Курите?

      – Курите? — раздаётся хриплый мужской голос едва ли не у самого уха.       Женщина подавляет лёгкий испуг, переводя взгляд на говорящего, стараясь выглядеть максимально незаинтересованной. Этот голос, говорящий на французском, она могла признать даже не глядя. То ли так он был ей противен, то ли успел приесться за последнее время. Жизнь, с недавнего времени, складывалась так, что против собственной воли, обладательница рыжеватых волос должна была контактировать со столь ненавистным ей королем.       Императрица хмыкает, поправляет подол платья и отводит свой взгляд на небосклон. Ей противен Фридрих. Агрессивный, эмоциональный и плюющий на взаимоуважение мужчина. Сложно спорить - привлекающий взгляд, но абсолютно беспардонный. Но это и цепляло. Каждый второй будет верен ей как собачка, а огрызаться как волк - не позволит никто. Кроме него.       – Курите? — уже настойчивее вопрошает немец, становясь около женщины, что так упрямо смотрела на закат.       – Нет, — холодно отвечает Елизавета.       Мгновение, другое. Романова в секунду, совсем без стеснения, тянется к трубке в руках короля. Блондин ухмыляется, внимательно смотря на женщину, что и бровью не повела.       – Вы же не курите.       – Ваше присутствие вынуждает.       Гогенцоллерн заливается искренним смехом, прикрывая рот ладонью. Но трубку отдаёт, ослабляя хватку на курительном изделии. Он лишь краем глазам поглядывает, как женщина делает затяжку, невольно жмурясь. Это выглядело до нелепого забавно. Казалось, этой гордой женщине непривычно курить табак. Если Фридрих не ошибался, в России девушки чаще нюхали, нежели курили табак. И отчего только эта рыжая бестия, как король окрестил Романову, решилась курить? Неужели нахождение рядом немца и вправду её доводило?       – Мы должны были что-то обсудить, не так ли? — отодвинув от себя трубку, уточняет Елизавета Петровна.       – Политические детали, — соглашается мужчина, забирая трубку назад.       – У нас не может быть обсуждения иных вопросов, Ваше Величество, — язвит русская, бросив на немца краткий взор.       – А Вы бы хотели?       – Что? — даже не скрывая удивления, уточняет женщина.       – Вы бы хотели иметь со мной иные, не только политические, темы для разговора?        Прусский король сам не до конца понимал, отчего вопрошает это. Всем европейским домам ведомо, что русская императрица Елизавета Петровна терпеть не может его, Фридриха. Ну не сложилось у них общение на уровне хотя бы нейтральном. И черт один знал, из-за чего. Возможно, виной тому француженка и австрийка, а может императрица Всероссийская слишком неприступная особа - немец предпочитал не гадать. Толку от того нет.       – С Вами? — с усмешкой спрашивает женщина. — Полно Вам, каждый европеец знает, насколько Вы ненавидите женщин. Взять в пример Вашу жену. Бедняжка, кажется, страдает без крепкого мужского плеча…       – К чему Вы ведёте? — огрызается пруссак, переводя на женщину ледяной взгляд. — Желаете равнять меня с этими…безбожниками?        – Вы о содомитах? — с ухмылкой интересуется русская. — Право слово, уже вся Европа об этом говорит. Да и Вы, кажется, не опровергаете.       – Довольно, — произносит мужчина. — Вам любо трепать за зря языком, Ваше Величество. Не дело то для императрицы. А о жене я отчитываться должен уж точно не Вам.       – Признайте, Вы же просто не любите женщин. Военщина, да военщина.       – А вы любите кусачих, — хмыкает Фридрих, оборачиваясь к собеседнице.       – Простите? — не совсем понимая слова короля, женщина слегка склоняет голову, словно в вопросе.          И в этот момент блондин делает шаг. Миг - и их губы соединены осторожным поцелуем. Губы Елизаветы теплые и мягкие, это король подмечает почти сразу. Их хотелось мять и доводить до ярко-алого цвета, дабы и помада была без надобности. У Фрица же губы другие - прохладные и изрядно искусанные. Быть и королём, и солдатом дело не из простых.           Романова лишь удивлённо хлопает ресницами. Не то она ожидала от немца, который в Европе прозван, за глаза, конечно, содомитом. Всяко, конечно, бывает, но Елизавета и не думала, что в очередном диалоге с королём Пруссии, она будет заткнута столь необычным образом. Пытался ли немец что-то доказать? Женщина не отрицала, что так, вероятно, и было. Доказать, что она не права и снова он, Фридрих Великий, прав. Но невольно она замечает, что внутри все словно дрожит. Дрожит в предвкушении и неком удовольствии. Осторожно опуская руки на чужие плечи, Елизавета Петровна прикрывает глаза, отдаваясь поцелую, пока чужие руки (трубка валялась где-то на полу) властно обнимали ее за талию.       Как ей все твердил Пётр? «А Ваше ли мнение о Фридрихе Вы излагаете, тетушка?». Ощущая на себе чужие руки, горячее дыхание на коже, и проницательный взгляд, которого даже не нужно видеть, его ощущаешь всем нутром…убеждения Романовой впервые дали трещину.