Наш с тобой выпускной

      Антон счастливо улыбается, с теплотой и нежностью смотря в голубые глаза напротив, и слушая радостные возгласы Попова. —Совсем скоро, Тох! Ты прикинь, уже выпускники!       Арсений крепко сжимает его ладони в своих, чувствуя холодный металл колец и тепло чужих пальцев.       Они стоят посреди пустой улицы, над их головами растелается оранжево-красное небо, освещенное почти зашедшем солнцем.       Антон смотрит в эти глаза, видит в них отражение заката и искорки счастья, и сам радуется.       Ему бы так хотелось сейчас сделать шаг ближе, прижаться к парню перед ним и накрыть его губы своими, утягивая в поцелуй, но нельзя.       Они ведь всего навсего друзья. Да, друзья, и Арсений знать не знает о чувствах своего товарища к нему.       Антон сдерживает себя, отводит взгляд в сторону, любуясь зелёной листвой на деревьях, колышущейся на лёгком, теплом ветру.       Как же хорошо было. Тёплый солнечный май, счастье и радость, наполняющие сердца этих людей сейчас.       Совсем скоро их выпускной, а там ещё пара шагов и взрослая жизнь, в которой они так же будут вместе.       По крайней мере, Антон надеется на это всем сердцем. Он так надеется, что выпускной пройдёт хорошо, что тот вечер запомнится им светлым, самым лучшим праздником в жизни.       Парень боится далеко не за то, как пройдёт само празднование, а за то, что он лично собирается сделать.       Но сейчас нет времени думать об этом, ведь Арсений обхватывает друга руками за талию и прижимает к себе, обнимая, как-то уж совсем не по дружески, как кажется Антону.       Шастун улыбается, опуская голову на плечо любимого, хоть пока что и не его, парня, кладет руки ему на спину и забывает обо всем.

***

      Небо затянуто тучами, такими же серыми и хмурыми, как и настроение Антона сейчас.       Выпускной, чтоб его побрал. Как бы ему хотелось сейчас улыбнуться, порадоваться тому, что он закончил школу, но в душе была лишь тоска.       Антон пустым взглядом смотрит в железные прутья ворот перед собой, собираясь с мыслями и силами.       Одет он очень красиво: выглаженная белая рубашка, чёрные брюки, привычные кольца на тонких пальцах, красная лента выпускника через плечо.       Если бы не мать, то Шаст даже бы с кровати сегодня не поднялся, а уж тем более не смог бы собраться и пойти на злополучный выпускной.       В руках он сжимает букет из 10 красных роз, которые так любил Арсений, и такого же цвета ленту, что была на нем самом.       Парень поднимает безжизненный взгляд в небо, несколько секунд бездумно таращится в серые тучи, тяжело и протяжно вздыхает и толкает ногой ворота.       Старая, скрипучая калитка протяжно звякает, больно разрезая тихий, напряжённый воздух.       Антон идёт вперёд. Медленно, слушая удары собственных туфлей по асфальту, и таращась вперёд.       Идти ему не так долго, но с каждым шагом, кажется, тучи сгущаются, а его пальцы все сильнее сжимают красную ленту.       Он заворачивает направо, идёт по дорожке до упора, почти до самого леса, и останавливается, глядя в отшлифованный камень с портретом.       Шаст растягивает губы в болезненной улыбке, смахивает с глаз выступившие слезы и подходит в плотную. —Как всегда хорошо выглядишь, Арс... —С горечью протягивает парень, тихо, но довольно таки слышно.       Ответом ему является мертвая тишина. А что могила может сказать в ответ на комплимент? Правильно, ничего.       Антон опускается на колени, кладет букет цветов на уже осевшую землю и садится рядом с ними, в полоборота к камню.       Он молчит несколько минут, вслушиваясь в тишину кладбища, а после сам её разрывает, как будто говоря с кем-то: —Выпускной прошёл хорошо, вроде. Все, как ты и предполагал: Машка поругалась с Ильёй, Никита напился до состояния овоща, а я...       Антон тяжело и прерывисто вздыхает, крутя на пальце самое любимое кольцо, подаренное когда-то Арсением. —А я отлично станцевал с Ирой. Не зря репетировали... —Болезненно глухо заканчивает фразу Шаст, переводя взгляд на фотографию Арсения.       Такой молодой, улыбающийся, счастливый. Антон помнит, как сам лично, своими руками, делал эту фотографию по просьбе друга. —Сфоткай так, будто я смеялся, а ты просто мимо проходил и решил меня сфотографировать!       Антон улыбается, втягивает забитым носом воздух и тянется в карман брюк за пачкой сигарет. —Прости, Арс. Знаю, ты не любишь, когда я курю, но... Мне это надо, сам понимаешь.       Он разговаривал с воздухом так, будто Арсений и впрямь мог слышать его.       Это спасало от безумия. На пару секунд даже казалось, что все хорошо, что Попов здесь, рядом, просто молчит.       Как же сильно горело сердце от осознания того, что Арсений и впрямь рядом, правда два метра под землёй, с пробитым черепом.       А ведь Арсений не дожил буквально какую-то жалкую неделю. А мог бы, если бы не Вася со своими тупыми идеями покататься на мотоцикле пьяными.       Антон до сих пор винит себя, что не остановил тогда друга, винит и ненавидит ебаного Васю за то, что сам он выжил, а Арсений нет.       Парень достаёт из пачки сигареты, поджигает её и затягивается. Это уже третья за сегодня.       Антон поднял глаза на небо, улыбнулся и выдыханул сизый дым. Не сказать, что ему сильно полегчало, но дышать стало чуть проще. —Арс, знаешь...—Вдруг тихо протянул Антон, опуская в землю глаза.—Думая, не очень хорошо будет рушить план, о котором я думал на протяжении двух лет.       Шаст горько усмехнулся, до побеления костяшек сжал в руках ткань ленты и, проглатывая слезы, еле слышно прошептал: —Я люблю тебя. Я так хотел сказать это на нашем выпуском, но ты ушёл.       Он уронил недокуренную сигарету, закрыл лицо руками и тихо захныкал, как маленький, вытерая выступивший поток слез лентой, купленной Арсению. —Блять, я бы так хотел поцеловать тебя сейчас, но знаю, сука, что не могу.—Громче завыл парень, сжимаясь в комочек и не прекращая рыдать.       Сердце щемило и сжималось до боли, не позволяя делать нормальные вдохи, руки тряслись, а из глаз слезы бежали, как из ведра. Как же ему сейчас было хуево. —Люблю, блять, уже как два ебаных года, Арсений... —Захлебывался Антон, дрожа, как осиновый лист.       Антон громко всхлипывает и, к сожалению, даже не чувствует, как Арсений старательно обнимает его со спины, стоя на коленях.       Он не может плакать, хоть и безумно хочет, зато прекрасно ощущает всю ту боль, что чувствует его Антон. —Я тоже люблю тебя, Тош...—Шепчет Арсений, понимая, что его все равно не услышат.       Попов с горечью понимает, что его неосязаемые прикосновения к спине парня ничем ему не помогут, что Антон никогда не узнает, что их чувства были взаимны, что Арсений тоже любил его без памяти. —Прости, Антон...       Это выпускной Шастун не забудет никогда, но, к сожалению, останется в памяти он далеко не ярким, светлым пятном.