холодно

Даламар знает — умирать больно. Ещё это мерзко, липко, кровь застилает глаза и слепляет ресницы, ещё — обидно до тошноты. Но оставаться в Бездне живым — это пытка в вечность. Он мог бы развлечься, умирая под натиском тысяч теней, но они расступаются по приказу Тёмной Госпожи перед его шагом. Он мог бы выткать любимое заклинание, оторвав кусочек шлейфа своей госпожи, но она отберёт у него последние крохи силы и будет пожирать его тело кусок за куском, пока не вытянет из него раскаяние. Он мог бы свернуться на дне Бездны и уснуть, но даже кошмары обходят слуг Такхизис стороной. Только иногда яркие воспоминания о жизни на поверхности накрывают его, точно красочный сон. В тот день по-весеннему пахло прогретой солнцем землёй. Даламар поднимался по витой лестнице почти бегом. Он задержался на Конклаве достаточно, чтобы получить от Рейстлина пару ударов и несколько муторных заданий. Он нащупал под дорожным плащом пухлый мешочек с травами и выдохнул — всё на месте. Может, получится задобрить учителя редкими ингредиентами. Рейстлин сидел в любимом кресле, и мрачная улыбка казалась чужой на его каменном лице. — Шалафи, — Даламар склонил голову не из уважения, но из выработанной привычки, точно цирковая собачка, — я вернулся. Я… — Не утруждайся, Даламар, — коротко отозвался Рейстлин, не поворачивая головы. — Не у тебя одного есть знакомые в Конклаве. В приоткрытое окно залетел случайный порыв ветра, и весенняя сладость на языке стала приторной до горечи. Слабость — или рациональность — шепнула ему “беги”. Беги и не оглядывайся, пока ещё можешь. Даламар выдавил дежурную улыбку и сделал шаг вперёд, чтобы положить мешочек с травами на стол. — Я купил ягоды шипоцвета. Они почти закончились. — Подойди сюда. Рейстлин посмотрел прямо на него — и обычная усталость в его взгляде сменилась болезненной величественностью. Так он смотрел, когда в полубреду хватал его за руку после сильного приступа кашля и тянул к себе, и его дыхание пахло кровью. Всё будет по-другому. Всё изменится. Он станет богом — и Даламару останется только склониться. Даламар упал на колени, и кресло у камина стало троном. Боги милостивы к верным слугам, не так ли? — Шалафи, не знаю… Оправдания так и остались невысказанной шелухой. Рейстлин крепко сжал в руке посох и замахнулся — и боль разошлась волнами от виска. Даламар заморгал, пытаясь справиться с накатившим головокружением, и неосознанно попятился, но Рейстлин удивительно ловко схватил его за ворот мантии. — В этот раз ты слишком много болтал на Конклаве, — в его уверенном спокойствии было больше угрозы, чем в любом истеричном крике и всполохах магии по рукам. Рейстлин не сомневался. Только презрительно тряхнул рукой, добавляя. — Я думаю, что ты и сам прекрасно это понимаешь. Даламар на слабых ногах подполз ближе из отчаянной попытки доказать свою преданность, но Рейстлин только отмахнулся от него вторым ударом посоха. Горечь крови покрыла губы, и он замер, чувствуя тяжёлые удары сердца в грудной клетке. В этот раз любые слова покажутся ржавыми. Все его искренние похвалы давно зачерствели, а извиваться тело устало. Оставалось только выгрызать очередной день. — Шалафи, вы же знаете, я… — Нет, Даламар. Мне не нужен такой ученик. От осознания скрутило живот. Даламар в отчаянии загнанного зверя начал шептать, собирая искры магии на кончиках пальцев, чтобы умереть с жалким подобием достоинства, но Рейстлин оказался быстрее. Когда-то Даламар боготворил его — с искренностью юной жрицы Паладайна. Он служил, выслуживался и добивался невероятных высот в магии за считанные дни, а по ночам изнывал от жара и снов, где Рейстлин смотрит на него с холодной усмешкой. Потом Даламар начал его бояться — но разве было для него другое место в Кринне? Он метался к Конклаву, но каждый раз возвращался в башню, где поил Рейстлина горькими зельями и беспомощно наблюдал за тем, как его планы становятся всё грандиознее. Сейчас Даламар ненавидел. Желчь скопилась на языке, и он попытался сплюнуть в лицо Рейстлину глупое оскорбление, но изо рта вырвалась только кровавая слюна. Ещё Даламар боялся, боялся до дрожащих рук, которыми пытался перехватить посох Рейстлина, и отчего-то наполнивший комнату весенний запах показался особенно резким и душным. — Даламар. Он вздрагивает, чувствуя присутствие Тёмной Госпожи за своей спиной. Её боготворить было ещё проще — холодная, прекрасная пленница Бездны, укутанная шлейфом из чистой магии. Беспощадная и могущественная. Не получалось. И спустя тысячи дней после спасения руками самой Такхизис из башни для него останется один бог, к которому он был ближе всех — и так невозможно далёк. И спустя годы его будут мучать несбывшиеся мечты, где он целует Рейстлину руки, пропитанные запахом трав и магией. Но перед Тёмной Госпожой он всё же склоняется с почтительной улыбкой. — Да, моя госпожа? — Рейстлин уже вошёл в бездну, — на лице Такхизис расцвела чарующая улыбка драконицы. — Могу позволить тебе поиграться с ним первым. Даламар чуть склоняется в поклоне, чтобы скрыть невольную ухмылку: — Я был бы польщён, моя Тёмная Госпожа. Рейстлина в Бездне отыскать несложно — от него ещё пахнет внешним миром, весной и жизнью; и это мешается с гнилостным запахом его болезни, сидящей в глубине его грудной клетки. И Даламар выжидает. С радостью стервятника наблюдает, как Рейстлин озирается по сторонам — и как в его движениях проскальзывает детский страх. Кому как не чёрному магу знать о мстительности Такхизис и о её любви к игре с самыми тёмными воспоминаниями? — Шалафи, — окликает он нараспев, выходя из тени прямо за спиной Рейстлина — и с неприкрытым удовольствием наблюдает, как на мгновение меняется его лицо. Сейчас Даламар уже не тот красивый эльф на побегушках. Жизнь в Бездне исказила его лицо тёмными подтёками и торчащей скуловой костью, но Рейстлин только кривит ухмылку. — Какой странный выбор. Не ожидал, что в качестве первого кошмара она пришлёт мне ученика. Рейстлин привычным движением замахивается посохом, прошитым магией — и замирает, когда Даламар с лёгкостью перехватывает его удар. Азарт закипает в его крови, когда учитель теряется, вспоминает, чувствует. — Вам совсем не было жаль меня, шалафи? — он тянется ближе, позволяя отсвету заклинания упасть на один из шрамов. — В конце концов, я был лучшим вашим учеником. — Ты… не простая тень, — вместо ответа констатирует факт Рейстлин, делая шаг назад. — Конечно я не простая тень, шалафи, — Даламар склоняется перед ним в издевательском поклоне, и на его руках собираются переплетения чёрной магии. — Я верный слуга Тёмной Госпожи. А что на счёт вас?