растоптанным — и я сама была растоптанной, загнанной в угол этой больной страстью Сириуса. А потом появился ты. Такой открытый, наивный, романтичный, не хватает только венка на голове. И моя надежда снова зажглась маленькой звездочкой. — Обещаю, — у Регулуса на мгновение перехватывает дыхание. Ущипнуть себя? — Вернусь. Но тревога продолжает пульсировать в крови.Северус
Он приходит чуть позже, чем предлагал отец, и долгое время стоит под дверью, не решаясь постучать. Все-таки ребенок, каким бы взрослым он ни был, хочет оправдать отца. Увидеть в нем то лучшее, что может быть, увидеть какую-то надежду. Отец встречает его уставшим и зевающим, в старой одежде, которую носил еще в Паучьем Тупике. — Будешь чай? — отец жестом разрешает пройти и кивает на стул. — Я купил немного печенья. У Северуса почему-то сжимается горло при виде этого усталого, измотанного человека, которого он постоянно презирал, будучи ребенком, и ненавидел подростком. Сейчас ненависть куда-то ушла, отступила вглубь сердца и дала место жалости. — Я заплатил за твою комнату за месяц вперед, — произносит Северус холодно. — Да, из-за матери. Она все еще переживает, что ты ушел. Теперь можешь себе позволить купить нормальной еды, а то помрешь с голоду. Отец закусывает губу и смотрит на него пристально, потом недоверчиво качает головой. — Ты точно мой сын? Или повзрослел, или эта твоя любовь тебе мозги на место поставила, или тебя подменили, что сомнительно. Северус пожимает плечами. Время идет — люди могут меняться. Принимать изменения очень тяжело, но иногда без этого невозможно жить. Если уж Лили кажется ему теперь другой, не той девочкой из детства, а холодной сильной женщиной, то что говорить об отце? — Не вернешься к ней? — К Эйлин? — Да. — Не могу. Когда-то все начиналось хорошо, — отец садится напротив и кладет ногу на ногу. — Хорошо для нас. У Эйлин были проблемы в семье: родители часто ссорились, она не представляла собой ничего выдающегося, по их мнению, не видела себя в волшебном сообществе. Как оказалось, в магическом мире тоже слишком много условностей. И тут ей встретился я: она возвращалась в Лондон домой на летние каникулы, а я работал на Кингс-Кроссе с грузами. Заметил девушку, которая тащила тяжелый чемодан с оборванной ручкой. Мне стало ее жаль — я предложил помощь. Так все и завертелось. Она сразу вцепилась в меня так, словно я был ее единственным шансом. Не скажу, что я влюбился — она всегда была обычной, невзрачной, часто молчаливой и замкнутой, но я старался ее подбодрить, и она ненадолго оживала. И вот в эти минуты она становилась совершенно другой, и я внезапно для себя увлекся. А потом… Северус недоверчиво хмурится. — Что не так с ее родными? — У чистокровных свои причуды, — отец тяжело выдыхает. — Им нужна была сильная, уверенная в себе дочь, которая поддержит традицию чистокровных браков. А Эйлин потерялась. Сама говорила мне, что на шестом курсе просто перестала ориентироваться в действительности. Кто она, кем хочет стать, какой мужчина ей нужен — все это проплывало мимо нее. — Не понимаю, какого дьявола у вас все испортилось тогда, — Северус зло поджимает губы. Отец горько усмехается и, поднявшись, ставит чайник на огонь. — Я вырос в религиозной семье. Не то чтобы я ходил в церковь, но в Бога верил. Это стало первым ударом — когда я узнал о магии и о том, кто такая Эйлин на самом деле. Если бы я мог — я бы сразу ушел. Но было поздно, потому что под сердцем она уже носила тебя. Бросить беременную женщину я не смог, но с тех пор мне было невыносимо к ней прикасаться. Религия, понимаешь ли, точнее, неверное, фанатичное ее понимание перечеркнуло для меня всю возможность любви. А я тогда был просто влюблен. Влюбленность и любовь — это очень разные вещи, сын. Любовь сносит все: личные интересы, самомнение, предрассудки — в общем, все, что встает у нее на пути. Только понимаешь, твоя мама меня тоже не любила. Она вцепилась в меня потому, что я был «другим» — не магом. У меня не было в голове чистокровных браков и прочих замашек магического сообщества. Я оказался удобен для Эйлин, а моя совесть не разрешила мне бросить неродившегося ребенка. Думаю, если бы она осталась одна, то покончила бы с собой. Ее гордость всегда была сильнее всего. Она ни за что бы не вернулась обратно в магический мир. Так вот мы и застряли. Северус смотрит на него мрачно. — Опять-таки виноват я. — Мы не говорим о вине, — отец сосредоточенно наливает чай в кружки. — Мы говорим об обстоятельствах, которые приклеивают людей друг к другу, и о плохих семьях, и об отрицательных качествах людей, которые портят жизнь всем вокруг. Я так и не смог простить Эйлин за обман, за то, что она сказала мне правду только потом. Впрочем, в Боге я тоже разочаровался, так что примерно лет через пять после твоего рождения я стал атеистом. А ты — ты был и остаешься копией матери. Меня это настораживало, злило и заставляло думать, что ты среди этих — волшебников, которые обманывают. О том, что ты был просто ребенком, я не догадывался. Северус кривит губы, подвигая к себе чашку с расколотой ручкой. — А теперь догадался. Спустя двадцать один год. Браво! — Мне пятьдесят. В пятьдесят вся жизнь кажется не такой, как раньше. А потом… Северус чувствует сильное жжение Метки и от неожиданности проливает горячий чай на колени. Кожу обжигает огнем, и он резко чертыхается. Лорд. Что-то случилось, что-то важное. И от накатившего страха у него холодеют кончики пальцев. Неужели Лорд узнал что-то о Лили и ребенке? Нет, это невозможно. Вычислить Хранителя Тайны будет очень непросто и займет много времени. Тогда что это может быть? — Я вернусь на неделе, — бросает он коротко, кивая отцу на прощание. — В следующий раз купи что-нибудь посущественнее печенья. И выходя из душной комнаты, Северус отчего-то думает об этих словах про любовь. Если бы он любил Лили — обратился бы он к тьме? Если бы любил — признался бы еще тогда, в школе? И эти мысли бегут за ним по пятам.Регулус
Марлин остается за окном, и через несколько шагов Регулус уже не видит ее фигуру, спрятавшуюся за пыльный кружевной тюль. — Марлин не так проста, как кажется, — Сириус усмехается, проследив за его взглядом. — Вот в одно мгновение ты думаешь, что понимаешь ее, что хочешь того же, что и она сама — а потом все моментально меняется. Регулус пожимает плечами. Конечно, если пытаться убедить человека, что ты ему жизненно необходим — тогда он и сам может начать в это верить, а потом резко осознать свою ошибку. Но он никак не понимает: Сириус злится на него за то, что Марлин открыто выразила свои чувства к другому, не к тому брату — или он уже успел смириться и думает, как завоевать ее обратно. Они выходят с узкой улицы на широкий проспект и некоторое время идут молча, постоянно оглядываясь и смотря по сторонам. По левую руку от них течет Темза, на которой не видно кораблей, по правую руку тянутся длинные скучные здания. По плану Ордена Регулус должен встретиться с Петтигрю недалеко от Тейт Модерн — Сириусу это показалось забавным. Как-то от нечего делать Марлин читала газеты вслух, и там говорилось о выставке чудаковатого художника, который приклеивал к нарисованным крысам шерстяные хвосты. Регулус поглядывает на брата исподлобья и пытается вспомнить, когда они последний раз ходили куда-то вместе. Пожалуй, на третьем курсе Регулуса, когда Сириус один-единственный раз проводил его до Хогсмида и показал самые интересные места. Третий курс был рубежом их отношений, а потом, как только начался четвертый, а с ним и серьезные занятия по Темным искусствам и их одобрение матерью, разговоры о чистокровных и о Лорде, Сириус мгновенно отстранился и замкнулся в своей отстраненности. Наверное, тогда они все и упустили. — Ремус и Дингл занимаются Петтигрю, Эммелина и Дирборн прикроют, если этих тварей появится совсем много. Запасной план помнишь? — произносит Сириус сквозь зубы. Регулус кивает, нервно облизывая губы. Опасная игра, слишком опасная. Все-таки сторонники Лорда совсем не такие идиоты, какими их вечно считает Сириус. Петтигрю может и не появиться. С другой стороны — кто знает, что на душе у человека, который предал лучшего друга? Запасных планов два, но их суть сводится к одному слову: трансгрессия, и как можно быстрее, чтобы не успели отследить, и последующая встреча в Хогсмиде у Аберфорта. — Давай, — шепчет Сириус, когда они проходят здание с высокими колоннами. — Инкарцеро! — произносит Регулус торопливо и, неуверенно взяв брата за руку, трансгрессирует к назначенному месту. Петтигрю уже здесь — расхаживает по крошечному скверу позади галереи. С их последней встречи он еще больше растолстел, а его маленькие противные глаза, кажется, еще больше напоминают крысьи. При виде связанного Сириуса он с писком подпрыгивает и потирает руки. Регулус вдыхает слишком много холодного декабрьского воздуха и закашливается. Он знает, что позади него стоят под дезиллюминационными чарами Ремус и Дингл, а с обеих сторон — Вэнс и Дирборн, но на секунду его охватывает паника. Никаких разговоров не запланировано: Ремус и Дингл должны схватить Петтигрю и не дать ему сбежать в анимагической форме, а его собственная задача — осторожно освободить Сириуса и трансгрессировать. Все должно произойти быстро. Но все происходит еще быстрее, когда за спиной Петтигрю молниеносно возникает знакомая высокая фигура в темном плаще, и Регулус слышит, как яростно матерится Сириус, но не успевает ничего сделать: заклинание сбивает его с ног, швыряет о землю. Перед глазами мелькают сапоги брата, слышится визг Хвоста, а потом голова становится такой тяжелой, что перед глазами темнеет.Мэри
Она идет рядом с Северусом, незаметно и легко в мантии-невидимке, отданной ей Дамблдором. Декабрь никак не может определиться с погодой: то сыпет дождем, то колет снегом — и на дорогах по-прежнему лежит густая грязь. Мэри задумывается о том, а не предложить ли кому-нибудь замостить эту дорогу? Например, Хагрид бы взялся. Ему все равно в своей хижине работы нет. А каждый человек по мере возможности должен приносить пользу. — Громко, — замечает Северус недовольно, прислушиваясь к хлюпанью сапог, которые Мэри отрывает от грязи. Она молчит, слабо улыбаясь. Говорит так, словно сам идет тише мыши. Но его настроение понятно: они оба торопятся на собрание Ордена у Аберфорта, и собрание совершенно срочное. Мэри даже пришлось уйти, не докормив лукотрусов, и она надеется, что Граббли-Дерг не заметит спрятанное позади дерева ведро с мокрицами. «Кабанья голова» закрыта для посетителей, и Северус стучит три раза, потом один, потом два — и дверь медленно открывается внутрь, обдавая запахом лука и шерсти. Мэри проходит за Северусом, который чуть медлит в дверях, дав ей возможность проскользнуть незаметно, и оглядывает помещение. Все, кто должен был прийти, уже здесь: Сириус с опущенной головой, Ремус, задумчиво играющий стаканом, Марлин с красными щеками, Эммелина Вэнс с привычно странной прической, Гестия Джонс и крошечный Дингл. — Я так и знал, что этот план не сложится, — Аберфорт ставит кружку с пивом на стол и вытирает рот рукавом. — Сириус, ты дурья башка, неужели ты не понимал, что ты слишком нужная персона для Реддла? — Он слишком осторожен последнее время, — Сириус зло скалит зубы, глядя на Северуса с ненавистью. — Ты чего так смотришь? — Упиваюсь твоим провалом, — Северус отвечает таким же ненавидящим взглядом. — Жаль, что тебя туда же не забрали. Одной проблемой бы стало меньше. — Заткнулись оба! — Аберфорт с силой ударяет пустой кружкой по краю стола. — Сейчас надо решить, что с парнем делать, и что он успел узнать за все это время. Сириус с трудом поворачивается к нему, но Мэри всей кожей ощущает всю силу неприязни, которую он питает к Северусу. Их нельзя оставлять наедине, и именно это Дамблдор и пытается не допустить, разводя их всеми способами. — Ничего особенного он не знал, — Сириус закрывает лицо руками. — Кроме того, что знают все остальные Пожиратели, и места, где живет Марлин. Но этот вопрос решаем. — Я никуда не двинусь, — та раздраженно блестит глазами, опираясь о краешек стола. — У меня брат на руках, Сириус, я не могу себе позволить переезд — это еще большая опасность. Да и не думаю, что Пожиратели будут выпытывать у него информацию обо мне. Им нужен ты. — Я должен вытащить его оттуда, — Сириус произносит это тихо, но отчетливо. — Они ведь могут и убить его. А потом взяться за мать и за Гриммо… Мэри продолжает наблюдать за Северусом: каждое слово врага делает его лицо все более и более довольным. Действительно, ничто так не радует, как падения других. Больше, чем свои собственные взлеты. Дингл сочувственно помахивает шляпой, Гестия задумчиво стучит пальцем по губам, а Ремус спокойно, с холодком в голосе заявляет: — Ты никуда не пойдешь. Попробуй — я сам тебя прикончу. Если они тебя поймают — нам всем конец. Ситуация отвратительная, но мы знали о риске. Соваться сейчас туда крайне глупо — нас абсолютно точно ждут. Остается надеяться, что Регулус сумеет выбраться сам и не притащит за собой хвост. — Он может и не выбраться, — Сириус смотрит на него исподлобья. — И ты в глубине души знал, что этот вариант возможен, — Ремус продолжает разговаривать спокойно, но голос становится металлическим. — И все равно использовал его как приманку. Что же — акула ее заглотила. Скажи спасибо, что рыбака удалось спасти. Сириус с неподдельной, бушующей яростью ударяет по столу кулаком, так что Марлин вскакивает на ноги, но Северус улыбается. Мэри видит это отчетливо — эту злую, полную сладостной мести улыбку — и ей становится стыдно за нее. Но Сириус тоже замечает это странное лицо Северуса и тут же хрипло выдает: — Радуешься, Нюниус? Думаешь, у тебя все будет хорошо, раз двум господам сразу задницу лижешь? Спишь и видишь, когда я умру, да? Сначала Джеймс, потом я! Потом, наверное, Ремус? Аберфорт молча вынимает палочку и, произнеся «Силенцио», насильно заставляет Сириуса умолкнуть. Тогда Мэри, коснувшись плеча Северуса, идет к дверям — и тот послушно идет следом, делая вид, что ему пора вернуться. Но выражение лица у него остается крайне довольным, а пальцы, поправляющие шарф, дрожат, и весь его взбудораженный облик выглядит несколько романтичным. Во всяком случае, живым. Мэри не сомневается, что однажды эти двое или убьют друг друга, или помирятся. И она отчего-то думает, что Лили ни в коем случае нельзя встречаться с Сириусом: они горы свернут, но погибнут. И при прощании, прежде чем вернуться к лукотрусам, она говорит это открыто, на что Северус мрачно замечает: — Блэк — это то, к чему она сейчас стремится. Будь внимательнее, ладно? Мэри провожает его долгим взглядом. Он хлюпает по грязи к массивным дверям замка, и полы его мантии едва колыхаются на зимнем ветру. Что-то в нем изменилось. Едва уловимо, незаметно. Но Мэри не может понять, что именно. И Граббли-Дерг, проходя мимо Северуса, ехидно выпускает дым из старой трубки.