Как же прикольно быть идиотом

      Ло никогда не планировал ни начать курить, ни пить алкоголь. Его воспитали так, что до совершеннолетия — ни капли запрещенного. Но все равно пришлось рыскать по старшему отряду в поисках чего-нибудь, что можно курить вожатому.        Лололошка не спроста выбрал именно ту скамейку. Она, на самом деле, была всегда пустой, но весьма интересной; стояла почти на краю территории Лаки Чармз, именно в том месте, где забора почти не был; открывала вид на близкое к ней море спереди и пару деревьев сзади. Лоло, конечно, сильно погорячился, когда назвал это «лесом». Да и скамейкой пару обветшалых досок называть как-то странно. Главное, что на этом можно было сидеть и куда-то деть спину. Конечно, лагерь был навороченным, если это можно было назвать так, но местами… что-то отваливалось, что-то разваливалось, главное, чтобы этого не видели дети.        Но Ло был тем, кто подмечает детали. Не в том смысле, что он был очень внимательным; лишь в том, что он изучал территорию в местах, где это дозволено и нет. Все это казалось просто смешным, ведь как-то его поймала Шэрон за руку и, нахмурив брови, сказала: «Слушай, у вас, конечно, пару дней адаптации, но зачем тебе на заброшенную территорию?..»       Лололошка не нашелся с ответом, лишь мягко улыбнулся и пошел в другую сторону. Как будто кто-то его сможет остановить! Сама вожатая явно была не прочь изучить все, что было там — выдавал огонек в глазах и взволнованный тон; но работа строго запрещала шататься по обветшалым домам вместе с ребенком (и что, что разница в возрасте в пару лет?) из твоего отряда. Разочарование, иначе не назвать. Это то, что почувствовали оба.        Но свод правил не запрещал чувствовать зарождающийся интерес к вожатым чужого отряда, и Лоло хорошо это знал, пусть и пропустил лекцию по этому поводу мимо ушей. И идея обговорить с Престоном то странное тепло, разливающееся по позвоночнику куда-то вниз, к бедрам, уже не казалась такой странной. Но Лоло слишком торопит события. Его всегда тянуло к закрытым людям, потому что Ло чувствовал себя ключом от всех дверей (и это точно не потому, что он в карманах носил уйму отмычек и умел взламывать замки разной степени сложности), он всегда хотел открыть эту дверь. Познать то, что прячут такие люди. Пусть это и будет мизерным секретом, не стоящего и ломаного гроша, но Лололошке нужно это узнать. Услышать, зарубить на носу, вдолбить себе в голову. И сейчас Дилан был лишь одной из тех многочисленных дверей, которые хочется открыть. Никак иначе, только если не выяснится обратное.       Ричард на фоне немного раздражал. Подставил подножку маленькой девочке и посмеивался, так еще и заснял это на камеру. Господи, Ричи, ты такой придурок… Ло с радостью бы высказал все то желание справедливости, которое подкатывало куда-то к горлу, если бы не Дженна.       — Труман! — она хмурит брови и упирает руки в бока. — Извинись перед Селести.        — Прости, Селестия, — Ричард совершенно точно говорит неискренне, но Дженна довольствуется и этим. За пару минут до этого девушка с минут пять говорила о том, как же плохо обижать детей и надо быть добрее к братьям нашим меньшим, помогать им. Отчасти, Ло уже жалеет, что его самым близким другом на эту смену является Ричи.        — Я Селести! — детский писклявый голосок раздается где-то снизу. Девочка была совсем миниатюрной, словно фея, грубо пнула своей маленькой ногой Трумана куда-то в колено и ушла обедать. Справедливость восторжествовала, но Ричард лишь недовольно закатывает глаза. О, он точно прослушал все, о чем говорила Дженна. Нравоучения для этого парня были чем-то, что он умело пропускал мимо ушей, и Ло уже понял, что это связано с отношениями между Ричи и родителями.        Лололошка не может выкинуть слова Дилана из головы. «Может, Шэрон пригласишь? Она чет тобой заинтересовалась, даже приревновала». Точно им… или вожатым? Разница принципиальна. Шэрон, безусловно, хорошая девушка, но лишь в рамках дружбы… или таких отношений, как сейчас. Так будет даже лучше.        Из-за напряженности сознания аппетит совсем пропал. Лоло копался в тарелке, отделяя от супа то картошку в отдельную тарелку, то плавающее неопознанное мясо (или это была птица?). Ричард, конечно же, замечает состояние Ло, ведь съел обед буквально за пять минут, был слишком голодным. Но настолько ли они близки, чтобы делиться своими переживаниями? А спросит ли вообще Труман?       Не спрашивает. Ни когда они выходят из столовой, ни когда объявляют сончас, ни когда Лололошка просит у соседей электронку на два часа (кстати, успешно), ни когда он вылезает через окно дома, исключая возможные вопросы, ведь ответить без очевидной лжи Ло не сможет.        И Лоло огибает целый лагерь, чтобы прийти именно на то место. Именно к той полуразвалившейся скамейке, которую он приметил еще в первый день, почувствовав, что это место еще пригодится, один раз уж точно. Обстоятельства складывались четко в сторону Ло, и это радовало.        — И зачем? — голос Дилана раздался где-то из-за спины. Лололошка увидел лишь протянутую чужую руку, в которую вложил добытую фиолетовую электронку, предварительно прочитав на ней «Blueberry & Raspberry & Cherry». Вожатый приземлился рядом с легкой ухмылкой на лице.       Скамейка, черт возьми, была слишком тесной, чтобы на ней уместилось двое (особенно, когда один из них — Ло ростом сто девяносто сантиметров и широкими бедрами), потому колени парней соприкасались. Лололошка чувствовал слишком странное тепло, которое превращалось в жар через пару секунд, и спешит закинуть ногу одну на другую.        — Будем молчать? Ты же знаешь, что я не против? — Дилан делает первую затяжку, и, кажется, расслабляется. Из горлышка идут пару ниток белесого пара, а после он сдувается порцией дыма из рта вожатого, на что Лололошка пару раз кашляет. Смесь ягодного пара и чистого воздуха из-за моря поблизости были убийственной смесью.        — Проведи меня в заброшенную территорию, — Ло выпрямляет спину. Нет уж, интерес к закрытым дверям (в прямом смысле, конечно же, это точно не про Дилана) в нем слишком доминировал. — Пожалуйста.        — Мы на ты не переходили, — вожатый вновь обхватывает губами фиолетовое горлышко. Вообще, это было неправдой. Все вожатые обращаются к детям на «ты», хотя дети — наоборот. Так что формально на «ты» не переходил только Лололошка. — Зачем тебе туда?        — Люблю проходить через закрытые двери, — Лоло откивает голову назад и смотрит в небо. Солнце прямо в зените и хорошо так напекает темные волосы парня. Не подхватить бы солнечный удар… — В прошлый раз меня развернули обратно.       — О, правда? — Дилан повторяет ровно то же самое. Его кадык становится выразительнее, он прыгает то вниз, то вверх, когда вожатый сглатывает скопившуюся слюну. Еще и кожа такая бледная… Ло определенно считает этого человека красивым. Он облизывает свой мелкий шрам поперек губы. — Тогда нет. Не вмешивай меня, у меня полно своих дел.        — Пожалуйста, Дилан… я ведь сейчас уйду с электронкой, если ты не согласишься. — Лололошка знает, что это дохлый номер. Чем-то, что курится, вожатый может обеспечить и сам себя. Даже если Дилану не нравятся сигареты, никотиновая ломка всегда возьмет верх, это было слишком очевидно. — Один раз. Мне просто интересно, что там внутри.        Дилан думает с минуту, кивает, а потом встает. Ощущение тепла на плече постепенно испарялось, как будто ничего и не было. Оно и к лучшему, наверное. Лоло встает чуть позже и почти бежит за вожатым, потому что того явно не волновало, поспеют ли за ним или нет. 

♡‧₊˚˳✧༚ ꙳ ⋆ ⸝⸝

      Лололошка понимал, что в этом месте вряд ли есть что-то интересное, помимо пары заброшенных домиков для персонала. Таблички «Кладовая», «Дом для вожатых», «Управляющий».       Дилан явно вошел во вкус. Он достал отмычку из кармана худи и через пару минут взломал дверь, на которой была табличка «Управляющий». Внутри ничего интересного: стол, пустые ящики, кресло и портрет на стене, видимо, прошлого владельца лагеря. Все самое интересное хранилось явно не тут. Ло выходит лишь после того, как проводит рукой по паре пыльных полок, чихает и расстраивается. Нет уж, это точно не то, чего он ждал от этой территории. Не то чтобы она охранялась, но так далеко строить такие важные объекты было слишком странно. Почти полтора километра от главного здания! Ох, как это раздражало. Уйти отсюда и ничего не получить? Никакой крупицы информации? Обидно, между прочим.        — Пусто, — вожатый оттряхивает руки о черные джинсы, на них сразу же появляется продолжительный белый след. Сколько же тут не убирались, господи… — Пошли дальше.       В домике для вожатых та же история. Ло аккуратно взламывает замок и кивает, когда тот поддается под отмычками. В глазах Дилана блестит азарт, который Лололошка видит впервые (как будто за пару часов можно хорошо узнать человека).        — А ты не хотел сказать мне, что умеешь взламывать замки? — Дилан осматривается. Внутри две кровати, пустой шкаф, да ванная комната.        — А ты?        Исчерпывающий вопрос. Вожатый закатывает глаза, но объясняться не собирается. Такие навыки нужны каждому, но владение ими сразу же записывает тебя в преступный мир.        Лоло поднимает матрас. Кашляет от того, сколько же пыли в нем содержится и сколько же вышло наружу. Хоть бы убирались тут…        «За запертой дверью на заброшенной территории. Да ты полный идиот, Ло», — сразу же проскакивает мысль. Но глаз цепляется за какой-то блокнот и Лололошка сразу же берет его в руки, протерев обложку от годового слоя пыли. Да уж, на корочке не написано ровным счетом ничего, и выглядит это как личный дневник. Дилан выхватывает его из рук и открывает первую страницу.       — Ничего интересного, лишь краткая сводка за один день вожатого. Нечего тебе тут знать, — Ло верит. Его действительно не интересовал распорядок дня вожатых.        Когда осмотр второго дома был закончен, парни подошли к кладовой. Лололошка дергает за ручку и дверь поддается.       — Интересно, — говорит Дилан.       И это действительно было чертовски интересно. Лоло чувствует нарастающий в себе азарт и входит в небольшой домик, а после закрывает дверь за вожатым. Внутри, твою мать, чисто. Ни паутины, ни пауков, ни крыс, ни толстого слоя пыли. Запах красок, мольберт и огромный белый стеллаж. Полки ближе к стене были с низу до верха заполнены бумажными папками неизвестного предназначения.        — Почитаем вместе? — Дилан подходит к полкам. На удивление, за стеллажом оставалось еще много пустого пространства.        Парень берет одну папку в руки. На обложке написано «Личное дело», снизу уже от руки написано «Жаклин». Зачем психологу заводить кучу личных дел для людей, которые тут на одну смену? Вожатый кладет папку обратно сразу же, содержание его не интересует.        — Если кладовой пользуется Престон, то это все объясняет. У него пустой кабинет, — Дилан закатывает глаза. Ло решил не узнавать, откуда же вожатый знает, какой кабинет у психолога, и остается лишь надеяться, что среди десятка папок нет ни одной с именем Дилана. — Пошли отсюда, это неинтересно.       О, если бы все было так просто. Снаружи доносятся шаркающие шаги, и парни переглядываются. Не то чтобы сюда нельзя было заходить, но будет чертовски странно, если их двоих тут застанут за незаконным обыском.       Все происходит за несколько секунд. Дилан хватает Ло за запястье, забегает за стеллаж, затыкает ему рот свободной ладонью и вжимает в стену, лишь бы было незаметно.       — Блять, молчи, — вожатый громко шепчет почти в ухо. Входная дверь открывается.        И, признаться честно, Лололошка не собирался издавать ни звука. Потому что осознание того, куда Дилан упирается ему бедром, приходит не сразу. Где-то внизу живота закрадывается ноющее чувство, и Лоло себя ненавидит за то, как краснеет и как тяжело дышит сейчас. Вожатый совершенно не понимает свою оплошность и смотрит в сторону, на зашедшего Престона, в надежде, что их не заметят в таком положении. Это было бы куда страннее, если бы они просто тут стояли.        Пульс подскакивает до каких-то космических значений, отдавая в виски тупой болью. Ло чувствует, как Дилан вжимается в него еще сильнее, и очень жалеет, что при таких обстоятельствах.        Психолог озвучивает свои мысли вслух, и лишь это помогает отвлекаться от нарастающего возбуждения не только внизу, но и в голове.        Порисовать. Записать сессию с Жаклин. Позвонить родителям. Зайти к Дилану и обсудить ситуацию с Жаклин.        Лололошке хотелось, чтобы вожатый не заметил ничего, что происходит с его телом, и то, что упирается тому в бедро, лишь большая курилка, а не то, что есть на самом деле. И прогнать из головы каждую мысль о том, что Лоло даже хочется, чтобы их так застукали.        Дилан слишком сосредоточен. Ему все равно на реакцию Ло, и на то, что вожатый рвано дышит ему куда-то в область груди. Через пару секунд отстраняется, но лишь на пару сантиметров, и руку со рта не убирает.        Лололошку охватывает жар. Кажется, у того явно есть неочевидные наклонности к подчинению, но с этим уже надо разбираться позже.        Престон присаживается на табурет возле стола и пишет себе пару заметок, а после встает и идет прямо к стеллажу.       Блять.       Дилан вновь вжимается. Упирается своей головой прямо в шею, пока Ло старается слиться со стеной. Не могут же они так просто спалиться?       Психолог берет одно личное дело и не замечает ничего странного. Возвращается к столу и что-то упорно пишет.       О, если бы вожатый знал, что сейчас происходит с разумом Лололошки. По всей спине бегают мурашки, где-то внизу живота растягивается тепло, а бедро Дилана так близко к разгадке того, как Лоло сейчас себя чувствует. На плече как будто оседает дыхание вожатого, и Ло чувствует, что мог бы его даже потрогать. Ему сейчас как никогда нужен душ.        Престон выходит через пару минут, но они ощущались как пытка выдержкой. К сожалению, у Лололошки явно с ней проблемы. Как и с красным лицом.        — Все в порядке? — Дилан отстраняется, убирая свои руки с запястья и рта. Реально ничего не заметил?       — Кажется, да… — Ло старается говорить уверенно, но получается плохо. Ощущение, что он загнанная в угол мышь. — Пошли отсюда, пожалуйста.        Лололошка совершенно точно решает, что Дилан будет самым ярким впечатлением за всю смену. Но об этом он подумает в душе сегодня вечером.