Злой город

*** Никто не знает точно, когда она появилась на свет. Воинственное славянское племя вятичей, закладывая свою столицу на месте более древнего поселения с удачным для обороны расположением, должно быть, ожидало, что её воплощение будет мальчиком, который вырастет в могучего богатыря. Но нет - это оказалась девочка с красивыми золотистыми глазами, из-за которых её и назвали Златой. А сам город - Козельск. Она была ещё ребёнком, когда впервые подверглась нападениям половцев. Степняки были страсть охочи до богатств Черниговского княжества, в состав которого входил Козельск. Но хуже всего приходилось, когда половцев приводили свои же, русские, охваченные безумием междоусобиц. Козельск при этом иногда обходили стороной, в основном из-за того самого удачного расположения и сложности осады, однако меч в руки Злате пришлось взять с малолетства, и, насмотревшись всякого, к городам из других княжеств она относилась с лёгким недоверием. Даже если те были её погодками. Мальчишки среди городов не особо стремились общаться с нелюдимой девчонкой, которая с лёгкостью могла многих из них хорошенько отделать в драке, и девчонки тоже не спешили принимать в свой круг ту, которая вместо хороводов, плетения венков и гаданий на суженого предпочитала стрелять из рогатки, неуклюже тренироваться с будущими воинами до посинения, лазить по деревьям да крепостным стенам, сдирая ладони и колени в кровь. Да и мало было рядом с Козельском городов примерно её возраста. Однако один друг у неё каким-то чудом всё же появился. Однажды любопытная девчонка, которую Дмитрий сначала принял за тонкокостного мальчишку, просто привязалась к нему в пути, когда он, стольный Киев-град, ехал навестить своего младшего брата, Москву. Тогда были относительно спокойные года, и Злате хотелось немного попутешествовать по окрестностям, как ей уже доводилось делать прежде. Отвязаться от упрямой девочки, смотрящей на него восторженными глазами, Митя не смог, да и не было в том нужды: путешествие не представляло никакой опасности, Москва располагалась совсем рядом - как и Козельск, практически на границе между Черниговским и Владимирским княжеством. Митя познакомил незваную гостью с братом, и она подарила Москве то, что Киев посоветовал - золотую цепочку тонкой для того времени работы, взамен верёвки, на которой Миша доселе носил подаренный Митей крест. Маленький Москва был солнечным жизнерадостным ребёнком, которого взрослые города любили и баловали, а сверстники считали за главного в своих детских шалостях. Мало кто был настолько проницательным и неравнодушным, чтобы заметить, как отчуждённо он порой ощущает себя среди других городов. Поэтому многие удивились, когда фонтанирующий обаянием Миша вдруг подружился с недоверчивой, замкнутой Златой. Впрочем, одно их объединяло очевидно: неуёмная энергия, или, проще говоря, шило в одном месте. В любую минуту, когда им удавалось навестить друг друга, они были неразлучны. Зато остальные вскоре взвыли: от продуманных шалостей этого тандема не было спасения ни детям, ни взрослым, ни людям, ни городам. Миша был генератором идей, вместе они разрабатывали план и приводили его в исполнение настолько слаженно, словно читали мысли друг друга. А когда кого-то из них настигали недетские беды, будь то набег на Козельск или страшный пожар в Москве, они находили утешение в друг друге, в своей крепнущей день ото дня дружбе. Два маленьких незначительных города с туманным будущим у границы великих княжеств. *** Вести о победах Чингисхана доходили далеко, и как минимум во Владимире - великокняжеской столице Руси - начали готовиться к новой угрозе практически сразу после того, как были разгромлены половцы. Кроме того, именно с половцами было решено объединиться, когда стало известно, что невиданно огромное монголо-татарское войско идёт на Русь. Объединились многие русские княжества, но вековые междоусобицы сохранили меж ними почти непреодолимый разлад. Поэтому когда в решающий момент половцы сбежали, а князья не смогли согласовать между собой действия, русские были наголову разбиты. После этого и сами монголы, ослабленные сражениями, потерпели серьёзное поражение в Волжской Булгарии, но их победа на реке Калке поселила в сердцах русских князей и городов страх. Они увидели настолько большое, неприхотливое в походных условиях и отлично подготовленное войско, с каким прежде ещё не сталкивались. - Господи, почему наши города продолжают так ожесточённо грызться между собой, когда над нами такая угроза нависла? - искренне недоумевал не по годам дальновидный Миша. - Монголы же по миру огнём и мечом проходят играючи, и нет им числа, тьме несметной, неужто прошлое нас ничему не научило?! - Всякие беды Русь уже преодолевала. Преодолеем и эту. - попыталась успокоить друга Злата, хотя и сама прятала в сердце страшное предчувствие. - Преодолевала... но какой ценой? Испокон веку степняки нас жгли да грабили, сколько времени с печенегами, половцами сладу не было! А тут нечто пострашнее. В Китае великая стена непреодолимой считалась тысячу лет, так ведь преодолел монгол. А наши-то всё от гордости раздутые, давними победами сытые да занятые мыслями, как бы от соседнего удела кусок пожирней оторвать. А шведы да немцы давно на русские земли глядят, кабы слабиной не воспользовались... Не к добру... только на Бога уповать остаётся да самим готовиться по мере сил. Но много ли мы, малые города, можем? Злата привычным тёплым жестом взяла его за руку, переплетя пальцы. - Многое, Миш. Мы с тобой ещё далеко не взрослые, но уже и не дети малые. Если беда придёт, то нужно быть стойкими, сильными и нам в том числе. Большие победы с малого начинаются. Твой город на пересечении торговых путей - кусок лакомый, а мой - всё равно что щит черниговский. Стороной не обойдут. И вместе с тем сейчас нашего голоса старшие не услышат. В таком случае быть стойкими - это всё, что нам останется, и, может, тогда, глядя на нас, старшие придут на помощь, объединятся понемногу... или хотя бы просто прозреют до того, как поздно станет. Зимой 1237 года Золотая Орда во всей своей мощи обрушилась на Русь, сжигая всё на своём пути. Города оказывались на коленях перед захватчиком или беспощадно уничтожались один за другим. Первой пала прославленная Рязань, сражавшаяся до последнего и предпочитавшая смерть унизительному плену. Вовсю готовя Козельск к затяжной обороне, Злата урвала неделю на то, чтобы добраться до Москвы и встретиться с Мишей в последний раз перед тем, как к нему нагрянет Есугей. Буквально за день до её прибытия пала Коломна, которая Мише как сестра, и сказать, что он был морально разбит этим известием - значит ничего не сказать. - Там дружина владимирская вся сосредоточилась, отбить пытаясь, но не смогла... А мы с тобой хоть до хрипоты кричать будем - не услышат, каждый своей шкурой занятые. Забудут даже названия таких малых городов, от которых и пепелищ не останется. Даже Рязань без толку о помощи молила. Какой толк будет тогда с нашей стойкости?.. Злата была не согласна с этим, но слов, чтобы возразить, не нашла - словно застревали в горле. Впервые за много лет слёзы покатились по её миловидному личику, которых стыдясь она тут же принялась стирать трясущимися руками. Так стало страшно - не передать словами. Не сдержав тревог, Злата порывисто обняла друга, уткнувшись ему в плечо, словно в его неловких мальчишеских объятиях можно было спрятаться от всего зла мира. В какой-то момент они немного отстранились, одинаково краснея. В этом молчании страх потерять друг друга и чувства, успевшие перерасти дружеские, для обоих первые и чистые будто подснежники, расцветшие в эту суровую зиму, вдруг стали смущающе очевидными. Набравшись храбрости, Миша коснулся губ Златы поцелуем, невинно и ласково, вкладывая всё, что таилось в душе. И она ответила. Открывать друг другу сердца и учиться целоваться оказалось куда приятнее, чем думать о безнадёжном будущем. *** Пять дней сражалась Москва. Сопротивление маленького города было ожесточённым, некоторые вылазки были до того хитрыми и успешными, что немало ордынцев перебили. Но когда сил уже не осталось, а помощи уже точно стало ждать бессмысленно, Миша предпочёл сдаться, нежели допустить смерть всех жителей. И Есугей, разумеется, потребовал неподъёмную дань. - Если золотом заплатить не можешь - заплатишь тем, что есть. - хищно оскалился захватчик, облизывая похотливым взглядом красивое несмотря на сажу от пожаров лицо и исхудавшую угловатую фигуру измученного подростка. После этого Орда направилась ко Владимиру, и столица пала быстрее, чем кто-либо мог предположить. Затем пал Торжок, лишь чудом избежал нашествия Новгород. И в конце марта монголы, уже возвращаясь к степи, осадили Козельск. - Думаешь, если послушен да ласков со мной стал, мне будет дело до твоих просьб? - рассмеялся Есугей, когда Москва, мешая татарский язык с русским, раболепно бил ему челом у ложа в ненавистном личном шатре, умоляя не трогать Козельск. - Здесь моим войскам удобнее всего собраться, отсюда удобен путь на другие города, покрупнее. Раз тебе, мой прекрасный, этот городок чем-то дорог, то мне будет особенно приятно заставить тебя смотреть, как он мне сдастся или будет уничтожен. Хочу увидеть, как погаснет последний огонёк непокорства в твоих глазах, который ты напрасно полагаешь, что удалось от меня скрыть. Козельск располагался на крутой горе в излучине реки Жиздры, и штурмовать было удобно только с одной стороны. Всего пять тысяч жителей, из которых лишь около полутора тысяч - боеспособное мужское население, и малолетний князь Василий во главе. Против стотысячного ордынского войска. За прошедший месяц после вести о сдаче и почти полном сожжении Москвы Злата, не сумевшая выяснить больше ничего о судьбе Миши, выплакала все слёзы так, что едва не ослепла. Сложно было сказать, какие кошмары из тех, что терзали её заживо во сне и наяву, были хуже: те, где Миша погибал - ведь и города могут умереть, как та же Рязань - или где выживал под пытками и унижениями, целующий сапоги новому господину. "Как бы то ни было, я до последнего вздоха, до последней капли крови буду мстить Орде за всё, что он мог с тобой сделать. Видит Бог - ничего не пожалею", - так она поклялась самой себе, будто клеймо намертво выжигая эту клятву на обратной стороне век. Когда Орда начал осаду Козельска, у Златы не осталось ни надежд, ни мечтаний - ничего, кроме решимости и лютой, едва помещающейся в её юном сердце ненависти. В золоте её глаз больше не было солнца - только всепоглощающее пламя. *** Козельск продержался семь недель. Больше, чем все города прежде. Мужчины погибали, но не сдавались, а женщины, дети и старики голодали, но лечили раненных и лили на врагов кипящую смолу. Город был захвачен лишь тогда, когда в проломах городских стен погибли почти все его защитники, но за время этой осады ордынцев полегло огромное количество. Впервые столкнувшись с таким беспримерным мужеством и самоотверженностью, Есугей, ожидавший лёгкой и быстрой победы, был переполнен дикой яростью. Срывать которую ему было сподручнее всего на Мише, будь то муки и кровь или иного рода насилие. - Позволь мне пойти к крепостным стенам. Я сумею уговорить её сдаться, она послушает меня. Только не уничтожай город... Сверкая красными от злобы глазами, Есугей заставил Мишу замолчать пощёчиной, больше похожей на удар кулаком. В отличие от тела, по красивому лицу, которое ему нравилось, он бил редко. - Уговоришь её сдаться?! Нет, за то, что уже сделала, эта мелкая тварь сдохнет в мучениях. Ни одного жителя этого злого города не позволю взять в плен - всех перебью, от мала до велика, чтобы даже памяти не осталось! Пленных в Козельске не брали. В том, что увидел Москва на хворосте для подобия погребального костра, когда Есугей швырнул его "полюбоваться на подружку", было сложно опознать человека - скорее, бесформенный кусок мяса. Но Злата была ещё жива. Приоткрыла единственный заплывший глаз, в стеклянном взгляде мелькнуло узнавание и даже скорбная радость. - Ми-ша... - едва разлепив разбитые губы, она переплела обгоревшие пальцы с его. - Выживи. Одновременно признание, требование и мольба. Осознание бессмысленности борьбы, страх и сожаление. Всё это - в одном слове, вмиг ставшем неподъёмно тяжёлым. Выживи, несмотря ни на что. *** Спустя века первая любовь осталась лишь одной из множества застарелых ран на его сердце, далёким отблеском навсегда запятнанной детской чистоты. Но всё же изредка навещала во снах. Будь то кошмары о самых болезненных воспоминаниях или улыбка домонгольского детства и отрочества. Время изменяло и искажало даже то, что казалось совершенно неизменным, и даже братья становились врагами. Миша уже едва ли помнил лицо Златы, но та цепочка, которую она подарила при знакомстве, как и крест от Мити, остались при нём, по-прежнему не снимаемые и бережно хранимые.