Капельку Уэйн

      — … А теперь мы перейдем к…       Это не заканчивалось. Господи-пожалуйста-заткните-Ричарда-Грейсона-ради-всего-святого. Но нет. Конца не было. Дик сказал: «На пару минут, Тимми». Дик безжалостно и бессовестно солгал. Тим скатился по дивану ниже, приподняв плечи, словно это могло бы прикрыть его горящие уши.       Тим знал о чём речь. Более того он определённо был осведомлён об этом ещё до того, как стал подростком. Но почему Дик говорит об этом с ним? Сейчас? С ним?       Просто… Просто почему?       Тим тихо вздохнул, когда Дик взмахнул рукой, посмеиваясь. На неблагодарного слушателя, которым сегодня оказался Тим, он мало обращал внимание. Может, сам боялся почувствовать неловкость момента, как ощущает это всем своим нутром Тим. Может, просто развлекался. Ничто не способно в Тиме смутить великого Дика Грейсона.       В противовес покрасневшему лицу руки Дрейка, сжимавшие рукава тёмной толстовки, были холодными. Постукивающие редкие дождевые капли не были способны перебить Грейсона, но фантомная прохлада улицы, сопровождаемая типично мрачными тучами, ощущалась точно ледяной страх, создаваемый Пугалом.       В поместье Уэйнов было тепло и приятно пахло свежим печеньем. Но Тим всё равно больше всего на свете в данный момент хотел бы оказаться рядом с камином в гостиной. Или где угодно, подальше от Дика, возомнившего себя… Кем бы он себя там не возомнил.       Тим был рад, что Дик снова здесь. После всего именно он был больше всех доволен тем, что Дик и Брюс вновь стали семьёй.       Однако Дик Грейсон умел быть… Повсюду. Пожалуйста-прекрати.       Тим бы хотел быть Дэмианом. Он явно не слушал Дика в данный момент и, должно быть, был где-то в своей комнате, отлично проводя время. Сомнительно, но лучше, чем…       Тим поджал пальцы на ногах, когда Дик, наконец, посмотрел на него. И это был такой отеческий гордо-возвышенный взгляд, который Дрейк не понимал в полной мере. Словно бы было что-то ещё.       Чёрт побери. Что он знает?       С другой стороны, это мог быть вполне обычный добродушный взгляд старшего брата, которым Дик часто одаривал Дэмиана. С третьей стороны, Дик никогда не был старшим братом Тима, он вовсе не должен смотреть на него так.       Свет, пробивающийся через огромные окна, был бледным и таким же серым, каким был Готэм издалека. Дик выглядел бледнее, чем есть на самом деле, но это не мешало его уголкам губ быть дразняще приподнятыми.       Тим фыркнул на поднявшиеся брови Грейсона и скатился с дивана совсем-совсем.       Грейсон хихикнул.       — Нет, приятель, ещё не всё.       Тим застонал, прикрыв глаза.       Тим застонал.       Это вдруг ударило ему в голову. Это было два совершенно противоположных звука, а также это было такой совершенно неожиданной подставой от собственного подсознания, что Тим вновь притих, вытянув длинные ноги чуть вперёд, чтоб не свалиться через секунду.       Он медленно перевёл взгляд с потолка на Грейсона, тот не заметил изменений. Уложенные чёрные волосы Дика блестели от своей шелковистости, воодушевлённый блеск был и в его глазах. Теперь он говорил о видах контрацепции. Словно был врачом. Или лектором в университете, если лекции по половому созреванию существуют. Черт, почему он продолжает говорить об этом?       У Тима в голове всплыл совершенно несуразный вечер в компании приятного человека. Он не хотел это вспоминать в этот вполне конкретный момент.       Однако. Он спешно опустил глаза, рассматривая стеклянный столик перед собой.       Разве его кто-то спрашивал?       Руки, — горячие, мягкие, чужие, — казалось обжигали своим теплом холодную кожу. Тим мёрз большую часть времени. Это уже стало естественной температурой тела, так что было бы странно не мёрзнуть. Очень часто Дрейк под слоями тёплой одежды из свитеров и кофт забывал, что на самом деле его тело имело тенденцию быть холодным.       У Тима мурашки пробежали. Дело не только в руке, едва коснувшейся его щеки. Самые кончики пальцев провели по скуле, это было даже слегка щекотно. Дело было в лице напротив. Обворожительный мальчишка несмело улыбался ему, а Тим застыл столбом.       Дик подмигнул ему. Тим вздрогнул. Ощущение, что глупый-глупый Грейсон, говорящий и говорящий об одном и том же, умел читать мысли, не оставляло Дрейка.       Тим зарылся пальцами в блондинистые пряди. А Бернард посмеивался и улыбался-улыбался-улыбался. Он щекотал Дрейка тёплыми пальцами и обаятельно краснел, в то время как Тим, — он был уверен, — покрывался глупыми пятнами то тут, то там по всему лицу.       Они шептали друг другу какие-то глупости. Они говорили о ядерной физике, о молекулярной кухне, о механике и фильмах с глупыми блондинками. Бернард просил Тима говорить, потому что его сбивчивые объяснения казались ему увлекательными. Тим сбивался и всё равно говорил.       Дик хлопнул Тима по плечу, и Дрейк поднял на него расфокусированные глаза. Его вдруг бросило в жар, словно Бернард был прямо здесь. Тим проглотил слюну в сухом горле.       Ладно. Дик точно не умеет читать мысли или видеть воспоминания. Верно?..       И он не может просто знать.       — В общем, Тимми, предохраняйся, ладно? — он растрепал волосы Тима, и это было почти похоже на то, как это делал Бернард.       Тим не собирается проклинать Дика прямо сейчас, он, поджав губы и чуть нахмурившись, посмотрит на него взглядом, который не произведёт на Ричарда никакого впечатления, ведь покрасневшие Дрейки никогда не производят эффект устрашения, если только дело не в холодной ярости. Но на то она и холодная.       Тим проводил Дика тем же взглядом за дверь, в надежде, что тот хотя бы споткнётся для приличия.       Грациозный Ричард Грейсон не падал. Если его не толкнуть.       К несчастью, Джейсона Тодда в поместье не было.       Тим приложил руки к щекам и встряхнулся, зажмурившись. В груди билось сердце. В голове бились мысли.       Влажно, мокро, тепло. Вдох, выдох, вдох. Полумрак. Тёплые пальцы, мурашки на чужом теле от холодных рук. Несвязный шёпот. Стоны.       Тим не должен совершать глупости, верно? Он же Дрейк. И совсем капельку Уэйн.       Эта самая капелька назойливо призывала его совершать глупости.       Он поддался. ***       Его дорогое аккуратное пальто, — чернильно-чёрное, тёплое и промокшее под моросящим дождём, — никак не сочетается с потрёпанной тёмной пожарной лестницей. В тихом, замершем в молчании районе Готэма Тим смотрится несуразно, неправильно. Словно вклеенная в смазанный чёрно-белый снимок глянцевая вырезка из «Плейбоя». И пусть яркие красные и жёлтые цвета смотрятся ещё более нелепо в Готэме, многим привычней Дрейку было таиться в тёмных углах в костюме Красного Робина. Чёрный, красный и жёлтый — что-то, что безоговорочно может защитить одного бристольского мальчика, маленькое волшебство. Тем не менее, — напоминает себе Тим, — это и есть броня, способная его защитить.       — Бернард, — шепчет Тим, слабо побарабанив по стеклу.       Светловолосый парень вдруг оказывается в зоне видимости у окна. Тим приподнимает уголок губ, помахав. Бернард по ту сторону смеётся, смотрит за спину Тима, оглядывается на свою комнату и вздыхает. Волосы, по-домашнему спутавшиеся, почти сияют в глазах Дрейка.       Тим целует его в ту же секунду, как оказывается внутри. Бернард сперва замирает, удивлённый порывом, а затем проводит по холодным плечам и обнимает. Он горячий, в отличие от Тима. Окно каким-то образом Бернард закрывает, Тим выкидывает это из головы, потому что смотрит в невозможно яркие голубые глаза, которые смотрели на него с ласковым обожанием. Невозможным, нереальным обожанием.       Тим не может отвести взгляд, потому что… Кто-то действительно смотрит на него вот так? Чувствует всё то, что бормочет, когда проводит по тёмным волосам?..       Это же всего лишь Тим. А это целый Бернард Дауд.       Бернард Дауд. Бернард Дауд. Бернард Дауд.       Он готов прокручивать его имя до бесконечности. И это так иррационально.       Тим слишком ошеломлён, чтобы убедить Бернарда в том, что всё это не имеет смысла. Они не имеют смысла.       Бернард фыркает рядом с ухом, когда прижимает к себе в беззаботном объятии. Тим сжимает чужую футболку. Кровь прилила к щекам уже отнюдь не от холода. Глаза у него блуждают по полумраку комнаты.       — Поговорим о ядерной физике? — хрипло говорит Тим Дрейк, не веря сам себе.       Бернард хохочет, а потом вдруг переплетает их руки и языки, глядя прямо в глаза, словно с вызовом. Тиму очень тепло от этих переглядываний. Были только глаза напротив и тьма, окружающая их.       Бернард забирается руками и под пальто, и под свитер, прижимаясь пальцами к спине, едва ли щекоча. У Тима мурашки и заряд тока, пробегающий по голове. Он целует. Целует-целует-целует. Словно всё это навсегда, словно есть только здесь и сейчас, словно это никогда не закончится.       Смеющиеся глаза Бернарда вторят его дразнящему языку, которым он проводит по нижней губе Тима, слегка задевая кончиком ряд зубов. Тим хочет растечься лужей.       Вместо этого он подушечками пальцев оглаживает лицо Бернарда, будто не доверяет собственному зрению.       Глубокий вдох. Мурашки.       Кровать Бернарда пахнет лавандой, одеколоном, подаренным Тимом, и чем-то неуловимо домашне-приятным.       Тим расфокусированно смотрит на светлые волосы, касается спины и плеч, пока Бернард оставляет влажные следы на скулах, щёках, шее… Тим прикусывает нижнюю губу, когда Дауд оставляет засос, тут же затягивая Дрейка в новый поцелуй.       Влажно, мокро, тепло.