новая игрушка

      Цзиньчжоу отходит ко сну: двери торговых лавок закрываются, в закусочных гаснет свет, улицы пустеют. Кудрявые сизые облака, подсвеченные солнечной позолотой, низко плывут по небосводу. Лёгкие шифоновые занавески колышутся от малейшего колебания воздуха — но то не ветер, несущий в открытое настежь окно вечернюю свежесть, а чьё-то неосторожное движение, нарушившее драгоценный покой почётного гостя Сити Холла.       В комнате прохладно, это Скар отмечает сразу. Кажется, кое-кто позволяет себе возмутительную беспечность, проветривая в комнате всю ночь. Неужели не боится незваных гостей? Мало ли найдётся какой-нибудь негодяй, пробирающийся в чужие дома через окна и нагло разглядывающий безмятежно спящих молодых людей?       Да ну нет, бред какой-то.       Скар наклоняется ниже, вслушиваясь в мерное сопение. Ровер такой очаровательный, когда перестаёт хмуриться и много думать. Его аккуратные черты лица становятся мягче, когда из них исчезает напряжённость. Трепещущие угольно-чёрные ресницы, маленькая серёжка в ухе, едва заметный румянец на мягких щеках, расслабленная линия тонких губ — Скар любуется, страшась моргнуть и разрушить магию мгновения. Даже если Ровер прямо сейчас проснётся и пропишет ему удар в челюсть вместо пожелания доброго утра, Скар не посмеет отвести взгляда. Он многое готов отдать лишь за то, чтобы утонуть в охре чужих глаз и искупаться в их приглушённом золотистом свечении. Какая жалость, что Ровер так холоден к нему…       Это необъяснимо сильное притяжение душит его изнутри, заставляя метаться между разумным и желаемым. Скар не должен быть здесь, не должен протягивать вперёд дрожащую руку, отчаянно желая коснуться тёплой кожи, не должен смотреть на него так нежно и преданно, не должен болезненно кривить губы, когда Ровер молча отворачивается, игнорируя его намёки. Скар так много чего не должен, но одновременно с этим так много чего хочет.       Сегодня днём, когда он впервые за долгое время смог увидеть Ровера вживую, лицом к лицу, а не исподтишка, Скар готов был бросить всё и скулящим щенком осесть у него в ногах. Было так чертовски тяжело заставлять себя скалиться, хохотать, излучать пафос, а после — бросить вызов на бой. Но больнее всего было совсем не это.       — Так ты… Скар?       В тот момент что-то надломилось внутри. Слышать это от того, кто единолично владеет твоими мыслями и сердцем уже долгое время, оказалось невыносимо тошно. Скар тогда незаметно сглотнул тугой ком в горле и натянул на лицо пустую ухмылку, попытавшись скрыть свою глупую уязвимость.       — Если хочешь услышать это от меня, то… Да, я Скар.       Скар жадно следил за каждым малейшим изменением в лице напротив, надеясь отыскать хоть какие-то признаки узнавания. Но Ровер остался холодным и чужим. Превозмогая себя, он решил идти до последнего: ему нужно было убедиться, что все слухи правдивы, из первых уст.       — …Мне есть что с тобой обсудить. Для начала… Я слышал, что ты потерял память?       — Как ты узнал?       — Так это правда.       Скар оказался совершенно не готов к затопившей его горечи осознания. Ровер действительно ничего не помнил. Ни одного воспоминания о прежней жизни, словно её и не было. Отныне между ними разверзлась глубокая пропасть забвения.       Скар невольно стискивает дрожащую руку в кулак и прикрывает глаза. Дыхание Ровера всё такое же ровное, ведь во сне его ничего не тревожит. Эти умиротворённые вдохи и выдохи немного успокаивают болезненно-волнительное биение растерзанного сердца. Скару мерещится, будто оно распадается на окровавленные куски, но продолжает биться из последних сил, продлевая страдания. Если бы Скар мог видеть себя со стороны в этот момент, то непременно бы ужаснулся — настолько потерянным и несчастным он выглядит.       Теперь магия мгновения точно разрушена.       Скар понимает, что должен уйти. Не мучить себя, не тревожить чужого сна, не питать напрасных надежд — так будет лучше всем. Но когда Скар делал что-то на благо других? Так уж и не припомнить. Значит, нужно оправдывать свою репутацию, не зря ведь он «жестокий и извращённый маньяк».       Скар отчаянно бросается вперёд, забираясь на чужую постель, поближе к вожделенному покою. Мысли разбегаются в разные стороны, когда он нависает над Ровером, пристально вглядываясь в его лицо. Близко настолько, что тёплое дыхание ласково касается его щёк. Скар подавляет в себе отчаянное желание заскулить. Близость Ровера кружит ему голову, заставляя действовать необдуманно и импульсивно. Терпение стремительно рассеивается, подобно песку, утекающему сквозь пальцы. Ещё ниже, совсем чуть-чуть — и их губы…       Ровер всё-таки просыпается.       Реакция у него что надо: Скар не успевает опомниться, как оказывается опрокинутым на спину и придавленным сверху. У Ровера удивительно крепкая хватка: Скар едва может дышать, что уж говорить о любых попытках сопротивления.       — Что ты здесь делаешь?       Голос после пробуждения до мурашек хриплый и тягучий. Вкупе с пронзительным взглядом и болью в стиснутых запястьях, он оказывает на Скара какое-то не совсем понятное действие, заставляя напрячься. Ровер нависает над ним, придавливая к постели. Его тепло согревает даже через тонкую ткань ночных одежд. Охровые глаза мерцают раздражением и недоумением, тонкие губы упрямо поджаты, а чёрные волосы напоминают гнездо.       — Как что? Пришёл пожелать спокойной ночи моему новому очаровательному другу, — по губам змеится язвительная ухмылка.       Ровер скептически приподнимает бровь.       У Скара спирает дыхание от того, насколько горячо это выглядит.       — Не держи меня за идиота, — голос становится на пару тонов ниже, наполняя слова угрозой. — Нравится играться со мной?       Выдержка даёт трещину, и Скар морщится, пытаясь избавиться от хватки на запястьях. Он ёрзает под Ровером и дёргается, но тот остаётся непоколебимым подобно многовековой горе. Скар вдруг чувствует себя таким уязвимым под чужим взглядом. Все силы покидают его в одно мгновение, как и всякое желание сопротивляться. Ему так хорошо в этот самый момент, словно он наконец нашёл своё место. Тяжесть, обременявшая душу, медленно растворяется, и сердце вновь бьётся быстро, но уже от приятного волнения.       — О, ты так быстро меня раскусил, Ровер, — едко усмехается Скар, старательно подавляя дрожь в голосе. — Нет ничего лучше, чем действовать на нервы таким сладким упрямцам, как ты. Разве ты не рад провести ещё немного времени наедине со мной? Кажется, прошлое наше свидание тебе понравилось… Не так ли, моя милая игрушка?       Ровер вдруг хватает его за горло и сдавливает пальцы, заставляя замолчать. Скар хрипит в попытках глотнуть воздуха. Ровер, возвышающийся над ним, излучает опасность, но Скару совсем не страшно. Он завороженно распахивает глаза и забывает о том, что не может дышать.       — Отвечай на вопрос, — холодно отчеканивает Ровер очередное требование. Неужели он совсем не осознаёт, какое влияние оказывает на сжавшегося под ним Скара, лицо которого багровеет не то от внезапно одолевшего жара, не то от удушья...       Рука с горла исчезает, и Скар откашливается, жадно глотая прохладный воздух. Перед слезящимися глазами всё плывёт и размывается бесформенными цветными пятнами. В ушах глухими ударами шумит пульс. Скар слышит, как быстро в его теле нагревается кровь, как она разгоняет по венам жар вперемешку с кислородом, оседая где-то внизу томительной тяжестью. Чёрт, неужели…       Скар приподнимает голову и силится сосредоточить взгляд. Если это не происки изголодавшегося по кислороду мозга, то он… Глаза расширяются в испуге, и Скар резко вскидывает голову, тут же сталкиваясь с нечитаемым взглядом Ровера. Значит, никаких сомнений не остаётся — у Скара стоит.       Это конец.       В спальне повисает напряжённая тишина. Скар не смеет отвести взгляда от замеревшего Ровера, который тоже пялится на него в ответ. Грудь тяжело поднимается и опадает от судорожного дыхания. Скар ещё никогда не чувствовал себя таким жалким.       Однако Ровер не позволяет ему долго думать: он отмирает первым и вновь опускает взгляд, как-то задумчиво склоняя голову набок. Под этим изучающим взглядом Скар ёжится и отворачивается. Дезориентированный и позорно раскрытый, он сгорает от стыда и возбуждения, уже давно не похожий на самого себя. Какого чёрта происходит? Это один из его дурацких снов? Не может быть, что он на самом деле лежит под Ровером, твердея под его взглядом всё больше. Кто-нибудь, разбудите его и разрушьте все воздушные замки, пока не поздно…       — Интересно, — вдруг будоражаще низко тянет Ровер.       Они вновь встречаются взглядами: глаза у Ровера настолько тёмные, что Скар невольно замирает, как жертва в смертельной хватке хищника. Обтягивающие брюки неприятно давят на возбуждённый член, и Скар отвлекается на это ощущение, недовольно цыкнув, что оказывается зря.       — Кажется, новая игрушка появилась не у тебя, — голос Ровера звучит прямо возле его уха, — а у меня.       Скар вздрагивает, когда горячий выдох обжигает ушную раковину. Всё идёт совсем не так, как должно, ситуация выходит из-под контроля, но… Скар не хочет ничего с этим делать. Его перегревшийся мозг коротит рядом с Ровером. Тяжесть его тела, его запах, его хриплый голос, его поведение — Скару кажется, что он сходит с ума медленно, но верно. Все слова и силы покидают его в одно мгновение, делая безвольной куклой в чужих руках. Обычно Скар не допускает такого ни с кем. Но Ровер — исключение.       Скар дрожаще вздыхает и жмурится, когда Ровер будто невзначай прижимается к нему там коленом. Обтягивающая ткань натирает чувствительную кожу, колено вдавливается слишком сильно, но Скару так хорошо, будто он вознёсся на небеса. Лёгкая боль лишь подогревает возбуждение, распространяя его по телу волнами тепла. Боже, лишь бы это не оказалось сном…       Ровер усмехается. Этот звук настолько хорош, что Скар невольно толкается бёдрами вперёд и потирается о чужое колено. Вот бы чуть-чуть сильнее и чуть-чуть быстрее… По ощущениям Скару нужно не так уж и много, чтобы позорно кончить себе в штаны.       Ровер возвращает его бёдра на место одним властным движением руки. Он наконец разжимает хватку на ноющих запястьях, но не даёт долго наслаждаться свободой: одна из рук вновь оказывается на шее, на которой всё ещё горят красным отпечатки его пальцев, а вторая резко дёргает ширинку вниз. Скар не успевает задуматься о том, насколько практично носить костюм с молнией в таком месте, потому что в следующее же мгновение его член оказывается зажат в чужой сухой ладони.       Скар не сдерживает удивлённого стона и силится посмотреть вниз, но Ровер красноречиво давит ему на горло, заставляя успокоиться и не ёрзать. Скару не остаётся ничего, кроме как широко распахнутыми глазами уставится на Ровера — и окончательно пропасть в тёмном золоте его невероятных глаз.       — Неужели ты только что добровольно стал моей добычей? — жарко шепчет Ровер, возвращая ему довольную ухмылку.       Рука делает пробное движение, скользя по стволу вниз и вверх. Скар задерживает дыхание, когда большой палец цепляет выступившую капельку смазки. Ровер обхватывает его член в тугое кольцо из пальцев под головкой, бордовой от прилившей к ней крови, и вновь скользит вниз-вверх мучительно медленно.       Скар отворачивается, не в силах смотреть Роверу в глаза, и тут же чувствует лёгкий укус под челюстью, разрядом тока отдающийся во всём теле. Скар болезненно шипит и дёргается, но Ровер не обращает на это внимания, спускаясь на шею и оставляя следующий укус у самого края воротника.       Пальцы внизу движутся быстрее. Сухая стимуляция ощущается болезненно остро, но оттого не менее приятно. Скар вновь делает попытку двинуть бёдрами навстречу, за что лишается кислорода. Словно в прострации, он чувствует, как сильно горят его лёгкие и горло, как отчаянно он нуждается в глотке воздуха, но Ровер безжалостен: он не разжимает хватки на горле и, сжав ноющий член в кулаке, надрачивает быстро и рвано, заставляя Скара выгибаться в своих руках и цепляться дрожащими пальцами за скомканные простыни.       Прямо сейчас абсолютная беспомощность ощущается как никогда правильно.       Прежде, чем в глазах темнеет, Ровер отпускает горло, позволяя сделать спасительный вздох. Скар судорожно глотает воздух, хрипло выстанывая мольбу не останавливаться.       Ровер делает всё совсем наоборот.       — Нет! — хрипло вскрикивает Скар, когда рука на его члене замедляется и останавливается на основании.       Его лицо красное, волосы топорщатся во все стороны, глаза большие и влажные, губы сухие от частого дыхания, всё тело напряжено подобно натянутой струне. Ровер откровенно заглядывается на такую картину, во всех красках ощущая собственное превосходство. Он упивается властью, данной ему чужим возбуждением, и убирает руку совсем, заставляя Скара молить о продолжении.       — Нет, Ровер! Пожалуйста… — заполошно шепчет он, извиваясь на кровати.       Его член, тяжёлый и подрагивающий от близости оргазма, падает на живот с глухим шлепком, вырывая из Скара первый за сегодня отчаянный стон. Мокрая от смазки головка неприятно трётся о ткань костюма, и Скар тянется к нему сам, но оказывается бесцеремонно прерван очередным сдавливанием горла.       — Не смей, — приказывает Ровер огрубевшим голосом.       Болезненный щелчок по чувствительной головке — Скар давится слюной и понимает, что не может вдохнуть. Он слабо хватается за руку Ровера, сдавливающую его горло, скребёт ногтями по чужому запястью и мотает головой, но все его метания оказываются безрезультатными.       Ровер проводит кончиками пальцев по члену снизу вверх, будто случайно задевая уздечку и заставляя вскинуть бёдра, а потом мелко и быстро надрачивает головку. Тихие мокрые хлюпы и шуршание простыней особенно чётко слышны в тишине ночи, но Скар не замечает даже их: сознание медленно ускользает от него, заволакиваясь дымкой мучительного наслаждения. Происходящее напоминает настоящую пытку, но Скар ни за что в жизни не согласился бы её прервать.       И когда Ровер отпускает его настрадавшуюся шею, не сбавляя темпа, Скар кончает со сломленным скулежом и слезами на глазах. Его тело бьёт мелкой дрожью, глаза закатываются, а голос окончательно ломается и жалко хрипит. Белёсая сперма пачкает пальцы Ровера и некрасивыми мокрыми пятнами расплывается на белой ткани костюма. Ровер не останавливается, пока не выдаивает начавший обмякать член до последней капли.       Скар понимает, что тёмная пелена перед глазами и не думает рассеиваться, вместо этого утягивая его за собой в бессознательное. Тяжёлые веки смыкаются, уставшее тело всё ещё подрагивает от пережитого напряжения, и Скар надеется, чтобы всё произошедшее не оказалось всего лишь сном.       — Хорошая игрушка, — раздаётся едкое напутствие с глумливым смешком, прежде чем Скар проваливается в темноту.