361

307. 308. 310. 315. олег бежал по коридору, считая палаты. 315. 320. 325. 330. несмотря на выносливость, олег прерывисто дышал. может, это называется предвкушением от встречи? 330. 335. 340. 352. нескончаемые неподходящие номера палат приводят олега в гнев и нетерпение. он злится, но упрямо направляется дальше. 352. поворот 353. 360. 361. потерев запотевшие, смуглые ладони, он достает из кармана холодные серебряные ключи, вставляет в замок и быстрым толчком открывает дверь. в коротком коридоре выключен свет - олег торопливо дотрагивается до переключателя, и старая лампочка на потолке, помигивая, загорается. его работа должна быть быстрой и не вызвать ещё большего внимания. ступая по бетонному полу кожаными сапогами, олег вспоминает образ виновника операции, а именно показанного еще давно по телевизору сережи – даже на их старом, почти выцветшем сирийском экранчике в части, неровно остриженные волосы парня горели огнём, а глаза...юные, светлые, словно речная вода летом, были полны эмоций. страх, непонимание. олег не знал, какими словами ещё выразить выражение лица пойманного ещё четыре месяца назад «преступника». сглотнув, он завернул за угол и чуть не уткнулся носом в тонкую решетку – вот он. облокотившись спиной о стену и склонив голову на грудь, сережа будто дремлет. олег несколько секунд взволнованно возился с замком, а затем вошел в палату. мягкий пол нежно прогибается под его грубыми сапогами, а олег, вытирая пот со лба, быстрым рывком подбегает в нему и приседает на корточки, дабы быть наравне с другом. - привет, сереж. олег не узнает свой обычно грубый и громкий, а ныне тихий голос. собеседник не отреагировал, даже рыжей головы не повернул – вцепившись руками в худые плечи, черноволосый аккуратно потряс парня, по-собачьи озабоченно склонив голову. что это с ним? - серый? ничего. безвольные, отросшие солнечно-рыжие волосы молчаливо тянутся вниз, к объятиям мягкого пола. может, он обиделся? олег, резко пододвинувшись ближе, прижал к груди теплую голову друга, заключая тело в объятиях - когда они в последний раз так обнимались? наверно, когда сережа провожал его в армию. серый тогда ещё расплакался и едва мог раскрыть покрасневших глаз, но олег в зеркало машины видел, как тот неподвижно наблюдает за уезжающим другом. он, кажется, не изменился. те же рыжие мягкие патлы, худые ноги, даже тонкие изящные пальцы рук те же... олег неожиданно-резко поддался панике – без труда оторвав от себя друга и покрепче ухватив того за плечи, олег зашептал, оглядывая его: - сереж…что случилось, родненький? не рад, что я за тобой пришел? ответа вновь не последовало, что ещё больше раззадорило олега - он с мольбой прорычал: - это я, олег, помнишь? я пришел за тобой, сереж…я же обещал быть рядом? ну вот, я здесь - давай, вставай, пойдем. быстро поднимая сережу на ноги, олег уже хотел отпустить его, но рыжий слабо завалился набок, а олег в порыве бессильной злости выпустил друга из крепкой хватки, и сережа опустился на пол тряпичной куклой. оглядевшись и убедившись в отсутствии лишних свидетелей их беседы, олег мельком заметил на далеком столе за решеткой мелкую прозрачную пластиковую баночку с красными круглыми таблетками. ну и хуйней их тут кормят. темноволосый растерянно поморгал и, убедившись, что никто ещё не пришел, аккуратно поставил рыжего в более живое сидячее положение и приподнял его голову, дабы взглянуть в глаза. мягкая кожа парня отдавала в грубые, шрамированные руки наемника теплом, и олег жадно сжал лицо рыжего покрепче, параллельно пощелкивая пальцами перед голубыми глазами. бледные, обкусанные губы были чуть раскрыты, сизо-сиреневые мешки под глазами выражали исключительную насмешку над красивым лицом сережи. раз уж пациент не настроен на душевный дружеский разговор, то важно теперь одно: - какая сука отправила тебя сюда? безмолвным ответом ему послужил бессмысленный, но в то же время напитанный таинственным знанием взгляд водянистых синих глаз сережи, смотрящие в невообразимую даль. с минуту оба молчали – олег не отпускал молчаливого лица сережи, последний же просто равномерно, почти неслышно дышал, изредка помаргивая. больше не мучая бедного друга, олег позволил ему вновь посидеть, склонив голову, а сам устало обхватил голову руками. он был в замешательстве – его…их ждёт вертолет, а сережа даже не в состоянии самостоятельно держать голову. разумеется, олег может - да и хочет - взять его на руки, подождать окончания действия медикаментов, но вот насколько долго протянет болезненный сережа на воле? в конце концов, олег не хотел бы корить себя всю оставшуюся жизнь за вполне возможную смерть друга. отпустив виновника рискованной операции и оставляя сидеть его в таком пугающем состоянии, олег взял его руки – ладони сережи всегда были и будут тоньше, меньше и грациознее его, так что он без труда обернул их в свои – и присмотрелся. обычно, мальчишкой опрятный сережа поддерживал особую чистоту рук, за что порою подвергался нападкам со стороны сверстников с явными гомофобными замашками, однако ныне его ногти были неровно подстрижены, обкусанные заусенцы кровоточили, показывая нежное розовое мясо, а руки в нескольких местах были замараны потемневшей кровью и то тусклыми, то свежими царапинами от ногтей. на тонких лодыжках и запястьях были давние, почти пропавшие следы кожаных ремней - в целом темноволосый не был удивлен, что пациентов в этой весьма устарелой больнице так некомпетентно привязывают к кроватям, но олег всегда помнил сережу как довольно кроткого и спокойного юношу, пускай порою и склонного к драматизму. все меняется, и явно не в лучшую сторону. и эта перемена злила олега. размышления медленно вскипающего наемника прервало тихий и короткий звук, неожиданно сказанный сережей. округлив темные ореховые глаза, олег торопливо пододвинулся ближе к другу и поднял его голову, дабы услышать слабый голос рыжего. - гром. гром. на ум сразу полезли строчки «короля и шута», однако олег быстрым и радикальным движением отмел эту мысль и сосредоточился на слове, взглянув в равнодушно-слабые голубые глаза и переспросив. - гром? короткий, едва заметный кивок, и сережа вновь замолкает - олег тем временем тяжело вздыхает и бережно помогает рыжей голове вновь кукольно повиснуть на шее. ореховые глаза пламенеют от злобы, от бессилия перед болью друга, от горечи что его не было рядом, когда он был так нужен – олег потом не вспомнит, как вскочит с мягкого пола, в последний раз потрогает его отросшие волосы, погладит мягкую теплую щеку и вдохнет дурманящий, настойчивый запах таблеток. уж он-то отомстит за друга, а потом вызволит его из этой психушки. он убьет майора грома.