"История лета Мики и Чиаки"

      Меня зовут Мики Тераяма и мне, пока, семнадцать лет. Я живу в городе Сиогама, префектуры Мияги. Учусь в третьем классе старшей специализированной школы. Меня нельзя назвать обычным ни в каком понимании. Начиная с внешности - я выделяюсь из общей массы.       Мой прадед был родом из России. В Японию попал во времена русско-японской войны, точнее после Цусимского сражения. Тогда командование принялось добивать моряков с затонувших кораблей, а кого-то просто бросили утопать. Согласитесь, неприятно, когда страна за которую ты воевал так поступает? Вот и мой прадед решил, что такая страна ему не нужна.       На счастье, его спасла семья прабабушки, бывшие тогда рыбаками, подобрали почти умершего матроса, цепляющегося за обломок деревянной обивки. Когда мой предок выздоровел, то решил остаться в Японии, в той семье, чтобы отдать долг за спасение своей жизни. Спасители хорошо к нему относились, оставили жить у себя, а потом и вовсе выдали за него свою дочь. Это было удивительным и шокирующим для того времени, многие их осуждали: мало того что чужеземец, так еще и из враждебной страны, никакие доводы, что он теперь тоже японец не помогали.       Когда началась вторая мировая, прадед решил отдать долг своей второй родине. И она тоже предала его. По официальным данным он погиб в одном из сражений с американцами. Но через несколько лет, после окончания войны, в результате расследования международной комиссии было выявлено, что мой предок был помещен в концентрационный лагерь. Правительство Японии боялось предательства с его и ему подобным стороны, а потому изолировало. Там, в застенках, он погиб от многочисленных пыток и издевательств, а возможно и медицинских опытов.       В знак признания своей вины, правительство преподнесло прабабушке и ее трем детям, оставшихся по их вине сиротами дом в префектуре Мияги, город Сендай, а также обязалось платить некоторую сумму; ей до ее смерти, а детям, каждому, до их совершеннолетия. Это не вернуло прадеда, но очень помогло семье.       Тот самый дом бабушка оставила мне после своей смерти, три года назад, в то время я как раз заканчивал среднюю школу. До моего совершеннолетия родители приняли решение сдавать его, чтобы накопить мне на учебу в университете. Дом находится почти у самого берега океана. Во времена, когда прабабушка только переехала это был не очень популярный район и жили тут в основном рыбаки, да матросы. Зато сейчас снять тут жилье стоит больших денег, особенно в сезон.       На втором классе старшей школы я заявил родителям, что хочу в летние каникулы приезжать сюда, чтобы отдохнуть. Мы конечно и сами жили на берегу океана, но то дом и отдохнуть там особо не получится. Совсем другое дело приехать в бабушкин дом, который ассоциируется с детством и радостью. Бабушка высадила там несколько садовых деревьев, в августе можно насладиться спелыми персиками и грушами, а так же любоваться разноцветными кустами хризантем. Одним из пунктов условий для сдачи дома было ухаживать за садом и высаживать цветы.       Нынешнее лето был не исключением, я приехал снова в этот дом. Меня сопровождала Марико Хосина, моя подруга детства. Подозреваю, что родители надеются, что мы полюбим друг-друга и поженимся. И это несмотря на то, что мама знает - девочки никогда меня не интересовали.

***

      Мики лежал в своей комнате, пытаясь уснуть. Обычно ему хватало несколько минут, чтобы отключиться, но сегодня сон не шел. В его голове крутилась куча воспоминаний; от болезненных, до счастливых, а предмет вызвавший эту бурю стоял перед глазами.       Странный парень по имени Чиаки Теру, похожий на идиота из-за не сходящей с его лица довольной улыбки. И чего он так радовался? Волосы понравились сказал. Мики взял прядь волос, лежащих на подушке и поднес к глазам. Волосы, как волосы. Хотя он понимает, цвет необычный, такой у японцев не встретишь. Каким-то непостижимым образом гены прадеда вылезли в нем необычным цветом глаз и волосами, которые были не только почти белыми, но и мягкими, как у европейцев.       - Такой глупый, - пробормотал Мики, улыбаясь.       Пролежав еще несколько минут, юноша решил, что смысла пытаться уснуть нет. Гораздо больше ему хотелось оказаться на берегу. Подруга наверняка уже уснула, она тоже не страдала бессонницей, но все же, чтобы не будить ее, Мики вышел через энгаву. В этот раз он не стал уходить далеко от дома, сидеть на мокром песке ночью, когда довольно прохладно не входило в его планы. Юноша устроился на обрыве, между кустами, постелив на землю сложенный плед. Подняв согнутые ноги в коленях, он положил на них сложенные руки, а сверху голову и принялся следить за стайкой чаек, летающих над водой.       Птицы громко перекрикивались, но Мики не слышал их, ни один звук не мешал ему. Для подобных прогулок он снимал внешнюю часть кохлеарного импланта с передатчиком и аудиопроцессором, так юноша мог погрузиться в свои мысли и никто бы ему не помешал. Он и утром, когда встретился с Чиаки не надел ее, потому и испугался, когда тот дотронулся до его плеча. Обычно он спокойно относился к этому, но юноша никак не предполагал, что кто-то столь рано может прийти на берег океана.       Воспоминания об утре вызывали у Мики неконтролируемое желание улыбаться. Природу этого он понимал, потому что такое уже происходило с ним в четырнадцать лет. Тогда он обнаружил, что парень с которым он ездит на одном поездом по утрам, вызывает у него улыбку и радость, и что он, Мики, ждет будничных утр. Если бы он был обычным ребенком, то наверняка слышал бы от своих друзей или одноклассников о подобном, но юноша не слышал. А потому за объяснениями юноша направился к единственному человеку, у которого мог проконсультироваться - маме.

***

      Госпожа Тераяма с трепетом объясняла сыну, что его чувства ничто иное, как любовь, первая и самая прекрасная. А вот Мики никогда не забудет лицо матери, когда на ее вопрос о том, кто вызывает подобные чувства, ответил, что это незнакомый мальчик, которого он каждый день видит в поезде по пути в школу. Оно исказилось в брезгливом выражении. И пусть лишь на мгновение, но Мики понял, что его любовь неправильная. И не важно, что госпожа Тераяма принялась поспешно оправдываться и заверять сына, что любовь это любовь и неважно кого ты любишь - юноша решил больше о подобном с матерью не говорить.       Вместо этого все он рассказывал Марико Хосина. С ней они были неразлучны с самого детства, хоть и не посещали один детский сад и школы - были очень близки и не скрывали друг от друга ничего. Девушка вместе с Мики изучала язык жестов, рассказывала то, что узнавала сама и считала интересным. Но будучи здоровым ребенком, понимала, что о некоторых вещах не стоит говорить с каждым и о многом молчала, так же не спрашивая и у друга. А потому очень удивилась, когда тот спросил влюблена ли она в кого-нибудь.       Марико не стала скрывать и рассказала о своей симпатии к мальчику из класса, а потом удивленно выслушала историю Мики. В отличие от матери друга, которая будучи озабоченной будущим сына не смогла сдержать чувств, девушка не выказала ни грамма “странных” эмоций на лице, хоть сердце ее грозило выскочить из груди.       Юноша же принялся делиться с подругой своими переживаниями, когда понравившийся ему парень перестал ездить с ним, после смены Мики средней школы на старшую. Перешел ли тот в школу другого района, или вовсе переехал в другой город, Мики не знал и довольно болезненно переживал угасание первой любви.

***

      Глядя на птиц, что метались по небу, иногда падая в воду, чтобы поймать рыбу, Мики Тераяма четко осознавал, что этот Чиаки Теру задел струны его души. И в этот раз не внешность сыграла роль, а непосредственность и естественность нового знакомого. То как он поставил заботу о чужом человеке, которого только встретил, на первое место. Его искренность, когда трогал волосы Мики. На его лице не появилось ни жалости, ни разочарования на лице, когда узнал о несовершенстве собеседника, только легкая заинтересованность и участие. Что-что, а считывать и понимать эмоции Мики умел как никто, ведь другого способа понять настроение другого человека у глухих нет.       На душе стало тоскливо и юноша начал сожалеть, что так быстро поделился своими контактами с Чиаки и зачем он вообще предложил ему встретится? Одно обнадеживало - реакция знакомого. Возможно он тоже заинтересован, возможно…       Мики бросил взгляд в ту часть берега, где они повстречались, хорошо просматриваемую с того места, где он сейчас сидел. С удивлением юноша обнаружил там человека сидящего в позе лотоса. Сердце отозвалось лишним ударом. Что-то в душе вопило - это утренний знакомец. Тераяма вскочил и со всех ног рванул туда. Чем ближе он становился, тем более ясно понимал, что это и правда Чиаки.       - Нэ спитса? - громко, тяжело дыша, спросил Мики, подойдя ближе.       Чиаки вытащил “каплю” из уха и с удивлением уставился на него.       - Не спится? - эхом отозвался Теру-кун.

***

      Они проговорили до самого утра. Сперва говорил Чиаки. Он словно прорванная труба выливал на нового знакомого историю свой жизни. О своем брате и его друзьях, о том постыдном случае в “Гроте ужаса” и о неожиданном подарке в виде портативной приставки. О своем лучшем друге, Тамао Ёкоте и хорошей подруге Амайа Ковамура. О том, как мечтал увидеть океан и как он рад, что приехал в этот, как ожидалось скучный лагерь. Он сидел напротив Мики и рассказывал все не сводя с него глаз, считая его прекраснее любого океана и предрассветного неба над ним.       А когда Чиаки выдохся и связки почти отказали, эстафету принял Мики. Медленно, подбирая слова, он рассказал, что попал в 5% детей родившихся вследствие преждевременных родов, которые привели к врожденной нейросенсорной тугоухости. О том как учил язык жестов, о своей подруге Марико-чан и о том как ему учится в специализированной школе для глухих детей. Но на долгий разговор его хватило.       А потом они сидели в тишине, любуясь океаном и рассветным небом. Боясь взглянуть на соседа, пытаясь угомонить заполошные сердца, чтобы другой не услышал этот, казалось бы, оглушающий стук. Отдающий в дрожащие руки и ноги, заставляя волнение сбегать по спине струйкой холодного пота, отчего бил озноб.       Розовый рассвет, отражающийся в рябом от волн океане, застал Мики и Чиаки сидящих совсем близко друг к другу, кутающихся в захваченный первым плед.