***
Всё произошло так быстро, что Ода даже не успел среагировать. Вспышка яркого взрыва на месте минивэна с детьми затмила всё, отразив адское пекло в его глазах — он не мог оторвать их от того места, где секунду назад находились те, кого он так тщетно пытался защитить. Теперь там было только пламя и горящая плоть, и его душа пылала где-то рядом с ними. Если бы только он был быстрее… Но ведь именно так всё и должно было произойти. Мимик нужен был убийца, чтобы уничтожить пустую шелуху, в которой когда-то жили их человеческие сердца, уничтоженные войной, с которой они так и не вернулись. Она бесконечно бушевала в них, как расплавленная лава недавно пробудившегося доисторического вулкана. Смог и бледный огонь уничтожали всё, кроме них самих. А теперь эти ходячие мертвецы убивали детей. Его детей, во многих смыслах. Ода услышал громкий крик и почувствовал резкую боль в горле, поняв, что это сгорели голосовые связки от перенапряжения. Неужели так закончится его жизнь? На парковке за рестораном, пока он не в силах разглядеть детали асфальта прямо перед собой из-за слёз в глазах. Он хотел стать писателем… А теперь он умрёт, жестоко отомстив человеку, которого нельзя было оставлять на Земле, предав своего единственного друга… В голове Сакуноске промелькнуло множество мыслей, когда он вцепился в волосы, уставившись на асфальт — барабанные перепонки всё ещё были разбиты взрывом, в ушах звенело. Он должен был найти Гиде, уничтожить его и умереть сам, оставив его Дазая в одиночестве… Так и должно было случиться. И тут он почувствовал знакомое прикосновение к своей шее и вернулся на несколько секунд в прошлое. Вместо взорванной машины, свидетелем чего ему предстояло стать во второй раз, он увидел взрыв иного рода — тёмную фигуру эспера, освещённую красным, летящую к машине, быстро, как пуля. — Одасаку, — услышал он позади себя голос Осаму, — почему ты не позвонил мне раньше? Мы едва успели вовремя. Мы? Ода поднял голову и посмотрел на машину. Она была охвачена алым сиянием способности Исполнителя Накахары, сдерживающего взрыв. — Открыть двери! — крикнул Чуя своим людям. — Вытаскивайте их, немедленно! Если до этого момента всё происходило в замедленной съемке, то теперь Сакуноске едва воспринимал реальность, не веря своим глазам. Несколько мафиози окружили машину, взломали двери и вытащили застрявших внутри детей, попутно убив их похитителя-самоубийцу. Они вытащили детей из машины так быстро, насколько это было возможно, после чего Накахара подбросил её в воздух, чтобы она взорвалась в сотне метров над их головами. Стоя на коленях, он задыхался, забыв, как дышать. Хотелось подбежать к детям, обнять их и заплакать, не только за них, но и за себя, но предательские конечности застыли, не двигаясь. Почему он не додумался до этого раньше? Самым могущественным одарённым в мафии был не Дазай Осаму, а его напарник. Ода смотрел на своих сирот, целых и невредимых, пусть и напуганных пережитым, но защищенных от адского пламени в объятиях мафиози, ведущих их к машинам, прочь от него… Но и прочь отсюда. Кто бы мог подумать, что жизнь может быть такой маняще-сладкой? — Одасаку? Ты в порядке? — Осаму шагнул к нему, опустился на колени, чтобы быть на уровне глаз друга, и положил свои руки на дрожащие руки Сакуноске. — Ты такой бледный… Пойдем, нам пора. Мори-сан ждет нас. — Но… Мимик… и Гиде… — Они будут думать, что у них получилось. Что? Но никто не мог убить Гиде, это должен был быть он… Или же нет? — Эй, Дазай… Пока ты играешь в няньку… всё, как и планировалось? Голос Чуи прозвучал так близко, что Ода понял: он был ближе, чем казалось, и стоял прямо возле них. Дазай не повернулся к напарнику, позволяя Оде заметить, что глаз без повязки стал будто бы ярче, а в его уголке блеснуло нечто, напоминающее слёзы. Но Ода был бы глупцом, если бы допустил, что демоны умеют плакать. — Да. Они будут там, где я сказал. О, и Чуя? Убедись, что выживших не будет. Несколько раз, если понадобится. Накахара фыркнул, ответив что-то вроде «кто бы говорил», и громко скомандовал своей группе выдвигаться. Солнце светило ярко, не оставляя шанса спрятать утомленное ужасом выражение лица. Ода смотрел прямо на него, позволяя гигантскому шару в небе впиваться в сетчатку глаза, не понимая из-за шока, что его печальная, гнустная жизнь ещё не закончилась. Потому что Дазай любил его. — Ты… ты спас их? — Конечно, спас. Мне потребовалось время, чтобы найти тебя, но Мори оказался немного сговорчивее, когда я рассказал ему, как не потерять его любимого исполнителя, — сказал Осаму, слегка усмехаясь, как будто то, что он говорил, было настолько очевидным, что даже спрашивать было бесполезно. Он всё ещё держал руки Оды в своих. — Но… почему? — Потому что я твой друг. А он, — Дазай кивнул в сторону уходящего Чуи, — мой. По тому, как Осаму смотрел на своего напарника, Сакуноске не мог понять, уверен ли он, что это не просто выражение обладания.***
Прошло несколько месяцев с инцидента, когда организация Мимик превратилась в пыль, а все её солдаты погибли от силы Арахабаки. Жалкое зрелище, но куда лучше было воссоединиться с Косуке, Кацуми, Ю, Шундзи и Сакурой через несколько часов, после того как их осмотрел сам Мори-сан. Судя по всему, Дазай заключил какую-то сделку с боссом портовой мафии в обмен на их безопасность, и однажды это неизбежно приведет к обратному результату… Но не сейчас. Не сейчас. Сейчас они все были живы. Сказать, что первые несколько недель Сакуноске пребывал в восторге, было бы неправдой. Да, он был счастлив, что его душу пощадили, но единственное, что причиняло боль, — бегство Анго из Йокогамы после того, как его признали предателем, работающим на правительство. Это не помешало им с Дазаем встретиться в Люпине, пребывая наполненными горькой болью, что их друг предал их обоих. Оставалась лишь смутная надежда, что, возможно, пустое место, оставленное Анго, не останется таким навсегда. Наблюдать за Осаму всегда было немного странно. Как он вертел виски в стакане, создавая впечатление, что может выпьет, а может и нет, как идеально сидел в кресле, выпрямившись, как улыбался — чуть менее оживленно, чем раньше, но иногда, очень редко, по-настоящему. Они не обсуждали то, как Дазай спас его и что происходило между ними. С тех пор на парковке между ними царили полунамеки, полувопросительные взгляды и молчаливые признания. Дазай был занят на работе больше обычного, и времени на встречи не оставалось. — Давно не виделись, тебе не кажется? — осторожно поинтересовался Ода, делая глоток ржаного коктейля олд-фешен. — Да. Я был занят. — Чем? Он знал, что Дазай, скорее всего, не сможет ему сказать, но всё равно решил спросить. Так поступают друзья… или кем они там были друг другу. — Ну, знаешь, убеждаюсь, что у Мори больше не возникнет никаких дурацких идей. Но хватит обо мне, — он выпрямился, озорно улыбаясь, словно уже знал ответ, — о чём ты хотел поговорить? Накануне, Сакуноске пригласил Дазая присоединиться к нему в «Люпине», чтобы выпить, нечто совершненно новое для них. Обычно, они просто изредка появлялись здесь, якобы случайно пересекаясь, но теперь всё было иначе. Всё изменилось с тех пор, как Двойной Чёрный спас его детей. И самого Оду. — Почему ты никогда не приглашаешь Накахару-сана? Вы же близки. Дазай звонко рассмеялся, откинув голову назад. — Боже, неужели? Хочешь поговорить о Чиби? Одасаку, ты всегда меня удивляешь. Ода хмыкнул. — Правда? Пронизывающий, почти неестественный смех, который всегда свидетельствовал о том, что Дазай понимает гораздо больше, чем его собеседник, прекратился. — Ты удивительный человек, Одасаку. Я никогда не встречал никого, похожего на тебя. — Увидев, что Ода смотрит на него, не произнося ни слова, он продолжил. — Ты никогда не спрашивал меня о Чуе. Почему сейчас? Ода хотел что-то ответить, может быть, что-то вроде хмыканья, но с его губ не сорвалось ни звука. Они с Дазаем почти не говорили о том инциденте, но, возможно, настало время. И возможно, если он наберётся достаточно жидкой храбрости, у него появится шанс попросить у Осаму то, в чем он так отчаянно нуждался. — Я думал, он тогда был за границей. — Так и было. Я просил его вернуться. Ода заметил, как Дазай бросил беглый взгляд на пустое место рядом с ним. Лед в стакане стукнулся о стенки, когда он сделал еще один глоток ржаного виски. — Чуя заинтересовал тебя. Интересно, насколько далеко зашёл этот интерес. Не расскажешь ли ты мне об этом, Ода? Сакуноске услышал, как игривая нотка в голосе Дазая становится строгой, и подумал, не стоит ли ему сначала кое-что объяснить. — Дазай, он спас мне жизнь. Вы оба спасли. Я благодарен. Больше, чем я могу выразить словами. А ты пошел и заключил сделку с Мори… Я знаю, как сильно ты хотел покинуть портовую мафию. Дазай выглядел озадаченным. — С чего ты это взял? Я совершенно счастлив оставаться здесь, пока я могу продолжать искать наиболее эффективный способ умереть. В конце концов, здесь мы так близки к настоящим человеческим эмоциям… Но ты никогда их не показываешь. — И ты тоже. — Почему ты спрашиваешь о Чуе, Одасаку? Впервые с тех пор, как они переступили порог «Люпина», Ода полностью повернулся к Дазаю, прежде чем заговорить. Ему нужно было, чтобы всё вышло как надо. — Я хочу поблагодарить Накахару-сана. Лично. Я обязан ему жизнью так же, как и тебе… Осаму, пожалуйста. Представь меня. Дазай сузил глаза, в его взгляде опасно заиграло пламя ревности. Было сложно сказать действительно ли это было выражением собственничества, но Ода видел подобное выражение на лицах многих людей, чтобы распознать привязанность. Как ни странно, на лице Дазая оно не выглядело неуместным. Скорее, наоборот, так он выглядел на свой возраст, ведь так легко было забыть что Осаму всего восемнадцать. Добрее, мягче, нежнее… Будто он позволит себя поцеловать. А Оде очень хотелось. — Предположим, я приглашу его выпить. Почему ты думаешь, что Чуя согласится? — Потому что ты ему нравишься. Я думал, это очевидно. Дазай снова рассмеялся. — Ну разве ты не проницателен? Отлично. Всё, что пожелает мой Одасаку. Если бы Ода не был слишком занят тем, что переводил дыхание, услышав слово «мой», он бы заметил, как быстро забилось его сердце при мысли о том, что он наконец-то встретится с Чуей как следует.***
Дазай сдержал свое слово, но сделал это самым странным образом. — Моси-моси, Одасаку! Как поживаешь этим прекрасным утром? — Дазай…- простонал Ода в трубку, на секунду отняв её от уха, чтобы проверить время, — Семь утра… Почему ты не спишь? — О, мы еще не ложились! Я как раз рассказывал Чуе, как ты хорош в бою и какой ты прекрасный… — Ода услышал, как на стороне Дазая что-то загрохотало — И какая он сволочь, Чуя, перестань ломать мою мебель! До ушей Оды донеслись ещё более громкие и откровенно бессвязные крики. — Дазай, ещё рано… Вам обоим пора спать. И мне тоже, сегодня суббота. — Неужели тебе ни капельки не интересно, зачем я звоню? — Не в семь утра. Сакуноске почти слышал, как Дазай очаровательно надулся. Повезло Накахаре. Ода только жалел, что сам не может видеть это милое выражение лица так рано. Впрочем, это не означало, что он не был раздражен. — Это насчет того, о чем мы говорили. Это заинтересовало Оду. — Я слушаю. — Сегодня вечером мы должны сходить на торжество как Двойной Чёрный, и нам бы не помешала твоя помощь в выполнении задания. Что? Для Дазая это было все равно что поставить гигантскую неоновую вывеску на видном месте. Слишком очевидно. — Осаму… — сказал он как можно мягче, — ты же знаешь, что я не занимаюсь такими вещами. — О, но тебе не придется никого убивать! Всё, что от тебя требуется, — это украсть крошечный клочок бумаги из одного очень пустынного офиса, пока мы с Чуей будем притворяться идеальной парой, которой мы не являемся… Ой! Больно, слизняк! — Дазай, скажи ему уже, пожалуйста, и заткнись, я пытаюсь заснуть. — Голос Чуи на этот раз был гораздо громче. Должно быть, он был очень близко к Осаму, возможно, голый… В голове Сакуноске с тревожной быстротой возникали образы того, что бы он сделал в этой ситуации. Повесить трубку было бы первоочередной задачей. — Тише, чиби, ты такой маленький, ты нас ни за что не услышишь, у тебя слишком маленькие ушки! — Что за чушь ты несёшь? — В любом случае, что скажешь, а, Ода? Поможешь своему парню? Сакуноске вскочил и сел на кровати, раскрасневшись от услышанного. Дазай всегда говорил самые необычные вещи, но это… было что-то совершенно новое. Ему нужно было убедиться, что Дазай не шутит. — Ты… — прошептал он, — Ты серьезно? — Конечно, мой Одасаку, это же очевидно! Но мы можем поговорить об этом позже. Значит, сегодня вечером, в семь тридцать? Я пришлю машину. — И костюм, не может быть, чтобы у этого громилы было что-то подходящее для музея Босса, — добавил голос Чуи, который, должно быть, лежал на Дазае, чтобы его было так хорошо слышно. — Не груби, Чиби. — Я не грублю! Я говорю, как есть. — Это и называется грубостью. Счастье и ликование, эмоции точно знакомые ему, но давно ушедшие из памяти, снова всплыли на поверхность, заставив зажмуриться. Это… чем бы это ни было, они могли поговорить об этом позже, но… Ему было плевать, как назвал его Чуя, и что Осаму, по сути, лежал в постели с другим мужчиной, когда предлагал ему встречаться (самым типичным для него способом, просто констатируя факт) — Ода лишь чувствовал неповторимое счастье. Его душа была спасена. И теперь был даже шанс, что он проживет достаточно долго, чтобы написать ту книгу. — Вам обоим лучше лечь спать, если мы хотим встретиться позже, — тихо сказал Сакуноске, улыбаясь, как идиот; его босые ноги уже касались пола, когда он готовился встать, чтобы приготовить себе кофе. Теперь он точно не сможет уснуть. — Согласен, — пробурчал Чуя в трубку, — Дазай, ради всего святого, пойдем спать? — Ты что, мама моя? Я хочу поговорить с Одасаку. — Нет у тебя мамы! — Чуя практически кричал от досады. — И у тебя тоже! — Вообще-то есть, она живет… — Да, да, и она от тебя отказалась, мы знаем. Так, ладно, Ода? Семь тридцать, да? На это был только один возможный ответ. Удивляясь тому, как отвратительно и грубо эти двое разговаривают друг с другом, и не задумываясь о том, сколько боли причинило бы это нормальной паре (впрочем, что вообще считается нормальным?), Сакуноске ответил с улыбкой, которая, казалось, навсегда запечатлелась на его лице. — Да. Тогда до встречи. Утренний кофе уже давно выветрился, но Сакуноске, ожидавший машину, уже одетый в костюм, присланный ему Дазаем, чувствовал себя так, словно только что выпил целую кастрюлю самого крепкого на свете американо. Никогда, даже в юности, когда он убивал, он не испытывал такого чувства восторга и ликования перед тем, как куда-то идти, но сейчас было почти невозможно держать себя в руках. Он собирался увидеться с Осаму. И с Накахарой. Он не был уверен, что Дазай осознавал это, но сегодня он исполнял не одно, а целых два его желания, хотя лишь одно было озвучено. Возможно, он действительно читал мысли. Машина портовой мафии остановилась перед обветшалым пятиэтажным домом Оды на окраине города ровно в семь тридцать. Молодой водитель выскочил из машины, перепрыгнув через лужу, спасая блестящие туфли, и открыл дверь перед Сакуноске, который не мог не улыбнуться. Хм… Возможно, отношения с исполнителем портовой мафии имеет свои плюсы. — Ода-сан? — Тебе бы стоило сначала попросить меня представиться, парень, — Сакуноске затушил сигарету и положил её в небольшой мешочек для окурков, который носил с собой. — А что, если я вру, и ты привезёшь врага на приём портовой мафии? Голову потеряешь. Юноша сильно побледнел от этих зловещих слов и в страхе уставился на Оду. — Но да, это я. В салоне машины пахло так, словно она была куплена вчера, а едва уловимые нотки формальдегида будоражили обоняние, когда они отправились в мирную поездку по Йокогаме. К этому времени Сакуноске уже догадался, куда именно они едут, хотя и понимал, что для Дазая это лишь предлог, чтобы заставить их с Чуей встретиться. Когда они проезжали по мосту, взгляд Оды остановился на ярко освещенном городском горизонте, затаив едва заметное чувство горечи от несбывшегося кошмара. Мёртвые дети, разлетевшиеся на куски. Он видел это, и то, что реальность повернула на другой путь, не означало, что видение об их гибели не преследовало его. Ода не мог отделаться от ощущения, что в этом ужасном исходе было нечто правильное, будто бы именно так и должны были сложиться события. Словно по воле кармического вмешательства его пощадили, но это был шанс один на миллион. Жизни, полные насилия и убийств, заканчивались одинаково, и где-то в глубине души Сакуноске слышал очень отчетливый голос, похожий на его собственный, что он просто оттягивает неизбежное. Но смерть принимает только промедление. И Дазай решил, что его Одасаку не умрет. — Ода-сан, мы приехали, — тихо проговорил водитель, не оборачиваясь и не выходя из машины, чтобы открыть ему дверь. Когда Дазай сказал, что это торжественное мероприятие, Сакуноске не был уверен, чего он ожидал, но не ярко освещенного музея на набережной с гостями, прибывающими в платьях от кутюр направо и налево. Несмотря на то что он тоже был одет по высшему разряду — в пурпурную тройку от Ives Saint Loran, которую ему прислал Осаму, — он чувствовал себя не в своей тарелке. Он достал телефон, чтобы проверить, не написал ли ему что-нибудь Дазай, но, кроме полученного ранее сообщения о его милой улыбке и о том, что она будет особенно хорошо смотреться с его зачесанными назад волосами, ничего нового не было. Ну что ж. Не в первый раз этот человек отправляет его куда-то вслепую. Это, несомненно, был вечер портовой мафии. Он увидел, как Коё-сан входит в большое фойе в компании незнакомых ему людей, мраморные стены чудесно подчеркивали её цвет лица. Когда он вошел внутрь, заметив, что швейцар даже не спросил его имени, а просто открыл перед ним дверь, перед его глазами открылся самый великолепный вид. Большая мраморно-белая лестница, разделившаяся посередине, огибая стены, вела на второй этаж. Яркие люстры освещали пространство, вокруг сновали гардеробщики, помогая прибывавшим, а у входа стояли несколько официантов с шампанским. Большинство гостей казались лишь смутно знакомыми. Ода увидел юношу, в котором узнал Акутагаву, мрачно взирающего на гостей с чем-то похожим на надежду в глазах. Вероятно, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. — Акутагава, ты один? — поинтересовался он. Угрюмый ребёнок не ответил ничего, лишь мрачно усмехнулся, слегка повернув голову в сторону. — Я ищу Дазая, а ты… — Наверху, — прозвучал небрежно брошенный ответ. Он слышал об их странных отношениях и жестокости, которую Осаму порой проявлял по отношению к своим подчиненным, особенно к Рюноске. Ода видел это как наяву: еще один ребёнок, которого мир, в котором он вынужден существовать, превратил в оружие и убийцу, и на мгновение задумался, может ли он что-то сделать с этой ситуацией. В глазах Акутагавы не было ни благодарности, ни почтения к своему так называемому спасителю, только горький яд и отчаяние. Он стоял, одетый в слишком знакомый плащ (Ода точно знал, чей он был), и бесцельно смотрел в никуда. — Что случилось? — Оставь меня в покое. Мне не нужна твоя жалость. — Дазай опять что-то сказал? Я мог бы поговорить с ним, может, стало бы легче… — Нет! Интересно. Крошечное замечание вызвало такую же бурную реакцию, как если бы Ода предложил что-то возмутительное. — Я просто говорю, что… — А я просто говорю, что господин Дазай наверху, — почти прошипел Акутагава, казалось, понимая, что не имеет права прикоснуться к Сакуноске, но едва удерживаясь от нападения на него. — Иди уже, верный пес. Накахара-сан с ним. Хотя было очевидно, что Рюноске старается не привлекать к себе внимания, его негромкое шипение и взгляды, которые он бросал на личного гостя самого молодого в истории исполнителя портовой мафии (хотя Чуя был старше всего на несколько месяцев), начали привлекать внимание. Не желая усложнять Акутагаве вечер, Ода вздохнул и уступил. Он может вмешаться позже. Сегодня же речь шла совсем о другом. — Ну что ж… Спасибо. Хорошего вечера. — Да, как скажешь. У Оды не было пальто, поэтому он сразу поднялся наверх, в большой бальный зал с открытыми балконами, где официантов было больше, чем гостей. Несколько больших столов со всевозможными яствами были выставлены рядом с баром, специально организованными так, чтобы не было очередей. Отличный план для вечера в музее. Перемещаясь по залу и пытаясь отыскать печально известный дуэт, державший в страхе всю Йокогаму, Ода недолго размышлял о том, что же это могло быть. Что именно Дазай хотел, чтобы он украл? В конце концов, было совершенно очевидно, что он не мог находиться здесь инкогнито — по тому, как люди бросали на него боковые взгляды, он знал, что в такой компании он выделяется как бельмо на глазу. Костюм носил его, а не наоборот, и Сакуноске чувствовал себя голым под всеми этими взглядами, а в груди нарастало чувство ужасной тревоги. Он просто хотел как можно скорее найти Дазая. Писать ему было бесполезно. Ода знал, что Дазай не ответит, поэтому он продолжил поиски, пока не наткнулся на балкон, где стояла одинокая фигура с бокалом шампанского и сигаретой. Лунный свет Йокогамы, смешанный с мягким сиянием, исходящим от близлежащих высоток, освещал высокую стройную фигуру в знакомом костюме. Дазай держал в изящной руке тонкую сигарету, тёмные волосы слегка развевались на ветру; его рот расплылся в улыбке, когда он услышал приближающиеся шаги, словно он точно знал, кто это, даже не оборачиваясь. — Осаму, — тихо произнес Ода, и когда тот повернулся к нему с довольным видом, ему оставалось только слегка хихикнуть и выпустить воздух из легких. Внезапно он обнаружил, что теряется в словах. — Одасаку… ты пришел, — озорно улыбнулся Дазай, но сомнений в том, что его чувства взаимны, не оставалось. — Да, я… я должен был… — Ты так отчаянно хочешь встретиться с Чуей. — Ну, да… нет… я… Дазай внезапно шагнул ближе, глядя на Сакуноске бездонными глазами, в которых читались страх, обожание и нечто гораздо более мрачное, чем обычная бездна. Способность «Безупречный» носила своё имя не случайно, потому что за несколько секунд до того, как это произошло, способность Оды показала ему ближайшее будущее — губы Дазая, касающиеся его, влажные и тёплые, поцелуй со вкусом шампанского и мяты, ужасная смесь любой другой ситуации; но это был Осаму. Демонический Вундеркинд, которого он нашел на пороге своего дома много лет назад, его друг, а теперь нечто большее. Как только поцелуй стал реальностью, видение будущего прекратилось. Способность «Больше не человек» была поистине удивительной. Ода мгновенно обхватил стройную талию Дазая и углубил поцелуй, чувствуя, как реальность уходит, притягивая его ближе, прижимаясь к его телу. Ему до безумного хотелось насладиться их первым поцелуем, он ждал этого весь день, если не дольше, и что-то подсказывало ему, что единственный способ избежать притяжения Осаму Дазая — это умереть. И Ода бы умер. Если бы не Двойной Чёрный. Сакуноске никогда не видел Дазая так близко к себе, и сейчас это сводило его с ума: его вкус, то, как он прижимается к нему всем телом, одной рукой сжимая (и, вероятно, сминая) слишком дорогой костюм, а другой — шею Оды, ледяные пальцы которого ощущались как удар током. Он бы застонал в поцелуй, если бы не боялся прервать хныканье Осаму, которое началось сразу же, как только он просунул язык в манящий рот. — Я оставляю тебя одного на пять минут, а ты уже целуешься с кем-то другим. Ну чем не шлюха? Голос заставил Оду прервать поцелуй, чему Дазай отчаянно воспротивился, мгновенно надувшись. Ода узнал бы его где угодно, чувствуя, как по позвоночнику пробегает дрожь, но не от страха, а от возбуждения и предвкушения. Наконец-то. Накахара. Его маленький рост ничуть не портил атмосферу господства, которую он излучал, едва ступив на балкон. Идеально уложенные огненно-рыжие волосы, такие же, как у него самого, но менее кровавого оттенка, лазурные глаза, буравящие их с Осаму, руки в перчатках, держащие два напитка, бордовая рубашка… Всё это заставляло Чую казаться гораздо старше восемнадцати, а источаемая им уверенность в себе заставляла разум Сакуноске рисовать самые пошлые картины на обратное стороне его век. Это раздраженное выражение лица… Красиво. Здесь, при лунном свете, на вечеринке через несколько месяцев после его возможной смерти, Ода чувствовал себя более живым под этим взглядом, чем когда-либо. Если бы он не целовался с Дазаем, он бы видел будущее, но без дара предчувствия и возможности подготовиться эмоции плясали на его лице, зримо и ярко. — Чуя всегда всё мне портит, фу. Что за ужасная собака, — сказал Осаму с присущим только ему высокомерием. — Разве я не просил тебя дать нам пару минут? — Конечно. И пара минут прошла. А теперь, — он подошел ближе, мрачно усмехаясь, в его голосе слышался яд, который Ода жаждал проглотить и умереть от его сладкого воздействия, — Ода Сакуноске. С чего ты взял, что можешь прикасаться к тому, что принадлежит мне? Более пугливый человек убрал бы руки с талии Осаму, слегка напрягся бы, напустил бы на себя страх, но Сакуноске не чувствовал ничего, кроме благоговения и ликования. Он прожил слишком долго, чтобы не знать, что встретил такого же, как он, только сильнее. Во всех отношениях. Но если бы он отпустил Осаму, он утонул бы в бесконечном отчаянии. — Накахара-сан, — резко начал он, не желая терять ни секунды времени, отпущенного ему обладателем Арахабаки и его любовником, — я у вас в долгу. — Да, в долгу. И чтобы вернуть его, ты пытаешься украсть? Как отвратительно. Даже для такого грубияна, как ты. Несмотря на серьезное выражение лица и тон, Ода каким-то образом знал, что всё это не по-настоящему. Такая же наигранность, как и постоянная жизнерадостность Дазая. Маска. Даже если она сливалась с лицом владельца. — Чуя, — раздался строгий голос Осаму, — Прекрати. Ещё более мрачная усмешка и наклон головы. Что прекратить? — Ты не ревнуешь. — Разве нет? — Сакуноске очень хотел с тобой познакомиться, а ты ведешь себя как сволочь, — проскулил Дазай и обхватил шею Оды обеими руками, прижимаясь к нему, как будто кто-то собирался его оттащить, — Плохая собака. — Отродье. — Вешалка для шляп с крошечным членом. — Шлюха. — Я тебе нравлюсь такой. Чуя отпил глоток шампанского и протянул руку, предлагая напиток Сакуноске, который вдруг почувствовал, что попал в одну из классических ловушек Дазая. Таких, из которых не хочется выходить даже после того, как ты понял, что попался. Он согласился, пытаясь понять намерения Накахары. — Это тебе, — тихо сказал он, протягивая Оде бокал. — Итак, — он прислонился спиной к перилам балкона, стоящего со стороны Осаму, — что тебе от меня было нужно? Если не считать этого длинноногого идиота. Сейчас или никогда, да? — Накахара-сан, я у вас в долгу. Я хочу вернуть его любым способом, каким вы пожелаете. — Почему? — Я… То, что вы сделали, убив Мимик, — прошептал он, прижимая к себе тело Дазая, — я всё ещё могу стать писателем. Сакуноске не знал как именно, но он был уверен, что Чуя понял, что он имел в виду. — Любым способом, если захочу, да? У меня есть несколько идей.***
Водитель не заставил себя ждать дольше нескольких минут, после того как Дазай позвонил ему с балкона, сказав, что через минуту они будут внизу. Ода недолго размышлял, в чем смысл всей этой возни с потенциальным «заданием» и выдуманной кражей, но теперь, когда он увидел пронизывающую тёмноту в глазах Накахары, он осознал зачем именно Осаму придумал очередную схему. Когда они спускались по лестнице, причем Дазай шел первым, Чуя громко шлепнул его по заднице на глазах у немногочисленных, но весьма присутствующих на лестнице людей (которые тут же отвели глаза), и услышав не слишком уловимый стон, вырвавшийся у Дазая, сказал Оде всё, что ему нужно было знать об их отношениях. И что ожидать от этой ночи. Поездка на машине была… мягко говоря, странной. Эти двое оправдывали свое название самого злобного дуэта в истории портовой мафии, ничуть не заботясь о мнении окружающих. Когда Ода забрался на заднее сиденье, а Дазай последовал за ним, переплетая руки и поглаживая большим пальцем грубую кожу рук Сакуноске, Накахара заметил это и нахмурился. — Одного мужчины тебе недостаточно. — Чууууяя! Хватит притворяться злюкой, тебе это не идет. Ты напугаешь моего нового парня. Накахара опустился на мягкое сиденье рядом с Дазаем и с силой захлопнул дверь машины, слегка раздражаясь. — Ладно. Я не буду с ним груб. Пока что. Сакуноске, — его голос понизился на октаву, заставив мужчину вздрогнуть и разжечь огонь в нижней части живота, — ты понимаешь, во что ввязываешься с этим? С нами? То, как он произнес его имя… Чёрт. — Одасаку не такой медленный, как ты, он понимает. Вместо того чтобы сказать что-то ещё, Чуя схватил Дазая за галстук, с силой втягивая его в страстный поцелуй. Сакуноске не мог оторвать глаз от них двоих. Накахара целовался так же, как он делал всё остальное, — с силой и энергией, властно, заставляя Дазая снова издавать те прекрасные хныканья. Уверенность, пришедшая с опытом, была очевидна. Чуя точно знал, что нравится Осаму, и это было очевидно. Он потянул его за волосы на затылке, слегка поворачиваясь, чтобы Ода видел, как его язык почти трахает рот Дазая, проникая внутрь, играя со своим парнем, словно помечая территорию. Возможно, так оно и было, но Сакуноске сосредоточился лишь на том, что ему безумно нравилось смотреть, как эти двое целуются на его глазах, словно от этого зависит их жизнь, и при этом держа Дазая за руку. Ода оторвал взгляд от их губ, чтобы посмотреть на пах Дазая, где уже виднелась немаленькая эрекция, заставившая того немного ерзать. Боже. Он был тверд от одного поцелуя… Осаму действительно был совершенен. Чуя внезапно прервал поцелуй и улыбнулся Сакуноске, который даже не заметил, что машина уже движется по мосту в сторону Минато Мирай. — Давай, Ода. Прикоснись к нему. Это прозвучало как приказ. И кто он такой, чтобы отказываться? Пока Дазай и Чуя продолжали целоваться, и влажные звуки наполняли машину, Ода свободной рукой погладил член Осаму. — Ммнн… Ещё одна дрожь, пробежавшая по позвоночнику при этом звуке, словно электричество зарядила его нервы, осветив темноту, в которой он жил, не ожидая спасения. Он прижался ближе и крепче, заметив, как Осаму шире расставил ноги, а затем поднял одну из них, чтобы положить на бедро Сакуноске. Он понял намек. Возможно, в другой жизни Ода предпочел бы, чтобы их первое свидание было каким-то обычным. Пойти выпить кофе, поужинать, сходить в кино — обычные, скучные дела. Но сейчас, когда Накахара не сводил с него глаз и следил за тем, чтобы тот делал всё, что ему говорят, Ода не хотел бы, чтобы было иначе. Он не был ревнив. Он знал об их связи и отношениях на протяжении многих лет, но жизнь в мафии превратила его в гедониста, побуждая наслаждаться этим мимолетным существованием, пока есть возможность, пока не остановилось сердце. А сердце Оды колотилось. Сам не зная как, он расстегнул молнию на брюках Дазая, рука скользнула за нижнее белье и коснулась напряженного члена, подтекающего и готового к наслаждению, провела большим пальцем по кончику, который не терпелось попробовать на вкус. — Ммм… Одасаку… — Дазай застонал во рту Чуи. Боже. Он вытащил член Осаму, на мгновение отпустив руку с бинтами, обнажив его перед относительно холодным воздухом машины, отчего Дазай заметно вздрогнул. Он стонал в поцелуе, широко раздвинув ноги, опустив тело ниже, пока Ода медленно двигал рукой, осторожно, стараясь следить за реакцией. Дазай слегка приподнял бедра, не глядя на Оду, но его рука вцепилась в куртку, словно он отчаянно пытался донести до него, что он здесь, с ним, как и всегда должен был быть. И глядя на то, как выглядел сейчас Дазай, таким милым, запыхавшимся и растрепанным, Сакуноске мог бы делать это вечно. Длинный, твёрдый член, чуть меньше его собственного (что не могло не поднять самолюбие Оды), идеально смотрелся в его руке — он не мог оторвать от него глаз, замечая, что на кончике уже собирается сперма. Осторожные, медленные движения очень быстро заставили Дазая ерзать ещё больше, чем заслужил ещё один шлепок от Чуи, на этот раз по бедру. — Эй! Не шевелись. Ода, ускорься, он не сломается. Он любит грубость. Ценное указание, к которому Сакуноске мгновенно прислушался, начал быстрее двигать рукой, сильнее и грубее сжимая горячий член, замечая, насколько громче становятся стоны Дазая, теряющего себя в ощущении чистого блаженства. Ода только сейчас, при свете уличных фонарей, попеременно освещавших происходящее на заднем сиденье машины портовой мафии, с водителем, которому даже не нужно было притворяться, что он ничего не видит, понял, что сейчас он едет заниматься сексом с двумя самыми привлекательными мужчинами в Токио. Он не мог представить себе такого исхода, но он бы солгал, если бы сказал, что не надеялся на что-то подобное. Машина затряслась, заставив Оду сильнее сжать член Дазая, возможно, причиняя боль, но это только сильнее возбудило Осаму. Он начал двигать бедрами вперед, одной рукой зарывшись в волосы Чуи, которые теперь были в беспорядке от того, что он делал, а другой хватаясь за куртку Оды на плече. — Мххх… ах… Чу… Одасак… О боже! Ода вдавил большой палец в кончик, покрасневший от его ласк, а его разум только уловил тот факт, что он наконец-то получил возможность трогать Дазая, его Дазая, дорогого и любимого, во многих отношениях. Ему нравилось то, что он в нем пробуждал, ту тщательно скрываемую нежную сторону, которая пыталась выжить в тьме мафии, но Чуя… Он был чем-то совсем другим. И он был так же необходим Осаму, как и его лучший друг. Наблюдать за тем, как Дазай расслабляется под его пальцами, было удивительно, но тут Ода почувствовал, как рука в перчатке обхватывает его собственную. — Быстрее! Не дожидаясь ответа, Чуя начал сильнее двигать кулаком Оды по члену Осаму, одновременно трахая его рот языком, дергая за волосы, прижимая к себе за воротник. Горячо, почти обжигающе, Ода чувствовал, как его собственная эрекция напрягается в штанах от вида, от ситуации, от ощущений… Дазай прервал поцелуй и громко застонал, так, что даже водитель, притворившийся глухим, услышал бы. — О боже! Ааахх да ааа… вот так, вот так! Я сейчас… Пожалуйста, пожалуйста, Чуя… Он умолял его, потому что это рука Накахары заставляла Оду издеваться над его истекающим, пульсирующим членом, а мозг Сакуноске был слишком поджарен, чтобы хоть немного беспокоиться об этом. Если Дазай становился таким нуждающимся от одной дрочки, то каков он был в постели? Скоро у него появится шанс узнать это. Наблюдать за тем, как Осаму кончает, было восхитительно. Быстрые, грубые движения, и вот он выгнулся дугой, почти крича в рот Чуи, губы которого, вероятно, уже болели, и кончил на себя. Жемчужно-белая сперма попала на его куртку и брюки, испачкав также перчатки Чуи. — Посмотри на себя… такой жалкий… Хорошо, что мы уже почти приехали. Но я должен сказать… Ты следующий, Сакуноске. — Что? — Ну. Скажем так, этот нихрена не умеет. А ты… — он усмехнулся, поднеся грязные пальцы к губам Дазая, тут же открывшего рот, чтобы очистить их, — ты ни за что не сможешь превзойти меня. Что-то темное заставило Оду ответить то, что в любом другом случае он счел бы ложью. — Я и не планировал. — Хорошо.