Соблюдайте договоренности

— это залог взаимовыгодного плодотворного сотрудничества

Вениамин Самуилович приходил на работу ровно к девяти тридцати. Как он сам однажды сказал — у них завязался самый, наверное, странный в жизни Олега смолл ток — это идеальное время: вроде как можно и выспаться, а вроде как и задерживаться допоздна нет нужды, остается время на хобби и личную жизнь. Он тогда очень внимательно и добродушно смотрел на Олега, сложив руки на животе, а Олегу стало даже жутче, чем в самую первую их встречу, когда добрый доктор попытался вывести его из строя какой-то шарлатанской гипнотезерской хуетой. Олега, слава богу, учили как сопротивляться допросам и пожестче, но осадочек остался и теперь, оказываясь в кабинете, он всякий раз ненавязчиво следил, чтобы Вениамин Самуилович держался подальше и от него, и от своих прибамбасов. — Марк! — с искренним воодушевлением всплеснул руками Вениамин Самуилович в девять тридцать одну, отперев дверь своего кабинета и шагнув внутрь. — Какой приятный сюрприз! — он прошел к массивному деревянному столу, выкатил из-под него кресло и аккуратно сгрузил на него кожаный дипломат. — Не ожидал, не ожидал увидеть вас сегодня, кажется, ваша смена только… Олег улыбнулся, когда Венеамин Самуилович склонился над столом, поперекладывал бумажки в поисках графика смен, пробежался по нему глазами, а потом с многозначительным "хм!" ткнул пальцем куда-то в самый низ списка. — … послезавтра. Чем обязан? Венеамин Самуилович прекрасно знал, по каким дням у Олега смены, а Олег знал, что он знает, но это было одним из негласных условий их сделки — подыгрывать друг другу там, где есть такая возможность. Олег сидел в кресле для посетителей, широко расставив ноги и чуть съехав по сидению: достаточно вальяжно, чтобы сойти за неотесанного болвана-санитара, не знающего элементарных основ субординации, но недостаточно, чтобы Вениамина Самуиловича это всерьез оскорбило. Тот только бросил неодобрительный взгляд на Олеговы ботинки, оказавашиеся ровно на стыке голого паркета с шикарным турецким ковром. — Доброе утро, Вениамин Самуилович, — с улыбкой кивнул Олег и не подумал подтянуть ноги. — Погода сегодня хорошая, солнышко вон, плюс двадцать, а с завтра обещают похолодание и дожди, — он тоже сложил руки на животе, зеркаля позу Вениамина Самуиловича, и посмотрел ему прямо в глаза, надеясь, что намек будет понят. Вениамин Самуилович неодобрительно поджал губы, взял остро наточенный карандаш, повертел его в пальцах и несколько раз стукнул той стороной, что с резиночкой, по столу. — Марк, мы ведь уже обсуждали это с вами. Я понимаю, что вы хотите для своего подопечного самого лучшего, иначе бы вы просто не выбрали столь важную самоотверженную профессию и наше заведение, но поймите и вы меня! Сергею Викторовичу только-только стало немного лучше, если сейчас в его рутину ввести столь сильный раздражитель… Вениамин Самуилович развел руками, мол, сами понимаете, что тогда случится, махнул ладонью и грузно опустился на свое кресло. — Вот именно, ему стало лучше. И я говорю всего лишь о получасе на свежем воздухе. Если хотите знать мое мнение как профессионала, — Олег сделал многозначительную паузу, посмотрел на Вениамина Самуиловича, и тот с важным видом кивнул: конечно, конечно хочу, мой дорогой, — ему это пойдет только на пользу. Несколько секунд они посверлили друг друга взглядами, после чего Вениамин Самуилович откинулся на спинку стула и махнул на Олега рукой. — Ладно, ладно, уговорили! Делайте, как посчитаете нужным, Марк, но, пожалуйста, тщательно следите за тем, как он себя чувствует. Вы не представляете, каких усилий мне стоило стабилизировать его состояние… Последнюю фразу Вениамин Самуилович произнес медленно, внимательно глядя Олегу в глаза, и Олега изнутри как кипятком ошпарило. Он сохранил лицо, даже не дернулся. Ты даже не представляешь, доктор, что я с тобой сделаю, подумал он и понимающе улыбнулся Вениамину Самуиловичу; когда вытащу его отсюда. Сниму с тебя кожу, или отрублю все пальцы и заставлю их сожрать, или отгрохаю зеркальную камеру посреди нихуя и сгною тебя там, и никто никогда не узнает об этом. — Большое спасибо, Вениамин Самуилович. — Пожалуйста! Всегда приятно видеть молодых людей, по-настоящему увлеченных психиатрией, не сказать, что я целиком и полностью доверяю вашим суждениям, но вы так искренне хотите помочь своим пациентам… — Вениамин Самуилович размашисто подписал бумагу для охраны, протянул ее Олегу через стол, и Олег поднялся из своего кресла, взял ее и направился к двери. — Пригласите ко мне Софочку, будьте любезны, страшно хочется кофе! Олег обернулся и они снова встретились с Вениамином Самуиловичем взглядами. — Давайте я сразу скажу ей, что вам принести, чтобы вы не ждали слишком долго. Двойной капучино с ореховым сиропом, сиропа побольше, верно? — Ну что вы за прелесть, Марк, никто из моих сотрудников, кроме Софочки и вас, конечно, не знает о моих маленьких слабостях так много. Страшно… страшно рад, что вы заглянули ко мне сегодня. Вениамин Самуилович отвернулся и уткнулся в бумаги. Аудиенция была окончена. *** Сережа не прильнул по своему обыкновению к прутьям, стоило Олегу только войти к нему в камеру, и Олег мягко окликнул его, сам подходя к решетке: — Привет! Сережа, сидевший у боковой стены — вполоборота, чтобы не видеть зеркал — и что-то усердно рисовавший в своем блокноте, вскинулся, тут же обернулся и так неуверенно, так солнечно улыбнулся, что сердце Олега пропустило удар. — Я не ждал тебя сегодня, — тихо сказал Сережа, он с трудом поднялся на ноги, подошел, чуть пошатываясь, к решетке и взялся за прутья. Было время, первые месяца два, он даже смотреть на Олега отказывался, если тот стоял напротив зеркальной стены, начинал кричать, падал на пол и закрывал уши руками, а теперь, вон, подходил, не боясь. Однажды он сказал, что "тот", "второй", почти не показывается, когда Олег рядом. Олег тогда только погладил Сережу по волосам и стер влажные дорожки — господи, как он плакал в тот раз, почти выл от облегчения и недолгой, но такой желанной свободы — у него со щек, а сам подумал: неудивительно. У него была сделка с Вениамином Самуиловичем, и у него была сделка с Птицей — если уж ему так хочется сидеть весь этот год в дурке, то на здоровье, но Олегу нужен Сережа, нужно знать, что Сережа в относительном порядке, и все это, разумеется, наедине. Птица был недоволен, но выбора у него особо не было. В качестве жеста доброй воли Олег позволил ему сделать максимально независимый вид и швырнуть ему эти короткие еженедельные встречи как подачку. — Подумал, вдруг ты соскучился, вот и решил прийти пораньше. — Я соскучился! — тут же с готовностью подтвердил Сережа, приподнялся на носочках и прижался к решетке. Олег положил ладонь ему на щеку, Сережа крепко зажмурился и потерся о нее, как соскучившийся по ласке щенок. Он чуть повернул голову, приоткрыл рот, и Олег с готовностью накрыл его губы своими и коротко, легко поцеловал. Сережа тихо застонал ему в рот и улыбнулся. В такие моменты всегда кололо тихой горечью куда-то в сердце. Олег всегда отмахивался. Он не застал их первого поцелуя — и Птица его знает, сколько не застал еще — но хотя бы имел теперь лучащийся искренней радостью Сережин взгляд и его готовность целовать его прямо через решетку психиатрической лечебницы. "Как в кино, Олег, да?" "Да, солнце, совсем как в кино". Олег нехотя отстранился от Сережи, тот с тихим недовольным звуком попытался потянуться следом, но не смог из-за решетки, и Олег мягко рассмеялся. — Погоди секунду, дай хоть зайти к тебе. Он запустил руку в карман халата, выудил ключи и отпер дверь камеры. Сережа тут же сделал шаг вглубь и раскрыл ладони, показывая, что у него в руках ничего нет, и внутри Олега снова шевельнулось едкое и злое. Когда они закончат, он сотрет это место с лица воды, и плевать, сколько здесь будет народа. — Как насчет того, чтобы я помог тебе принять душ? Мы давно не мыли тебе голову, — волосы у Сережи и в самом деле выглядели грустно, немытые, потускнели и страшно секлись на концах. — А потом у меня будет для тебя подарок. Даже два. Сережа заинтересованно вскинулся, вдруг став похож на какого-то очень давнего себя, Олег не удержался, взял его за рукав рубашки, потянул на себя и снова поцеловал. *** Нацеловавшись, они и в самом деле направились в душевые. Надо сказать, в том, чтобы иметь сделку с главврачом — на самом деле сделка эта по большей части была Птицына, Олег выступал скорее предметом торговли, нежели продавцом, покупателем или хотя бы посредником — были свои плюсы. Например, Олег мог привести Сережу в душ во время тихого часа, чтобы никого, кроме них, и вдоволь горячей воды, и можно занять одну из ванн — Олег вымыл ее с хлоркой перед тем, как пришел к Сереже, и четырежды сполоснул водой. И в принципе мог приходить раз в неделю, чтобы посмотреть на Сережу и обсудить с Птицей последние апдейты их плана, который уже хотя бы начал походить на всамделишный план, а не на кучу разрозненных эмоций и идей. Птица придумывал много и ярко, все его хотелки так и дышали пафосом и жестокостью, и Олегу приходилось часами крутить их в голове и на бумаге, чтобы хоть как-то состыковать и не выйти совсем уж за рамки здравого смысла. — Я так понимаю, это первый подарок? — поинтересовался Сережа, запрокидывая голову, когда Олег смыл вторую порцию шампуня, отжал ему волосы и принялся наносить на них густой, сладко пахнущий бальзам. Он взял в магазине самый дорогой, какой нашел, но даже так не был уверен, что он подойдет Сережиным волосам. Впрочем, Сережа жмурился от удовольствия, льнул к рукам, и уже через пару минут волосы у него стали как шелковые. Олег легко мог провести от корней до самых кончиков и не запутаться. — Да, но второй понравится тебе больше, — пообещал Олег, легонько пощекотав Сережу за ухом, и взялся за душевую лейку. Он смыл с Сережи бальзам и остатки пены, вытащил пробку из ванной, потом вытащил самого Сережу, чуть пошатывающегося, но разморенного и розового от теплой воды. Завернул его в полотенце и высушил ему волосы феном. Забавно, конечно: ванны в этой богадельне были, ну разумеется, как еще мыть лежачих или обколотых до лежачести, а вот фен Олегу пришлось стащить из Софочкиной каморки. К концу сушки Сережа сидел, запрокинув голову и уперевшись затылком Олегу в живот. Олег каждый раз поправлял его, потому что орудовать феном в таком положении было совершенно невозможно, и каждый раз Сережа выдерживал ровно десять секунд, прежде чем снова попытаться на него откинуться. Когда они закончили, Сережа еще минут пять неверяще водил дрожащими обкусанными пальцами по волосам. Лицо у него сделалось мечтательное, и теперь стало особенно бросаться в глаза, какое оно на самом деле осунувшееся и уставшее. Олег отвернулся, взял принесенный с собой пакет и вытащил из него стопку одежды. Не больничной, а настоящей: мягкие спортивные штаны на резинке, футболка, толстовка и кеды. Сережины глаза, когда он увидел все это, расширились, он поднял взгляд и неуверенно посмотрел на Олега. — Ты шутишь? — Я же обещал, что попробую выбить тебе прогулки. Сережа вскочил, пошатнулся, но устоял на ногах, торопливо стянул с себя полотенце, в котором все это время сидел, и резким движением, будто Олег может передумать, схватил штаны. Олег придержал его за плечи, пока он поднимал по очереди ноги и с третьей-четвертой попытки попадал в штанины. Потом футболка, потом толстовка, в которой Сережа практически утонул, и наконец кеды. Сережа сел обратно на табурет, натянул их на босые ступни, неуверенно посмотрел на шнурки, перебрал по воздуху дрожащими пальцами, и Олег понятливо опустился перед ним на корточки и помог завязать. Когда он поднял голову, Сережа резко выдохнул и отвел глаза, шмыгнув носом. — Давай пойдем? Сто лет на улице не был. Пока они шли по больничным коридорам и проходили мимо охраны, Сережа старался держаться за плечом Олега и казаться по максимуму незаметным, как будто любой проходящий мимо санитар мог схватить его за руку и отволочь обратно в камеру просто потому что. Наверное, они вправду могли бы — и, вероятно, время от времени так и делали — но сейчас рядом с Сережей был Олег, и редкие сотрудники, попадавшиеся им на пути, отводили глаза и старались слиться со стенами. Наконец они выбрались наружу. И не просто на крохотный пятачок для прогулок послушных и неопасных пациентов, а в настоящую наружу — на узкую тропку с той стороны форта — и теперь шли вдоль высоченной стены, а в паре метров от них разбивались о камни волны залива. Ветер трепал Сережины волосы, и Олег остановился, чтобы натянуть ему на голову капюшон толстовки. Сережа позволил и охотно потерся щекой о ладонь, когда Олег погладил его костяшками по лицу. Времени у них было немного, но Сережа бы и не потянул долгую прогулку, он и так пошатывался и периодически хватался за руку Олега и так какое-то время и шел, больно сжимая ее в своих пальцах. Олег не жаловался. По сравнению с тем, что он увидел восемь месяцев назад, это было невероятным прогрессом — Сережа мог держаться на ногах, мог фокусировать взгляд, узнавал Олега. Время от времени они даже болтали, или вспоминая детдомовское прошлое, или рассказывая друг другу истории из своей жизни. Иногда Сережа путался, начинал с "а помнишь?.." и дальше рассказывал что-то, чего Олег в упор не помнил. Олег никогда его не поправлял. Он действовал осторожно, не гнал коней: здесь поговорить с Вениамином Самуиловичем о снижении дозировки, тут самому подменить одну таблетку на другую. Сереже становилось легче постепенно, почти незаметно. Птица, когда Олег пришел к лечебницу в первый раз, сказал: — Если я узнаю, что ты пытаешься от меня избавиться, а я узнаю, я убью его, — таким тоном, что у Олега ни малейшего сомнения не возникло, что он не блефует. Он посмотрел Птице в глаза и ровно ответил: — Херовый из тебя защитник тогда. — Как будто из тебя лучше, — хохотнул Птица. Олег не пытался избавиться от него. Олег пытался сделать так, чтобы Сережа по максимуму пришел в себя, а там, позже, они уже вместе разберутся. Минут через сорок ходьбы туда-обратно Сережа начал откровенно стучать зубами, он то и дело спотыкался и Олег практически тащил его на себе. — Еще пять минут, — заканючил Сережа, когда Олег потянул его ко входу для персонала. — Нам еще возвращаться, — успокоил его Олег, — как раз минут десять. Спорить Сережа не стал, видимо, и в самом деле сильно устал. Он еле шел, у самого входа Олег взял его на руки и так и донес до камеры. Сгрузил на матрас, выполнявший роль постели, и принес больничную одежду. — Сможешь сам переодеться? — Сережа неуверенно кивнул. — А я пока схожу в столовую, принесу тебе обед. Олег уже поворачивал ключ в замке, когда Сережа его окликнул. — Олег? — Да? Они встретились взглядами, и на мгновение Олегу показалось, что Сережа прекрасно понимает, что, когда он вернется с едой, его самого здесь уже не будет. — Забери меня отсюда. Пожалуйста. Губы не слушались, но Олег кое-как заставил себя улыбнуться. — Совсем скоро заберу, обещаю. — Я люблю тебя. Блять. — И я тебя. Сережа быстро-быстро заморгал, отвел глаза и принялся развязывать шнурки. Олег глубоко вздохнул и вышел. *** Когда дверь камеры открылась в следующий раз, Олега встретил уже-не-Сережа. Птица улыбнулся, потому что это было приятно — ощущать, как Сережа царапается и воет внутри. Он соскучился по этому сопротивлению, по тому, как бывает сладко заткнуть его и слушать приглушенные рыдания в голове. Соскучился по тому, насколько Сережа бывает сильным и влюбленным. — Чем порадуешь? — Достал код хольтовских дронов и нашел хорошего разраба. Ты будешь плеваться, конечно, но он и в самом деле отличный спец. Кажется, им с Олегом придется пересмотреть их договоренности — кто-то слишком много себе позволяет в последнее время. Ничего непоправимого. Он снова возьмет Сережу на короткий поводок, ему несложно. Спутает воспоминания за последний год, снова заставит сомневаться в происходящем: какой Олег, малыш, здесь только я, и всегда был только я. Олег бросил нас и подох в своей сраной пустыне, помнишь? Что касается самого Олега… Похоже, когда все закончится, все-таки придется от него избавиться. Ну ничего, планы иногда меняются, так бывает. конец