Внимание к деталям

Раздающееся в комнате приглушенное бормотание и возню Ло услышал, еще только положив руку на выемку деревянной раздвижной двери. После случившихся событий всюду стоял бардак и неразбериха, не обошедшие стороной даже резиденцию сёгуна: здесь разом прибавилось народу и дел для всех тех, кто много лет обустраивал быт прежнего правителя. Победа разом смела и сместила рамки, собрав под одной крышей и своих, и чужеземцев, наспех расселяемых в любые свободные помещения, одно из которых досталось Ло напополам с Луффи. - Да как же его… Черт, я запутался! Сопровождаемый шуршанием голос зазвучал отчетливее, и Ло потянул дверь-перегородку в сторону, переступая порог. Да так и замер на месте. Стоящий вполоборота к нему Луффи был облачен в длинное, фалдами расстилающееся по полу кимоно, которое он безуспешно пытался подвязать и закрепить на себе. Графитово-серый низ был расписан ярко-красными цветами на тонких стрельчатых ножках, в которых Ло без сомнения узнал ликорисы. Узкие, прихотливо изогнутые лепестки издалека напоминали не то фейерверки, не то шипы, выделяясь среди многих цветов исключительностью своего странного, но оттого узнаваемого образа. Выше ткань постепенно меняла цвет, наполняясь синевой ночного неба, по которой взлетали ввысь легкие завитки будто подхваченных ветром лепестков. Такой же асимметричный каскад распускался на длинных, почти в пол, рукавах, колышущихся при каждом движении, отчего волнующееся море цветов оживало, качаясь в прохладе нарисованного летнего вечера. - Что ты делаешь? – наконец подал голос Ло, закрывая за собой дверь и разглядывая остальное разбросанное по полу убранство. Здесь были еще какие-то одежды, пояски, а в руках Луффи держал широкий серебристо-бежевый оби, краем которого пытался обмотаться. - Сегодня вечером будет праздник в честь нашей победы, поэтому нужно одеться празднично. Я решил выбрать и померить что-нибудь заранее, - он принялся протаскивать пояс между рукой и боком, отчего верхняя, неплотно зафиксированная часть кимоно тут же распахнулась, складками съезжая вниз. - И где ты это нашел? - В соседней комнате. Там оказалась целая куча всякого такого - можешь поискать себе тоже. Если, конечно, сможешь в него правильно одеться. У меня вот что-то не получается, - Луффи скептически оглядел волочащиеся по полу края и принялся поддергивать их, заправляя под оби. Ло заглянул в примыкающее к их комнате помещение-кладовую, которую устилали татами со стопками кимоно. Яркие и сдержанные, с пейзажами и орнаментами – и хоть в каждом свертке была видна лишь малая часть покрывающих ткань изображений, в росписи угадывалась принадлежность традициям этой страны. Вместо того, чтобы обвешиваться золотом и драгоценными камнями, люди здесь отдавали дань искусству создания образа, преображающего до неузнаваемости умелым сочетанием деталей. - Как-то оно все оказалось сложнее, чем я думал, - вывел из раздумий голос Луффи. – Слушай, Торао, ты не мог бы мне помочь? Ло вышел обратно: Луффи стоял, повернувшись к нему лицом; тонкая, матово-поблескивающая ткань стекала вдоль силуэта, делая его сейчас таким двойственно-неявным и незнакомым; начавший сползать ворот приоткрывал шею и часть голого плеча, а по низу кимоно тянулись друг к другу багряными лепестками венчики цветов. - Для начала запахни его правильно. Ты опять не обратил внимания, но так запахивают только мертвых, - Ло потянул за узел узкого белого пояска, распуская его и перекладывая левую полу поверх правой. – Ты выбрал кимоно с ликорисами, но это ведь не повод нарушать правила для живых? - А? – Луффи удивленно вскинул голову, позволяя чужим рукам обхватить себя чуть выше живота – Ло обращался с поясом довольно ловко, и подобранный складкой подол больше не волочился по земле. - Неважно, - мягко усмехнулся он, продолжая свою работу. – Приподними руки. Культура этой страны придает большое значение деталям, акцентам и мелочам, по которым легко определить, свой ты или чужак. Носить кимоно с узором из цветов следует до начала их цветения. Хризантемы на одежде нелепы, когда уже видишь их в саду. Теперь настал черед оби. При ближайшем рассмотрении оказалось, что его покрывали легкие извилистые линии чуть темнее основного тона, и следовало хорошенько разгладить складки, чтобы плотно охватывающая тело ткань нигде не отставала и не топорщилась. Ло немного мешали рукава собственной юкаты, подвязать их на здешний манер было бы удобнее, но он уже почти закончил. - Рисунки на одежде выбираются не наугад и несут в себе разный смысл и знания. Стрекоза, например, символ победы – вполне подошла бы для сегодняшнего праздника, - продолжал просвещать Ло и наконец затянул последний узел. – Вроде готово. Ну-ка, пройдись. Длинные хвосты оби свешивались вдоль спины и ног, но делать полную и сложную конструкцию ради примерки было бы лишней тратой времени, да и требовало уже совсем иного уровня сноровки и мастерства. В комнате не нашлось зеркала, и Луффи не мог увидеть себя со стороны – он провел ладонями по телу, чувствуя, что теперь вся эта немыслимая конструкция сидит куда более ладно, прилегая словно вторая кожа; согнул руку, примеряясь к тяжести спускающегося к полу рукава, сквозь разрез которого виднелась контрастная подкладка. Слои пояса изменяли и ограничивали движения, не позволяя им быть привычно-размашистыми и даже как будто бы мешая вздохнуть полной грудью. Гэта тихо стукнулись об пол, отмеряя первый шаг, а потом еще, а потом опутывающий узким коконом подол запутался в ногах, и Луффи, споткнувшись, чуть не полетел носом вперед, придержанный Ло со спины. - Эти праздничные одежды такие неудобные, - в голосе послышалось сомнение. – Разве получится веселиться, когда падаешь на каждом шагу? Деревянная обувь на платформе добавляла ему роста, но он все еще оставался ниже Ло, рассматривающего сейчас его оголенную, в обрамлении темных волос шею. Сдвинутый назад ворот кимоно приоткрывал ее, такую светлую на фоне темно-сапфировой синевы ткани, позволял подсмотреть, ненароком застигнуть, запоминая плавный изгиб и легшие по бокам клинья теней. - Может, мы неправильно его надели? – предположил Луффи в тот миг, когда пальцы Ло коснулись его плеч. - Все сделано правильно, Мугивара-я. Но это фурисодэ. Ты надел женское кимоно, - и, склонившись ближе, он тронул губами выступающую, покатую косточку верхнего позвонка. Вздрогнувший от поцелуя Луффи растерянно дернулся в его руках: - Там просто… Они лежали… и я подумал… - одежда по-прежнему сковывала, словно в насмешку подчеркивая по незнанию сделанную ошибку. - Не сомневаюсь, - развернувший его к себе Ло не мог сдержать улыбку при виде всей этой отразившейся на лице гаммы осознания. Нечасто увидишь Мугивару таким: замешкавшимся, торопливо покусывающим губы в попытке объясниться и оттого непроизвольно сжимающим Ло за запястья. Длинные рукава сползли ниже, оголяя предплечья, кажущиеся тоньше, чем есть, в этом ворохе тканей. Все это таилось внутри, таилось в них обоих уже давно, прорвавшись наконец случайной солнечной вспышкой, разносящей незримую, но обоюдную готовность признать. У них еще есть выбор: подавить и стереть, вытолкнуть из сознания не к месту затесавшийся туда эпизод – Луффи достаточно лишь отступить, выпутавшись из захвата пальцев, и все вокруг калейдоскопом пересоберется в привычную обыденность, но он не делает этого, взглядом продолжая цепляться за взгляд. Ло мог бы спросить: "Можно?". Он мог бы узнать: "Ты позволишь?". У слов так много оттенков – куда больше, чем красок на ярких тканях вокруг, но в этой палитре всегда чего-то недоставало, а может быть, Ло просто зря тянул время, впустую перемешивая цвета, которые уже не получится разделить обратно. - Если на кимоно изображены цветы, среди них должны быть и нераспустившиеся бутоны, а веера рисуют открытыми не до конца – это символ незавершенности, возможности продолжать и двигаться дальше, - чуть в сторону произнес он, а потом порывисто подхватил Луффи под коленки, чтобы в несколько шагов пересечь комнату и опуститься вместе с ним на футон. Соседний, его собственный, лежал неподалеку, и Ло подтащил его вплотную, соединяя два пространства в одно. Задравшаяся ткань приоткрыла лодыжки Луффи, он качнул ногой, пытаясь сбросить гэта, но тронувшие щиколотку пальцы прервали его. Перебравшийся на пол и устроившийся напротив Ло держал его ногу на весу, снимая ставшую ненужной обувь. - Еще одна ошибка: гэта не носят с кимоно, они предназначены для юкаты. А тебе следовало взять дзори, - и, опускаясь ниже, он прихватил губами тонко очерченную косточку, слыша вначале короткий и резкий, а потом долгий, медленный, будто продолжающий эту ласку выдох. Цепочка поцелуев легла на светлую, едва ли тронутую солнцем кожу, поднимаясь выше, к колену, задерживаясь на нем, подбираясь к внутренней стороне бедра, где мешала раздвинуть ноги шире ткань, и Луффи только опирался полусогнутыми руками на мягкую поверхность футона позади себя, ловя это странное, неизведанное прежде чувство близости, вплетающейся в мысли движениями языка и забирающихся под одежду рук. Они, эти руки, гладили и дотрагивались, изучали, помогая узнать себя таким, каким хотелось теперь остаться здесь, вместе, делясь этим с тем, для кого оно оказалось столь желанным и нужным. Он почувствовал, как с него стягивают белье и невзначай оглаживают низ живота, тут же разрывая контакт, повторяемый вновь на покрывающейся мурашками ноге. Ткань не позволяла увидеть – только почувствовать, додумывая и угадывая, напоминая о всех тех разах, когда она вот так же обнажала голени устроившегося рядом Ло, на которые бросал раз за разом слишком повторяющиеся, частые взгляды. Можно было бы предположить, что все началось когда-то тогда, но это было бы фикцией, безвкусной подделкой, ведь все началось гораздо раньше, отметаемое не из страха и гордости, а лишь из-за незнания с чем сравнить. Тугой шелковый оби уже ощутимо давил на ребра, когда Луффи дернул завязанный высоко на спине узел, стремясь освободиться. Он привык быть ведущим, а не ведомым, и хотел попробовать большего. Ему помогали, тянули прочь сковывающую дыхание ленту, которая легла возле двух пар деревянных сандалий, куда следом отправилась и юката Ло. Но едва Луффи спустил с плеч край кимоно, как Ло потянул ворот обратно с негромкой просьбой: - Не надо. Оставь. Они застыли друг перед другом в отрывистом, незаконченном движении, из которого пытающийся найти точку опоры Ло подался вплотную, почти нос к носу, но вместо этого его самого толкнули вбок, спиной укладывая на футоны, а устроившийся сверху Луффи растянул губы в хитрой усмешке. В ней – ни тени смущения, неловкости: реакция на оплошность с кимоно была лишь секундным замешательством от того, как много усилий потрачено даром. Он хорошо знает, кто он есть, эта суть не может быть переписана, скрыта ни пестротой причудливых одеяний, ни вдалбливаемыми чужой волей догмами, потому что у него есть своя – еще более непоколебимая и испепеляющая, если не приручить ее. Ло как-то смог: наверное, потому, что не пытался намеренно, потому что где-то внутри чувствовал себя похожим в неуемном желании добиться – неважно чего – бросить вызов, проверяя себя и мир на прочность. Подобное ведь всегда притягивается к подобному. Первые поцелуи легли вдоль ключиц отрывистой, точечной рябью, они – как узоры, невидимые и дополняющие те, что есть, словно Луффи хотел запечатлеть свой собственный новый контур. Вернувшаяся свобода разносилась по телу подстегивающим, глубоким ритмом, а может, там обреталось что-то иное, не распознанное еще до конца, с чем нужно сродниться и сжиться, прежде чем отдавать другому. Его язык двигался вдоль линий татуировок, задевал соски, неспешно и плавно обводя их, чтобы потом снова подняться выше, туда, где билось под кадыком хрипловатое дыхание. Он чувствовал, как забравшиеся под кимоно пальцы Ло перемещаются на поясницу, продавливая и заставляя прогнуться, вынуждая развести шире колени, требуя откровенность взамен откровенности, потому что теперь так необходимо, так хочется разделить ее до конца. Полы распахнутого кимоно стелились по футону и собирались легкими волнистыми складками, скрывая обе фигуры целиком, обволакивая прохладой и пряча от чужих глаз. Вышедшее на первый план осязание поглотило, вобрало в себя все прочие ощущения, и пусть тело его было скрыто, Луффи никогда еще не чувствовал себя таким обнаженным. Они с Ло столько раз видели друг друга практически без одежды, но то не волновало, не впутывалось в бег мыслей беспорядочной суетой, от которой что-то вздрагивало и томилось внутри; не отпечатывалось розовеющими следами на коже возле темных контуров рисунка, сбивая дыхание. Обхватившая член ладонь прошлась по нему размашисто-быстро, примеряясь, подыскивая верный темп, и на миг Луффи потерянно замер, разом теряя обретенный контроль. Ло знал его как себя, иначе откуда эти сильные, напористые движения, которым подаешься навстречу, зажмурив глаза; откуда затапливающий изнутри жар, плавящий нервные окончания и все отчетливее расползающийся в низу живота. Прогнувшись глубже, практически ложась грудью на грудь Ло, Луффи ощутил, как он, передвинув ладонь, обхватил оба их повлажневше-горячих члена, и эта новая, пересекшая очередной рубеж близость обожгла и ошарашила, проникая сквозь кожу, вены и плоть, сцепляя вместе. Он задышал чаще и громче, еще немного и будет в голос; он полуосознанно двигал бедрами и утыкался лбом в плечо, он облизывал давно пересохшие губы, пока текучая ткань фурисодэ струилась с боков, признавая, доказывая реальность этой маленькой комнаты и тех, кто находится в ней. - Не торопись, - бормотание над ухом, и Луффи почувствовал, как приподнявшийся на локтях Ло сгребает его вместе с кимоно в охапку, спиной укладывая туда, где только что был сам. Он лежал под ним, едва ли успев опомниться и прийти в себя, а повсюду рядом алые завитки нарисованных лепестков и освежающая синева ночного неба, накрывшего собой разгоряченное тело и пространство вокруг. Ло подхватил его под колено, согнул немного, улавливая часто бившуюся там жилку, но тут же напрягшийся Луффи попытался отстраниться, путаясь в своих одеждах: - Эй, мы же не будем без… - Не будем, - заверил, оглядываясь по сторонам Ло. Маленькая емкость с густой маслянистой субстанцией обнаружилась на подоконнике. Ею заправляли по вечерам светильники: что-то растительно-природное, дающее тускловатый мерцающий свет из-за примесей, но оно подойдет. Несколько капель упало на татами, отмеряя это последнее колебание Ло. Он устроился между разведенных ног Луффи, в чьих глазах не значилось ни капли смущения, тревоги – лишь подталкивающее вперед любопытство: "Что ты сможешь дать мне дальше?". Он принял первое проникновение все с тем же жадным взглядом в упор – только подрагивали уголки губ, когда попытался сменить положение, скользя пятками по шелковой материи, но его колено удержали, зафиксировали крепкой хваткой – этому нужно довериться, как доверялся всегда в самых безнадежных схватках. У близости иные правила, но что-то сохраняется неизменным, воплощаясь разными формами единого и значимого для двоих начала. Ло осторожен – кто бы знал, что он умеет быть таким, оставив непримиримый, яростный натиск полю боя, а может, непременно надо иссушить, потратить себя до дна там, чтобы явить другим здесь. Луффи вздернул голову, когда в него вошел второй палец, раздвигая и растягивая, готовя к тому, что будет потом. Ощущения на грани боли, но Ло действительно осторожен, не давая ей занять мысли, облекая ее в неспешную равномерность движений, пробуя и изучая откликающееся тело, чьи реакции не смогут соврать. Цепенеющие поначалу мышцы расслабляются, впускают охотнее и легче, когда погружающиеся на всю длину пальцы аккуратно, но настойчиво входят раз за разом, не неся больше ни отголоска боли, а в какой-то момент вдруг касаются так необъяснимо-правильно, что об этом никогда не вышло бы рассказать и признаться. Бившееся в паху нетерпение преломилось, расширилось, захватывая новую часть, путая "внутри" и "снаружи" и уравнивая их в размеренную общую массу, из которой уже не получилось бы выпутаться, отринув усилием воли. Ло понял, что угадал. Им не нужны были вопросы и подсказки, выводя понимание извилистой и путаной, но никогда не рвущейся линией общности. Разметавшийся на футоне Луффи царапнул себя ногтями по животу, ладонь сжала член, задвигалась по нему, множа ощущения дополнительной стимуляцией. Он всему отдавался сполна, не признавая и не любя полумер, но тем ценнее была его искренность, с которой демонстрировал, раскрывал себя, не делая ни одной попытки солгать, уступив ради призрачного "лучшего исхода". Его откровенность сейчас как последнее и главное заверение в правильности сделанных усилий, которые подтверждал каждым вздохом, касанием, собой. Пальцы двинулись обратно, оставляя на коже размытые отпечатки и пустоту в свыкшемся теле, но она исказилась, заменилась новым проникновением, когда Ло, вскинув лодыжки Луффи, качнул бедрами и вошел коротким настойчивым толчком. Подхватил под поясницу – тяжелая, крупная ладонь прошлась по крестцу – вошел дальше, глубже, прижимаясь и прижимая к себе. По предплечьям мазнули крылья-рукава фурисодэ. Все ощущение, понимание этой комнаты раздробилось на зернистую россыпь проросших в сознании образов: сжимающие бока ноги и учащенно-прерывистое, торопливое дыхание, лоскуты солнечного света поперек живота и тонкий, древесно-теплый аромат мебели. Он долгим, размеренным движением вышел почти целиком, повторяя еще один быстрый толчок, и Луффи только издал низкий горловой звук, всей своей сутью подаваясь навстречу. - И последнее, - сбивчиво проговорил Ло, огладив соски и метку шрама на груди. – Кимоно не носят на голое тело. - Где ты этому научился? – разделилась ритмичным шорохом татами тишина. Каким бы ни было толкование вопроса, Ло был волен выбирать любое, а потому он опустился ниже, заглянул в глаза, говоря: - Знакомился с местной культурой, пока ты пахал на своих урановых рудниках. А все потому, что ты слишком несдержан. Несдержанность у Луффи в крови. Но он не променяет ее ни на какие блага, не отдаст, становясь до отвращения правильной версией себя, в которой угаснет все то кипуче-живое и непокорное, что ядром-балансиром не дает разлететься, слепляя воедино части души. В глубине ее он знает, что нравится Ло именно таким, как нравится сейчас ему самому принимать всю пронзительную отчетливость его желания, чувствуя убыстренный, надломившийся темп движений. Разрядка настигла его первого – оглушающая на мгновение, почти изматывающая – и он только крепче обхватил шею Ло, не зная, как еще справиться с этой пульсирующей глубинной волной, от которой все резко сжимается внутри, а потом почувствовал, как чужие плечи прохватывает такой же, как они обмякают, расслабляются, теряя распавшуюся напряженность мышц. После они еще долго лежали, повернувшись лицом друг к другу и восстанавливая дыхание, метрономом отмерявшее секунды, которые не хотелось прерывать: Ло устроил голову на откинутом вбок рукаве, прикрыв веки; Луффи так и не снял кимоно, и цветочное поле успокоилось, перестав трепетать и будто впав в такое же ленивое бессилье. Их секрет останется начертанным невидимыми знаками на хрупкой рисовой бумаге перегородок, потонет в ослепительном блеске уличных огней, вбираемый шумной круговертью грядущего празднества, но это случится лишь вечером, и они обязательно успеют подготовиться и прийти в себя. - Раз ты так хорошо разбираешься в местной одежде, подыщешь мне правильную? – не открывая глаз, улыбнулся Луффи, тронув кончиками пальцев пальцы Ло. – Я хочу удобную. И поярче. - Чуть позже, Мугивара-я, - дал им еще немного времени на отдых он. – Как насчет красного? Он считается цветом праздника - думаю, тебе пойдет.