Шутка или миражи Якова

Штольман извивался на кровати, силясь освободить привязанные к спинке руки. Из темноты на него надвигалась Анна Викторовна. На ее губах блуждала зловещая ухмылка, а в высоко поднятой руке поблескивал троакар. «Яков Платоныч, покоритесь. Доктор Милц откажет мне в работе, если я не узнаю, что там…внутри вас. Вам не будет больно, ведь у меня лееееегкая...любящая рука». Она нависла над ним. Еще секунда и он почувствовал, как холодная сталь разрывает его плоть. Из горла Штольмана вырвался звериный рык и… он проснулся. Его сердце бешено колотилось, на лбу выступил холодный пот, руки судорожно вцепились в землю. Он лежал возле поросшего тиной пруда, рядом благоухала цветущая яблоня, а неподалеку шумела ярко-зеленой, сочной листвой березовая роща. Понадобилось некоторое время, чтобы Яков Платонович успокоился. «Приснится же такое», — едва уняв дрожь, подумал Штольман, нервно вытирая батистовым носовым платочком вспотевший лоб. И тут позади него раздался детский голосок: «Папенька, маменька велела вам возвращаться домой. Обед стынет». Перед ним возник шустрый мальчонка, лет пяти от роду. Штольман с трудом возвращался в реальность. «Кто ты?», — спросил он. Мальчонка удивленно прищурился: «Я Яска — стольманенок…сынок вас». (Он не выговаривал букву «ш»). «Сынок? О чем это он?», — подумал Штольман, тяжело поднимаясь с земли. Вдруг раздался гул, в воздухе повисли клубы пыли, и из рощи, бодро чеканя шаг, и, яростно размахивая руками, вышла толпа женщин. Ее возглавляли две дамы весьма решительной наружности: одна из них, в розовой шикарной шляпе с широкими полями, восседала на белом надувном коне, к резиновым копытам которого крепились колесики, вторая — в голубом чепце, шла рядом и, дергая за веревочку, приводила коня в движение. Толпа прямиком направилась к Штольману. «Этого еще не хватало», — с тревогой подумал он, а вслух спросил: «Кто вы, лесные нимфы?». Женщины в едином порыве выдохнули: «Мы — поклонницы и имя нам — легион». Предводительницы взмахнули руками, толпа колыхнулась и мощно выдала: «Яшу Ане! Свадьбу с пиром! Семерых штольманят! Нинку в Сибирь!». Их голосовой заряд был такой силы, что колыхнулась земля, от чего Яков Платонович пошатнулся и едва не упал. Вдруг из центра толпы раздался металлический скрежет. Штольман невольно взглянул в ту сторону, откуда он доносился. «Это отщепенки, свернувшие с канонного пути истинного поклонения, а потому наказанные и закованные в цепи», — делая доброжелательное выражение лица, выдала предводительница в розовой шляпе и продолжила: «А наш караван идет верным курсом. Правда, дамы?». Толпа, наступая на Штольмана, дружно набрав воздух, шумно выдохнула: «Даааааа!!! Ураааааа!!!». Он был не робкого десятка, но тут дрогнул под напором фанатичного поклонения, и начал медленно пятиться к пруду, намереваясь нырнуть в него и обрести свободу. Но и дамы были не лыком шиты. «Голубой чепчик», яростно артикулируя, заорала: «Акулина, фас». По водной глади пруда поползла мелкая зыбь, переросшая в метровые волны, и из его глубин вынырнула…настоящая акула. Ее появление произвело эффект разорвавшейся петарды. Акула щелкнула в воздухе острыми, как бритва, зубами и плотоядно глянула на Штольмана. Он отшатнулся и кинулся направо… Навстречу ему, колыхаясь в воздухе, словно мираж, двигалась Анны Викторовны, а точнее ее фантом, с троакаром в поднятой над головой руке. Яков шагнул влево… «Папенькаааа…», — тянул к нему ручки щербатый Яска. Движение вперед и подавно не оставляло шансов на свободу — одноликая масса поклонниц, полная мрачной решимости, перекрыла дорогу. Кольцо вокруг него плотно сжималось… «И куда бедному Штольману податься», — тоскливо подумал он…и в ту же секунду высоко в небе появилось очертание какого-то предмета. Он приближался все ближе и ближе и оказался … воздушным шаром. Еще две минуты и он очутился рядом со Штольманом. Яков Платонович с облегчением воздал хвалу небесам и создателю, давшим ему надежду на спасение. Ни секунды не раздумывая, он, с грацией леопарда, запрыгнул в прицепную кабину, и шар мгновенно взмыл в небо. Штольман легко и свободно вздохнул полной грудью и запел: «Я улетаю на большом воздушном шаре, куда не знаю, зачем не знаю. Но счастлив я, что вас надолго покидаю…и может статься, что навсегда …уа уа уа…». Через мгновение он превратился в маленькую точку на ярко-голубом небе и его голос растворился в небесно голубой выси.