Пролог.
24 мая 2024 г. в 21:21
— Я снова здесь… — подумал про себя Кристиан проходя вглубь большого и величественного замка. Каждая секунда проведенная здесь уже давала понять о том, что это место смерти. Обстановка и архитектура этого великого строения лишь нагоняла жути. Это уже был не тот красивый и теплый дом, в котором жить было одно удовольствие, нет сейчас это был нагоняющий страх замок, от одного вида которого хочется бежать куда глаза глядят, но пройдя сквозь массивные ворота, уже было понятно, что пути назад нет.
Снова в груди заиграло это обжигающее чувство, которое волной прокатилось по всему телу ошпаривая все внутри словно кипятком. Столько эмоций, воспоминаний принесло это сооружение, но сколько оно забрало…
Пыль толщиной в сантиметр и уже давно почерневшая паутина разбросанная хаотично говорила о заброшенности данного сооружения, а сменивший привычную обстановку холод в совокупности с мраком лишь напоминал о той страшной ночи, когда весь мир рухнул в одно мгновенье. Весь мир, тот привычный и красивый до безумия мир уже не был таким уж красивым, а единственное, что осталось от того, прошлого мира — лишь жалкие и выцветшие фотографии, которые одним своим видом дают надежду на поиск ответа, который откроет всю картину целиком и полностью.
Чем дальше шел Кристиан, тем больше казалось, что замок медленно оживает, путь в самую глубь становится более освещеннее, от чего надобность в такой простой вещи как фонарь медленно, но верно перестает быть необходимостью. И вот главный зал. Кристиан сразу же спрятал во внутреннем кармане своего уже успевшего запылиться пальто фонарь и прошел в центр зала, который хорошо освещался благодаря стеклянному потолку. Остановившись посреди зала, стал осматриваться. По сути говоря, он вообще не планировал здесь появляться, этот зал был главной частью его жизни, здесь он проводил большую часть своего времени, и этот же зал когда то заставил его приставить роковой пистолет к виску… Уже собираясь сесть в одно из изысканных бледных из-за пыли кресел, Крис замер на середине шага. Его взгляд был устремлен куда-то в темный угол. Сменив траекторию, он в несколько шагов оказался там. В углу стояло пианино. Самым забавным было то, что этот большой черный инструмент был задвинут в какой-то полумрак, и, несмотря на его громоздкость, его вполне спокойно можно было не заметить. Осторожно проведя по поверхности инструмента, стирая пыль он молча негодовал по поводу того, что как такая прекрасная вещь была задвинута неизвестно куда. Как-то забыв о том, где он находится, и зачем он вообще сюда пришел, парень сел аккуратно поднял крышку пианино.
— Твоя мелодия все еще жива и звучит во мне… — клавиши уже пожелтели от времени, но, что забавно, пианино оказалось не расстроенным. Первая нота прозвучало несколько жалобно. Короткий звук, который сразу затих. Улыбнувшись кончиком губ, он быстро сыграл семь основных нот, словно проверяя звучание и заодно вспоминая ту, прекрасную мелодию которая ему так нравилась. Все-таки, давно у него не было возможности сесть за инструмент его любимого человека. Клавиши не заедали, звук был чистым и отличным — для пианино, что стояло в углу под слоем пыли, это было несколько неожиданно. Как минимум оно должно было быть расстроенным. Однако Крис уже об этом не думал. Он с головой исчезал в мире звуков и нот. Первой была короткая мелодия из двух нот. Дальше шли различные варианты сочетания нескольких клавиш, различных нот, одна мелодия с различной силой и высотой. Это была обычная разминка, чтобы вспомнить постановку пальцев, звучание нот, еще какие-нибудь вещи, что позабыл. По идее, такое не забывается особенно когда речь идет о мелодии которую играл тот, кто давал жизнь для него, но когда долго не садишься за инструмент, руки отвыкают, что-то уходит. Кристиан резко оборвал мелодию, и замер, задумавшись. В голове мелькали ноты, что-то знакомое, что давным-давно придуманное, что-то чужое. Все это смешивалось, перемешивалось и выстраивалось, создавая новый расклад, новую грамоту музыки. Он давно стал играть без партитуры, на которую можно было посмотреть, предпочитая создавать каждый раз что-то свое, что-то, что с большей доли вероятности понравилось бы только ему, его «А». Иногда он пытался положить какие-то свои воспоминания, эмоции на музыку. Но в основном, он просто играл, погружаясь с головой в этот мир звуков. Мелодии сами рождались у него в голове, периодически они были переделаны из чего-то старого, бывали и новыми. Он никогда не считал себя гением в этой области. Он просто помнил, как много-много лет упорно учился, играя, запоминая, чуть ли не заучивая, но как играть сейчас, когда нету тех прикасаний, тех ласковых слов и того смеха даже при неправильно зажатой клавиши? За окном светило солнце и пели птицы, было лето, а Крис во второй раз осторожно опустил руки на клавиши, будто нехотя этого делать. Первые ноты были низкие, до, ре, медленные, спокойные. Их он играл левой рукой, и через минуту присоединил правую. Вторая, третья и выше октавы, но ни одного резкого звука. Кажущиеся отрывистыми, как когда играешь стаккато, ноты, на самом деле, просто шли в очень быстром темпе. Ни одна не выбивалась, и мелодия лилась плавным потоком. Она напоминала весну. Первая ассоциация была именно со звонкой капелью, мелкими-мелкими ручьями, которые бежали, собирались в небольшие речки и лужи. Затем капель молчала, зато на первый план выходил ветер, шум деревьев, звук жизни, которая расцветает в этот период. На какой-то миг все замедляется, словно опять упала вниз температура, и весна замирает перед своей сестрой, но следующие ноты рушат это ощущение, возвращая звенящую капель, детей, прыгающих между луж, солнце, уже теплое, и с каждым днем пригревающее все сильнее, и улыбки на лицах людей. Длинные пальцы быстро бегали по клавишам, а взгляд был сосредоточен. Лицо же было без эмоций. Редкий миг, и, наверное, те, кто знали его, могли бы не поверить — свою страсть к музыке он не показывал вообще, но единственный, кто любил его пусть и корявую, но музыку уже давно не рядом. Темп к концу все медленнее и медленнее, и вот, последние две ноты — и звенящая, нежная мелодия вроде и затихла, но в воздухе все еще реют ее отголоски. Кристиан выпрямился, посмотрев в окно. То, что он сейчас играл не было его произведением, хоть первые ноты он сам сочинил, но потом. Потом это как-то само сошло в ту мелодию, которую любил играть его «А» Давно он его не играл, хоть мелодия, по сути, была проста и повторялась почти все время. Встав не закрывая крышку, Крис направился дальше, в глубь этого отвратного места, и отошел от него, бросив прощальный взгляд на инструмент, который когда-то приносил радость…