Фотопленка 120-того типа

В этот раз Виктор получил письмо не просто, а золотое. Три коротких стука в старенькую дверь, и Виктор тут же подрывается с кровати, как и его щенок, который так громко разгавкался, что даже получил неодобрительный взгляд от своего хозяина, а это, на минуточку, было очень редко. От того животное сразу притихло. Виктор знает, кто стоит за дверью. И его он ждёт, как никто другой. Гранц садится на колени перед дверью, пристально глядя на пол, а Викк - «повторюшка - мушка» - лежит рядом и, навострив уши, смотрит в ту же точку, что и почтальон. И, и! …и что? Обычно, письмо всегда проскальзывает через маленькую щель между полом и деревяшкой, но Гранц стоит на коленях уже секунд так пятнадцать, но никакого намека на письмо. И пока Виктор недоуменно хлопал ресницами в ожидании, в дверь снова сдержанно постучали. Может, это вовсе и не он? Брови почтальона поднялись к верху в небольшом страхе и неверии. За окном уже давным - давно стемнело, и открывать незнакомцу дверь сейчас ой как страшно и неприятно. Глубокий вдох. Виктор поднимается с колен и стоит перед деревянной стеной, набираясь смелости открыть нежеланному гостю. Он нервно сглатывает и смотрит на свою собачку, которая так же недоверительно сверлила дверь взглядом, и всегда готов напасть, играя роль самого главного рыцаря - защитника своего хозяина. Снова стук. Виктор пугается, и полу осознано нажимает на ручку двери, слегка приоткрывая ее, удерживая глаза в пол. Нет, нет. Это он. Его вылизанные, блестящие туфли, и гладко выглаженные штаны. Элемент его серого, облегающего костюма. Виктор неловко улыбается, а щеки его тут же покрываются румянцем, но мордашку свою он показать не соизволит, все так же держа голову опущенной. И ему в грудь пихают бумажный конверт, привычно желтый и приятный на ощупь пергамент. Слегка дрожащей рукой, Гранц принимает конверт, и он тут же уходит, оставив старшего наедине со своим письмом. Дверь закрывается, и Виктор бежит на кровать, падая на матрас с визгом в подушку и сворачиваясь калачиком от избытка чувств, утягивая за собой одеяло от того, как бабочки в животе толпились и приятно раздражали стенки его желудка. Викк же запрыгнул на кровать к хозяину, гавкнув и попытавшись отнять у Виктора конверт. Ему ведь тоже интересно. -нет, это мне, фу, фу! - со смехом и полу-шепотом поругался он. В последнее время, они позволяли себе слишком много. Слишком много. Парни давно переступили черту дружбы, уступая своим горячим чувствам . С начала нежный флирт в письмах, затем страстный обмен тихими желаниями и жаждой друг друга. И Виктор держал в руках письмо, уже зная, что прочитает в нем. Ох, если бы он только действительно знал. Ведь конверт кардинально отличался от всех предыдущих - запечатан красным воском, указывая на особую скрытность и тайну, а в размерах был он толще в раза так два точно. Вот, почему письмо не получилось протолкнуть через щель. Но подписано как и всегда.. Виктор тепло улыбается, уже воображая, как с красными от смущения щечками будет читать этот огромный лист. Аккуратно поддевает воску пальчиками, медленно открывает, и!…никакого письма? Это шутка? В конверте было лишь несколько небольших бумажек, что и придавало ему обьем. Виктор снова оглянул подпись письма : отправитель и получающий. Все как всегда.. Щенок и его хозяин переглянулись. Викк смотрел недоумевая, и словно сам спрашивал «что происходит?», на что Виктор пожал плечами. Он достает бумажки, которые на первый взгляд были полностью коричнево - чистыми. Отделяет одну от стопки, переворачивает. О господи. Переворачивает обратно. На его лице искажен полный шок - челюсть обвисла, глаза широко распахнуты. Нет, нет, показалось может? Он судорожно переворачивает бумагу, снова видит это тусклое изображение, и снова переворачивает обратно. Нет...это уже слишком…слишком переступает черту. Назойливый пёс касается мокрым носом фотографий, и Виктор тут же их убирает от него, сурово окинув взглядом. Гранц нервно заглатывает слюну. Как он додумался отправить ему нечто подобное? Да, бывало такое, что они обменивались эротичными фразочками, но ведь не более! Виктор еще минутки две тупит в стену, делая глубокие вдохи и пытаясь успокоить пылающие щеки. Он на секунду закрывает глаза, морально подготовившись, и снова поворачивает фотографию яскравой частью к себе, рассматривая с открытым ртом: Костлявая задница, мохнатые ножки сдвинутые вместе, но согнуты в коленях. Самым крупным планом. Полового органа не видно, но вот что точно видно, так это два пальца внутри, и блестящая жидкость на ягодицах, стекающая вниз к кровати и впитываясь темным пятном в простынь. Виктор щурится, разглядывая фотографию, а румянец лишь больше растекается по всему лицу. А разум его, прямо как на зло, начинает визуализировать картину маслом перед собой, придавая ей жизни и заставляя дышать. И вот уже снова Виктор пялит в одну точку на картинке, а в голове повторяющийся кадр с растягиванием колечка мышц и томные вздохи. Пальцы то проникают, но обратно отпускают, то делают круговые движения внутри с характерным хлюпом, не останавливаясь и на секунду. Рука невольно тянется к ширинке. Черт, это так неправильно, он не должен этого видеть…Они же все еще товарищи! Они оба мужчины, в конце концов! Но сердцу не прикажешь, а телу не укажешь, и Виктор уже не замечает, как нежно гладит бугорок на штанишках, делая еще один полный легких вдох. Но его снова отвлекает мокрый нос. Хлопок дверью, и Викк обиженно скулит, оказавшись в закрытой уборной. Виктор сочувствующие окидывает дверь взглядом, и с небольшим чувством вины ложится обратно на кровать. Некрасиво так поступать с лучшим другом, но и травмировать его он не собирался. Да и ой как стыдно будет… Ширинка звякнула, пуговица расстегнута, семейки приспущены. Сжирающее чувство стыда при себе тоже имеется, и тем не менее, первую фотографию Виктор убирает под остальные, разглядывая следующую. Она уже безобидней на первый взгляд, но атмосфера была такой же горячей: небольшой член удобно уместился в руке, пачкая ее предэякулятом, идеально выбритый лобок (видимо, что бы визуально не укорачивать и без того небогатый размер), вторая рука нежно поглаживает живот. Либо она просто лежит? Виктор не сможет ответить на этот вопрос, ведь его мозг вновь оживил эту картинку по своему, и в его сознании есть четкий образ идеально - бережного отношения к себе и медленные, растягивающие удовольствие взмахи рукой, с дополнительными, нежнейшими поглаживаниями животика. А Виктор словно следует примеру - аккуратно укладывает ладонь на набухший орган, медленно оттягивая вниз крайнюю плоть, прикрывая глаза. Он неловко прикусывает губу, разглядывая лицо, которое так же было видно на фотографии. Бровки домиком, закрытые глаза, приоткрытый рот - идеальный кадр из дорогого порно журнала с заголовком «размер не имеет значения». Пепельные волосы собранные в свой привычный, мягкий хвостик, и мирно лежат на левом плече. Почтальон прям так и видит, как он ловкими движениями руки доводит самого себя до предела. Виктор за ним не отстает. Устраивает зад поудобнее, спускает брюки до колен, и продолжает свои ласковые движения вдоль всего члена, который плачем умоляет о внимании. Третья фотография, кажется, была самой безобидной, но больше всего восхитила Виктора. Костлявые, длинные пальцы уверенно скручивают и оттягивают покрасневшие от безжалостного отношения соски. Какие большие, мускулистые груди…выглядят такими упругими и сладкими… Невольно рука с детородного органа переместилась на собственную грудь, слегка укрытую мехом, который Гранц не видит смысла выбривать. Он закрыл глаза и сжал левую ее часть, представляя на своем месте того самого. Но нет..он плоский, как дощечка, и это уж точно не сравнится с его сочными мышцами. Что ж, не может ощутить, попробует вновь визуализировать. Снова в голове мелькает кадр, как Виктор жадно кусает чувствительный сосок, массируя своей лапой вторую часть, тыкая в тот же сосок пальцем и вдавливая в грудь. Он даже не замечает, как его рука снова возвращается к тому, откуда начали, и набирает круговые обороты, натирая стояк. И последняя фотография была словно последний этап сего самообслуживания: вязкая жидкость, расплесканная по всему животу. Возможно, будь Виктор совсем фриком, он бы представлял, как сладко слизывает все до последней капли. Но для него это чересчур. Все что сейчас происходит для него чересчур. Но он не в силах отказать себе в удовольствии, он закидывает голову назад, отложив фотографии, будто планировал их сохранить, и вернул ладонь на свой влажный от пота лоб, зажмурив глаза. Теперь он соединил указательный и большой палец вместе, образовывая нечто наподобие кольца, и с томным вздохом продолжал ублажать себя, двигая рукой намного быстрее. - пф…Эз- не успел дохныкать он, самостоятельно затыкая свой рот тыльной стороной руки, стараясь дышать равномерно через нос. Не дай бог услышат. Но он не давал. Его прохладные руки так уверенно вели по всей длине, с каждым разом сокращаясь, полностью сбивая дыхание бедолаги. А теперь он, черт возьми, прямо языком ласкал саму уздечку. Ну, конечно, лишь в голове Виктора. В качестве языка выступал большой палец, добротно увлажненный собственной слюной. Конечно, не то совсем, но с закрытыми глазами пойдет. Виктор морщится, его вздохи превращаются в сладкий скулеж с каждым движением руки. Еще никогда он не чувствовал себя более мерзко. Он смотрит на салфетки, словно надеется, что они сами попадут к нему в руки. Стоило бы ухватиться за них, что бы во время подготовится к разрядке, но Виктор не может оторваться, ладонью растирая красную головку. Прикусывает язык, задерживает дыхание, и рукой глупо пытается словить собственное семя, наконец достигая полной разрядки, что теплом растеклась по всему телу, схватила за горло и душила, ударила в голову, аж закружилась. Ему казалось, что он задыхается, все внутри пересохло. Тело еще слегка подрагивает от жгучего удовольствия, длительное отсутствие контакта со своим телом дает о себе знать. Он не горазд на такие вещи, дергал лишь раза два в жизни, ему и без того хорошо было. Но этот…этот! Этот свел его с ума. Сразу после экстаза, приходит вторая волна эмоций, цунами обрушившаяся на Виктора: стыд. Стыд и срам за свои действия. Он неловко смотрит на белую жидкость, вытекающую между пальцев, и только понять не может, как до этого дошло. Не успел Виктор отдышаться и осознать все то, что они вытворили, как ему снова стучат в дверь. Он мельком оглядывает часы на своем запястье : прошло лишь двадцать минут с его последнего визита, а он уже снова на пороге? Вдох и выдох, почтальон молится, что бы румянец прошел быстрее, чем он вытрет руки салфетками и заправит свое «вот это вот - вот туда вот». Отряхнувшись, Гранц неуверенно подходит к двери на своих двух ватных, собираясь выглянуть лишь одних глазком. Нажимает на ручку, аккуратно выглядывает, а там..там никакого. На пороге лишь лежит небольшая металлическая коробка, которая оказалась тяжелой для своих размеров. Виктор поднял ее чистой рукой, оглядываясь по сторонам и убедившись в том, что никого действительно нет. Фотоаппарат. Это фотоаппарат, с подготовленной пленкой 120-того типа. Прямо как и на тех фотографиях. Виктор знает этот фотоаппарат, он стоит доллар, что в их время недешевое удовольствие, но идеальная цена для такой уникальной вещи. Стоп…неужели... неужели это намек на то, что теперь его очередь?