***
– За что?! За что?! – молодой человек попятился и рухнул на одно колено. Чёрная, как смоль, прядь упала на его лоб, губы сжались в тонкую нить, а зелень глаз стала темнеть. Он попытался сдёрнуть с себя перевязь, чтобы закрыть ею рану, из которой обильно сочилась кровь. Стянув перевязь, Макс прижал её к ране и глухо застонал. Кровь текла медленными толчками, перевязь скоро пропиталась. Мужчина чувствовал накатывавшую волной слабость. – Ну, парируй! Что же ты молчишь!? – Кастор с силой, до крови, закусил губу, рванул камзол на своей груди, так что стал виден край рубахи. Чувство вины разъедало душу. – Вспоминай свои грехи! Какой ты однако бойкий был, Макс, – со злостью в голосе прошептал Кастор. – Разве твоё сердце, сердце зверя, может болеть? Кажется, минуты тянутся, а ответа нет. Подняв с песка сброшенный перед поединком камзол Макса, Кастор медленно подошёл к нему. – Читай, Макс! – Кастор брезгливо протянул ему письмо, которое вытащил из кармана камзола. – Читай вслух, фон Лэвен. Эту бумагу нашли в кармане камзола Поллукса. Как ты мог допустить, чтобы мой брат попал в какой-то заговор?! Макс сглотнул и закашлялся, склонившись над письмом. Стиснув зубы и застонав, он облизнул свои пересохшие губы. – Ну и дурак! Ничего так и не понял, совсем не понял, – тихо прошептал он, склонив голову на плечо Кастора. – Разве я мог предать лучшего друга? Не мог, – еле слышно проговорил Макс, пытаясь сдерживать судорожный удушающий кашель. – Умереть из-за какого-то подлеца – это было бы не смешно. Недурная шутка бы получилась у дьявола, – при этих словах у Макса дёрнулась щека. – Закатные твари! Не удержался, извини. Ничего, у вас крепкая порода, выживешь. Считай, пофехтовали, как в детстве. Раз сам ранил – вытащу. Наш семейный лекарь тебя излечит, он приехал со мной. Кастор повернулся к Марселю, своему слуге, и приказал сейчас же ехать в город за лекарем. Марсель тихо огрызнулся: – Проткнуть дружка – запросто, а теперь бы и подлатать неплохо. Тьфу, господа! Сплошные затейники! – и, оседлав коня, Марсель исчез с горизонта. – Всё же день закончился веселее, ты не находишь, Макс? Подрались, а теперь и полечим тебя. Славная предстоит охота! – с каким-то горьким сарказмом произнёс Кастор. На эти слова Макс криво ухмыльнулся и прикрыл глаза. Кастор сильнее прижал перевязь к ране фон Лэвена, голова друга лежала у него на коленях. Море всё так же лениво шептало что-то понятное только ему. Молодые люди молчали: один берёг силы, другой тихо злился на себя и на свою горячность. Потихоньку наступали сумерки… всё произошедшее теперь казалось какой-то фантасмагорией. Чем сильнее любим, тем больнее бьём и обижаем. Любовь – это не только нежность, но и ревнивый зверь. Ох уж эти путы любви, так свяжут … И лики у любви разные. Один раз живём, но иногда так бездумно. Воспоминания нахлынули, как морской прибой…***
Алые лучи заходящего солнца заставляли тени ложиться кривым росчерком на землю. Кровавый закат отчего-то беспокоил Макса. Макс зашёл в таверну, в которой царил полумрак. Только факелы на стенах потрескивали, давая тусклый свет. Запах кабанчика, которого в огромном очаге поворачивали на вертеле два веселых поваренка, дразнил обоняние. Таверна была заполнена людьми, со всех сторон слышались громкие крики. За дальним крепко сбитым столом он увидел Поллукса и лейтенанта Карло фон Ариго. Этого дворянина Макс не терпел, и про себя называл «змей». Взгляд этого человека напоминал взгляд кобры – глаза были холодными, пустыми и мёртвыми. Улыбка Карло напоминала ему оскал, всегда казалось, что он хочет вцепиться кому-то в глотку. Макс ему не доверял. Дружба, внезапно возникшая между Поллуксом и Карлом, приводила его в недоумение. Несмотря на красивую внешность, Ариго подспудно вызывал в душе Макса неприязнь. Ты можешь иметь красивое лицо, но иметь уродливую душу, считал он. Гниль просачивается наружу. Красота человека идёт изнутри. Перед сотрапезниками стояли кубки с вином и жареная дичь на больших блюдах. Сев на дубовую лавку рядом с Поллуксом, Макс подозвал подавальщицу. Когда девушка проходила мимо Карло, он с хохотом усадил её себе на колени и попытался поцеловать. Служанка стала вырываться из рук молодого дворянина. – Отпусти её немедленно! Мы здесь не за этим, – громко произнёс Макс. – Не будь болваном! Надоело здесь томиться, а эта хорошенькая мордашка поможет мне скоротать ночь. Ладно, Поллукс святоша, но ты-то, ты! Сколько всегда оставалось разбитых тобой сердец там, где мы были? Или ты решил примерить на себя рясу монаха? Или стезя кардинала стала тебя неумолимо притягивать? Ты ли это?! – Карло с ехидной насмешкой посмотрел на фон Лэвена, щёлкнул пальцами и, ущипнув подавальщицу за щёку, сбросил её с колен. Зардевшаяся девушка принялась поправлять корсаж платья и приглаживать растрепавшиеся волосы. Макс заказал для себя всё то же, что стояло перед его сослуживцами. – Прекратите, господа! Вы оба блистательны и великолепны! Не о чем здесь спорить, – проговорил фон Виттен, разламывая лепёшку и протягивая кусок Максу, ожидавшему свой заказ. – Что у нас за союзничек! Клоун и паяц! В самый решительный момент оставляет позиции, – начал горячиться Поллукс, пригубливая вино из кубка. Вот уже неделю они пребывали в этом маленьком городке, ожидая союзника герцога Церингена. Это ожидание сильно расхолаживало. Карло совершенно не слушал фон Виттена, с его губ не сходила презрительная улыбка, а взгляд блуждал по таверне. Внезапно он дёрнулся, уставившись на что-то. Макс, который в этот момент наблюдал за Ариго, проследил за его взглядом и попытался рассмотреть, кто же так заинтересовал «змея». За дальним столом в полумраке сидел мужчина среднего возраста в одежде торговца с неприметным лицом. Спроси кто Макса о нём завтра – и не вспомнит, как тот выглядел. Карло поднялся из-за стола, допил остатки вина, взял со скамьи перевязь, расшитую серебром, сказал, что у него дела в городе и поспешно покинул таверну.***
На следующий день, когда солнце вовсю слепило и обжигало, пришло известие, что враг приближается. Макс и Поллукс в это время находились у моря возле скал, их лошади были привязаны к старому вязу. – Герцог всё медлит, а скоро польют дожди и нам придется несладко. Солдаты начинают роптать, хоть пока и не наглеют, жители города тоже беспокоятся, – скучающим и тихим голосом проговорил Макс, глядя на Поллукса. – Не знаю, будет ли нам сопутствовать успех, – немного помолчав, он продолжил: – Кстати, давно ли тебе писал брат? Мне последний раз Кастор писал в июле. Как-то раскидало нас по разным полкам, – Макс положил руку на плечо Поллукса и приобнял его. Солнечный луч скользнул по серым камням. – Шаг вперёд, шаг назад… здесь можно неплохо обороняться. Есть где и укрыться в скалах, – проговорил Поллукс. – Но не хотелось бы здесь принять бой. – Да уж, нечего сказать… план так себе. Вернее, нет никакого плана, – проговорил Макс и сжал эфес шпаги. Стоя на камнях, молодые люди смотрели на море. Только шум волн, разбивающихся о скалы, нарушал их тишину. Заслышав звук приближающих шагов, они повернулись. Рядом с ними возник Карло де Ариго. Сдёрнув с головы шляпу, он рукой в перчатке пригладил свои волнистые белокурые волосы. Карло улыбался кривой ухмылкой, которая придавала его лицу брезгливое выражение. – Господа, ну что же – дождались! Неприятель у ворот города. Нас всех ждёт у себя герцог Девонширский, – возбуждённым и немного надменным голосом произнёс «змей». – И враг иногда приходит своевременно! Дождались мы от них любезностей. Началось! Поехали, господа! – с сарказмом проговорил Макс фон Лэвен, надев широкополую шляпу. Кончик закручивающего пера легко коснулся его щеки. – Что-то мне вдруг стало неуютно и холодно, – тихо проговорил Поллукс, обернувшись и посмотрев на море и скалы. Он прижался лицом к луке седла, на мгновенье замер, а затем, легко вскочив на коня, натянул поводья. – Не кисни, малыш! Скоро взбодримся и прольём унцию-другую крови неприятеля, – задорно сказал фон Лэвен, гарцуя на пританцовывающей лошади. Карло пристально и с пренебрежением смотрел на товарищей. Как же сладко рассказывать о своих грехах святоше, так Ариго про себя называл этого «блаженного» Поллукса фон Виттена. Как мучительно щемяще хочется окунуть этого святого в купель греха! Теперь он утвердился в своём выборе окончательно. Случайность, подлость или ошибка. Судьба, которую не обмануть. В скором времени троица исчезла на дороге к городу. Только пыль успела осесть за всадниками, как начался мелкий дождь, последний в уходящем лете.***
В большой комнате гулял сквозняк, гобелены плохо сохраняли тепло в огромном зале. Старинные доспехи стояли в ряд, головы кабанов и лосей украшали верхние балки. Штандарты былых побед вытянулись в шеренгу, как солдаты. Периодически доносился звон оружия, его приносил ветер, залетавший в окна. – Господа, мне доложили, что здесь побывал лазутчик неприятеля, и что самое прискорбное, он встречался с кем-то из моих офицеров, – герцог обвёл взглядом присутствующих. – Предательство в наших рядах перед начавшимся наступлением врага – удар в самое сердце. Дьявол только и ждёт в свои объятия этого вероотступника. Вопрос не только в нашем существовании, но и в различии религий. Офицеры в недоумении переглянулись между собой, послышались глухие шепотки. Герцог тихим и твёрдым голосом продолжил свою речь, глядя в окно старой бойницы. Багряная скатерть на столе пламенела в закате солнца. Эта была старая крепость из предыдущих эпох, неприступная и большая, с холодными казематами. Вороны сидели на башнях и карканьем навевали тоску и предчувствие беды. Герцог Девонширский упирался ладонями в карту, лежавшую на столе. Отблеск огромного рубина на его кольце играл в лучах закатного солнца. – Враг прорывается в крепость, он уже в воротах города, так что не до философских диспутов. Вы, фон Виттен, со своими людьми будете прикрывать наш отход, если нам придется отступить. Продумайте всё заранее, – устало произнёс этот немолодой уже мужчина, поморщившись и тяжело опускаясь в кресло – его старая рана, предвестница беды, разнылась. Щёлкнув каблуками, Поллукс стремительно вышел из комнаты.***
Стремительность наступающей конницы переломила ход битвы. Артиллерия ещё устало огрызалась, пытаясь удержать позиции. Поллукс нехорошо улыбнулся, приветствуя подходящего врага. Небо словно опустилось над ними, а море отступило, обнажая скалистые зубы. Холодные порывы ветра с каплями воды долетали до обороняющихся, которые пытались укрыться за камнями. Шторм надвигался с моря, сизое небо давило на людей ощущением безнадёжности, только серые стальные камни придавал уверенности. Люди Поллукса собирались вновь, в последний раз, померяться силами с врагом. Они избрали дорогу мертвецов. Приближался их последний бой. Сколько их было, этих боёв! Взвод фон Виттена по праву считался счастливчиками. Теперь они молились богу, прощаясь друг с другом. Но всё же надежда не оставляла их, вера вела вперёд, а вечность открыла дорогу перед ними. – Нам пора! Если сгорим, то сгорим красиво, господа! – Поллукс фон Виттен обнажил фамильную шпагу Виттенов. Она буквально зазвенела в его руках. В самой гуще схватки серебро кинжала рассекло воздух и пронзило плоть Поллукса. Выдернув из ослабевших рук умирающего шпагу, человек засунул ему в карман какую-то бумагу. Словно из ниоткуда появившаяся тень в шитой серебром перевязи так же внезапно исчезла. Когда сражение закончилось и рассеялся пороховой дым, подоспевшие люди фон Церингена стали искать среди прикрывавших отход войск живых. Макс спешился и стал взбираться на скальные плиты. Он медленно переходил от одного тела к другому. Где-то стонали раненые, люди лежали вповалку, запах крови и пороха смешивался. Внезапно глаз зацепился за знакомый камзол. Макс замер, прикрыл глаза и втянул воздух. Рывок. И вот он переворачивает Поллукса, прижимает его тело к себе, покачиваясь. – Что же я скажу Кастору? – тихо произнёс Макс. Он гладил волосы Поллукса, когда-то белоснежные, а теперь грязно-серые. Красивое лицо застыло навеки. Кто-то отстранил фон Лэвена от тела друга. Для него происходящее сейчас казалось чем-то далёким, он пока не мог осознать, что Поллукса больше нет. Макс поднялся и отошёл в сторону, потом, не веря, вновь попытался пробиться к телу друга, но пожилой воин попытался не пустить его. Затем, взглянув в глаза Макса, воин отступил. Растолкав людей, Макс склонился над телом Поллукса и бережно взял на руки. Из кармана камзола друга выпала бумага, но Макс этого не видел. Сейчас он не ощущал тяжести тела Поллукса, а молча шёл сквозь строй уцелевших, бережно прижимая к себе свою ношу. В нём как будто что-то застыло, и всё вокруг казалось неправдой, изворотливой ложью…***
Последними уходили артиллеристы. За ними оставалась только сожжённая земля, перепаханная мортирами и взбугрившаяся от ядер. Тела лежали вповалку, их кровь уже загустела. Лошади истошно ржали. Небо казалось сизым из-за дыма пожарищ, он разъедал глаза и глотки. Тревога и усталость не отпускала людей. Наконец они достигли моря. Последние корабли уходили от зарева пожарищ, пытаясь спастись от неприятеля. Мёртвых уже не воскресить, дело остальных теперь выжить. Время не терпит. Вода плескалась под вёслами, её бирюза манила окунуться в щадящую прохладу. Люди в лодках с сосредоточенными уставшими лицами молчали, лишь чайки, как предвестники беды, с криками проносились мимо. Горстка людей Поллукса фон Виттена прикрывала их отход. Те, кто уходил морем, осознавали, что цена их жизни – это смерть оставшихся. Всё это становилось для них невыносимым.***
Когда Кастор впервые узнал про Карло де Ариго? Наверное, когда прочёл о нём в письмах брата Поллукса. Лето закончилось и наступила осень, но стояла жара. Чудовищная духота давила и мучила. Кастор в расстёгнутом камзоле откинулся на спинку кресла и нетерпеливо вскрыл письмо – вестей от Поллукса не было больше месяца. Сам он находился в отпуске по ранению. Кастор читал письмо, а его правая рука сжимала подлокотник старинного семейного кресла. По мере прочтения ироническая улыбка появилась на его губах. Кастор пару раз хмыкнул, перевёл взгляд на открытое окно, выходившее в сад, откинул голову и задумчиво произнёс вслух: – Ничего не меняет моего брата. Наивный идеалист. Даже находясь на войне, он верит в какую-то порядочность. Это еще что за персонаж упоминается? Закатные твари! Кастор порывисто поднялся с кресла. У него созрел план – надо подать прошение королю, пора переводиться в полк Поллукса. Раздался стук в дверь и вошёл слуга с подносом, на котором лежало ещё одно письмо. Читая, Кастор сжал губы, но крик ярости вырвался из горла. Мужчина медленно смял письмо в руке и бросил его на стол. Затем он подошёл к окну, прислонился головой к раме и глухо застонал от отчаяния. Все последующие события слились для него в сплошное марево.***
Двое молча, плечом к плечу, сидели на берегу. Тишину нарушал лишь плеск волн, которые набегали на прибрежный песок. Прибившуюся откуда-то старинную амфору омывало морской водой, и её бока блестели на солнце. – Как ты мог подумать, что я предам или брошу твоего брата? Герцог меня отослал навстречу Церингену, когда бой уже был в воротах города. Преданность нельзя передавать из рук в руки. Ты же знаешь, горстка людей Поллукса спаслась, а когда я подоспел с подкреплением, всё уже закончилось. Было понятно только, что он предательски, со спины, заколот. Затем это подложное письмо. Когда я понял, кто предатель, когда сопоставил некоторые факты… Но ничего изменить уже было нельзя, – Макс глухо продолжал свой рассказ. – Когда я добрался до С***, де Ариго уже успел скрыться. Я всё же нашел того человека из таверны, и хорошенько расспросил его. Жаль, он сдох у меня на руках, а его словам нет подтверждения. Я не могу вернуть Поллукса, но ты! Как ты мог подумать про меня такое?! – Макс с болью смотрел в глаза Кастора. – А что я должен был подумать, Макс?! Что?! – со злостью ответил Кастор. – Я доверил тебе вторую половину себя – брата, а ты не уберёг его, – уже тише произнёс он, повернувшись к Максу и пристально глядя в зелёные глаза друга. – Ты не представляешь, когда половина твоей души умирает – небо располовинено, расколото. Земля становится мачехой, которая никогда не обогреет тебя. Закатные твари! – рука Кастора сжала в руках песок, мелкие песчинки просыпались сквозь пальцы. – Когда-то мир узнает правду про Поллукса, – задумчиво произнёс Макс фон Лэвен, – только, к сожалению, его это не воскресит. Я не могу сказать о твоём брате ни единого плохого слова. Но я доберусь до тебя, Ариго! Найду и выверну наизнанку. Тебе придётся рассказать всю правду о твоём предательстве, если я прежде не прикончу тебя! – Герцог Девонширский дал мне понять, что смерть Поллукса искупает его грех предательства, если он причастен даже косвенно, – с горечью произнёс Кастор, глядя на бирюзовое море, раскинувшееся перед ними. – Мы с тобой знаем, кто виновен и в смерти Поллукса и предательстве. Как бы сложилась его жизнь, боги? Если бы он выжил, сколько времени ему бы пришлось оправдываться? – глухо спрашивал Кастор, уткнувшись в плечо Макса. – Но он бы был жив! Понимаешь, жив, Кастор!***
Увы! Не предсказать свою судьбу! Твой миг сейчас и здесь, И жизнь – терновый твой венец. В тот миг, когда ты землю окропишь Своею кровью дерзновенной, Рубины крови упадут в полынь. Полынь в свои объятья нежно, тихо Примет твой последний вздох, Ну а на сцену кротко проскользнёт любовь. Чертовка-шутница, злодейка-судьба, Смеётся, играет тобою. Так каждый раз, из века в век Ступая в этот мир как тать ночной, Крадет у нас она Частицу радости и счастья в небе. По капле сладости ты ощущаешь боль, Пройдёшь ты тенью иль промелькнёшь у вечности глухой Аудиенции прося, вымаливая вновь Престол судьбы, загадками маня Ветра потерь, обид, тревог, холодных вьюг, разлук, Спасая всех, А бога позабыв спросить: А что с твоей судьбой? Отчаянно цепляясь за краешек любви, Свечой оплывшей восковой, Судьба твоя горела и сгорала вновь…