—
Ли Минхён был состоятельным молодым человеком, которого природа совсем не обделила привлекательностью, а потому он очень долгое время являлся завидным холостяком в светском обществе. За ним велась самая настоящая охота отчаянных родителей, которые мечтали выдать за него своих дочерей. Надо ли говорить, что известия об его скорой женитьбе разлетались на следующий же день? Все поздравляли Минджон с откровенной завистью, называли её «счастливицей», а она совсем не чувствовала себя таковой. Она считала Минхёна своим другом и принимала его ухаживания со снисходительной улыбкой, не давая ему надежд, и неожиданное предложение для неё ощущалось, как предательство. Минджон не могла избавиться от чувства, что её обвели вокруг пальца, обманули доверие, воспользовались её положением, прекрасно зная, что право решать свою судьбу она имеет лишь в своих мечтах. Именно поэтому Минджон старалась не оставаться наедине со своим женихом и до переезда в поместье Ли даже не вела с ним беседы. А Минхён, очевидно, заметил, что она затаила обиду и даже не настоял на том, чтобы они вместе провели брачную ночь. Он добродушно позволил Минджон занять отдельную комнату и совсем не беспокоил её, чем очень удивил. Это позволило ей сделать шаг навстречу и возобновить вежливые беседы за завтраком, обедом и ужином, но не более того. Единственным человеком, в котором Минджон нашла настоящего собеседника — собеседницу — являлась служанка, которую ей любезно предоставил Минхён. Её звали Джимин. Джимин была простой девушкой, которая не имела за душой и монеты. Дочь поварихи, не умеющая ничего, кроме как наводить порядок, подносить воду и ловко завязывать лямки платьев. — Неужто твоя мать не научила тебя готовить? — спросила Минджон, как только узнала об этом. — Научила, моя госпожа, — не поднимая глаз, ответила Джимин. Смущённая, но совсем не напуганная неожиданным вниманием к себе. — Однако уметь готовить и уметь готовить вкусно, как выяснилось, две разные вещи, — закончила она серьёзным голосом, заставив Минджон поджать губы, чтобы не рассмеяться. В этом была вся Джимин. Она говорила, только когда ей задавали вопросы. В глаза не смотрела и совсем не показывала свои истинные эмоции. Всё, как и подобает служанке. И всё же, было в этой девушке нечто, что притягивало к ней с такой силой, что Минджон ощущала необъяснимое волнение каждый раз, когда та проявлялась в поле её зрения… Если бы Минджон спросили, почему она не пускает в свою комнату никого, кроме Джимин, почему требует её присутствия на прогулках, почему отрывает девушку от работы, требуя позвать её, просто чтобы та послушала, как она читает стихи, Минджон, наверное, растерялась бы и, помолчав пару мгновений, холодно отрезала бы: «Потому что мне так угодно», воспользовавшись статусом жены хозяина поместья. А затем торопливо вернулась бы в свою комнату и, пылая то ли от злости, то ли от чего-то ещё, задумалась бы: «Действительно, почему?». Однако никто не был настолько смел, чтобы посметь задать госпоже такой бестактный вопрос. Потому Минджон ни о чём не думала. Ни о чём, кроме больших чёрных глаз, опушенных в пол, бледной шеи и аккуратных рук, которые быстро справлялись с любым одеянием, стараясь не касаться оголённой кожи. И, наверное, так всё и продолжилось бы, если бы Минджон, поддавшись внезапному порыву, не попросила Джимин поднять глаза и сказать, недурно ли она выглядит. Она ждала ответа, затаив дыхание, словно от этого зависела вся её жизнь, и услышала стук собственного сердца в ушах, когда Джимин медленно осмотрела её с ног до головы. Щёки Минджон горели как будто она стояла не перед служанкой, а перед собственным мужем, и не в платье, а в сорочке. Она искренне недоумевала, что с ней происходит, но почему-то именно в этот момент ей вдруг захотелось поправить золотую цепочку, которая украшала её шею. Стоило её пальцам коснуться украшения, как глаза Джимин тут же проследили за этим движением и снова очертили изящную шею внимательным взглядом. А когда Минджон нервно сглотнула, Джимин, словно очнувшись ото сна, поймала её взгляд и проговорила с предыханием: — Вы выглядите прекрасно, моя госпожа. И, быть может, всё это от летней жары, но Минджон показалось, что ей вдруг стало нечем дышать. Всю последующую неделю она теряла сон, раз за разом переживая те мучительно долгие мгновения, когда внимание Джимин до последней капли принадлежало ей. И чем больше она думала об этом, тем меньше ей хотелось называть те мгновения мучительными. — Вы выглядите прекрасно, моя госпожа, — шептала Минджон, лёжа в своей кровати посреди ночи. — Прекрасно, моя госпожа, — повторила она, прикрыв глаза, чтобы получше обрисовать образ Джимин в своей голове. — Моя госпожа… моя госпожа, моя госпожа… Вы выглядите прекрасно, моя госпожа… Как Минджон могла думать о чём-то ещё, когда её сердце билось так громко, что она и мыслей своих не могла услышать?—
— Почему ты ещё не замужем, Джимин? Они шли по каменной тропинке в саду, вдыхая сладкий аромат цветов, и наслаждались лёгким ветерком, который спасал от жары, хоть и совсем немного. Минджон шла впереди, держа в руках пышный веер, а Джимин покорно следовала за ней, бесцеремонно оторванная от уборки комнаты, которую могла давным-давно завершить, если бы не пропадала на прогулке. — Потому что никто никогда не просил моей руки, моя госпожа. — Ты ведь совсем не обделена красотой. Джимин действительно была красивой. Складная, стройная, с аккуратными чертами лица и густыми чёрными волосами, которые вечно были собраны в пучок и спрятаны за шапочкой служанки. Минджон мечтала увидеть их распущенными хоть раз, как бы стыдно ей ни было мечтать о чём-то таком постыдном. — Думается мне, дело в моих кулинарных навыках. — Неужели всё настолько ужасно? — Вы бы удивились, если бы узнали насколько. — Что ж, — Минджон резко остановилась, повернувшись и оказавшись лицом к лицу с Джимин, — в таком случае, приготовь что-нибудь для меня. И Джимин приготовила. Подгоревший яблочный пирог, который на вкус оказался слишком кислым, чтобы можно было съесть его, не поморщившись, вопреки совершенно глупому желанию доказать Джимин, что готовит она вполне себе сносно. — Уверена, — пробормотала Минджон, судорожно запивая пирог молоком, — что супы у тебя получаются намного лучше. Услышав это, Джимин вдруг улыбнулась, лишив Минджон почвы под ногами. — Преснее, чем вода в пруду, моя госпожа. И, наверное, это глупо, но, увидев улыбку Джимин один раз, Минджон была готова на всё, чтобы увидеть её ещё. Она ужинала со своим мужем и думала о том, что же вызвало эту улыбку; что нужно сделать, чтобы она снова расцвела на лице Джимин подобно солнцу. Задумалась настолько, что не сразу услышала вопрос Минхёна. — …ваш день? Минджон похлопала глазами и наконец обратила на него внимание. — Вы что-то сказали? Любой другой мужчина, наверное, счёл бы её рассеянность и невнимательность оскорблением, но Минхён никогда не был таким гордым. Именно поэтому Минджон когда-то была рада назвать его своим другом. До того, как он встал на одно колено и доказал, что мало отличается от других мужчин, как бы прискорбно это ни звучало. — Как прошёл ваш день? — улыбнулся Минхён, повторив ранее заданный вопрос. — Чудесно. А ваш? — Прекрасно. — Рада слышать. За столом снова повисла тишина, прерываемая лишь скрежетом вилок о тарелки и уютным звуком горящих свечей. Прошло более пяти минут прежде чем Минхён прервал её, прочистив горло. — Вам скучно здесь? — Вовсе нет. Да, тоска по дому мучила Минджон до слёз, но за время пребывания здесь она уже научилась занимать своё время чем-то интересным. Например, прогулками в саду или на речку, до которой можно было дойти через лесную опушку недалеко от поместья. Ну, или чтением книг. К тому же, её дни скрашивала Джимин, поэтому Минджон совсем не жаловалась и в компании мужа нуждалась меньше всего на свете, хоть и сказать этого не могла. К счастью, Минхён не собирался предлагать ей провести время вместе, а всего-навсего устраивал бал и вопрос задал лишь потому, что не знал, как подвести к не самой приятной новости, зная, что Минджон терпеть не может такие вечера. — Дело в том, что прошло четыре месяца с нашей свадьбы и мы ещё ни разу не приглашали— — Я понимаю, — сказала Минджон, не отрывая глаз от своего ужина. — Вам не нужно объясняться передо мной. — Мы ведь супруги… «Мы супруги, потому что вы захотели этого, а меня заставили согласиться», — подумала Минджон, резко поднявшись со своего места. — «Я с самого начала не имела шанса выразить свои желания, почему вы насмехаетесь, заставляя меня думать, что этот шанс есть сейчас?» — Благодарю за ужин, — вместо этого сказала она и спешно покинула обеденный зал. Минхён не остановил её. Он остался сидеть на своём месте, растерянно уставившись на не задвинутый стул. В тот вечер Минджон позвала к себе Джимин, чтобы та помогла ей подготовиться ко сну. Она стояла напротив зеркала, бесцельно рассматривая кружевной воротник своей сорочки, и впервые не обмолвилась и словам, давая служанке возможность работать, не отвлекаясь на разговоры. Только вот это, похоже, только ещё сильнее отвлекало Джимин. Она украдкой поглядывала на свою госпожу обеспокоенным взглядом, но спросить, что произошло, не решалась. В конце концов, разве она имела такую наглость? — Скажи, Джимин, — едва слышно произнесла Минджон, вырвав её из мыслей, — ты бы хотела попасть на бал? Джимин застыла, не ожидав такого вопроса, но ответила быстро: — Возможно, когда была маленькой, но сейчас я предпочитаю тишину. Её ответ заставил Минджон вымученно улыбнуться. Она не знала, зачем задала такой вопрос, но где-то в глубине души подозревала, что провела бы Джимин на бал, если бы та сказала, что мечтала оказаться на нём. Однако этого не случилось. К большому облегчению. — Мы с тобой похожи в этом, — сказала она, всего на секунду поймав взгляд Джимин в зеркале.—
— Не так уж сложно понять, что человек влюблён, золотце, — сказала как-то раз матушка. — Достаточно посмотреть ему в глаза. — Но в них ничего не написано, — недоумевала Минджон, вызвав добродушный смех своей матери. — Когда-нибудь ты подрастёшь и разочаруешься, узнав, что многое из того, что хотелось бы прочитать в глазах, даже услышать не сможешь. — Почему? — Потому что больше всего на свете люди любят трепать языком, но о самом важном молчат годами. Поэтому учись наблюдать. Внимательно. И Минджон наблюдала. Стояла у ворот в сад, скрывшись в тени пышного дерева, и наблюдала. За Джимин, которая смеялась с сыном садовника, шутливо хлопая его по плечу каждый раз, когда тот произносил что-то, что заставляло её смеяться ещё громче. Но вместо того, чтобы понять, влюблены ли они, Минджон чувствовала жгучую зависть, которая затопила её разум, совсем не оставляя место рассудительности. «Почему ты не смеёшься так со мной?» — подумала она, сжимая в руках собранный веер, и только тогда поняла, что это не зависть, а очень похожая на неё ревность. Она не хотела оказаться на месте этого молодого человека, чтобы точно так же, как и он, получать улыбку Джимин, бросаясь глупыми репликами. Она просто хотела, чтобы Джимин улыбалась так ей. Только ей и никому больше. — Я, должно быть, сошла с ума… — прошептала Минджон себе под нос, неверяще покачав головой, и, расправив плечи, медленной и уверенной походкой вошла в сад словно только что оказалась тут. Краем глаза заметив, что прервала веселье слуг, Минджон мысленно усмехнулась, ощущая абсолютно бессовестную радость. Она взглянула на Джимин и, даже не одарив вниманием сына садовника, который склонился в уважительном поклоне, подозвала её к себе. — Чем это ты тут занимаешься? — спросила она, сев на скамейку, рядом с кустом белоснежных роз. — Я развешивала вещи на заднем дворе, моя госпожа. — Не похоже, что мы на заднем дворе. — Я просто— — Отлыниваешь от работы? — грубо перебила Минджон, скрыв свою глупую ревность за напускной строгостью, как вдруг заметила, как на лице Джимин промелькнула растерянность и… страх? В ту же секунду весь запал Минджон, как рукой сняло. Она словно избавилась от алой пелены перед глазами и вновь могла видеть всё в естественных цветах. Даже страх Джимин, который почему-то имел такой тошнотворный серый цвет. Серый цвет, который поглощал весь блеск в её глазах. — Я шучу… — неловко улыбнулась Минджон, решив для себя, что больше не хочет видеть это выражение на лице Джимин. Никогда. А та лишь кивнула и отвела взгляд, потеряв всю радость, от которой светилась всего минуту назад. Казалось бы, Минджон хотела, чтобы Джимин улыбалась только ей, а в результате стёрла эту улыбку без следа своими неосторожными словами. А как исправить всё — понятия не имела. — Это твой друг? — попыталась она, кивнув на сына садовника, который загружал какие-то ветки в тележку, время от времени вытирая пот со лба. — Да. — Давно вы друг друга знаете? — С раннего детства, госпожа. Минджон почувствовал горький привкус на языке, не услышав такого полюбившегося «моя», которое привыкла слышать перед уважительным обращением. — Как его зовут? — Донхёк. Ли Донхёк. «Многое из того, что хотелось бы прочитать в глазах, даже услышать не сможешь», — промелькнули слова матери в голове Минджон. «Что ж, возможно, нужно лишь осмелиться и задать вопрос», — подумала она, чувствуя раздражение от неопределённости, которое образовало пропасть между ней и Джимин. — Он нравится тебе? И этого было достаточно, чтобы заставить Джимин вновь посмотреть на неё. — Что? — ошарашенно выдохнула она. — Ты испытываешь к нему симпатию? — Какая чушь! — забывшись, выпалила Джимин. — Донхёк мне, как родной брат. Я бы никогда не взглянула на него так. Минджон было стыдно признаться даже самой себе, насколько рада она была услышать это. Её плечи заметно расслабились, а улыбка стала облегчённой. — А он? Он бы взглянул на тебя так? Услышав это, Джимин издала невесёлый смешок и посмотрела на своего друга. — Нет, — сказала она после небольшой паузы. — Почему ты так уверена? — спросила Минджон, наблюдая за тем, как Донхёк везёт тележку со скошенной травой и ветками в сторону лесной опушки. — Потому что его сердце давно принадлежит одному-единственному человеку. Ах, вот оно что. Это не могло не радовать, хоть Джимин и выглядела как-то грустно, пока говорила это. Минджон подозревала, что всё потому, что история любви её друга была несчастной. Однако какая разница? «Меня это не касается», — подумала она и решила перевести разговор в другое русло, в более интересное для неё самой. — А твоё? Джимин помолчала и, опустив глаза на те самые белоснежные розы, которые окружали их, сказала: — Вряд ли это имеет значение. — Почему? — Мало, кому выпадает шанс связать судьбу с человеком, которого они любят. Особенно если ты всего лишь прислуга, — она затихла на пару секунд и, словно опомнившись, тут же извинилась за свои слова. — Я имела в виду— — Не стоит, — улыбнулась Минджон. — Я понимаю. Понимает, как никто другой на всём белом свете. Понимает, потому что шла к алтарю, чувствуя в животе тошноту вместо бабочек. Понимает, потому что каждый день сидит за одним столом с человеком, которого даже видеть не желает. Понимает, потому что не раз думала о том, как легко стало бы на душе, если бы она вошла в реку и не вышла оттуда никогда. — Знаешь, Джимин, — продолжила она, не переставая улыбаться, — если ты всем сердцем полюбишь кого-то, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы выдать тебя за него замуж. — Госпожа… — Обещаю. И, хоть сердце ныло, а душа выла от произнесённых слов, Минджон знала, что это — самое лучшее, что она может сделать для Джимин. Для очаровательной Джимин, которая почему-то совсем не выглядела благодарной или счастливой, скорее… опечаленной. «Учись наблюдать. Внимательно».—
— За что ты его любишь? — спросила Минджон, когда узнала, что сестра выходит замуж по любви. — Разве нужно любить за что-то? Я люблю его за то, что он есть. — Он что, вишнёвый компот? — закатила она глаза. — Вишнёвый компот действительно можно любить за то, что он есть, а вот мужчину… — Эх, милая Минджон, — вздохнула сестра и, наклонившись ближе к её ушку, прошептала. — Сладость любимых губ лучше любого компота. Минджон ахнула и, покраснев до кончиков ушей, оттолкнула сестру. — Омерзительно! С тех пор прошло много лет, а Минджон по сей день не могла понять, о чём говорила её сестра. Не сказать, что это удивительно. В конце концов, в отличие от неё, Минджон вышла замуж за человека, которого совсем не любила. Она целовала Минхёна всего раз. Просто чтобы доказать гостям, что они счастливая пара. Просто чтобы никто не смел думать, что дочь семейства Ким не хотела выходить за богатого и красивого Ли Минхёна. Просто чтобы ни у кого не было сомнения, что они влюблены. Просто чтобы не позорить своих родителей, которым пришлось пригрозить ей, чтобы она согласилась на всё это. Поцелуй был невинным, не более, чем прикосновение губ на пару секунд. Губы Минхёна не казались сладкими, они были сухими и таким же сжатыми, как и губы Минджон. Единственное, что радовало её в тот момент — это осознание, что Минхён не испытывал к ней чувств. Только вот это осознание омрачило следующее, более мерзкое: он отнял у неё свободу просто потому что. В его поступке не было ни капли любви. Он сделал это… ради чего? Непонятно. Одно Минджон знала точно — Минхён не был счастлив. Точно так же, как и она. Но в отличие от неё он почему-то старался играть свою роль. Минджон невольно задумывалась: «Неужели он верит, что должен делать это?» Должен улыбаться ей, должен называть их супругами, пытаться разговаривать, строить отношения… Иногда она смотрела на его улыбку, которая совсем не касалась его грустных глаз, и хотела спросить: — Мне пришлось отдать свою свободу и предать гордость ради этого брака. Что пришлось отдать вам? Что пришлось предать вам? Но она не могла заставить себя задать эти вопросы. Ей хотелось, по-настоящему хотелось поговорить с Минхёном, постараться во имя той дружбу, от которой теперь остались лишь руины. Хотелось, но мешала обида. Такая скользкая и мерзкая обида, которая разливалась в груди каждый раз, когда она видела своего мужа. «Когда-нибудь я смогу переступить через неё», — дала обещание Минджон. — «Когда-нибудь я смогу взять вас за руки и сказать, что вижу вашу боль, что вам не нужно скрывать её от меня, что вы можете посадить эту боль рядом с моей и вдохнуть полной грудью, зная, что претворяться не нужно. Не передо мной. Я не стану женой, которая подарит вам детей, но, быть может, я смогу снова стать вашим другом, подругой». Из мыслей вырвал звук открывающейся двери. Минджон сидела в ванне, прижав колени к груди и водила открытой ладонью по поверхности тёплой воды. Она подняла глаза, устремив их к приоткрытой двери, и увидела Джимин. Та поклонилась и проскользнула внутрь, закрыв за собой дверь. — Вы звали меня, госпожа? — Да, — улыбнулась Минджон. — Посиди со мной. — Но мне нужно подготовить вашу постель— — Ничего страшного. Можешь сесть на тот стул. Джимин покорно кивнула и неуверенно села на стул, который стоял рядом со стеной. В купальне повисло молчание. Минджон с улыбкой наблюдала за своей служанкой, которая сидела, выпрямившись, как струна, и упорно смотрела куда-то в стену, нервно сглатывая каждые две минуты. Её руки сжимали передник, а на лице выступил пот от жары, которая стояла в купальне. — Тебе, наверное, жарко, — сказала Минджон. — Можешь снять свою шапочку. — Нет, мне— — Сними её. Джимин послушно стянула свою шапочку и положила на колени, начав поправлять волосы, которые за день успели выбиться из ослабшего пучка. Минджон следила за ней, задержав дыхание, и чувствовала, как от одного вида девушки её сердце стало биться чаще. — Ты очень красивая, — выдохнула она, с нежностью очерчивая аккуратное лицо Джимин. — Вы уже говорили мне это. — И скажу ещё не раз. — Благодарю. Джимин всё так же не смотрела на неё. Теперь она уставилась в пол и, похоже, не собиралась поднимать глаза до самого конца. — А я? — спросила Минджон, откинув голову на бортик ванны. — Я красивая? Джимин тяжело сглотнула прежде чем ответить: — Очень. — Ты даже не посмотрела на меня, — обиженно протянула Минджон. — Должно быть, я настолько уродлива. Этого хватило, чтобы Джимин наконец обратила на неё всё своё внимание и возразила с весьма возмущённым видом: — Не смейте говорить так. Вы красивы, госпожа. Очень красивы. Не сдержавшись, Минджон тихо засмеялась. — Я пошутила. Теперь, когда Джимин смотрела на неё, она чувствовала себя, как распустившийся цветок, как сияющая звезда, как малиновый закат… Матушка всегда говорила ей, что ей не нужно стараться, чтобы выглядеть безупречно, что она родилась такой всем на зависть. И всё же, Минджон почему-то хотелось поправить волосы, красиво сесть, приподнять плечи, показать длинную шею, соблазнительно прикрыть глаза… и всё это ради того, чтобы Джимин продолжала смотреть на неё своими большими завораживающими глазами. От одной мысли Минджон становилось как-то дурно, а внизу живота разливалось тепло. — Ты поможешь мне ополоснуться? Отказаться Джимин просто-напросто не могла, хоть и выглядела словно хотела придумать причину не делать этого. Она поднялась со своего места и, оставив шапочку на стуле, медленно подошла к госпоже. Когда она присела рядом с ванной и, взяв в руки ковшик, стала набирать чистую воду, Минджон показалось, что она разучилась дышать. Само того не осознавая, она вытащила руки из воды и мокрыми пальцами заправила выбившуюся прядь волос Джимин за её ухо. Та, не ожидав прикосновения, выронила ковшик и посмотрела на неё ошарашенными глазами. Капля воды, которая попала на её шею, стекла вниз по бледным ключицам, забравшись под воротник платья и сразу же впитавшись в него. Минджон невольно подумала, что хотела бы стать этой каплей. Иметь возможность коснуться Джимин, хоть и постигнув жалкую участь. — Госпожа? — вернул её с небес на землю голос девушки. Посмотрев ей в глаза, Минджон, совсем потеряв голову, прошептала: — Назови меня по имени… — Что? — всё так же ошарашенно выдохнула Джимин, смотря на неё как-то… напуганно. У Минджон от этого взгляда в груди что-то разрывалось, отчаянно скулило, желая выбраться наружу и утешить, стереть этот страх, забрать его себе, сказать, что бояться нечего, попросить улыбнуться. Поддавшись зову сердца, Минджон вновь протянула руку и коснулась им щеки Джимин. Её кожа была такой гладкой, нежной, тёплой… — Назови меня по имени, — повторила она едва слышно. — Я— — Пожалуйста. «Достаточно взглянуть в глаза человека, чтобы узнать, что он влюблён», — Минджон не знала, какой у неё сейчас взгляд и что в нём видела Джимин, но, видимо, она лучше знала этот загадочный язык глаз, потому что вдруг судорожно выдохнула и, словно сдавшись, так же тихо прошептала: — Минджон… Что-то переменилось в этот момент. Так внезапно как будто солнце вмиг сменило луну. Минджон даже не успела понять, как её унесло волной эмоций прямо в бушующий океан, из которого выбраться уже не представлялось возможным. В том океана она видела лишь одно спасение — в глазах Джимин. В глазах любимой Джимин, которая тонула вместе с ней. — Поцелуй меня, — попросила Минджон, чувствуя, как к глазам подступили непрошеные слёзы. — Умоляю. И Джимин поцеловала. Неуверенно коснулась приоткрытых губ и прерывисто выдохнула, а затем набрала побольше воздуха в лёгкие словно собиралась нырнуть под воду и наконец соединила их губы в мучительно-сладком поцелуе. Минджон наслаждалась мягкостью её губ, вздохами, теплом, которое разливалось в груди и по всему телу, заставляя желать чего-то большего. Желать рук Джимин на своей коже, желать её близости, желать её губ на своей шее, желать её аккуратных пальцев там, где до этого бывали только пальцы самой Минджон. Желать Джимин, в конце концов. Её всю без остатка. В своих руках и в своём сердце. Рядом и… внутри. С трудом оторвавшись от самых желанных губ на свете, Минджон притянула Джимин ещё ближе и вскоре та уже сидела вместе с ней в ванне. Такая же мокрая и разгорячённая. Её намокшая одежда мешалась и ощущалась неприятно на коже, поэтому Минджон, не говоря ни слова, стала стягивать её. Вот оголились хрупкие плечи Джимин, затем грудь — такая пышная и мягкая — вот оголились руки, освободившись от рукавов, а дальше уже не получилось, потому что Джимин вновь затянула её в поцелуй. Минджон опустила руки на её грудь и, сжав одну в ладони, получила задушенный стон прямо в губы, который заставил её сжать ноги от возбуждения, что пылало между ними. Заметив это, Джимин оторвалась от её губ и, сев на другой конец ванны, потянула Минджон за собой, посадив её себе на колени. Она целовала её изящную шею, ключицы и грудь, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оставлять укусы и следы, которые потом невозможно будет скрыть. Проворные пальцы Минджон добрались до её заколки и, распустив длинные чёрные волосы, зарылись в них, то ли дело сжимая их в руках от наслаждения. Она ёрзала на коленях Джимин, пытаясь получить хоть какое-то облегчение, поэтому та плавно опустила ладонь на её талию, бёдра, а затем ещё ниже… Минджон горела, пылала, а пальцы Джимин, что касались её так бесстыже, только разжигали этот огонь. Она знала, что такое удовольствие, не стыдилась касаться себя и давным-давно познала чувство наслаждения. Ей не нужен был мужчина для этого. Да и сейчас не нужен. Однако удовольствие, которое ей дарила Джимин, не сравнится ни с чем. Она жаждала сделать то же самое. Жаждала сделать приятно, заставить Джимин забыть обо всём и кричать её имя, хоть это и было сумасшествием. Кем была бы Минджон, если бы не исполнила задуманного? Посадив на бортик ванны мокрую и тяжело дышавшую Джимин с раскрасневшимися щеками и растрёпанными волосами, которые спадали по её плечам или прилипали к влажному телу, Минджон стянула с неё несчастное намокшее платье и, опустившись на колени, припала приоткрытыми губами между её ног. Она с жадностью вкушала её вкус, слушала задушенные стоны, чувствовала, как бешено бьётся собственное сердце, и словно умирала и заново оживала. — Моя госпожа, моя… — простонала Джимин, запустив пальцы в её волосы, — Минджон… С самого детства матушка водила Минджон в церковь, заставляла заучивать молитвы, рассказывала о Боге, о святых, о рае... И, быть может, будет большим грехом даже думать об этом, но Минджон казалось, что она не знала Бога до этого момента. Не знала Бога до того, как Джимин, обмякнув в её руках, опустилась к ней и поцеловала так медленно и глубоко, что всё на свете вдруг потеряло смысл.—
Бал, который устроил Минхён, был грандиозным. Толпы гостей заполнили залы огромного дома, в каждом из которых звучала музыка, смех и голоса людей, болтавших о последних слухах, известиях и достатке молодого и красивого Минхёна, которого «умудрилась ухватить» дочь не такого богатого господина Кима. Минджон старалась не обращать на всё это внимание, общалась с любопытными дамами, которые зачем-то хотели знать, насколько «вынослив» господин Ли («Мне-то откуда знать? Мы даже не спим в одной комнате», — раздражённо подумала Минджон.), улыбалась гостям и терпела. Изо всех сил терпела. Но у всякого терпения есть предел, поэтому когда очередной похотливо улыбающийся джентльмен пригласил её на танец, она вежливо отказалась, сказав, что обязана найти мужа, и… сбежала с бала. Хотя сама Минджон считала, что она всего-навсего вышла подышать воздухом. В конце концов, она живёт в поместье, в котором проходил этот бал, сбежать она не могла. Она вышла в сад и, прикрыв глаза, вдохнула ночной воздух. Где-то позади до сих пор звучала музыка, но теперь уже приглушенная уютной тишиной и пением сверчков. Минджон сняла неудобные туфли, которые натёрли ей кожу, и босиком прошла к фонтану. Ей не хотелось пачкать своё красивое платье, но сесть на край фонтана ей хотелось больше, поэтому она всё-таки сделала это, надеясь, что потом на платье останется только пыль. Она опустила руку в воду и намочила ею лицо, пытаясь хоть как-то избавиться от жары, которая стояла даже ночью, как вдруг заметила фигуру девушки, которая спешно вышла с заднего двора и направилась к дому. Это была Джимин. Обрадовавшись, Минджон подозвала её к себе. Та поколебалась пару мгновений и всё-таки подошла. В её руках были какие-то полотенца, которые она, по всей видимости, несла в дом, пока её не остановили. — Госпожа? — поклонилась Джимин, подойдя ближе, и улыбка тут же сползла с лица Минджон. — Я же просила называть меня по имени, — обиженно произнесла она. В глазах напротив отразилось удивление, но оно быстро скрылось. — Я думала, вы хотели услышать это всего один раз… — сказала Джимин и отвела взгляд. Её плечи были напряжены, а руки теперь не просто держали полотенца, а нервно ковыряли их, цепляясь за нитки. И, вроде бы, она говорила об имени, но Минджон почему-то показалось, что имелось в виду не только это… «Всего один раз»? Да, наверное, Минджон сошла с ума и хотела этого всего один раз, но как ей теперь жить без этого? Как ей жить без этого, когда она наконец поняла, о чём говорила её сестра много лет назад? Разве плохо желать ещё? «Да, плохо», — шептал разум. «Вовсе нет!» — возражало сердце. — Мне мало одного раза, — сказала Минджон, опустив взгляд на губы Джимин. — А мне много. Слишком много, госпожа, я всего лишь служанка. — Не для меня, — отчаянно возразила Минджон, встав со своего места и взяв Джимин за руку. — Для меня ты — намного больше… — Мне льстят ваши— — Перестань. Я хочу, чтобы ты общалась со мной на равных. — Но мы не на равных, госпожа, — вырвав свою руку, сказала Джимин. Повисло молчание, которое с каждой секундой всё больше и больше заставляло что-то в груди Минджон сжиматься, не давая ей нормально вдохнуть. Наверное, во всём виновато это тесное платье. — Давай не будем думать об этом, пока мы одни. — Вы замужем, госпожа, — отрезала Джимин. — И что с того? Ты что, думаешь, я люблю этого— — Да, возможно, вы не любите его сейчас, но когда-нибудь вы решите одуматься и выбросите меня из своей жизни, как ненужную игрушку, — твёрдо произнесла Джимин и в глазах у неё пылала необъяснимая злость. — Я знаю, как заканчиваются подобные... интрижки. Слишком хорошо знаю. Было невыносимо больно слышать, как Джимин называет то, что произошло между — то, что до сих пор происходит между ними — интрижкой. К горлу вдруг подступил ком, но Минджон не дала себе поддаться эмоциям. — О чём ты говоришь? — взяв себя в руки, спросила она. — Спросите своего мужа, госпожа, — ответила Джимин и, отклонившись, быстро направилась к дому с полотенцами в руках.—
Теперь, когда у Минджон была целая тысяча вопросов по поводу того, что ей сказала Джимин, она вновь надела свои туфли и действительно пошла искать своего «обожаемого» мужа. Вот только его нигде не было. Ни в саду, ни во дворе, ни в залах, ни на кухне, ни в кабинете, ни в гостевых комнатах — Минхён словно исчез. Это было дико, учитывая, что он хозяин поместья и обязан, если не развлекать, то хотя бы общаться с гостями. Однако Минджон его не осуждала. Она сама не выдержала и убежала в сад, когда этого общения ей по горло хватило. Но пропажа мужа всё равно беспокоила её. «Куда он мог деться?» — думала Минджон, направляясь к лестнице и попутно открывая каждую дверь, чтобы проверить, может, Минхён прячется за одной из них. Она подошла к очередной двери, которая вела в библиотеку, и уже потянулась к ручке, как вдруг та открылась и перед Минджон возник… «Донхёк?» Тот застыл с таким же ошарашенным лицом, как и она, но Минджон опомнилась быстрее. Она осмотрела парня с ног до головы и с удивлением отметила, что Донхёк был в обычных рабочих штанах и рубахе, в которой было прекрасно видно его загорелую кожу и сильные руки. Он был вспотевшим. Его волосы казались слегка влажными, а длинная чёлка и вовсе местами прилипали ко лбу. Минджон решила бы, что это всё от жары, но Донхёк вдобавок выглядел… запыхавшимся. Его грудь тяжело вздымалась, а кадык то ли дело дёргался словно он очень хотел пить. Чем таким можно заниматься в библиотеке, чтобы так вымотаться? — Госпожа, — поклонился Донхёк и нервно опустил взгляд. — Добрый вечер, — улыбнулась Минджон. — В библиотеке совсем душно, как я погляжу. — Да… очень. — Ну ладно, ступай на кухню. Утоли жажду. Донхёк кивнул, но с места не сдвинулся. Казалось, он теперь не просто стоял у двери, а загораживал её. Как будто пытался скрыть что-то. «Интересно». — Иди, Донхёк, — более настойчиво произнесла Минджон. Тот поджал губы и, потоптавшись ещё пару секунд, отошёл от двери. Минджон уже собиралась войти внутрь, когда Донхёк спросил: — Почему бы нам не спуститься вместе? «Какая наглость», — мысленно усмехнулась Минджон, но ставить парня на место не стала. В конце концов, именно эти слова подтвердили её догадку. — Спасибо за предложение, Донхёк, — сказала она, — но сначала мне нужно поговорить с мужем. Дверь закрылась прежде чем тот смог хоть что-то ответить.—
Когда Минджон прошла в библиотеку, её встретила тишина, которую время от времени прерывало лишь шуршание. Шуршание одежды. Она шла тихо, чтобы её появление стало сюрпризом. И у неё получилось. Завернув за угол, она увидела Минхёна, который спешно застёгивал пуговицы своей рубашки, и при этом выглядел точно так же, как и Донхёк. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что тут произошло несколько минут назад. — Хорошо вы спряталась, — произнесла Минджон, заставив мужа вздрогнуть от неожиданности. — Что вы здесь делаете? — выдавил тот из себя, выпучив глаза. — Искала вас. И, как видите, нашла, — улыбнулась она. — Что насчёт вас? — Я… — Минхён сглотнул, судорожно пытаясь придумать что-то, — читал. Удивительно, как светское общество было убеждено, что господин Ли умён не по годам. — Камасутру? — иронично приподняла одну бровь Минджон, а Минхён вдруг вздохнул и, поникнув, опустился на бархатный диван, который стоял у стены. — Вы уже всё знаете, — сказал он, — так зачем издеваетесь? — О, нет, дорогой, я не знаю. Расскажите же мне. Минхён молчал. Он опустил голову, запустив руки в свои волосы, словно пытаясь прийти в себя, и молчал. А Минджон терпеливо ждала. Минуту, две… Даже успела пройти к столу и вальяжно сесть на один из стульев, но объяснений так и не получила. Казалось, Минхён не просто не знал, с чего начать, а стыдился. Сжалившись над ним, Минджон решила сделать первый шаг. В знак перемирия. — Я так понимаю, вы с Донхёком очень хорошо дружите, — начала она. — Прямо как мы с Джимин. Этого было более, чем достаточно, чтобы Минхён резко поднял голову и посмотрел на неё неверящими глазами. — Не может быть… — Почему же? — шутливо нахмурилась Минджон. — Если я не смогла полюбить вас, это не значит, что я совсем не способна любить. Кто бы мог подумать, что первым делом она признается, что любит, не самой Джимин, а Минхёну? Как же это было странно и в то же самое время по-своему забавно, учитывая, что он — её бывший друг. Хотя, возможно, не всё потеряно. Ведь теперь у них с Минхёном появился один секрет на двоих. Что может быть лучше для укрепления дружбы? — Я не прошу у вас грязных подробностей, — сказала Минджон. — Я лишь хочу знать, почему Джимин считает, что вы поступили бессердечно по отношению к её другу, если я вижу обратное? — Джимин не ошибается, — ответил Минхён. — Когда мне пришлось искать жену по настоянию отца, я прекратил наши с Донхёком встречи и старался не пересекаться с ним, но… — Но…? — Оказалось, что я совсем не могу без него, — голос Минхёна сломался под конец и он прочистил горло, явно сдерживая эмоции, которые давно просились наружу. — Я пытался держаться подальше от него, пытался не смотреть в его сторону, но ничего не получилось… Без него мне даже дышать тяжело. Минджон смотрела на него с жалостью, которую старалась скрыть, и невольно начала думать о Джимин. Будет ли ей так же плохо, если у неё так и не получилось добиться её? Даже думать об этом было страшно. — Мне очень стыдно, что вам пришлось увидеть всё это, — продолжил Минхён. — Я хотел оставаться верным вам, но— — Стоит ли эта верность чего-то, если ваше сердце с самого начала принадлежало другому человеку? — улыбнулась Минджон. — К тому же, я не в том положении, чтобы осуждать вас. — Неужели вы…? Неозвученный вопрос комично повис в воздухе и Минджон, едва сдерживая смех, кивнула. Услышь кто-то их абсолютно сумасшедший разговор, наверное, подумал бы, что они грешники, которые стоят друг друга. Ну, а Минджон с Минхёном лишь посмеялись бы и пожали плечами. На правду не обижаются.—
— Вы в самом деле предлагаете мне втайне от всех проводить ночи с замужней женщиной, потому что вы с господином Ли заключили самый скандальный договор на всём белом свете? — нахмурилась Джимин, услышав предложение Минджон продолжить их тайные отношения точно так же, как и Минхён со своим молодым садовником. Она остервенело завязывала лямки её платья, затягивая их потуже словно вымещала так всё своё раздражение. — Едва ли наш договор можно назвать «самым скандальным на всём белом свете», — закатила глаза Минджон. — И хватит уже про замужнюю, — вздохнула она, посмотрев на отражение Джимин в зеркале. — Будь моя воля, я бы сейчас была абсолютно свободна. — Что ж, это не так. — И всё же, я рада, что вышла замуж, — сказала Минджон, проигнорировав колкую реплику Джимин. — Раньше мне казалось, что судьба обошлась со мной жестоко, а теперь я знаю, что она хотела привести меня к тебя. Джимин застыла услышав это и уже совсем не пыталась спорить или возмущаться, а Минджон воспользовалась этим и взмолилась: — Пожалуйста, дай нам шанс. Всего один. Казалось, прошла целая вечность прежде чем она услышала что-то в ответ. — Зная вас, вы потом скажите: «Мне мало одного раза». — Я ведь тогда говорила про другое, — улыбнулась Минджон и продолжила чуть серьёзнее. — Если ты доверишь мне своё сердце один раз, я буду хранить его в своём и не разобью. Обещаю. — Вы признаётесь мне в любви? — И сделаю это ещё не раз. На лице Джимин расцвела улыбка, которую она пыталась скрыть, однако получалось у неё плохо. Минджон отдала бы всё, чтобы сохранить этот момент в своей памяти навечно. Она медленно повернулась и взяла дрожащие от волнения руки Джимин в свои. Эта девушка всегда восхищала Минджон своим трудолюбием и выносливостью. Она работала целыми днями и никогда не жаловалась. Всегда делала всё, чтобы заставить Минджон чувствовать себя так же комфортно и уютно, как дома. Но сейчас… сейчас она казалось такой хрупкой и уязвимой. — Я доверю тебе своё сердце, — сказала вдруг Джимин, — только если ты доверишь мне своё. — Я уже сделала это, — улыбнулась Минджон и, приблизившись, кончиком носа коснулась щеки Джимин. — Оно твоё. Делай с ним всё, что захочешь. — Всё, что захочу? — Абсолютно всё, — выдохнула Минджон, обжигая губы Джимин своим дыханием. — В таком случае, я буду беречь его, — прошептала та, затянув её в такой долгожданный поцелуй.—
Всё тайное становится явным и, быть может, спустя много-много лет в том самом светском обществе люди начнут шептаться не о достатке господина Ли и его красивой жене, которая способна свести с ума любого джентльмена, а о том, что в поместье Ли творятся скандальные вещи. — Я слышала, они позволяют прислуге спать в гостевых комнатах и устраивают там… бордель! — Быть того не может! — Троюродный брат жены друга дворника проболтался. Вам только по секрету говорю. — Я — могила…