Когда сожалений становится настолько много, что ночи заканчиваются для неё так рано и бесцельно, а в её остаток не приходит желанного блаженного покоя. Когда каждый сон обращается кошмаром, снова и снова даря ей мысли о том, насколько она бесполезна и насколько всё бесцельно. Мысли, которые сжигали дочь Аида изнутри, превращая бесконечный цикл погонь и попыток в одно сплошное повторяющиеся ничто.
Мысли, что сжирали всю её сущность без остатка, оставляя после себя лишь безродный пустой пепел и, утягивающий на дно, песок.
Возможно, это начинается с бесплодных земель Полей Скорби, где трава под ногами обращается пеплом и рассыпается прахом ещё до того, как её успеваешь коснуться. В месте, где отчаяния и боли настолько много, что даже дышать без труда получалось лишь первые несколько секунд после спуска – дальше можно было лишь задыхаться, хватая едкий пыльный воздух как рыба выброшенная на берег. Там, где сражаться было не просто трудно, а почти невозможно, даже с помощью самих богов и богинь Олимпа, сошедших с дарами с самих небес в столь дикие дебри. Неудивительно, что Мелиноя погибает там, как минимум трижды, пока не решает бросить бесплотные попытки в осторожность и некое подобие неспешности, бросаясь со всех ног точно напрямик через огромные поля грязно-серых оттенков. Выжигая землю собственным огнём, окропляя её грязной кровью и чернотой выгоревших сгустков миазм. Раз за разом, пока не удаётся оставить не ровные границы полей за, тяжело поднимающимися, плечами и не спускаюсь туда, откуда выходам была только смерть или руки слишком бдительных теней. И даже когда дочь Аида спускается всё глубже, прямо в расставленные капканы самого времени, которые ещё только предстояло сломать, липкая болезненная скорбь тех мест остаётся вместе с ней до самого конца пути, осев где-то глубоко за рёбрами. Прямо под, быстро-быстро бьющимся, сердцем.Время не остановить
Может быть, это начинается всего несколькими часами ранее, когда впервые представ перед главной и единственной угрозой для них всех; перед тем, для убийства кого её растили все эти годы, эта самая «липкость» разъедающего отчаяния впервые даёт свои плоды. Прорастает как посаженое семечко во влажной земле и оседает в горячей крови ведьмы достаточно, чтобы насмешливые слова Кроноса о её бесполезности оказались… Достаточно неприятными. Более неприятными, чтобы их можно было просто молча стерпеть ударом, поджав от гнева тонкие губы и пытаясь убить зазнавшегося титана одним лишь взглядом разномастных глаз. И очень неприятными, чтобы Мелиноя потеряла достаточно терпения и самообладания за какие-то очень считанные секунды. Достаточных, чтобы отправить её в родные чертоги Перекрёстка почти сразу же, как только пространство вокруг наполняется раздражающим тиканьем часов, а само время подставляет её голову под лезвие безумно острой косы его господина. - Бесцельно и глупо. Тебе не одолеть само время, ведь ты в нём всего лишь крошечная песчинка, которую можно растереть в пальцах. Фринос почти сожалеюще квакает со своего места, когда дочь Аида ничком падает прямо в расчерченный круг алтаря из тьмы самых преданных теней и чувствует осколки каменных оберегов, колющих острыми гранями в обнажённые лопатки. Он тоже не мог одолеть само время, как бы сильно того не желал. Ведь он был всего лишь лягушкой.Время не остановить
Возможно, это начинается настолько раньше, насколько это в принципе возможно – ещё с моментов, когда о чужих похождениях Мелиное приходилось упорно молчать, а осуждения от плохо сделанной работы жгли хуже калёного железа и сковывали горло удушающей удавкой слишком едкого стыда. Ещё более возможно, что у Судьбы в тот день было слишком плохое расположение духа или звёзды на небе решили дружно не сойтись в созвездия, ибо они все решили провернуть два этих момента в одну долгую утомительную ночь. Будто решили, что это будет крайне забавно для, и без того несчастной, дочери Аида. Ведь Немезида в ту ночь смотрит слишком предупреждающе и слишком зло, будто Мелиноя лично оскорбила всю её семью, а после кинула её драгоценный Стигийский клинок в самую грязную лужу Эреба, какую только смогла найти. Почти настолько агрессивно, что когда с тёмных губ слетает очередная порция слишком прямолинейной критики и масса обвинений в том, что ничего достаточно путного для их дела, так и не было сделано, дочь Аида слишком сильно ощущает себя самым страшным злом на свете. Тем самым, из-за которого гибнут люди, боги, титаны, да и вообще всё живое вокруг, пока она где-то «прохлаждается», вместо того, чтобы выполнять свой долг предписанный шёлковыми нитями Мойр по полотну мироздания. Самым неприятным в этом всём оказывается то, что пока вокруг подсыхают остатки изрубленных злых порождений тени, а земля буквально дымится под ногами от слишком быстро завершившейся схватки, Мелиноя может лишь устало вздыхать и раз за разом огрызаться, в надежде, что это поможет хоть как-то поумерить чужой пыл. Она до последнего надеется, что сможет найти в себе ещё хоть каплю необходимого терпения и на очередное «они должны послать к Кроносу бойца, а не принцессу», ответит хоть с каким-то пониманием и даже сожалением к чужой злой воле. Но ответ выходит слишком скудным, скатывающимся к банальному напоминанию о том, кому именно была назначена эта миссию по велению не их, а куда более выше стоящих божеств. Что это не её прихоть, въевшаяся в кожу теневыми знаками до уже слишком откровенной тошноты – неё её выбор, с каждым разом сохраняя всё меньше и меньше природного терпения и доброты, снова и снова смотреть в расплавленные лучи солнца в глубинах чужих злых глаз и просто… Не иметь даже шанса, что-либо изменить. Ни единого аспекта, ни единого поворота судьбы; ни одной действительно значимой вещи. Ни одного чёртового диалога, ни одного чёртового слова.Абсолютно ни-че-го.
Ведь Немезида всё равно уйдёт, сколько бы гнева и злости они бы не вылили друг на друга, желая задеть побольнее. Ведь Немезида всё равно уходит, оставляя дочь Аида один на один с собственным, вечно повторяющимся путём, и оставив после себя лишь выжженную землю, тонкий слой свежего праха на колючем кустарнике и несколько, щиплющих от боли, царапин на белоснежной тонкой коже. Длинные, кровоточащие и глубокие. Концентрации на их лечение, почему-то, уходит слишком много. И зачем она вообще согласилась на этот удар? - Ты можешь лучше, Мелиноя! Злой Рок или веление матери Судьбы; драгоценные арканы, сложившиеся неприличным жестом, вместо нужных благословенных раскладов… Вместо помощи они даруют ей кусачее отчаяние и блеск песчинок слишком острого песка под ногами, который она замечает совершенно случайно – буквально влетев в него носом, когда проклятье метаморфозы догоняет её в неудачном уклонении и срабатывает слишком хорошо. Той же ночью Мелиное впервые, за очень и очень многие прошедшие ночи, погибает не в глубинах жарких вонючих вод Океана, под надоедливый репертуар не замолкающих сирен; не на полях вечно мёртвого скорбящего пепла и их терзаемых душ, а как совершенно не умелая ведьма, впервые начавшая изучать самые основы магии - сгорая в зеленоватом огне собственной слишком изворотливой наставницы. Вот так глупо и просто, банально не успев вовремя скрыться от слишком жаркого потока магического пламени, что брал плату за подобные ошибки только кровью – дочь Аида сгорает в нём достаточно медленно (и болезненно), чтобы полностью расслышать удивлённый вздох, вырвавшийся из-под тёмной плотной вуали на чужих губах. Она даже замечает блеск насыщенного волнения в ярко-бирюзовых глазах, что никогда не имели привычной окантовки человеческого зрачка, которую магия забрала себе в качестве не гласного союза ведьмы с Распутья с её силами… А после, с каким-то глухим сожалением понимает, что и вздохи, и напряжённый взгляд слишком быстро покрываются плёнкой почти нетерпеливого возмущения, прежде чем тени почти любовно выталкивают её обратно к свету, позволяя Мелиное мягко осесть на знакомую подстилку из мягкой зелёной травы по краям своего «оберега». - Мелиноя! Слишком быстро. Она даже не успевает собраться с духом и хоть что-то придумать в качестве оправдания. Отчитывают её почти так же, как пресловутою молодую ведьму или как совсем не разумного ребёнка, отчего даже Одиссей со своего места лишь грустно склоняет голову в молчаливом поклонении, выражая одновременное сожаление и какое-то подобие поддержки. Совсем слабую и не ощутимую – Мелиноя слишком нервно сглатывает и сразу же отводит от мужчины глаза, когда наставница начинает говорить, даже не пытаясь его хоть как-то отблагодарить за проявленное сочувствие. Одиссей мог подождать. Выждать необходимый момент и поговорить с ней один на один, когда никого на Перекрёстке не останется и никто не сможет их побеспокоить. Дождаться и поддержать уже по-настоящему, чтобы его личной «богине», как он часто выражался, точно стало хоть на каплю лучше, после столь тяжёлой и долгой ночи… Но не сейчас. Не тогда, когда в отличие от той же Немезиды, Геката хоть и не бросается пустыми обвинениями и колкостями в сторону своей ученицы, но говорит нечто достаточно близкое, чтобы от каждого прозвучавшего слова Мелиноя… Слишком явно чувствовала дрожь в каждой клеточке своего напряжённого теле, а затылок болезненно немел от стыдливого страха за собственную несостоятельность. Не за наказание, которое могло бы последовать для неё после столь откровенно-плохой проведённой ночи. Даже не за то, что дочь Аида так глупо «погибла» и утопла в тенях с концами, успев напоследок «нахлебаться» боли на целую неделю задушевных переживаний. Ей стыдно и действительно страшно лишь за собственное бессилие перед тем, что она снова и снова не может изменить. Даже за этот чёртов бой с наставницей, который каждую ночь остаётся неизменными всегда существует в одних и тех же пределах и правилах, в конце которых один из них всегда будет отправляться назад на Перекрёсток, в ожидании хоть каких-то новостей. И сегодня Мелиноя посмела допустить ошибки, из-за которых ей пришлось повернуть назад, даже не успев начать свой путь как надо. Враг продолжает уверенно идти вперёд и её вина в том, что она никак не смогла его замедлить.Время не остановить
Мелиноя не может точно сказать, когда подобные «отклонения» начинает касаться её впервые. Не может сказать даже относительно, примерно и даже если «очень хорошо подумать». Зато прекрасно может вспомнить, когда это становится настолько явным, что подобные изменения замечают даже тени, скрывающиеся в глубинах колючих кустарников и тёмных безликих деревьев Эреба. Когда даже знакомые взгляды всех обитателей Перекрёстка меняются достаточно сильно, чтобы даже она, принцесса подземного мира, буквально запертая в вечном цикле повторяющихся кровавых ночей, смогла понять, что с ней было что-то не так. Для Мелиное всё начинается с банального осознания, того……что её теперь убивало само время.
Что весь тот хрупкий мир, который всё это время держался внутри неё за счёт веры в лучшее, веры в собственные силы и веры в родные лица друзей и товарищей, что всегда могли подать ей руку помощи… Рушится с таким грохотом и треском, с которым умирают выжженные плодородные поля и крошатся умирающие горы. Что всё меняется со дня, когда она остаётся стоять посреди Поля Скорби, баюкая, обожжённые в миазмах, пальцы в прохладе собственной магии и рассматривая глубокие ярко-алые провалы озёр под ногами. Где дочь Аида слишком долго рассматривает собственное размазанное отражения на их поверхности и слишком часто встречаясь со знакомыми двухцветными провалами глаз, что теперь казались такими чужими и далёкими, будто никогда ей не принадлежали. Ни матери, ни отцу – Мелиноя смотрит на собственное отраженное «я» с сожалеющей глухой печалью, которая раньше пугала её леденящим кровью страхом, а в последнее время стало какой-то слишком… Привычной? Почти необходимой. Как доспех; как личная броня, защищающая те крохи остаточного тепла и стремления к победе, которые с каждым днём гасли всё быстрее и быстрее. Эта печаль была настолько комфортной и неприятной одновременно, что когда позади дочери Аида слышится хруст золотой пожухлой листвы и тяжёлая поступь без труда становится явной, Мелиноя даже не оборачивается. Лишь продолжает упрямо смотреть в алую глубину, где на неё в ответ смотрел, отмеченный тенью недосыпа, прищуренный взгляд девушки с низко опущенными плечами, обрамлённой россыпью мелких песчаных крошек. Дочь Аида шевелит пальцами, стараясь прогнать онемение от застоявшейся в них крови, когда размеренный знакомый голос раздаётся для неё справа, слева и одновременно со всех сторон сразу. - Если бы здесь был враг – ты бы уже была мертва. Стигийский клинок блестит на мрачном свету не менее угрожающе, чем его хозяйка – Мелиноя лишь краем глаза подмечает блеск ихора на его рукоятке, когда сильные пальцы ненадолго размыкаются, делая хват более удобным, прежде чем оружие слишком привычно утыкают острой верхушкой в серую землю. Немезида смотрит на неё так же, как делает это всегда, даже не пытаясь изменить свою привычку выглядеть менее недовольной и менее хмурой, будто вновь весь мир посмел оскорбить её одним лишь своим существованием. Даже её сухие губы снова размыкаются лишь затем, чтобы снова заполнить тишину слишком знакомыми угрозами и предупреждениями. Очередное «молчи, не говори», иначе не проснёшься следующей ночью и мир окончательно рухнет в войне с Кроносом– уже звучит как очень плохая надоедливая песня.Обычно. Типично. Постоянно.
Сколько ещё раз ей придётся спуститься сюда, чтобы потерпеть поражение? Сколько ещё отчаяния ей придётся впитать, чтобы наконец понять, что всё это бессмысленно? Наставница зря вверяет в неё столько пустых надежд и не менее пустой веры…
- Я не против. Голос затихает очень неожиданно, быстро и коротко – будто его обрубает, воткнутый в землю, клинок. Долгое молчание, что следует за ним, и вовсе кажется удивительным – Мелиноя даже решает повернуться к порождению самого Возмездия лицом, когда очередного «укуса» в ответ на её «почти провокацию» так и не следует. Она почти ожидает увидеть медленно кипящий гнев и бурлящую ненависть в расплавленном золоте чужих глаз. Или ощутить кончик Стигия, прижатого к её обнажённым лопаткам в качестве предупреждения о том, что прямо сейчас ей устроят самую быструю и стремительную смерть за всю её жалкую повторяющуюся жизнь. Такую, что даже тени не успеют её спасти, а губы не успеют произнести спасительных заклинаний. Чего дочь Аида точно не ожидает, так это какой-то слишком потерянной хмурости, из-за которой густые брови Немезиды почти сходятся на переносице в кривом изломе, а сама она – оказывается непозволительно близко, хотя даже не сдвигается с места. Сильное горячее дыхание дочери Никты, пахнущее сталью и горькими травами, опаляет Мелиное бледное лицо. - Я поняла. Ожидаемая разрядка происходит стремительно и ошеломительно – почти по всем законам дядюшки Зевса. Почти как тот самый ожидаемый клинок между лопаток, но немного по другому и более неприятно. Мелиноя шипит и вьётся, когда слишком большая ладонь дочери возмездия перехватывает её обожжённую руку и просто тянет её вверх без всякого промедления. Одним уверенным рывком, вынуждая дочь Аида бессильно махать ногами, из-за их слишком большой разницы в росте и болезненно поджимать губы, от вновь слишком яркой боли, ослепляюще резанувшей по разуму. Ведь Немезида прекрасно знает, как правильно сжимать и давить, чтобы внимание принцессы подземного мира умудрилось соскользнуть с дорожки собственных тёмных мыслей «не о том» и зацепилось за «здесь и сейчас», в котором им необходимо было быть. Зацепиться за собственные пальцы, что теперь так ныли и требовали пощады, пока их целые собратья бесцельно стучали сложенным кулаком по кускам серебристой брони на сильных плечах. Впрочем, даже такое сопротивление не мешает Немезиде держать Мелиное как надоедливого крохотного зверька, почти не прикладывая силы. Её лицо остаётся хмурым и тяжёлым, хотя некогда злые глубокие глаза теперь наблюдают за чужими потугами с долей, почти реально наэлектризованного, напряжения. Даже не моргая, когда короткие коготки дочери Аида добираются до точёного лица и начинают царапать кожу опасно близко к бдительному взгляду. Ведь Мелиноя очень старается; ведь Мелиноя старается задеть побольнее даже без оружия, которое теперь валялось где-то у алой воды и тихонько гудело, будто от недовольства недополученной крови. Пытается бить по обнажённой подтянутой коже, чтобы на ней точно остались следы и выступили капли жаркого ихора, в отместку за всю полученную боль, которой её решили «наградить».В ней и так слишком много отчаяния и горя, так почему её, хотя бы на минуту, не могут оставить с собственным одиночеством один на один? Позволить ей утонуть в мыслях о том, что всё бессмысленно? Что всё это горькая, но действительная правда!?
- Мелиноя, - дочь Никты всё-таки скалится, когда особенно неприятный удар проходится вдоль скул, оставляя вспухшую отметину. – Мел, кровь и тьма тебя дери!Кровь и Тьма!
Мелиноя приходит в себя как по щелчку пальцев, который раздаётся прямо внутри её головы. Будто кто-то зажёг перед ней факел, разгоняя вокруг слишком тёмные тени, но почему-то, не сжигая их дотла. Разномастные глаза спешно моргают, приходя в себя. Шок и удивление смешиваются в ней в какой-то слишком безумный коктейль, который даже Немезиду вынуждает кривовато усмехнуться самыми кончиками туго поджатых губ. Когда их взгляды пересекаются, Мелиноя почти чувствует капли дурного липкого жара, бегущих по её щекам и быстро окрашивающие их в знакомые алые оттенки. Её пальцы продолжают ныть и подёргиваться, но теперь к яростной боли примешивается что-то такое, что буквально выгоняло всю скорбь и печаль прочь – почти как том самый факел, который из раза в раз кидали в тёмный круги темноты, продолжая отгонять им тени. Что-то такое, от чего дочь Аида слишком шумно всхлипывает, хотя никаких слёз так и не выступает из широко открытых глаз. Её голос звучит тихо и хрипло. По нарастающей. -…Нем, отпусти. - Что, мозги на место встали? - Отвали! Трава под ногами такая же как и всегда – серая, бесчувственная и рассыпающаяся в прах даже от самого лёгкого прикосновения, но Мелиноя впивается в неё пальцами со всей возможной силы, когда Немезида её отпускает. Очень не изящно, позволяя просто упасть тяжёлым мешком к ногами воплощению возмездия, но даже подобное оказывает свой эффект, когда они снова начинают смотреть друг на друга, как слишком явные соперницы. Когда Мелиноя снова обращает на неё свой взор, в её глазах буквально плавится ненависть, злоба и недовольство, и лишь последнее было направлено исключительно на Немезиду. Всё остальное она прибережет для Кроноса, к которому впервые за столько долгих и утомительных ночей, дочь Аида идёт не как на собственную казнь, без возможности выжить, а как к заклятому врагу, которого нужно убить любой ценой. Жаль, что снова не выходит.Время не остановить
Это повторяется, как минимум, трижды, прежде чем Мелиноя действительно начинает замечать, что проигрывает внутренней борьбе со временем. Что с каждым разом, когда они встречаются лицом к лицу для финальной битвы, дочь Аида становится всё более подавленной и бессильно злой, а улыбка на губах Кроноса – до тошнотворного довольной. Что руки её дрожат, всё хуже поддаваясь контролю, и теперь, чтобы добраться до тех мест, куда изначально она добиралась с задором и яростным запалом, приходится тратить в разы больше времени и сил. Теперь, спуская на глубины жаркого Океана, Мелиноя всё чаще садится прямо посреди изветшавших, но всё ещё опасных залов и бездумно смотрит в глубокое дно колодцев и водяных ям. Туда, где снова видит собственное усталое отражение, что будто насмехается над ней в ответ глазами Кроноса, но с её абсолютно идентичным лицом. Почти как проклятье, сводящее принцессу с ума каждой прошедшей минутой. Как не замолкающее обвинение, которое она слышит в шорохе илистого песка, пока идёт вдоль длинных коридоров и колон, лишая жизни глубинных обителей, коим не сиделось в собственных комфортных глубинах. Из раза в раз, разрывая их на части священным огнём; ударяя вспышками ярких молний и упорно делая всё, чтобы продвинуться немного дальше, чем в предыдущие провальные разы… Обвинение, которое идёт за ней шаг в шаг, пока она смотрит по сторонам так, будто сами стены могли пасть на её голову, а боги спуститься с Олимпа и разорвать Мелиною на части. Просто потому, что она слишком слаба, чтобы им помочь. А от слабых принято избавляться.Глупая маленькая девочка. Тебе ещё не надоели собственные страдания? Бесцельные попытки вырваться из того, что существует за гранью твоего понимания?
Теперь это был не её голос.
Отражения смотрят на неё со всех сторон её собственными напуганными глазами. В мелких каплях конденсата стекающих по стенам, в крупных лужах влаги под ногами и из глубин тех колодцев, в которых так легко уйти на самое дно – они смотрят безотрывно и двигаются вместе с ней, вынуждая растущие чувство паники укрепиться и буквально ослепить её. Как вспышка, как самый жаркий и яркий огонь – Мелиноя пугливо вскрикивает, когда отражений вокруг становится слишком много и спешно прикрывает глаза дрожащими пальцами. Сменяя яркость хоть каким-то подобием тени. Прямо как ребёнок напуганный шумом, который теперь он упорно пытается игнорировать. -…-е…сса.Я всё о тебе знаю. Знаю кто ты и на что ты никогда не будешь способна. Знаю о каждой твоей лжи, которой ты так сладко кормишь тени рядом с собой, обещая им покой и прощение. Знаю каждую твою ложь, которую ты говоришь своим мнимым союзникам.
Я знаю каждую твою ошибку, дорогая внучка.
-…ри…сса!Ты не сможешь их спасти. Ты не сможешь им помочь.
- Мел!Бесконечный цикл повторов. Время нельзя остановить, девочка.
Что-то липкое и тёплое пачкает цветастую ткань платье, когда Мелиноя опускает одну из рук, позволяя себе снова видеть мир. С чернотой по краям, слишком суженным, но всё-таки, видеть. Тепло же капает с пальцев спешно и быстро, впитываясь в желтоватый песок под коленями небольшими цветными пятнышками – почти расцветая яркими, привлекающими внимание, цветами.Песок?
Дочь Аида слабо стонет, стряхивая с пальцев собственную кровь и роняя перепачканную рукоятку Лим, которую она всё это время сжимала с силой смертного, цепляющегося за свои последние мгновения жизни. Оружие падает в воду, окрашивая её в слабый алый оттенок, пока израненные руки опускаются рядом, в хоть какой-то попытке успокоить зудящую боль прохладой здешних источников. Немезида, что снова возвышалась над ней, как и подобает то титану возмездия, смотрит на неё почти на грани бешенства – благо в этот раз, хоть не пытаясь её схватить и привлечь внимание насильно. - У тебя проблемы, принцесса. - Я знаю, Нем. Они никогда на умели разговаривать друг с другом. Только кричать, драться и в целом делать вид, будто они были соперницами, смерть одной из которых принесла бы второй эйфорию и необходимую свободу от оков всяких не нужных обещаний. Они ненавидели друг друга, как ненавидят огонь и вода, уничтожая друг друга при любом соприкосновении, и всё же… И всё же, Немезида слишком покорно садится перед принцессой на колено, безобразно знакомо используя собственный клинок в качестве необходимой опоры, чтобы они оказались на одном уровне. Глаза в глаза. Говоря на равных, а не как титан с не доросшим наглым отпрыском пленённого Аида. - Расскажи мне, - она почти приказывает, лишь на миг позволяя своим глазам опуститься вниз, где Мелиноя снова растирала израненные пальцы и каждый раз вздрагивала от этого как впервые. - Говори, пока я самолично не скинула тебя в один из этих колодцев и не сказала твоей славной наставнице, что ты сбежала к нашему врагу под крыло. - Ты не посмеешь... - А ведь как прекрасно всё складывалось! Доброта, забота, внимание. Проявление чуткости даже к самой позабытой тени Перекрёстка, лишь бы никто не обратил на тебя должного внимания. Маска доброты, за которой не видно твоих реальных проблем. Говори, Мелиноя. Это ведь он не даёт тебе спать по ночам? Я узнаю твои шаги где угодно. Стоит лишь сомкнуть веки. Стоит лишь ненадолго расслабиться и позволить собственным мыслям уйти куда-то далеко-далеко, где нет никаких проблем и забот. Где должны были быть яркие фантазии, желанный мечты и необходимые правки, которые стоило воплотить когда-нибудь в реальности… Но в её темноте снов сыпется песок и шепчет о неотвратимость само время. Мелиноя перестала спокойно спать с того дня, когда Отец безнадёжно спросил её за то, на что в принципе она рассчитывает, раз даже он не сумел победить столь сильного противника. Не смог защитить не то что собственную семью, а даже личную послушную «собаку», что теперь так грустно смотрела на него из своего угла тремя парами почти идентичных глаз. - Я… - дочь Аида давится словами и отводит глаза, когда чужое выжидание начинает постепенно терять терпение. – Всё в порядке. Правда. Тебе нельзя здесь находиться и вообще…Я превращу каждую секунду твоего времени в ад.
- Зачем вообще просить меня о чём-то говорить, Нем? – принцесса подземного мира разводит руки, начав жестикулировать ими слишком сильно, будто пытаясь добавить своим словам веса. – Вы сами учите меня справляться со своими проблемами исключительно самой. Каждый чёртов раз! «Придумай, кому ещё можно поплакаться. Здесь ты сочувствия не найдёшь» - кажется так говорит наставница, перед тем как снова и снова пытаться меня заживо сжечь. «Что ты знаешь о потери, Принцесса? Что ты знаешь о своей матери, кроме того, что вывалилась из её чрева?» - говоришь мне ты, ибо убить меня не можешь, зато в словах можешь не сдерживаться. Зачем мне что-либо говорить тебе, если всё, что я могу тебе сказать - ты просто используешь против меня и получишь лишний повод для насмешки? Ноги не желают слушаться и она слишком тяжело поднимается, с трудом удерживаясь на своих двоих, будто в них совсем не осталось сил. Будто враги забрали у неё всё, до самой последней капли, оставив после себя лишь знакомое чувство разочарования в самой себе и нарастающую усталость в отяжелевших костях. - Меня растили оружием. Меня растили, чтобы я выполнила одну единственную цель – убить Кроноса. И я должна сделать это любой ценой, любыми средствами и не глядя на препятствия. Я разберусь со своими проблемам сама, как того хотите вы все. Как того желают мойры и сама судьба. К ступням Немезиды летит мешочек с золотом, в котором Мелиноя знала точно, осталось ещё около сотни не использованных монет. В бешенные глаза титана возмездия она не смотрит, когда решает двигаться дальше по намеченным путям, да и вообще предпочитает ничего не делать, когда за спиной раздаётся недовольный хриплый рык. Будто Церберу наступили на лапы. Причём все сразу. - Обмен состоялся. Тебе ведь именно это было нужно, да? Дочь Аида лишь прыгает вниз, в очередной слив водосточных труб и старается не думать о том, как мелкие песчинки песка летят вместе с ней, блестя на свету золотистой хрупкой крошкой.Время не остановить
Это не могло остаться безнаказанным. Это не могло быть просто проигнорировано, как очередной пустой трёп и попытки задеть друг друга, как это было обычно. Эреб встречает привычными запутанными путями, выход из которых не могут найти даже тени и уже знакомой хмурой фигурой дочери Никты, что кажется, впервые не торопилась куда-либо идти. Для Мелиное это будет уже десятая бесплотная попытка спуститься ниже Полей Скорби. Ей не везло - то оружие подводило в самый не подходящий момент, то ей просто не хватало сил и сноровки, то она просто слишком долго и часто засматривалась на дорожку золотых песчинок под ногами, и погибала по собственной глупости. Настолько частых возвращений на Перекрёсток у неё не было уже довольно давно – достаточно давно, чтобы перед самым выходом Геката поймала её за руку и впервые предложила… Просто отдохнуть.Те же хотела жалости, верно?
Очень запоздалое предложение. Она уже тонула. - Принцесса. Это было слишком сильно похоже на какую-то очень извращённую издевательскую насмешку. Мелиноя вздыхает, стараясь обойти напряжённого титана возмездия по очень большой и очень кривой дуге, будто это и правда как-то могло её спасти от последствий. Очень медленно и даже не поднимая глаз, чтобы не вызвать новую волну гнева, которая наверняка кипела в божественной крови как самый настоящий магический огонь. Ей даже удаётся добраться до очередной едва видной тропы, ведущий куда-то дальше, в глубь теневых лабиринтов, когда случает то, чего ожидать она точно не могла. По крайней мере, когда дочь Аида говорила «нет, я не хочу с тобой драться» - она действительно этого не хотела… И теперь она искренне не понимает, почему тяжёлый кулак Немезиды бьёт её с размахом и такой силой, что оной можно без труда разламывать серебряные жилы на части. Даже без кирки. - Мы не закончили. Орос распарывает землю как ткань, оставляя острым краем ровную глубокую борозду. Теперь уже Мелиноя пародирует Цербера, отряхиваясь, как он, от грязи – низко опустив голову и неожиданно взбодрившись, будто её не просто откинули на другой конец поляны, а окунули головой в, до жути ледяную, воду. Глаза принцессы лихорадочно блестят, а кончик языка то и дело скользят по новенькой тонкой царапине на приоткрытых губах – глубокая, будто металлом разрезали. Возможно так оно и было, если судить по латной перчатке, которую Немезида, будто специально, решает поправить сразу после удара.Твоё сопротивление раздражает.
Она не понимает, почему бросается вперёд со всем своим отчаянием так, будто это могло спасти её от всех проблем и невзгод, которые опустились на плечи и требовали скорого разрешения. С рёвом дикого зверя; со всей возможной силой, от которой Лим входит в чужую броню по самую рукоятку, а воздух вокруг слишком быстро разогревается и начинает щёлкать вспышками ударяющих молний. Мелиноя не понимает, почему буквально кричит в чужое запрокинутое лицо до нервного хрипа, пока магия вокруг них кипит и расползается по округе почти как зараза.В конце концов, ты тоже сломаешься. Прямо как твой брат.
Зато она прекрасно понимает, почему Стигийский клинок для неё свистит в воздухе мелодичной и самой сладкой песней. Мелиноя вздрагивает и кричит снова, когда его рукоятка давит в грудь, натягивая и сминая ткань платья, и просто откидывает её на землю, как самую настоящую тряпичную куклу. Встать снова она банально не успевает – массивная нога давит на рёбра, пригвождая к холодной пыли и остаткам изрезанных теней, сильно подавляя сопротивление. Дочь Аида ещё честно пытается трепыхаться, царапать как ребёнок всё, до чего могут только дотянуться её пальцы… А после просто сдаётся, позволяя сорванному горлу напрячься лишь до слабого жалобного всхлипа. Тихого-тихого, но Немезида слышит и смотрит на неё со всем возможным, в мире, удивлением – даже клинок в собственной груди её так сильно не удивил, как чужая умоляющая жалость. - Нем… Я не могу…Никакого достоинства у нашей семейки!
- Он не отпускает меня. С самой первой нашей встречи… -Мелиноя дрожит, когда слова начинают литься из неё будто через силу. Будто что-то или кто-то пытаются сдержать их внутри, оставляя на языке слишком явный привкус солёного едкого песка. – Его голос, его слова, все его обвинения… Он не даёт мне спать. Он замедляет меня везде, куда бы я не пошла. Он забирает у меня всё без остатка! Я даже не могу теперь заставить его замолчать!... Что-то в глазах Немезиды меняется. Что-то изменяется в движениях её пальцев, что держали поднятый клинок не так, как прежде. Привычная хмурость и напряжённость никуда не деваются, но теперь дева возмездия будто сама оказалась перед выбором, который необходимо было сделать очень быстро, несмотря на всю его тяжесть. Мелиноя подмечает это почти без труда, но почти сразу же «забывает», когда на зубах начинают скрипеть золотые песчинки. Не существующие для всех. Существующие только в её сознании, в котором его стало слишком много. Немезида говорит размерено и тихо. Почти так же, как и всегда. Почти. -…тот случай с рукой… - она замолкает и заканчивает как-то слишком отрывисто, будто отрубает противнику голову. – Боль заставляет его замолчать. Смещает центр внимания.Дешёвые трюки. Не думаю, что дочерям Никты хватит ума догадаться, насколько сильно ты смещаешь этот «центр», когда причиняешь себе боль.
Мелиноя уже проиграла этот бой. Она больше не могла бороться с тем, что погрузилось в её сердце так сильно, что никакая магия теперь не вытащит это заражение на поверхность. Особенно сейчас, когда песка времени вокруг так много, что она просто начинает в нём тонуть почти реально! К несчастью, в не очень гордом и тоскливом одиночестве. - Нем, пожалуйста. Клинок снова свистит, медленно опускаясь остриём вниз, но уже не в землю. Немезида держит его без дрожи, когда опускает оружие достаточно низко, чтобы острый край вполне аккуратно ткнулся в помятую ткань платья точно у самых ключиц. Один рывок, одно сильное движение вперёд и он войдёт в чужое тело как в растопленное масло – Мелиноя не сдерживает всхлипа восторга, когда понимает это не только замутнённым сознанием, но и быстро-быстро бьющийся сердцем. - Это может убить тебя по-настоящему. Выбор был сделан. - Лучше смерть от клинка гордой дочери возмездия, чем смерть от времени…Какая жалость.
Умирать ещё никогда не было так приятно.Время не остановить
Вода в горячем источнике мутная, полная мелких не прозрачных пузырьков. Напитанная магией, она бурлит и мягко покачивается от небольшого случайного ветерка, но всё равно остаётся невероятно горячей, почти кипящей, в своих слишком уютных глубинах. Мелиноя ступает в неё осторожно, чувствуя как по светлой коже бегут мелкие покалывающие мурашки и почти облегчённо выдыхает, когда горячий пар ласкает обнажённые лопатки, прижавшиеся к шершавому камню. Если бы не проблемы настоящего, она бы наверняка просидела бы в нём до конца своих дней – как сказала бы наставница, чтобы «вариться в нём до скончания веков, ведь это так приятно». Если бы не те же проблемы настоящего, принцесса могла просто улыбнуться собственным ленивым мыслям в голове и, наслаждаясь магическим теплом с жаркой влагой, просто слушать шум деревьев над головой. Если бы не проблемы… Она ёрзает, устало проводя тёплыми пальцами по лицу, прежде чем мягко поддаться вперёд и медленно уйти на самую глубину. Постепенно и плавно; уходя почти как тонущий корабль на самое дно – туда, где Мелиноя сможет хоть немного подумать. Там, где есть только тепло и её собственные руки, крепко обнимающие колени, тесно прижатые к груди.Ты можешь остановиться в любой момент. Не пойти по стопам своих глупых родственников. Ты можешь стать самым роковым посланием в этой глупой войне.
Ты можешь стать моей частью, дорогая внучка.
Вода заливается в нос и уши, лишая возможности дышать и нормально слышать, но его голос дочь Аида слышит в своей голове отчётливее, чем когда-либо. Даже сквозь мутную воду и едва видные очертания другой стороны источника - она видит его тонкие растянутые губы в слишком довольной усмешке перед самыми своими глазами. Мелиноя может почти почувствовать запах многовековой пыли и затаённой обиды, что выливается огнём возмездия на их склонённые головы прямо так, сидя глубоко глубоко в бирюзовый воде… И она чувствует страх, что скручивает сердце тугим узлом.Ты знаешь, что все попытки тщетны. Ты можешь лишь облегчить чужую участь за их ошибки.
Поведай мне то, что я так хочу знать и они застынут во времени без всякой боли и скорби.
Без всякого сожаления.
Мелиноя закрывает уши ладонями и кричит так громко, насколько только может – бесцветные пузырьки бурлят и пенятся, не неся с собой и капли облегчения. Она кричит до тех пор, пока не кончается в лёгких воздух, а после просто лениво наблюдает за игрой света на самой поверхности воды. За поднявшимися пузырьками, что теперь мягко покачивались на тёплой воде и полопались только тогда, когда массивная рука, с цветастой ало-оранжевой ленточкой на запястье, рывком погружается к ней на глубину. Быстро и уверенно – хватая её за ладонь и просто дёргая обратно к прохладе, кислороду и самому недовольному лице Немезиды, на которое она только могла быть способна. Оно не меняется, даже когда Мелиноя спешно давится кашлем и пытается прикрыться от слишком внимательных глаз лишь на каких-то подсознательных инстинктах смущения.Прислужница зарвавшихся божков, исполняющих любую их прихоть.
- Не помогло, да?Для них ты лишь средство для достижения цели.
Всё что происходит дальше, Мелиноя почти уверена, будет сниться ей ещё очень и очень долго, и ещё ни раз заставит её ночи становится чуть более тёплыми, чем обычно. Немезида скидывает свою броню грубо, совершенно не заботясь о том, как будет возвращать её на место. Дочь Аида почти чувствует что-то странно-тянущие внизу живота, когда грубые пальцы вытягивают плотную алую шнуровку корсета одним коротким дёрганым движением, а после просто роняют её в кучу свалившейся брони. Она не может оторвать взора от хмурого напряжённого лица, что без всякого смущения лишается всех украшений, а после смотрит на неё почти в упор, ведь в отличие от принцессы, Немезида входит в воду без всякой осторожности – во все стороны поднимаются высокие волны и брызги, когда она входит в воду, не боясь её жара. Даже на дно садится так, будто горячая вода ничуть её обжигала, хотя Мелиное, будучи так близко, видит мурашки побежавшие по смуглой коже. - Иди сюда. Она подчиняется лишь потому, что её попросили. Она искренне хочет верить, что только поэтому. От Немезиды пахнет терпкостью соли, диким колючим кустарником и почему-то едва-едва ощутимым ароматом Моли. Дочь Аида слишком хорошо помнит его насыщенный и яркий аромат, который теперь был едва-едва уловим на чужой коже. И это даже несмотря на то, что она сидела к воплощению возмездия практически вплотную – достаточно было совсем немного поддаться вперёд, чтобы уткнуться носом в подставленное сильное горло… Но даже когда Мелиноя это делает, знакомый аромат кровавого цветка не становится сильнее. Лишь продолжает где-то мелькать на самой периферии, пока ладони Немезид находят ямочки на её пояснице и ненавязчиво надавливают в них самыми кончиками пальцев. Почти подтверждая, что всё происходящее сейчас - абсолютная реальность и сомневаться в ней не стоит. - Ты, ведь, пришла не просто так? – Мелиное устало прикрывает глаза, позволяя себе ненадолго потеряться в чужом сердцебиении, что теперь билось так близко и размеренно к её собственному сердцу. – Явно не для того, чтобы упрекнуть меня в моей слабости… Или я ошибаюсь? Вода продолжает кипеть и пениться, когда они замирают словно две мраморные статуи старых и более спокойных времён. Цепляющихся друг за друга как умирающие влюблённые, для которых остались последние мгновения вместе, пока Судьба не растворит их в глубинах самой тёмной Бездны. Дыхание Немезиды спокойное и ровное, и не сбивается даже тогда, когда тонкие белые пальцы дочери Аида соскальзывают с чужого плеча, снова погружаясь в горячую кусачую воду. Мелиное почти кажется, что воплощение возмездия не услышала её или же вообще решила задремать в столь уютных объятьях источника… Но ответ раздаётся очень тихо и едва-едва узнаваемо; со знакомым хрипом в плавном резонирующем голосе. Когда она говорит, принцессе подземного мира хочется улыбаться со всем возможным и оставшимся в ней счастьем. - Я пришла выполнить свою работу, принцесса. – прищуренное золото глаз лениво скользит по кромке бирюзовой синевы, но ладони, что всё ещё лежали на пояснице Мелиное и практически соприкасались большими пальцами, почему-то, ощутимо напрягаются. – Я должна защищать всех существ Перекрёстка. От Кроноса, его последователей и всего того, что может навредить и принести вред. То, что с тобой происходит – моя вина. Я должна была быть внимательнее во время наших встреч. Убить заразу, когда она только дала корни, а не позволять ей расти и процветать.Дочерям Никты никогда не хватало догадливости.
Мелиноя морщится и позволяет себе ненадолго сомкнуть веки, полностью утратив, и без того совсем слабую, бдительность. Непозволительная роскошь, которая в другом месте и в другое время стоила бы ей жизни, а теперь… А теперь жар и знакомый треск песка, сыплющегося с окраин разбитого камня прямо в не видные глубины источника, полностью лишали её покоя и концентрации. Немезида, будто чувствуя перемену в воздухе, продолжает. - Я рассказала Гекате о тебе. О том что случилось, о твоей… Проблеме. О борьбе с ней. – вода идёт волнами, когда воплощение возмездия начинает слабо двигаться. – И пока она думает, как тебе можно помочь, я предлагаю тебе свою помощь. По своему. Временное облегчение от слишком надоедливого титана времени, не требующее постоянного проливания крови.Даже смерть не облегчит тот ад, в который ты загнала себя сама.
Чем же тебе может помочь многочисленное отродье извечной матери?
Кожа Немезиды покрыта тонкой сеточкой старых шрамов – больших и крупных, которые удаётся даже через воду разглядеть без труда и совсем-совсем мелких, которые не удастся заметить, даже глядя на них в упор. Зато дочь Аида прекрасно может прочувствовать каждый из них, когда сильное колено очень дерзко, но медленно разводит её собственные колени в стороны и без сопротивления проскальзывает точно по внутренней стороне дрогнувших бёдер. Мелиноя только и может, что удивлённо охнуть и невольно поддаться вперёд от этого, и пока совершенно не ясно – подальше от столь резкого прикосновения или же как можно ближе к нему. Ведь это было слишком приятно. Ведь от этого слишком сладко бегут мурашки по белой тонкой коже. Так же сладко, как они бегут по телу воплощения возмездия, когда Мелиноя «случайно» вспоминает о чужом слабом месте и позволяет пальцам некротической руки царапнуть чувствительный участок кожи на чужом затылке. - Нем, ты… - бедро снова приподнимается и теплая влажная ладонь живой руки спешно поднимает брызги, цепляясь за спешно подставленное плечо, как за единственную точку опору. – Ты… Не обязана ничего из этого делать… Если не хочешь этого.Столько жалости. Даже мне тебя немного жаль, ведь твою глупость просто невозможно искоренить.
Немезида была красивой, статной и Мелиноя даже не будет пытаться отрицать то, что она ей… Действительно нравилась. У богини возмездия был тяжёлый, плохо сходящийся со всеми характер, который слишком часто приводил к ссорам и склокам. Чего только стоили их личные ссоры, когда она была моложе – дочь Аида до сих пор помнит, как они сцепились агрессивным злым клубком и катались по всему Перекрёстку как самые одичавшие злые тени. Сколько магии тогда кануло в бездну; сколько крови друг друга они пролили, пока Геката просто не запретила их встречи и тренировки, ссылаясь на установленный порядок Распутья. Чего уж говорить, про ссоры с самой леди Гекатой, когда даже сидя в глубинах своего шатра и перебирая запасы с необходимыми реагентами, принцесса могла даже со своего места слышать их низкие угрожающие голоса и видеть как кипит сама первородная магия по всей округе. И даже в такие моменты, Немезида никогда не отступала. Она в принципе никогда не отступала, даже когда действительно ошибалась и её выбор приводил к её полному поражению. К пролитой крови, к затаённым обидам, к самым недопустимым ошибкам. Воплощение возмездия была до смерти упрямой и слишком прямолинейной… И Мелиноя всё чаще сокрушалась сама на себя, когда начала чувствовать к дочери Никты что-то большее, чем простое стремление показать, что она была если не лучше, то безмерно равной деве со Стигийским клинком. Чувствовать что-то более глубокое, запретное и потаённое, что вынуждало её всё чаще выбирать тропы, что точно приведут её к пятнам крови на земле и очередной бессмысленной ссоре кто же лучший. Всё чаще позволяя себе проигрывать и брать над собой вверх, что раньше вывело бы дочь Аида из себя, а теперь просто позволяло ещё секунду насладиться едва заметной искрой тихого удовлетворения в глазах самой богини возмездия, когда приходилось платить долги за столь глупый проигрыш.Да ты влюблена, девочка!
- А я не хочу? Звучит неожиданно, как самое мягкое обвинение из всех возможных, что даже Мелиноя, что привыкла брать каждую вину слишком близко к сердцу, не смогла бы принять её всерьёз. Тем более сейчас, когда её так легко тянут вверх, а после просто одаривают поцелуем, даже не пытаясь что-либо ещё уточнять и спрашивать.Наша семейка всегда была как стая извращённых зверей.
Вся в брата.
Мозоли на пальцах Немезиды грубые как и её характер, а поцелуи слишком влажные и глубокие, чтобы в полной мере «услышать» чужое обвинение в глубинах своего слишком усталого разума. Не громче бесполезного тиканья часов, на которое Мелиное даже не пытается отвлекаться и препятствовать ему. Зачем вообще пытаться что-то делать, когда широкий тёплый язык так приятно скользит по её открытому запрокинутому горлу, без труда находя быстрый, почти лихорадочный пульс? Когда даже горячий источник оказывается не настолько горячим, как жидкое тянущиеся тепло, что остаётся липкой кипящей влагой на чужом подставленном бедре, цепляясь едва видными нитями за каждый существующий шрам?Зачем думать о том, как тебя изнутри пожирает само время и как медленно мир стирается в золотистый хрустящий песок под не с кончаемое тиканье уходящих мгновений?
Мелиноя замирает, позволяя крупным ладоням титана сомкнуться на её лице и взглянуть в расплавленные золото, ненавистных всеми, монет. Немезида замирает вместе с ней, глядя в слишком расслабленное лицо дочери Аида с явным испугом, видное даже через маску природной и такой привычной хмурости. Она смотрит в глаза Мелиное, что теперь переливались всеми оттенками песков самого хозяина времени и видит в них отражение собственной смерти. - Что ты видишь? Мелиноя улыбается с отчаянием этой самой смерти; чувствуя, как сердце в груди останавливается как огромный проржавевший механизм. - Я вижу песок, Нем.Какой позор…
С волос всё ещё капает быстро остывающая влага, когда воплощение возмездия ведёт их обеих к уже знакомому котлу, в котором уже «кипело», какое-то слишком сильное незнакомое заклинание. Геката рассматривает дочь Аида слишком дотошно и внимательно, из-за чего Мелиноя впервые чувствует себя слишком маленькой и несуразной. Пока её лицо, обрамлённое когтистой ладонью, мягко поворачивают туда-сюда, а сильные руки Немезиды обнимают её со спины не хуже самых тугих железных звеньев цепи, она только и может, что стараться игнорировать тонкие струйки песка, что будто из неоткуда сыпались наставнице на полы её широкой шляпы. Всё-такие же блестящие и мерцающие – Мелиноя щурится, видя как под их ногами уже образовался приличный хрустящий слой бежево-жёлтого оттенка. - Мелиноя? - Да, наставница? Почему её голос звучит теперь так слабо? - Прости меня за это. Почему она извиняется перед ней? - У простых смертных, у титанов, у богов… У каждого из нас есть свои внутренние часы. Свои внутренние течения, свои циклы и своё личное внутренней время. – Геката как бы невзначай касается пальцами груди дочери Аида и та сдавлено стонет, будто её обожгли. – Миазмы на полях ослабевают ментальную защиту существа. Если подвергаться их воздействую достаточно не долго, то они наводят морок, который навевает неприятные мысли, чувства, реакции. Скажем так, оставляют после себя ожог на сознании, который болит, отвлекает, но с ним можно жить и он спокойно заживёт сам по себе. Но если вдыхать его пары слишком долго… Когтистые пальцы снова смыкаются на её подбородке, вынуждая смотреть строго перед собой. Мелиноя непростительно хнычет, когда руки Немезиды на её теле крепчают, а объятья становятся слишком крепкими для её, и без того ослабшего, тела. Тёплая кромка какого-то глиняного горшочка касается губ, предлагая сделать глоток. - Мне действительно стоит говорить о том, что будет, если ментально ослабленное существо придёт к тому, кто может управлять не только временем вокруг нас, а в целом ВСЕМ временем в этой вселенной? - Всё сломается к чертям собачьим… - богиня возмездия за спиной устало вздыхает. – Как и её внутренние «часы»… Моли в настойках и зельях всегда отдавала чем-то сладким, с сильным травянистым привкусом, но почему-то сейчас, делая совсем пару крошечных глотков под чутким взором титана и великой ведьмы с Распутья, она горчит до тошнотворного сильно. Вкус напитка оказывается настолько отвратительным, что Мелиноя дёргается и ёрзает что есть силы, а недовольное фырканье над головой быстро перерастает в не менее довольное шипение и цоканье. - Так и думала. Броня Немезиды давит дочери Аида в спину, когда сильная ладонь тянется вперёд и вынуждает её запрокинуть голову. Мелиноя может лишь краем глаза заметить, как золотой песок буквально «плещется» у самых плеч титана, прежде чем противную настойку вливают в неё почти силой. Каплю за каплей, несмотря на то, что она слишком цепко сжимает губы и скалит зубы. Даже почти заботливое «это необходимо, Мелиноя» не помогает горечи стать легче, а боли, что с каждым глотком нарастала где-то в груди, и подавно.Это был познавательный опыт.
- Что ж, у тебя был шанс сделать это нормально.Возможно хоть это собьёт с тебя спесь и поумерит пыл.
Мелиноя закрывает глаза, когда глиняный горшочек, что смотрится в пальцах титана возмездия скорее как маленькая чашка, легко перехватывается из более аккуратных рук Гекаты. О том, что происходит дальше она не думает, да и в принципе не запоминает, ведь Немезиде никогда не хватало терпения. Зато всегда хватало прямолинейности, когда дело касалось поставленных целей. Она выпивает всё до самой последней капли. - Да будет так. Аскион катаски! И это последнее, что Мелиноя слышит перед тем, как тьма самой Бездны забирает её в свои объятья, а застывший механизм в груди с треском начинает двигаться. Пришло время вернуть её настоящее и будущее в привычный порядок хода бытия.…
Собственное отражение, смотрящее на неё из кроваво-алого озера Полей Скорби, смотрит на Мелиною задумчиво и разве что, совсем немного – напряжённо. Оно осматривает её с головы до пят оценивающе и внимательно, прежде чем потянуться отражёнными пальцами к волосам… И вытащить оттуда небольшую сухую веточку, которая застряла там после последней особенно напряжённой схватки. Ветка летит в воду и отражение исчезает в круговых волнах, которые она пускает, а дочь Аида плавно отступает, впервые за очень долгое время, ощущая себя по-детски… Восхищённой. Будто местная серость и мёртвый прах, что накрывал собой безжизненную траву тонким непробиваемым слоем, ни чуть не портили ей настроения, да в и целом она их будто не замечала. Даже привычная тяжёлая поступь Немезиды, что совсем скоро слышится за спиной, когда она замирает на самой окраине поля, не зная куда пойти дальше, вынуждает её только тепло улыбаться и распространять вокруг себя самый настоящий свет. - Смерть Кроносу! - Как угодно. Стигийский клинок привычно уходит в землю, а богиня возмездия почти скучающе опирается об него бедром, будто весь проделанный ранее путь был для неё всего лишь простой неспешной прогулкой. Будто глубокая царапина на её лице совершенно не кровоточила, а практически пустой мешочек из-под золота, что болтался рядом с клинком, совсем недавно не был использован практических досуха. Мелиноя покачивается на пятках, скрестив Лим и Орос где-то за спиной. - На счёт того, что произошло… Она слишком сильно ожидает услышать привычное «заткнись», «отвали» или что-то ещё в духе Немезиды, подкрепляемое отстранённым безразличием, которое воплощение возмездия раздавала всем желающим без всякого стеснения. Что-то, что буквально скажет Мелиное «А ты ожидала чего-то другого от той, что однажды предложила тебя ударить со всей своей титановой силы за сто монет и что самое странное, ты с удовольствием на это согласилась, а после была отправлена в тень буквально за следующим поворотом?» Что-то, что поставит точку в их и без того натянутых отношениях, которые она натянула ещё сильнее и теперь держала перед нитью острый блестящий клинок самой Судьбы… Но как только их глаза встречаются, принцесса понимается – ничего из этого не будет. Не будет и капли привычного гнева и слишком знакомого безразличия. Не будет настолько же привычных оскорблений, без которых они, казалось бы, не могли сосуществовать рядом друг с другом. Немезида смотрит на неё в ответ с молчаливым ожиданием, которое впервые в жизни, было до простого… Комфортным и таким необходимым. Слишком необходимым – когда Мелиноя вновь решает подать голос, она чувствует себя как никогда полной смелости. - Спасибо тебе, Нем… - улыбка растягивает её губы до щиплющей боли, но она даже не пытается что либо с этим сделать. – Ты спасла меня. Ты, Геката… Вы спасли меня от самого времени, хотя именно я должна была это сделать для вас. Я пока не знаю, как смогу отблагодарить наставницу за помощь, но тебе… Я бы хотела отблагодарить тебя. Если ты позволишь. Говорить о том, что даже прямой отказ Мелиное бы не остановил, она конечно же не будет. Особенно, когда Немезида так благосклонно снова опускается перед ней на колено, стоит только мягко повести руками, призывая её опуститься до чужого роста и повернуть в сторону точёное лицо. Ведь так намного легче и проще вполне довольно щуриться, когда мягкие тёплые губы дочери Аида касаются крутой скулы, оставляя на ней жаркий след зеленоватой помады. Достаточно будоражащий кровь, чтобы сильные руки воплощения возмездия слишком легко перехватили её за запястья и вновь усадили на слишком знакомое подставленное колено. - Этого не достаточно, принцесса. Звучит слабым-слабым обвинением и они обе прекрасно понимают, насколько оно было глупым. Базовое подстрекательство. - Я знаю, Нем… - Мелиноя целует её снова. – Я знаю.