На осколках памяти

      Перед Сёко раскинулась бесконечная равнина, мертвенно тихая, простирающаяся на километры в сторону только показавшегося из-за горизонта солнца. Это место можно было бы назвать безмятежным, если бы не едкий пепел, который ветер поднимал с земли и задувал под ресницы; если бы не обугленные кости, похрустывающие под тяжелой платформой школьных туфель при каждом нерешительном шаге; если бы не тошнотворный запах спёкшейся крови, пропитавшей очернённые земли. Ни мягкий солнечный свет, застывший в золотой час, ни умиротворяющее безмолвие не смягчали картину, которая ясно отражалась в глазах, наполненных слезами.       Лучше бы в тот день её зоркий взгляд не заметил мимолетное мерцание среди обломков того, что когда-то было историей. Если бы только Сёко сказали, что до боли знакомая пуговица, подобная тем, что она застёгивала каждое утро перед зеркалом, станет бременем всей её жизни, она никогда не подняла бы её с той могильной земли, дабы не обрекать себя на бесконечные страдания. Но судьба распорядилась иначе, и потому сейчас Сёко, бесцельно уставившись в потолок, в очередной раз задавала себе один и тот же вопрос.       «Когда же это закончится?»       Ей хотелось бы думать, что влажная подушка под щекой, полувысохшие дорожки, тянущиеся от уголков глаз, и собственный крик, вырвавший её из удушливого сновидения, - что всё это ничего не значит. Что жуткая картина, которую её подсознание, пробудившись, тут же стёрло из памяти, была лишь одним из миллионов примитивных ночных кошмаров, которые снились каждому хоть раз после неосмотрительного просмотра хоррора на ночь. Сёко хотелось бы верить, что это пробуждение не станет предвестником её мучительных бессонных ночей, которые вновь наложат отпечаток в виде болезненных кругов под глазами. Впрочем, к этой черте Иэйри уже все привыкли: Годжо, завидя её измученное лицо, лишь выдерживал паузу чуть дольше обычного, прежде чем завести житейский разговор, Нанами вежливо старался не кидать чересчур внимательные взгляды, а Утахиме, тонко подмечающая любые изменения в настроении подруги, просто вносила в календарь внеплановую ночёвку в Токио на ближайший день.       Сёко хотелось бы верить. Но она слишком хорошо знала, что эта принудительная вера как пластырь на сквозную рану - такая же бессмысленная и не приносящая и толики облегчения.       Прошло полгода года с тех пор, как Годжо заявился на порог её квартиры и тихо озвучил просьбу, выстлавшую им обоим дорогу в ад. В тот миг она была готова возненавидеть всех: Сатору, кто сыграл на её чувствах, ставших известными ему совсем случайно, Сугуру, который наплевал на её мольбу исчезнуть и поплатился за это жизнью, и саму себя за то облегчение, которое она испытала, согласившись нарушить правила магического общества.       Она никогда не забудет тот день, когда её чутьё пронзила до боли знакомая проклятая энергия, которая даже спустя десять лет смогла разволновать её сухое сердце. Вопреки окутывающему чувству ностальгии, в запотевшем зеркале она увидела абсолютно незнакомый ей силуэт. Гето заметно повзрослел со времён совершеннолетия, но в чертах его прослеживалась не столько мужественность, сколько старческая угрюмость, причиной которой обычно становится непосильный груз долголетия. В непривычном одеянии он казался особенно чужим, но, что более важно, во взгляде его поселилась мертвенная холодность и пугающая смиренность, присущая людям, которым больше нечего терять.       — Давно не виделись, Сёко.       Шаманка молча потянулась за полотенцем и неторопливо промокнула лицо.       — Лучше бы тебе быть моей иллюзией, Сугуру.       Ту ночь она разделила с человеком, чьё тело так и не смогла предать огню.       — И часто же ты грезишь обо мне? — его лёгкий прищур стал чуточку выразительнее.       — Если ты о тех фантазиях, где я со всей силы заезжаю тебе промеж глаз, то вполне, — она продолжала общаться с расплывчатым отражением, словно ей было совсем неинтересно знать, реален ли Гето Сугуру, объявившийся посреди ночи в её квартире.       — Неужели до сих пор злишься?       — Я бы сказала, что уже смирилась, но грех такой шанс упускать, — шаманка провела пальцем по мутному зеркалу, освободив хитрый прищур от капель воды.       — Тогда я великодушно готов подставить своё лицо, чтобы ты отвела душу.       Сёко наконец повернулась, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, которого так долго и безуспешно пыталась похоронить в своём сердце.       — Ты пришёл ко мне спустя целую вечность, чтобы я заслуженно тебя ударила?       — Тебе в любом случае не понравится, что я скажу, поэтому я решил заранее разрядить атмосферу, — он пожал плечами.       — Ты не боишься, что с восходом солнца я просто сдам тебя старейшинам? — Иэйри, хорошо знакомая с его безумным складом ума, всё же была немного озадачена.       — Ты этого не сделаешь.       — Почему ты так уверен?       — Потому что своим появлением я безжалостно раскопал чувства, погребённые их обладателем.       — Ты это про себя? — на лице Сёко не появилось ни одной лишней морщинки. — Извини, но плохие ребята не в моём вкусе.       — Поэтому ты так не хотела вычёркивать меня из "светлой" стороны?       Шаманка вскинула точёную бровь.       — О чём это ты?       Гето выдержал интригующую паузу, которая позволила Сёко отчётливо услышать стук собственного сердца.       — Пуговица, — вымолвил лишь одно слово Сугуру, и по неприкрытой спине девушки пробежал холодок. — Та, что я намеренно оставил в деревне, которую стёр с лица земли.       — Припоминаю, — коротко ответила Сёко, поджимая пальцами холодный кафель. — Яга принёс её в качестве доказательства твоей вины.       — Верно. Вот только первым человеком, кто к ней прикоснулся, была ты.       Он замолчал, подразумевая, что настал черёд Сёко говорить. Но она упрямо разыгрывала сцену недопонимания.       — Почему ты не выдала меня тогда, Сёко? — Гето вздохнул. — Ведь прекрасно понимала, что я не из тех, кто может так глупо облажаться.       Иэйри навалилась на влажную раковину позади себя и с вызовом сложила руки на груди.       — Слушай, мне, конечно, было далековато до статуса твоей родственной души, но я тоже была твоим другом и до последнего не хотела верить в твоё предательство, оправдывая это тем, что ты запутался, — с лёгким упрёком подметила Сёко. — Неужели только на этом и строится твоя теория о моих "погребённых чувствах"?       — Ты права, аргумент не железный, — Гето вдруг расцепил руки и протянул одну из них вперёд. — Окончательно я убедился лишь сейчас.       На его раскрытой ладони лежала позолоченная пуговица - та самая, которая не прекращала слепить глаза, отражая лучи кровавого солнца из снов Сёко.       — Сатору ведь знал, да? — он перекатил вешицу на пальцах, разглядывая потёртости на тусклом свету. — Поэтому сейчас она у тебя.       Сёко не отрывала взгляд от пуговицы, которая вот уже десять лет покоилась в шкатулке у изголовья её кровати и которая сейчас почему-то находилась в руках недостижимого ей человека.       — Ты всегда отличался проницательностью, Сугуру. Но не говори мне, что воспользоваться ею вот так подло - и есть твой план.       — Прости, — Гето вложил руки в широкие рукава и чуть склонил голову в знак извинения.       Иэйри кинула мрачный взгляд на извечно опущенные веки и молча прошагала мимо.       — Так ты уже начал? — спокойно ответила девушка, устраиваясь на диване и постукивая ладонью по пачке сигарет, которая привычно ждала на столе перед телевизором.       — Что именно? — Гето показался вслед за ней в гостиной.       — Ну, знаешь… осуществлять свой план.       Сугуру усмехнулся. На секунду шаманке показалось, что в этой усмешке проскользнула нота доброй снисходительности.       — А ты ничуть не изменилась, — промолвил он, игнорируя её вопрос и наблюдая, как палец Сёко тщетно соскальзывал с металлического колесика, которое всё никак не хотело породить пламя. — Всё так же прячешь за колкостью и холодным равнодушием свои переживания, дабы не причинять другим неудобств.       Гето приблизился к девушке, нервно покусывающей сигарету, и ненавязчивым движением скользнул в её ладони, выхватывая зажигалку. Разлетелись искры, и огненный язычок заплясал в потухших глазах Иэйри: Гето с первой попытки высек пламя и безмолвно поджёг сигарету в её зубах.       — Как благородно, — усмехнулась девушка и выдохнула клуб дыма прямо в лицо заклинателя, который всё ещё находился непривычно близко.       — Как невоспитанно, — расплылся тот в лисьей улыбке и отдалился.       — Сугуру, ты правда считаешь, что в твоих словах есть смысл, даже если они правдивы? — Сёко сделала затяжку чуть глубже обычного. — Я не собираюсь играть в ваши игры. Никогда не собиралась.       — И правда, — задумчиво протянул Гето, — даже в тот день ты просто позвонила Сатору, как ни в чём ни бывало. Наверное, было безумно тяжело делать вид, что тебя не беспокоит моя судьба. Я почти купился.       Стеклянный звон разбил безмятежную атмосферу их ностальгической беседы. Рука Сёко впилась в хрустальную пепельницу, которая сейчас твёрдо стояла на столе, хотя секунду назад чуть было не полетела на пол.       — Я иду спать, — шаманка спешно затушила сигарету и поднялась с дивана.       — И это всё? — Гето последовал за Сёко, удаляющейся в спальню. — Ты ведь так и не узнала, в чём состоит мой план.       — Мне плевать. Просто уходи, Сугуру, — Иэйри рухнула на приготовленную ко сну постель и отвернулась к окну. — Как ты и сказал, я никому не расскажу. Но прошу тебя: просто живи своей жизнью где-нибудь далеко-далеко отсюда. Ты можешь следовать своей безумной философии сколько угодно долго и прилежно, но не возводи её в абсолют и не втягивай в это дорогих мне людей.       Скрип матраса заставил Сёко неуютно поёжиться. Гето расположился на краю её широкой кровати, поглядывая за своё плечо и наблюдая, как девушка пытается глубже укутаться в одеяло, по-детски оставляя спину открытой.       — Я лишь хочу, чтобы в мире не осталось места для слабости. А там, где нет слабости, нет и зла.       Сёко медленно распахнула веки, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями и не бороться с желанием анализировать услышанное. Её взгляд устремился в раскрытое окно, и слова, произнесённые ею в следующую секунду, всё же достигли сидящего позади Сугуру, хоть она и надеялась, что они лишь растворятся в тёплом ночном воздухе.       — Ты уже разбил ему сердце однажды. Не смей делать это вновь.       Иэйри почувствовала, как матрас под ней провалился чуть сильнее и спрятанные под одеялом ноги накрыла тяжелая шевелюра. Гето лежал на спине, устремив взгляд в потолок.       — Сатору всегда видел своей главной целью борьбу со злом. Просто на этот раз тем самым злом стал я.       — Ты эгоист, — Сёко почувствовала, как раздражение подкатывает к горлу и голосовые связки цепенеют, но не позволила голосу дрогнуть. — Тебе было мало предательства и разъедающего его чувства вины? Теперь ты хочешь стать его проклятием?       — Почту за честь, — Сугуру улыбнулся и повернул голову в сторону девушки. — Но, справедливости ради, скажу, что не собираюсь умирать так просто.       В комнате повисла тишина.       — Ты не спросишь меня? — внезапно сменил тему Гето, разглядывая острые лопатки, угол которых подчёркивали тонкие бретели ночной сорочки.       — Нет.       — Тогда я сам скажу, — без намёка на обиду в голосе произнёс заклинатель. — Мне просто нужно знать… Знать, что я не дрогну, когда встречу кого-то из своего прошлого.       Одеяло тихо зашуршало, и Сугуру наконец-то увидел лицо Сёко.       — Получается, я - своеобразная проверка твоей верности идеалам? — она легонько сжала воздушную ткань в ногах.       — Прости.       — За что именно ты извиняешься?       — За эту ночь.       В груди девушки неприятно кольнуло.       — Я всё ещё считаю, что поступил правильно десять лет назад, — Гето вновь уставился на неподвижные тени на потолке. — Но мне действительно жаль, что всё так сложилось. Особенно сейчас, когда знаю о твоих чувствах.       — Ни черта ты не знаешь, — Сёко резко откинула одеяло в сторону. — Вот что я скажу: если уж решил воспользоваться мною, то делай это как следует.       Глаза Гето, которые давно привыкли к темноте, успели уловить размытый след яркой родинки, и губы его тут же почувствовали напористое касание.       — Проверка на прочность повышенной сложности, — выдала Иэйри, смутившись из-за собственной импульсивности.       Гето разглядывал трепыхающиеся ресницы Сёко, которая старательно избегала зрительного контакта. Его чёлка небрежно спуталась с её длинными каштановыми волосами, которые в первые минуты их встречи показались ему гораздо привлекательнее, нежели короткие, врезавшиеся в его память с момента их последнего разговора. Маг дотронулся до худощавой руки, старательно удерживающей жёсткие пряди за ухом, и потянул вниз, заставляя девушку потерять равновесие. Теперь была очередь Сугуру действовать импульсивно, а потому пальцы его скользнули по изящной шее к затылку и вновь прижали девушку к напитавшимся влагой губам.       Как бы Сёко ни старалась создать видимость, Сугуру знал, что в глубине души она оставалась прежней: задиристой, прямолинейной и, тем не менее, очень чуткой. Просто её истинная натура стушевалась за маской усталости и насущных проблем. Пока другие маги погибали на поле боя плечом к плечу с товарищами, Иэйри была мирным проводником по другую сторону баррикад. Часто она была первой, кто приветствовал уже простившегося с жизнью человека, но иногда становилась свидетелем и своих неудач, наблюдая, как потухает проклятая энергия в телах невинных. Эта работа наложила отпечаток на её ранее живой нрав, но это не помешало тонко чувствующему Гето Сугуру отыскать прежнюю Иэйри Сёко.       — Я не хочу сделать хуже, чем есть сейчас, — прошептал он в девичьи губы.       — Думается мне, момент для благородства давно упущен, — Сёко выпустила в ответ смешок, защекотавший чувствительные рецепторы. — Ты уже сделал мне больно хотя бы тем, что ответил на поцелуй.       В груди Гето противно свело, и он обречённо прикрыл глаза. Если это то утешение, которого она желает, то он подарит ей его.       Раньше Сугуру был способен на такое чувство, как любовь. Но всё изменилось в тот момент, когда на его глазах прервалась жизнь Аманай Рико, девочки, которая, возможно, тоже хотела бы сейчас быть любимой кем-то, или смотреть любимый сериал, или даже мучиться от бессонницы. Но эти житейские занятия никогда не станут причиной её смеха или слёз, и всё из-за безграничной человеческой жадности. Именно тогда Гето решил отказаться от идеи слепого повиновения «во благо» и поставил крест на всём человеческом, что делало его похожим на тех беспомощных обезьян.       — Сугуру…       Сёко выгнулась под ним, когда мужские пальцы сжали тонкую талию, а бедра качнулись навстречу теплу. Иэйри слегка дрожала - Гето почувствовал вибрацию кожей и не придумал ничего лучше, чем накрыть девушку своим телом, ненавязчиво отвлекая аккуратным поцелуем в шею.       — Не больно?       Ответа не последовало. Заклинатель настороженно оторвался от женских изгибов и слегка приподнялся, чтобы прочитать её ощущения. Задача оказалась затруднительной: Сёко лежала, одной рукой сжимая край подушки, а другой прикрыв глаза. И всё же этот никудышный щит не помешал Сугуру заметить сверкающий ручеёк, спускающийся по её виску.       — Не смей быть таким нежным, — прошептала Иэйри, не отрывая локоть от лица. — Иначе я могу принять это за чистую монету.       Полная противоречивых чувств, эта ночь никогда не станет причиной чьих-то сожалений.       — Прошу тебя, Сёко, — прошептал Сатору, стоя на пороге и не поднимая глаз, которые всё равно были покрыты повязкой. — Уж ты-то должна меня понять.

***

      — Уверена, что не хочешь её оставить? — осторожно спросил Годжо, рассматривая потёртости позолоты на ярком свету летнего солнца.       — Да, — спокойно ответила Сёко, растягиваясь по спинке деревянной скамьи. — Глупо, но надеюсь, что этот наивный жест остановит вереницу моих бессонных ночей.       — Отличная мысль, а то на твои круги под глазами уже без слёз не взглянешь - Нанамин из последних сил держится.       Сёко наигранно толкнула посмеивающегося Сатору.       — Пришло время этой вещице покинуть мой дом и найти новый, — задумчиво произнесла шаманка. — Как насчёт воротника? — она легонько постучала пальцем по своей ярёмной ямочке, поглядывая на форму Сильнейшего.       — Шутишь? Думаешь, я настолько сентиментален? — Годжо насупился. — Хватит с него и внутреннего кармана.