***
Торин даже не знал, что именно он хочет сделать, когда выходил из Гарцующего Пони следом за хоббитом. Натянутая улыбка прислуги сползла, и его лицо стало осунувшимся и кислым. Это изменение выражение лица мгновенно состарило его на несколько лет, голод и истощение почти ничего не оставили от того беззаботного и веселого хоббита, которого Торин видел в видении. Маленькая сгорбленная фигурка пробиралась вперед, воровато шаря глазами по сторонам, словно он опасался врагов, прячущихся в тени. И Торин был счастлив быть этим врагом. Воспоминания из adal о том, как этот хоббит предал Бильбо, лицо его возлюбленного, искривленное мукой, его сдавленный от едва сдерживаемых слез голос гремели в сердце и мыслях Торина кузнечным молотом. Его гномье сердце пылало желанием заставить Мунго заплатить за причиненную Бильбо боль, за шрамы, которые оставил на его сердце. В тусклом мерцающем свете факелов на пропахшем помоями заднем дворе трактира, запуганный, худой и забитый хоббит выглядел просто ужасно. Бильбо не выглядел настолько плохо даже в самые тяжелые дни их похода. «И никогда не будет» — твердо сказал про себя Торин. Потому что Бильбо — хороший хоббит, совсем не такой, как это жалкое отребье. И потому что Бильбо — его. И Торин никогда не позволит своему возлюбленному довести себя до такого состояния. Следовало признать: такой жалкий вид ненавистного хоббита приятно согревал мстительное сердце Торина. В руках Мунго держал кулек, может быть мусор, который ему следовало выбросить. У Торина мелькнула мысль, а не был ли хоббит вором? Он двигался за Мунго так тихо, как только мог. Бри был шумным городом, не затихая даже к ночи, но во дворе между трактиром и конюшней было тихо и безлюдно. Торин подумал, что ему будет легко как бы случайно натолкнуться на маленькую фигурку, заявить о нанесенном оскорблении и потом… мысли мельтешили в его голове словно мошкара в жаркий день. Меж тем из-за темного угла конюшни на свет факелов выскользнул маленький хоббит. Мунго передал ему сверток. — Держи, — услышал Торин ненавистный голос. — Передай своей маме, что мне заплатят завтра, но сегодня вы все равно сможете поесть. Будь сильным ради нее, Отти, помни, что ты остаешься единственным мужчиной в доме, когда меня нет. И не забудь сам поесть. Тебе это необходимо, чтобы вырасти большим и сильным. Поцелуй за меня сестру и маму. Люблю тебя, — он наклонился и поцеловал мальчика в лоб. Торин застыл как вкопанный, вспоминая совсем другую конюшню и совсем другого ребенка с худеньким личиком, маленького камушка с золотыми волосами, прячущегося за стойлом, свой собственный голос, произносящий похожие слова… Сраженный тяжелыми воспоминаниями, он отступил к дверям трактира, пока Мунго не успел его заметить. Он все еще стоял на пороге, погруженный в свои мысли, когда, бросив на Торина подозрительный взгляд, мимо него в трактир прошел хоббит. Вернувшись в общий зал, Торин подозвал к себе трактирщика и отвел его в сторону. — Надеюсь, все в порядке, сэр? — взволнованно спросил Баттербур. — По вкусу ли Вам пришлась еда? — Да, да… твой трактир превосходен, как и всегда, Бертегунд, — быстро ответил Торин, одаривая улыбкой стоящего перед ним невысокого пухлого человека. Еда могла бы прийтись ему по вкусу, если бы он не был избалован ежедневными пирами, которые устраивал для него Бильбо, но трактирщику об этом знать было необязательно. — Расскажи мне об этом хоббите, — он указал на Мунго, который разносил эль и еду на хоббичьей половине зала. Баттербур удивленно моргнул. — Мунго? Он… Почему вы спрашиваете? Он же не сказал Вам какой-нибудь грубости? — теперь лицо трактирщика стало озабоченным. — У него нет проблем с другими народами, сэр, насколько мне известно, никаких, в ином случае я бы его не нанял. В этом заведении нет места подобного рода глупостям, ни в коем случае! Но Вы сидели на половине людей, так ведь? Как… Нетерпеливый жест Торина был слишким резким, и он поморщился, в очередной раз напоминая себе, что он хочет быть вежливым и к тому же больше не король. — Нет, уверяю тебя, ничего подобного, — пробормотал гном с улыбкой, как он надеялся, достаточно убедительной. — Я спрашиваю, потому что он кажется мне знакомым, но я не могу его вспомнить. Я довольно долго пробыл в Шире, но не могу припомнить, где видел его, если не там. Он давно здесь работает? О любви Баттербура к сплетням легенды ходили не только в Бри, но и во всем Шире, и Торин понимал, что ходит по опасному лезвию. Каждая крупица информации, которую он получит, несла с собой риск, что трактирщик решит разузнать, чем же вызвано такое любопытство. К счастью, пока что Торину удавалось балансировать. — О, это печальная история, сэр, очень печальная, — лицо его вновь сделалось озабоченным. — В Пони он не так давно, но он хороший работник, сэр, всегда расторопный, улыбчивый, с прекрасной памятью на заказы. Просто… — Баттербур повернулся к кухне на зов жены, прокричал в ответ какие-то указания и в кислой гримасой развернулся обратно к Торину. — Эта женщина меня доведет когда-нибудь, клянусь, доведет! Прошу прощения, сэр. Мунго, он где только не работал в Бри, так что вы могли увидеть его где угодно, в самых разных местах. Поговаривают, что он думает о возвращении в Хоббитон, откуда родом и он, и его жена, но… — Баттербур осекся и уставился на Торина. Гном понял, что на его лице, должно быть, отразилось все, что он думал об этом. Одна мысль, что это отродье вернется туда, где Бильбо сможет видеть его каждый день… нет, ни за что! — Я прошу прощения, добрый Бертегунд, я вспомнил одно важное дело, о котором забыл упомянуть, когда разговаривал с друзьями, — Торин выдавил из себя самую доброжелательную улыбку, на которую был способен в данный момент. — Почему же он хочет покинуть Бри? Мне кажется, что здесь можно заработать куда больше, чем в каком-то сонном Ширском городке. Баттербур заливисто расхохотался, запрокинув голову. — Благослови меня Эру, это чистая правда! Но он в долгах, по крайней мере, я так слышал. У него туго с деньгами, сэр, очень туго. Боюсь, у его семьи плохи дела. Я иногда… ну, если им нужна еда, я смотрю в другую сторону, — трактирщик наклонился к Торину с серьезным взглядом. — У него жена и дети, сэр, и всем нужно есть. Торин мысленно кивнул самому себе. Выходит, он был прав, когда подумал, что этот кулек был украден, пусть и с попустительства хозяина. — Ты хороший человек, Баттербур, и ты абсолютно прав. Многим следовало бы думать так же, как и ты, — кисло пробормотал Торин. Хорошо бы люди, с которыми ему приходилось иметь дело, когда его собственная семья голодала, хотя бы немного задумывались о таких вещах. — Что ж, он не похож на того, с кем я мог бы быть знаком, впрочем, ты прав, возможно, я видел его где-то в другом месте. Неважно. И все же спасибо, что нашли время удовлетворить мое любопытство. Налей мне еще эля. Торин поднял свою кружку, Баттербур с улыбкой принял ее и удалился в сторону барной стойки, а гном снова устроился в своем углу, не сводя глаз с хоббита. Однако через некоторое время он понял, что пялится на него слишком открыто, и направился в свою комнату. Наскоро осмотрев кровать и убедившись, что в ней нет клопов, Торин рухнул на одеяло и тяжело вздохнул. Почему все должно быть так сложно? Он страшно ненавидел Мунго. От одной мысли о нем все внутри него переворачивалось. Он ненавидел хоббита за боль, которую он причинил Бильбо, за его показное безразличие, за его слабость и… Торин вздохнул. В его сознании звучал тихий голос, почему-то похожий на голос Бильбо, твердящий, что он ведет себя нелепо. По крайней мере годы, проведенные им в Шире рядом с Бильбо показали, что гномий способ решать проблемы подходит для жизни среди хоббитов так же, как кузня для мытья посуды. Кроме того в его сознании зазвучал еще один голос, шепчущий, что если бы Мунго остался, Торин был бы не интересен Бильбо, и они не могли бы быть вместе. Зарычав, Торин с силой ударил кулаком по матрасу. Эта мысль приводила его в ярость, но все же он не мог не признать ее справедливость. Гном поднялся с постели, подошел к своим дорожным торбам и достал старую изодранную рубаху Бильбо. Этой простенькой вещицы, которую его хоббит уже давно полагал пущеной на тряпки, оказалось достаточно, чтобы остудить пылающее гномье сердце. Мстительная часть его сердца, самое темное, что только может жить в гномьей душе — ревность, гнев, жажда убийства… нашептывала, что самый простой способ разрешить ситуацию — просто убить Мунго и забыть о нем. Однако хладнокровное убийство никогда не было в характере Торина, и, несмотря на то, что ранее, повинуясь темной страсти, он последовал за хоббитом во двор, он легко отмахнулся от этих мыслей. Традиции изобиловали возможностями бросить вызов тому, кто причинил боль семье или возлюбленному — это, все-таки, в гномьей природе, — но тайное убийство никогда не входило в их число. «Если бы ты все еще был Королем», — сурово сказал Торин самому себе, — «какой приговор ты бы вынес тому, кто тайно, под покровом ночи, вонзил нож в спину своего обидчика?» Кроме того, не существовало традиции честного боя с чужаком, бросать вызов тому, кто не знает ни единого гномьего ритуала — бесполезно. Вот и все. Что еще хуже, в этом деле были замешаны дети. Ни один гном не смог бы причинить ребенку ни малейшего вреда, а дети Мунго пока что полностью зависели от их отца: если с ним что-то случится, детям придется туго. Маленький мальчишка неприятно напомнил Торину Фредди. Теперь, прожив с этим ребенком больше года, он не мог без боли в сердце представить себе своего подопечного в такой же ситуации. Думая об этом, Торин крепче прижал к себе рубашку, и тут же его осенила следующая мысль: Бильбо никогда его не простит. Хоббиты — не гномы, и Бильбо расценит это не как подарок, а как предательство. Теперь Торин это понимал. Но несмотря на это Торин не мог допустить того, чтобы Бильбо причиняли боль. Знать, что его возлюбленный страдал и не иметь возможности покарать того, кто принес ему эти страдания, было для него невыносимо. Он знал, что сердце Бильбо не отвернется от него — последние сомнения в том развеял adal, но могли открыться старые раны, которые Торин и Бильбо все это время пытались залечить. У Бильбо было доброе сердце, которое постоянно втягивало его в разные передряги и неизменно тащило Торина за собой. И если бы он встретился с одним только Мунго, это уже было бы неприятно, но еще и его жену, его детей… Ох, молот Махала, дети! Что если Бильбо привяжется к ним, как привязался к Фредди… Если Бильбо повадится навещать их, да еще и вместе с Торином, будет заставлять его общаться с Мунго и его семьей… Ревность полыхнула в груди Торина с утроенной силой. «Мой», — взревело все его существо, — «мой!» Бильбо не достанется Мунго даже если встретит его. От одной только мысли об этом к горлу Торина подкатил ком. В самой темной части его сердца вновь вспыхнула мысль быстро и тихо убить соперника. Торин поселился в трактире под именем Урна, сына Мурна — он всегда назывался этим именем, если путешествовал один, персонаж, которого они с Фрерином придумали очень давно, в редкие минуты отдыха. За пределами Бри его никто не знал, так что… Торин выдохнул, прогоняя эту мысль, перевернулся на бок и, запихнув рубашку под подушку, попытался уснуть. Сон долго не шел.***
К восходу солнца Торин так толком и не поспал, но зато у него был готов план. План этот ему категорически не нравился, но это не имело значения — это был самый быстрый способ достичь желаемой цели, а именно, чтобы Мунго с его семьей никогда не появился в Шире. Он поднялся с постели, подхватил свой дорожный мешок и покинул трактир задолго до того, как на кухне принялись за приготовление завтрака. Поесть он мог и в одной из таверн, расположенных рядом с небольшим поселением гномов, обосновавшихся в Бри. Торин жевал черствый черный хлеб и острый сыр, которые ему подали на завтрак (и как же в этот момент он скучал по завтракам Бильбо), и высматривал своего агента. Сколько Торин помнил себя, Пукун был угрюмым и равнодушным, казалось ко всему. Он отделился от них давно, еще во времена их долгого, полного горечи похода на запад, и его дипломатические навыки были просто хуже некуда (за что Торин на раз помянул его недобрым словом по дороге в Бри — если бы не это обстоятельство, ему бы ехать не пришлось). Пукун был старым гномом, с длинными седыми волосами и огромными, похожими на гусениц белыми бровями над глубоко посаженными темными глазами. Но несмотря на это его рука мерно и твердо поднималась и опускалась на наковальню с силой молодого гнома. Когда Торин подошел к его кузне, Пукун бросил на него быстрый взгляд, а затем прямо уставился на него — для гнома вроде Пукуна это было равносильно падению в обморок. — Урн, сын Мурна, к Вашим услугам, хотя Вы, возможно, и не помните меня, — сказал Торин с улыбкой. Пукун посмотрел на подкову, над которой работал до того, сунул ее обратно в горн, и надавил на мехи. — Да, я помню Вас. Нужен кузнец? Он наклонился и делая вид, что разглядывает кованые сапоги Торина, отвесил глубокий поклон. — Удивительно видеть Вас здесь, в этом ужасном месте, Король Торин. Что привело Вас в такую даль из Эребора? — пробормотал он на Кхуздуле. — Да. Позвольте я Вам покажу, — громко ответил Торин на вестроне, кивая в сторону крошечного закутка в глубине здания. Как только они скрылись от любопытных глаз и ушей, коими всегда изобиловали рынки, Торин обернулся и изобразил на своем лице самую доброжелательную улыбку, на какую был способен. Пукун заслужил ее хотя бы тем, что говорил на нормальном Кхуздуле, а не на этом слякотном ужасе Жесткобородов. — Нет никаких проблем, только работа, которую нужно выполнить. В «Гарцующем пони» работает хоббит по имени Мунго. Он должен кому-то деньги. Узнай, кому. Я хочу, чтобы его долг был выплачен, но чтобы никто из гномов об этом не знал, и так, чтобы деньги нельзя было отследить. Лучше всего, если их отдаст хоббит, может и человек, если есть такие, которым ты сможешь доверить это дело, но это не должно быть делом наших рук, понятно? Пукун, стоило отдать ему должное, и бровью не повел на эту диковинную просьбу, только хмыкнул. Предвосхищая следующий вопрос, Торин продолжил: — Сколько бы там ни было, род Дурина заплатит. Сообщи цену Дис, я все улажу. Пукун в ответ грубо проворчал, но Торин удовлетворился таким ответом. Он не слишком беспокоился о расходах. Здесь, в Бри (как впрочем и в любом другом месте в Шире), обыкновенная золотая монета была редкостью и считалась очень крупной. За десяток-другой золотых можно было бы скупить все поля Шира, а вернув себе сокровища Эребора Длиннобороды легко могли бы разрушить экономику севера. Несомненно, для Мунго его долг был непомерно огромен, но в сравнении с богатствами рода Дурина он был все равно что случайно затерявшийся в кармане пенни. Сами по себе деньги не были проблемой для Торина, но вот осознание того, что он словно вознаграждал того, кто был ему ненавистен, оставляло во рту кислый привкус желчи. — Да, это легко можно сделать, — проворчал Пукун. — Как странно, что хоббит влез в долги, они же все как один прижимистые маленькие негодяи. И как он уговорил Вас на это? Мне нужно что-то об этом знать? Торин не мог винить старого гнома за подозрительность, наоборот, он бы удивился, поведи Пукун себя иначе. Он сам на его месте усомнился бы в трезвости рассудка того, кто дал бы ему подобные указания. Впрочем, и в том, что сам он сейчас не подвержен безумию Торин не был уверен. «Нужно ли мне что-то знать?» — вопрос очень расплывчатый, но Торин понимал, о чем его спрашивают. Полезен ли этот хоббит? Опасен ли? Послужил ли он каким-то образом роду Дурина, за что следовало отплатить, или его используют как связного? Вот что подразумевал под этим вопросом Пукун, и вот почему Торин всегда ненавидел подобные интриги. — Ничего, — коротко бросил он. Настоящий ответ на этот вопрос был слишком длинным, и Пукун не смог бы его понять. — Но не спускай с него глаз, и если он вдруг соберется покинуть Бри и переехать в Шир, останови его, — брови Пукуна поползли вверх, и Торин вздохнул и отвернулся, понимая, о чем его спрашивают. — Нет, просто найди тихий способ заставить его изменить планы. Без смертей. Торин внезапно ощутил радость от того, что их разговор ведется на Кхуздуле. Услышь его чужое ухо, и у гнома были бы проблемы куда серьезнее, чем Мунго. Старый гном лишь хмыкнул и снова кивнул. — Будет сделано. Что-то еще? — Торин покачал головой, и Пукун бросил на него пронзительный взгляд из-под густых бровей. — Полагаю, что это не мое дело, но… В последний раз я слышал о вас несколько лет назад, когда леди Дис пыталась разыскать вас под каждым камнем по эту сторону Кхазад-Дума. Но теперь все в порядке? — старый кузнец улыбнулся, обнажая пожелтевшие от времени, кривые, покрытые пятнами зубы. Маленькие черные глаза на несколько мгновений задержались на брачной бусине в прическе Торина. — Радости вашему браку. Торин пренебрежительно фыркнул. — Род Дурина благодарен тебе за службу, Пукун, — вот и все, что сказал он ему, хлопая старого гнома по плечу. Он не договорил фразу, но Пукун понятливо усмехнулся. — Если что-то изменится, передай весточку в Шахрулбизад. Там знают, как связаться со мной. Старик вновь кивнул и глубоко поклонился — внутри их все равно никто не видел. Снаружи Торин дружески хлопнул Пукуна по плечу, и тут же внимание кузнеца захватил какой-то мужчина в летах, разразившийся длинной и запутанной тирадой о том, что и при каких обстоятельствах у него сломалось. Торин понятливо усмехнулся — за те два года, что он проработал кузнецом в Хоббитоне, такие разговоры стали для него привычными. И все же это вызвало прилив глухой тоски по собственной кузнице и Бэг-Энду. В ужасе он вдруг осознал, что оставил рубаху Бильбо в трактире под подушкой. Торин развернулся и рванул обратно в трактиру. Расстаться с этой рубахой для него было равносильно тому, чтобы отдать свой дорожный набор инструментов. Если ему повезет, кухня уже начнет работать, и перед встречей с Паргом удастся нормально позавтракать и выпить эля. На кухне действительно уже во всю кипела работа. За столами в общем зале уже сидели несколько человек. Торин вежливо поздоровался с Баттербуром и прошел в коридор, где находилась его комната. Гном шагнул в дверь остолбенел, глядя на хоббита подметающего пол под аккуратно застеленной кроватью. — Ох, прошу прощения, сэр, — пролепетал Мунго. Разумеется это был Мунго, с горечью подумал Торин, прикрывая глаза. — Мне сказали, что эту комнату можно убирать. Сейчас, я не буду вам мешать. — Здесь была рубашка. Где она? — произнес Торин, с досадой осознавая, что его попытка сделать тон нейтральным с треском провалилась. Мунго испуганно отпрянул, до побелевших костяшек вцепляясь в рукоять метлы. — Я… Простите, сэр, но единственная рубашка, которую я здесь нашел, была хоббичья, гномьей одежды здесь не было… — Да, это моя. Где она? — Торин перебил дрожащий лепет. Он смотрел на замершего перед ним хоббита, и видел, как он забит. В нем клокотали ярость и отвращение, смешивающиеся с жалостью от воспоминания, как Мунго передавал кулек с едой ребенку. Хоббит, не шевелясь, продолжал испуганно и настороженно смотреть на него. Торин раздраженно дернул плечом, и Мунго очнулся. — Вот, сэр, — пробормотал он, протягивая Торину сверток ткани. Гном резким движением выхватил его, едва сдерживая себя от того, чтобы сказать что-нибудь ядовитое, что угодно, чтобы выразить свое презрение этому хоббиту. Он причинил Бильбо такую сильную боль, что она отдавалась в сердце даже спустя десятки лет. Торин до сих пор видел эти шрамы: небольшое колебание в момент близости, цепкие пальцы, словно шепчущие «пожалуйста, не оставляй меня», взгляды, брошенные ночью украдкой, самоуничижительные фразы, за которыми скрывалась израненная нежная душа, — все это последствия глубокой любви Бильбо и предательства… этого. Этого жалкого, ничтожного маленького создания. Торин с удивлением заметил, что Мунго медленно пятится от него, сжимаясь, словно пытался спрятаться за метлой, и понял, что сам он стоит и тяжело дышит, глядя на хоббита, и все эмоции, которые он испытывал, наверняка были крупными буквами написаны на его лице. Руки чесались ударить, но вместо этого гном только сильнее сжал в них рубашку, отступил назад, заставил себя выровнять дыхание и снова надел маску вежливого дружелюбия, хоть и понимал, что уже безнадежно поздно. Приличия требовали хотя бы поблагодарить за рубашку, но слова благодарности застревали в горле. Торин молча развернулся и вышел из комнаты. Все его чаяния о завтраке и эле были забыты. Торин выскочил из трактира так быстро, словно за ним кто-то гнался и едва не сбил с ног какую-то женщину на улице. «Прочь отсюда», — думал он. Прежде, чем он сделает что-нибудь, что… что… Словно холодным ветром обдала его мысль, что Бильбо было бы стыдно за него. Он не мог, не имел права опозорить Бильбо. Быстро пробираясь по оживленным улицам, он шел к месту сбора торговых караванов. Он вполне мог подождать Парга и там. Где угодно, на самом деле, только бы и лишней секунды не видеть Мунго.***
Смятение и тревога не отпустили его и через несколько дней, когда Торин шел по, казалось, бесконечной дороге через Хоббитон. В его голове роилось множество вопросов. Правильно ли он сделал? Следовало ли ему поступить иначе? Время от времени он неприязненно кривился, представляя, как ему придется объяснять все Дис, когда она начнет расспрашивать его о расходах по долгам Мунго. В целом вопрос довольно простой, но, зная Дис, разговор об этом будет крайне утомительным. Отвертеться от разговора с любопытной сестрицей ему не удастся, но он заставит ее поклястся сохранить его в тайне, если она не хочет, чтобы Торина обвинили в братоубийстве. Как он обменялся с Паргом документами Торин помнил словно в тумане, но был уверен, что ему удалось сохранить лицо, так что Жесткобороды не заметили его смятения. Он проехал с их караванам совсем недолго, после чего свернул на дорогу в Хоббитон, отчаянно желая увидеть наконец мужа. Желание это стало лишь острее от доносящихся ему вслед пожеланий счастья его браку. Следовало признать, что Хоббитон — не самое подходящее место для размышлений. Едва Торин миновал ферму Круглолистов, как на дороге стало тесно. Хоббиты отрывались от своих садов и огородов, выходили из домов, замедлялись, чтобы поздороваться с их кузнецом. К тому времени, как он прошел свою кузницу (уже закрытую, в такой поздний час его подмастерье отдыхал), ему столько раз пришлось ответить на одни и те же вопросы, что он пожалел, что не может сделать табличку и повесить себе на шею. «Я был в Бри. Да, уже вернулся. Да, кузница будет открыта в следующий базарный день. Да, Бильбо будет рад меня видеть. Нет, я не расскажу вам, чем занимался, это не ваше дело», — примерно такой была бы надпись. Последнее следовало бы сформулировать поделикатнее для местных жителей, но суть оставить именной такой. Когда-то Торин полагал гномов чрезмерными сплетниками, но тогда он даже представить себе не мог того, что творилось в Шире. Здесь новость за полдня могла долететь из Бакленда до Митчел-Делинга. И хотя Бильбо, скорее всего, сейчас находился в Бэг-Энде, он наверняка был в курсе возвращения Торина еще до того, как он вошел в Хоббитон. У Торина в руках были два свертка с едой. Ему постоянно вручали что-то подобное, стоило гному показаться в городе, и такие подарки он всегда приносил Бильбо. Даже спустя несколько лет жизни в Шире рядом с хоббитами Торин не мог запомнить, что значит та или иная еда, подаренная тем или иным хоббитом, и всегда передавал их Бильбо, оставляя ему разбираться со всем этим хоббичьим этикетом. Бильбо понимал это все без малейших усилий, приводя в недоумение гнома, которому все объяснения по сей день казались непонятными, словно эльфийская песнь о деревьях. Торин довольно фыркнул, вспоминая, какое выражение появляется на лице его супруга, когда гномы в его присутствии начинают говорить о камнях. Наверно, у каждого народа есть то, что им не дано постичь. За этими мыслями Торин не заметил, как поднялся на холм, останавливаясь уже перед самой калиткой, любуясь открывшимся видом. Листья гигантского дуба, росшего на вершине холма, отливали золотом в лучах заходящего солнца, и, казалось, густой медовый свет лился на белую дверцу, ослепительно отражался от оконных стекол, размывая краски цветов, заполняя сад, сияя ярче, чем все сокровища Эребора. Пока Торин любовался, его хаотичные мысли о встрече с Мунго, до сих пор терзавшие его разум, отступили, склоняясь перед спокойствием этого места. В очередной раз Торин удивился тому, что оказался в итоге здесь. Пройдя извилистый путь, преодолев множество невзгод, он нашел то место, где его сердце обрело покой. Из открытого окна он услышал голос Бильбо: — Ты можешь вспомнить имена трех сыновей Эарендура? Расскажи мне, кем они были и что важного сделали. Кажется, они с Фредди засиделись за уроками. Торин нежно улыбнулся и толкнул дверь в нору. Робкий ответ прервался, и на пороге кухни показался Бильбо. Лицо хоббита словно светилось изнутри восхитительной радостью, на которую Торин был готов смотреть всю жизнь, даже если доживет до возраста самого Дурина. Бросив дорожный мешок на пол и сложив свертки с едой на столик рядом с дверью, Торин обнял мужа, на мгновение зарылся носом в его бронзовые кудри, а затем крепко поцеловал. — Я скучал по тебе, — прошептал Бильбо Торину в шею, когда они наконец оторвались друг от друга. — Ура, мистер Торин дома! — донеслось с кухни прежде, чем гном успел что-то ответить. К ним, радостно подскакивая, уже бежал ребенок. Казалось, он ждал, что его тоже обнимут, но руки Торина уже были заняты. — Я тоже скучал по тебе, mizimel, сильнее, чем можно выразить словами, — прошептал он, бросив на Фредди красноречивый взгляд поверх плеча Бильбо. Ребенок дерзко ухмыльнулся, но тут же понятливо скрылся за порогом кухни. Торин отстранился и взглянул Бильбо в глаза, и хаос, что царил в его мыслях последние несколько дней, утих. Да, думал он, это стоило любых денег, хлопот, боли, потерь, чего угодно. — Как все прошло в Бри? — спросил Бильбо, уже разворачиваясь в сторону кухни. — Я все еще не понимаю, почему из всех гномов на западе ехать должен был именно ты? Серьезно, эта женщина могла бы и… Бильбо продолжал говорить, распекая Дис, пока возился у плиты, готовя Торину ужин, и его голос проливался бальзамом на измучавшуюся гномью душу. Последние сомнения, правильно ли он поступил с Мунго, рассеялись. Никакая месть не стоила того, чтобы подвергать опасности этот мирный, спокойный уголок. Улыбаясь, Торин прошел на кухню. — Ничего интересного, — сказал он с улыбкой, обнимая наконец Фредди, с удивлением отмечая, что мальчик уже достает макушкой Бильбо до плеча. — Жесткобороды все еще разговаривают так, словно хлебают суп. Сидя за потертым, знакомым до последней царапинки столом, слушая разговор Бильбо и Фредди, заканчивающих урок, потягивая чай, который гном не заметил, как появился перед ним, Торин подумал, что, возможно, путешествовать не так уж плохо, если есть дом, в котором тебя будут ждать.