Волчья колыбельная

      Удар грома отозвался дрожью в костях. Джиян дёрнулся, хватаясь руками за тьму перед собой и отчаянно ловя ртом воздух. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы обнаружить себя лежащим в полутьме на чём-то жёстком и неприветливом, и где-то с минуту, чтобы вспомнить, что он сейчас в относительной безопасности, в небольшой походной палатке; тонкая прослойка между ним и каменистой песчаной почвой — крошечный матрас, а лучик серого ненастного света впереди пробивается из-за слегка отогнутого входного клапана.       Джиян сел, ощущая украдкой, как сползает с него тяжёлая грубая ткань чужих одеяний.       Он не мог бы сказать, что ему снилось, но был уверен, что проснулся за мгновение до громового раската.       Дрожь в руках всё не унималась, когда по брезенту над его головой ударили первые дождевые капли. Сквозь эту лёгкую дробь и отвратительно навязчивый шум крови в ушах, он услышал тихие звуки снаружи, похожие на чьё-то невнятное бормотание. Почти машинально он подался вперёд и дёрнул за застёжку входного клапана.       По глазам ударил блеклый серый свет. Благо, непогода ещё недостаточно разыгралась, чтобы проникать под небольшой навес над выходом из палатки, но зная местные грозы, Джиян мог бы поспорить, что застёгивать вход придётся без единой щёлки. Взгляд не зацепился за привычный тускло-жёлто-серый пейзаж, а остановился сразу на широкой спине человека в паре шагов от края навеса.       Статный мужчина с невероятно длинными светлыми волосами сидел спиной к нему на иссохшем пне, а сразу возле его ног простиралась бездна, за которой видно было лишь стальное небо.       Этот утёс был одним из десятка, составляющим весь местный пейзаж. Пепельные волны облаков над ними сменялись бесконечными холмами, покрытыми лишь жухлой травой и самыми неприхотливыми растениями. В этот момент перед бурей вся немногочисленная живность уже убралась в норы и расселины, а ветер гнал к материку с моря всё новые тучи и запах холодной, крепко солёной воды.       Его появления, судя по всему, не заметили. Сидящий на пне продолжал что-то бормотать, поглаживая по голове пристроившегося у его колена всё также спиной ко входу в палатку гигантского чёрного волка. Только после некоторого наблюдения Джиян, наконец, понял, что то была еле слышная песня на лишь смутно известном ему языке.       Стоило ему шелохнуться снова, как волк повернул огромную гривастую голову к нему и навострил уши, а вместе с ним повернулся и его хозяин. Джияну осталось лишь приподнять руку, приветствуя обоих. — Кальчаро. — Джиян.       В голосе наёмника послышался намёк на язвительность. — Мы закончили с очевидным?       Не дождавшись ответа, Кальчаро поднялся с места и проследовал под навес, пока Джиян переводил взгляд с растаявшего в воздухе зверя на его лицо.       Кальчаро был ниже него ростом и чуть менее широк в плечах. Под тёмным невзрачным облачением наёмника скрывалась машина из твёрдых мускулов, многочисленные боевые шрамы и сильное сердце. Руководила всем этим железная воля и тонкое чутьё — Кальчаро был псом, верным своему дому, но безжалостным и неумолимым, когда доходило до чужаков. Несмотря на холодную насмешку, живущую в морщинах на его лице на постоянной основе, в бесцветных прозрачных глазах под густыми светлыми бровями Джиян видел искорки тепла. К себе, что не могло не трогать. — Спал бы дальше, — Кальчаро присел на корточки перед входом, цепким взглядом окидывая его явно всё ещё усталый вид, — чего вскочил? — Возможно, неприятный сон, — уклончиво отозвался Джиян, потирая глаза и с облегчением замечая, что пальцы снова слушаются его полностью. — Не помню точно. — Ох уж эти ваши манеры, — фыркнул Кальчаро. — Ты же военный человек, так и говори прямо — "я пересрался с грома, дорогой". — У Полуночных рейнджеров есть свои понятия приличия, — сдержанно отозвался Джиян. Припираться дальше, к его облегчению, наёмник не стал.       Они так и сидели, толком не зная, как начать разговор. За последние семьдесят два часа произошло слишком многое, и как подступиться к повествованию об этих событиях, Джиян не знал.       Нападение на город, Обратный дождь, огромная луна, полчища монстров и то невозможное, что проделали они с товарищами — всё это как будто требовало объяснений, однако Кальчаро никак не давал знать, что эта информация ему интересна. Вообще, в разговорах с ним Джияну приходилось самостоятельно оные заводить и подыскивать нужные слова, так как наёмник от природы был неразговорчив. То ли считал это праздной тратой времени, то ли от того, что изначально говорил на языке силы куда лучше, чем словами. Правда, время и статус главы своей группы значительно повлияло на его привычки, ко всему прочему, развив его природный сарказм, родившийся едва ли не впереди него. — Рад, что ты жив, — наконец просто сказал Кальчаро, выдохнув. — Мы пришли, как только смогли, но в конечном итоге, опоздали. — Благо, хватило и наших усилий. Но спасибо, что отозвался, — Джиян слегка улыбнулся, видя, как лицо Кальчаро потемнело. — И всё же, если в следующий раз захочешь подохнуть, дождись меня.       К заботе Кальчаро привыкнуть было сложно, но Джиян смог. Непростой характер был частью его, но всё же оставался той деталью, которая складывалась в его личность. Они редко говорили об этом, но нашли друг в друге то, что не могли найти ни в ком другом. — Я не мог подвести своих людей. Не сделаю этого и впредь, — Джиян подвинулся, приглашая Кальчаро сесть рядом. Тот бросил на него внимательный взгляд, но всё же залез внутрь и расположился подле него на циновке. — Как и я. Поэтому расходы на наше передвижение через половину Хуанлуна и адский мордобой с толпой чупокабр по дороге оплачивать будешь в любом случае. Парни нервничают, — всё же неохотно добавил он, будто не желая пользоваться оправданиями. Джиян лишь кивнул.       Они ещё немного посидели, глядя на горы грязных облаков у самого края обрыва. Дождь набирал обороты, но по взаимному негласному согласию закрывать вход в своё убежище они не стали.              Кальчаро прибыл под покровом тьмы на пограничные укрепления в сопровождении двоих наёмников. На тот момент Джиян находился в военном госпитале, где ему только-только вправили пару вывихов, которые он получил в бою с Недремлющей. Он даже завидовал Роверу, который обошёлся несколькими царапинами и почти мгновенно отбыл в Циньчжоу. Лишних вопросов наёмник не задал. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как вымотан Джиян многодневными боями и последним походом.       Это почти стало традицией — вместе покидать свои пристанища, будь то база Полуночных рейнджеров или лагерь Призрачных гончих, на несколько часов, чтобы вместе пройтись неподалёку, зачистить кочующих то тут то там монстров, обменяться новостями или просто побыть наедине друг с другом в комфортном, иногда абсолютном молчании. В этот же раз их встреча значительно затянулась, так как на дворе была ночь, а находиться в лагере сил у Джияна почти не осталось. Кальчаро уже разбил палатку в доступной близости от боевых укреплений, но достаточно далеко, чтобы не маячить перед глазами у товарищей Джияна при исполнении.       Последний раз они виделись около трёх месяцев назад, когда Кальчаро был с заказом неподалёку. Новостей с тех пор скопилось много, но вчера Джиян был слишком обессилен, чтобы вдаваться в подробности. Сражения, координирование действий подчинённых, забота о раненных — всё это легло на его плечи тяжёлой ношей, которая свалила его на хлипкую подстилку в палатке Кальчаро той же ночью.       Светало в этих широтах рано. Хотя может виной тому были многочисленные природные аномалии, бушующие в округе наравне с множеством воинственно настроенных монстров. Как и последние, погода совершенно не шептала, поэтому Джиян не был удивлён очередному дождю. — Ложись спать. Только светает, думаю твои ребята справятся в твоё отсутствие, — Кальчаро немного подвинулся, взял с пола свой плащ, под которым Джиян проспал всего несколько часов и накинул ему на колени. — Спасибо. — Да за что, я же так ничего и не сделал толком.       У Кальчаро голос всегда находился в одной тональности, где-то совсем неподалёку от звериного рычания. Это придавало грубости его попыткам заботиться о ком-то, дополнительного устрашения не собиравшимся платить заказчикам и чуть ли не на корню убивало те крохи нежности, которые он способен был выражать по отношению к Джияну. Но Джиян привык и к этому.       Мягко подавшись вперёд, он положил ладонь на чужую щёку. Понадобилось несколько секунд, чтобы опустились инстинктивно напрягшиеся чужие плечи, а голова упала на грудь. — Ладно, Ящерка, ложись уже, — Кальчаро отвёл взгляд, но не отстранился. Опустив глаза, Джиян заметил, что его руки лежат на коленях ровно, со сжатыми кулаками. Вздохнув, он приподнял лицо Кальчаро за подбородок. — Что-то не так? — Ну как тебе сказать, — наёмник криво улыбнулся, обнажая заточенный клык. — Исключая тот факт, что человечество в очередной раз едва не истребили, вроде пока что всё в норме. — Ещё? — Слушай, я ценю всё это, но ты же знаешь, что не люблю.       В очередной раз мягкую нежность в груди Джияна сковывали тяжёлыми цепями. Да, он ко многому в Кальчаро привык, но всё же иногда одной его любви на двоих не хватало. И тем не менее, он совершенно точно знал, что любит не один. Нужно было лишь перешагнуть через чужую закалённую выдержку и въевшуюся в само его существо жестокую холодность, и там, на дне, найти ту слабость, которую Кальчаро не позволял себе показывать.       Джиян откинул рукав своей формы, несколько сковывающий его движения, и мягко поднял вторую руку. В льдистых глазах Кальчаро на мгновение промелькнула тревога, но едва Джиян положил ему ладонь поверх век, остатки напряжения покинули его фигуру. Услышав тяжёлый вздох, Джиян улыбнулся. — Да, чёрт бы тебя побрал, я испугался, — наконец тихо произнёс Кальчаро. — Ты идиот, Джиян, соваться в пекло в одиночку. — Я не был один. — Я слышал про того мальчишку, но ты знаешь моё отношение к непонятно откуда взявшимся героям. Вдруг твоя Леди Магистр ошиблась? Вдруг этот Ровер — уловка? Я... Ох, чёрт, Джиян, единственным, кто убьет тебя, буду я.       Джиян мягко вёл большим пальцем по острой шероховатой скуле. Кончиком мизинца, случайно задевшим метку Разрыва на лбу Кальчаро, он чувствовал еле заметное биение и покалывание в ней. Ему было жаль, что он подверг того риску "разгона". Сомневаться в том, что он бы точно случился, не приходилось. Кальчаро едва снова не сорвался. Из-за него. — Прости меня, мой свет. Я не мог по-другому.       Кальчаро отодвинул его ладонь от своих глаз, но руки не отпустил, сжав в своих сильных мозолистых пальцах. Лицо его было непроницаемо, но Джиян почувствовал, как улеглось зависшее в воздухе электричество, успокоенное его собственным ласковым ветром. — Ложись спать. Мои люди уже договариваются с твоими о совместной работе на какое-то время по очистке этих территорий. Потом мы получим оплату и уйдём. Но пока ещё рано. Спи.       Его люди... Его собственные солдаты отдавали жизнь на поле боя, давая Джияну с поддержкой добраться до сердца апокалипсиса. Сколько их погибло? Когда измотанный Джиян покидал лагерь, подсчёты только велись.       Видимо, на его лице отразилась тень его мыслей, от чего Кальчаро сильнее сжал его ладонь. — Беречь наших товарищей — наш долг, как командующих. Но мы делаем всё, что в наших силах. Выше головы ты не прыгнешь, и смерть не обманешь дольше, пока она тебе это позволяет.       Кальчаро всё знал. За долгие годы он научился читать Джияна, знал его страхи и волнения. И Джиян не был удивлён, потому что на его плечах лежало точно такое же бремя. — Я благодарю Хаундов за помощь и... за это, — Джиян подался вперёд и мягко поцеловал Кальчаро в губы. На его собственных лишь только успело колыхнуться чужое нерешительное дыхание, но в тот же момент ему ответили неожиданно чувственно. — Пресвятые Стражи, я скучал, — скорее ощутил Джиян, чем услышал, и с облегчением понял, что в очередной раз смог преодолеть возведённые вокруг Кальчаро баррикады. Каждый раз — как в первый и последний.       Он попытался вложить в этот поцелуй все свои невысказанные слова и обещания, которые не мог дать. Да Кальчаро и не просил. Джиян знал, что тот ворчит больше от безысходности и бессилия, чем от настоящей злости, но здесь, сейчас, доверяет ему, возможно, как никому другому более.       Ему уже тридцать один год, Кальчаро — тридцать шесть. Они вместе уже около семи лет, и за всё это время поняли друг о друге многое, включая тот факт, что иногда между ними должны были говориться очень очевидные вещи, а самые сложные и многоэтажные — замалчиваться. Они оба были стратегами и умными людьми, оба ценили друг друга и как союзники, и как любовники, и как нашедшие друг друга в тумане войны родственные души.       Кальчаро требовательно потянул его на себя, и Джиян лёг обратно на циновки, оказавшись в жёстком кольце его объятий. Они не разрывали поцелуй, стараясь впитать друг от друга силы, которых им обоим сейчас отчаянно не хватало. Напряжение отступило, открыв дорогу усталости, и Джиян, наконец, смог почувствовать её в полной мере, пока его губы пожирали почти отчаянно. — Не оставляй меня, — шептал Кальчаро, придерживая его голову предплечьем одной руки, а второй, будто не веря, гулял по всему телу Джияна. — Ты — грёбаный ублюдок, ты знаешь, я не отпущу тебя. Что же ты сделал со мной...       В тусклом свете палатки пепельно-серые волосы Кальчаро выглядели почти призрачно. Джиян поднял руку, привлекая его к себе ещё ближе, ещё более углубляя поцелуй и лаская пальцами длинную жёсткую гриву на его голове, пока тот налегал на него сверху, хватая всё его немаленькое существо в свои жадные объятья.       Джиян видел, с каким усилием Кальчаро отрывал себя от него, чтобы лечь подле и положить им под головы узкую жёсткую подушку, набитую крупой. Они оба тяжело дышали, но понимали, насколько вымотаны для бо́льшего. Хотя, тут была больше заслуга Кальчаро — только его железная выдержка не позволила им растерять последние силы. — Я постерегу. Спи, — не терпящим возражений тоном заключил Кальчаро, накидывая на них свой плащ.       Тепло человека рядом убаюкивало. Джиян лениво наблюдал за светом хмурого утра в проёме выхода из палатки, слушал стук дождя по крыше и чужое ровное дыхание несколько минут, перед тем как закрыть глаза. Последнее, что он услышал, был чужой хриплый голос, напевавший уже знакомую тихую песню на почти неизвестном ему языке.