×××
Ксюша наклоняется, разглядывая уже неизвестно который по счету чайный сервиз (на вид — точно такой же, как и все предыдущие, впрочем). — Знаешь, я думаю, нам надо было, как в прошлом году, купить ему бутылку какого-нибудь хорошего коньяка и не заморачиваться, — говорит она, выпрямляясь. Они уже битый час бродят из магазина в магазин, пытаясь подобрать что-нибудь, что не стыдно было бы подарить Прокопенко на день рождения, и все еще не продвинулись в своей задаче ни на миллиметр. Слава богу, Юля, по крайней мере, согласилась к ней присоединиться, иначе Ксюша бы точно с ума сошла — от ответственности, возложенной на ее сильные, но уставшие плечи, и от полного отсутствия креативности в ее примитивно-техническом складе ума. — Ну, что там? — спрашивает она и слегка пригибается, чтобы заглянуть в экран Юлиного телефона. — Что пишут? У Юли в браузере — подборка сайтов по запросу «интересный подарок мужчине на 55 лет». Она открывает первый попавшийся и листает вниз, неспешно скользя взглядом по диагонали текста. Сверху всплывают уведомления о входящих сообщениях — Юля нетерпеливо смахивает их в сторону, но они продолжают сыпаться. Ксюша не хочет подглядывать, но все равно цепляется взглядом за притягивающее внимание «Любимый» с этим чертовым красным сердечком. «юлька купи пива по дороге» «И молока пожалуйста. Кофе не с чем пить :Р» Пиво. И молоко. Пиво и молоко, думает Ксюша. Ну, пиво — это точно про Грома. Молоко? Что ж, кофе он, конечно, тоже как не в себя хлещет, тут ничего не скажешь. — Блин, прости, я щас, — говорит Юля, делая шаг в сторону, чтобы ответить на сообщения. Ксюша видит, как открывается диалог в Телеграме и как Юлины пальцы начинают порхать над клавиатурой. Дальше она не смотрит, честно отворачивается и снова склоняется к нижней полке, пытаясь сосредоточиться на гребаном чайном сервизе. Кому вообще, нахер, нужен чайный сервиз?×××
В очередной выходной день у них обоих Юля вытаскивает ее в спа-салон, приговаривая: «Да ты не бойся! Я обещаю, все хорошо будет!», весело смеется и обнимает за плечи. Ксюша не из тех девушек, которые ходят по спа-салонам; она полицейская, а это значит, что зачастую у нее нет времени даже на то, чтобы ногти себе накрасить — обычным таким, дешевеньким лаком, как в детстве, когда все было быстрее и проще. Скажите, блин, спасибо, что перед выходом из дома зубы почистить успеваю, думает Ксюша. Вон, у Цветкова и это не всегда получается. Она полицейская. Она почти не носит платья и юбки, не пользуется косметикой и представления не имеет, для чего нужны все те загадочные баночки и флакончики из отдела по уходу за собой в магазинах косметики. И конечно, конечно, она волнуется, когда Юля приглашает ее в спа, потому что — угадайте что? В спа она не была ни разу. Она волнуется, но все равно соглашается, все равно идет, потому что это Юля Пчелкина, а Юле Пчелкиной она доверяет. Не то чтобы они с ней какие-нибудь подруги не разлей вода, нет, — Ксюша все еще не уверена, что может называть ее хотя бы своей приятельницей, — но Юля интересная, простая в общении, не задирает нос, несмотря на свою интернет-популярность, и не психует, когда у Ксюши из-за бешеного рабочего графика не получается пересечься третью неделю подряд. Таких ценить нужно и не отпускать. А еще, если честно, Ксюше просто необходимо хотя бы изредка видеться с кем-то, кто не Цветков и не один из всех этих полудурков с работы. Ксюше просто необходимо хотя бы изредка видеться с нормальными людьми. Они идут на пилинг (медово-солевой, между прочим!) и обертывание, а оттуда — на массаж, где две приветливые девушки-азиатки приглашают их раздеться и лечь на соседних кушетках. Свет приглушен, пахнет маслами и травами, играет расслабляющая бессловесная музыка. Ксюша вздыхает, растекаясь по кушетке довольной лужицей. — У меня сегодня как будто второй день рождения, — говорит она, и Юля смеется в ответ — лениво и тихо. — Вот видишь. Я же говорила. Она улыбается, когда чужие руки касаются ее спины, принимаясь массировать. Минут через сорок блаженство заканчивается. Юля к тому моменту, кажется, успевает задремать и даже не шевелится, когда ее телефон разражается мелодией звонка. Ксюша вздыхает, тянется к чужой сумочке и, покопавшись, достает телефон. Юля слегка приподнимает голову, сонно моргает: — Кто там? Если просто номер, то хер с ним, забей… Но это не просто номер, это «Любимый». Ксюша молча протягивает телефон Юле. Юля принимает звонок с расслабленной улыбкой на лице. — Да, только-только закончили. Хотим еще в сауну заскочить, винишка выпить. Все хорошо? Ксюша одевается, медленно сползает с кушетки и оглядывается по сторонам. В зале никого, кроме них, нет — видимо, массажистки ушли, чтобы не смущать их своим присутствием и дать спокойно привести себя в порядок. Она снимает с волос резинку и вертит в пальцах, концентрируясь на ней вместо того, чтобы пялиться на Юлю, болтающую по телефону. Когда она сбрасывает звонок, Ксюша мнется пару секунд и в конце концов брякает — на удачу: — Как там Гром? Юля поднимает голову и смотрит на нее, удивленно выгнув бровь. — Ксюш, ну ты чего? Ты же в участке с ним каждый день видишься. Тебе лучше знать. Ксюша прикусывает нижнюю губу, отводя взгляд. Ну и ладно.×××
— Да не может она встречаться с Хазиным, — уже, наверное, в сотый раз за утро говорит Ксюша, пробегаясь взглядом по отчету — без всякого смысла, на самом деле, потому что нависающий над столом Цветков раздражает до безумия и не дает сосредоточиться. — Ксюх, ну вот ты мне честно скажи: тебе не стыдно? — Почему мне должно быть стыдно, Костик? — Потому что ты уперлась и отказываешься принимать очевидное. Тоже мне — следачка. — Это я, значит, уперлась и отказываюсь принимать очевидное? Цветков, ты такой придурок. Костя выпрямляется, упирая руки в бока, смотрит на нее сверху вниз — грозно, если бы только не его вечно нелепый вид. Ксюша откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, не желая пасовать. — На пятеру готова поспорить? — спрашивает вдруг он, протягивая руку. Ксюша холодеет, но не позволяет себе задуматься — уже в следующую секунду хватает Цветкова за руку и торжественно встряхивает для пущей убедительности. — Самые легкие деньги в моей жизни, — пропевает она и вновь возвращается к работе, боковым зрением наблюдая, как Цветков, наконец угомонившись, движется к своему столику. — Ну-ну, — говорит он, но Ксюша уже не реагирует. Юля материализуется в участке спустя несколько часов после их диалога — останавливается на пороге, поднимает солнцезащитные очки на макушку и оглядывается по сторонам, будто бы кого-то выискивая. Ксюша, видя ее, приветливо машет рукой и улыбается. Когда Юля приближается к ее столу, в сторону Цветкова Ксюша даже не смотрит, но знает, что он с них взгляда не сведет до последнего. — Привет, — говорит Ксюша, — у тебя все в порядке? Игоря в участке нет, если что. Я даже в изоляторе проверяла. — Да-да, — торопливо кивает Юля и на секунду останавливается на ней взглядом. — Да я и не к Игорю, я так… по делу забежала. Что насчет наших субботних планов, кстати? Все актуально? — Конечно… — Супер. Юля подмигивает ей и движется дальше, стремительно пересекает участок, лавируя между столиков так, будто каждый день здесь бывает. Участок будто бы замирает, пропуская ее сквозь себя. Зайцева оборачивается на стуле, смотря ей вслед. Наверное, нужно передать что-нибудь Прокопенко, думает Ксюша. Юля проходит мимо его кабинета и ныряет в арку. Ксюша отворачивается и застывает, случайно пересекаясь взглядом с Цветковым. С Цветковым, чья рожа, должно быть, вот-вот треснет напополам от дурацкой самодовольной улыбки. Ксюша демонстративно закатывает глаза, разворачиваясь к столу. Мало ли, какие и с кем у Пчелкиной могут быть дела в полицейском участке. В конце концов, она журналистка. Журналисты странные, им часто в голову всякая дичь приходит. Боковым зрением Ксюша успевает заметить, как Цветков подскакивает со своего места и уносится куда-то этой своей грациозной походкой, но тут же забывает об этом — есть дела поважнее. Она открывает папку и так погружается в чтение отчета, что даже подпрыгивает от испуга, когда рядом снова вырастает Цветков. — Слушай, это правда уже не смешно, — говорит она, хлопая ладонью по столу, — я, между прочим, делом занята, у меня нет времени… Костя пропускает всю ее речь мимо ушей, приваливаясь к столу с еще более самодовольным видом, чем прежде. — Тебе номер карты продиктовать или ты наличкой? — Чего? Ксюша приподнимает брови, растерянно наблюдая за тем, как Цветков достает телефон из кармана и роется в нем — пару секунд, не больше. Затем поворачивает экран в ее сторону, взглядом показывая — на, смотри. Ксюша смотрит. На экране — фотография. Не самое хорошее качество и не самый четкий ракурс, но Ксюша все равно видит Юлю, сидящую на столе в кабинете Хазина, и самого Хазина, стоящего рядом с ней, — легкий наклон головы, непривычно мягкая улыбка, руки в карманах брюк. Они не целуются, не срывают друг с друга одежду, ничего такого, просто… просто разговаривают, кажется. Но между ними почти нет расстояния — Юлино колено в нескольких сантиметрах от Петиного бедра; они так близко друг к другу, что ощущается это как… нечто до боли интимное. Что-то, что Ксюша — или кто бы то ни было еще — не должна была видеть. И так оно, в общем-то, и есть. Если кто-нибудь узнает, что Цветков ходит в чужой отдел, чтобы пошпионить за тамошним майором, никто его по головке за это не погладит. Чего только не сделаешь ради пяти тысяч рублей и возможности гаденько протянуть такое долгожданное «а я же говори-и-ил». — Теперь-то ты не будешь отрицать? — спрашивает он, когда Ксюша поднимает на него задумчивый взгляд, и поспешно прячет заблокированный телефон в карман. Их обоих отвлекает мелодия чужого звонка. Ксюша мечет взгляд на противоположную сторону стола, только в этот момент замечая забытый телефон. — Это чей? — нервно спрашивает Костя. — Пчелкиной, — говорит Ксюша. Тянется и, улыбнувшись, демонстрирует экран Цветкову: — Смотри-ка, Кость. «Любимый». Не считаешь ли ты, что со стороны Хазина довольно глупо звонить той, кто находится прямо в его гребаном кабинете? Цветков поджимает губы и хмурится — не то чтобы недовольно, скорее… непонимающе. Ксюша и сама не толком не понимает, что здесь происходит, — Костина фотография никак не идет из головы, — но нарочно делает уверенный вид. Ей нельзя пасовать, не сейчас. Костя вцепится в то же мгновение, как только снова почует слабость. — Давай ответим, — говорит он, протягивая руку. — Это самый быстрый способ узнать, кто из нас прав. Ксюша качает головой и кладет телефон обратно, ровно туда, откуда взяла. — Нет. Я не хочу потом перед Юлей объясняться. Цветков качает головой, фыркает, бормочет что-то про беспомощность и трусость — но все-таки отстает, возвращается за свой стол. Через несколько минут телефон снова начинает жужжать — Ксюша бросает озадаченный взгляд на надпись с красным сердечком в конце. Боже, до чего все глупо и странно выходит. Она ведь почти поверила, что Костя может быть прав. Ну и бред. Не может Пчелкина встречаться с Хазиным. Хазин — заносчивый, нахальный, высокомерный мудак, а Юля… ну, Юля не такая, Юля хорошая. Юля вряд ли бы в такого влюбилась. Так ведь?×××
На новоселье к ней приходят Юля и несколько девочек, с которыми она поддерживает связь еще со школьных времен, — Кристина и Маша. Ксюша не умеет организовывать такие мероприятия и боится, что может сделать что-то не так, но Юля ее успокаивает: это даже не вечеринка, Ксюх, просто небольшие девчачьи посиделки — надо же новую хату обмыть, ну, чего ты, все хорошо будет. Спасибо, господи, что существует Юля Пчелкина, думает Ксюша. Вообще-то она ни в какие высшие силы не верит, но как еще можно объяснить существование этой женщины, если только не божественным промыслом? Ксюша даже не догадывается. Компания получается разношерстная, и Ксюша боится, что они не найдут общего языка, что они не понравятся друг другу, что так и будут сидеть весь вечер — в угрюмом, неловком молчании. Юля, конечно, приходит на помощь: по-свойски пересекает гостиную, шагая через вездесущие коробки, устраивается на диване и разливает по пустым бокалам принесенное с собой красное полусладкое. «Где ты взяла гребаный штопор, Юля», — думает Ксюша, но вслух ничего не говорит: в каждой женщине должна быть загадка. (А в Юле их — целый сборник.) — Ну что, за Ксюшкину новую квартиру? — спрашивает Юля, не давая им погрязнуть в тишине, и девочки подхватывают ее настроение, тянутся, чокаются бокалами и улюлюкают. Ксюша благодарно улыбается — всем сразу, конечно же, но Юле — особенно, потому что Юля спасает ее, даже когда толком этого не осознает. Дальше идет проще: Ксюша приносит сырную и фруктовую тарелки с кухни, а девочки располагаются вокруг кофейного столика — кто на диване, кто на полу, — щебечут о том, о сем. Юля ловко подхватывает каждую начатую тему и развивает полноценный разговор даже там, где поначалу кажется — тупик. Ну, оно и понятно — журналистка, как-никак. Истинная. Ксюша слегка расслабляется, позволяя им плыть по течению без ежесекундного страха разбиться о рифы неловкой паузы. Девочки рассказывают обо всем подряд, в том числе — о своих проблемах в отношениях — у одной муж, у другой пока-что-парень, — и Кристина вдруг толкает Юлю локтем: — Эй, а что насчет тебя, красотка? — Что насчет меня? — невинно интересуется Юля. Кристина смеется: — Ты в отношениях или счастлива? — Я счастлива в отношениях, — отвечает Пчелкина, и звучит это настолько уверенно, что никто даже не думает сомневаться в правдивости ее слов. Потом они играют в игры — ассоциации, «Элиас», «Крокодил». Когда первая бутылка подходит к концу, Кристина предлагает сыграть в «Я никогда не…» — все соглашаются. Ксюша пожимает плечами — она в такую никогда не играла, даже правил не знает. — Смотри, все очень просто, — говорит Юля. — Мы в такое обычно с шотами чего-нибудь крепкого играем, но вино тоже подойдет. Так вот: я говорю что-то, чего я никогда не делала… Например, я никогда не целовалась с бомжом. Если одна из вас целовалась с бомжом — она делает глоток вина. И так по кругу, сколько угодно раз. Маша смеется: — Прекрасный пример. — Мерси. — Юля польщенно прикладывает ладонь к груди. — Ладно, звучит просто. Давайте попробуем. Игру они начинают довольно невинно — «я никогда не делала татуировок», «я никогда не ходила на свидания с типами из Тиндера или Баду», «я никогда не воровала в магазине», — но быстро разгоняются, доходя до пикантных тем. Юля делает глоток почти на каждую реплику, и за короткие полчаса игры они узнают все подробности ее сексуальной жизни: присылала нюдсы, получала нюдсы, видела эротические сны, пробовала секс-игрушки, занималась сексом по переписке, в общественных местах, с незнакомым человеком, втроем. Только с коллегами и бывшими не спала — в отличие от Ксюши, прячущей смущение в бокале с вином. Хотела бы она быть как Юля — уметь открыто и без смущения говорить на такие темы, делиться опытом, обсуждать спорные вопросы. Может быть, она могла бы, если бы только ей было что рассказать. Кристина и Маша уходят около одиннадцати, жмут Юле руку — приятно было познакомиться — и с двух сторон обнимают Ксюшу — спасибо, что пригласила, милая, было бы здорово видеться чаще. Куда уж там — с таким-то рабочим графиком, думает Ксюша. Пусть радуются, что хотя бы раз в полгода ее уставшее лицо наблюдают, — у некоторых ее коллег ситуация еще хуже. Когда они остаются вдвоем, Ксюша идет на кухню и щелкает кнопкой чайника. Юля запирается в ванной на пару минут и выходит оттуда уже преобразившейся — в розовой пижаме в клеточку, в тапочках-зайках и повязке с бантиком на голове. — Мой наряд на девичник, — объясняет она, разведя руками. Ксюша смеется, одобрительно кивает. Сама она еще с начала встречи в домашнем — в старой растянутой футболке и свободных шортах, — «посиделочный вайб» соблюден на все сто. Они еще вчера договорились, что Юля у нее с ночевкой останется, чтобы подольше провести время вместе и не мучиться с вызовом такси поздно ночью. Они берут кружки с фруктовым чаем, перемещаются обратно в гостиную и устраиваются по разным сторонам дивана. Юля достает косметичку и расставляет в ряд кучу лаков разного цвета, приглашающе взмахивая рукой: — Какой? — Ты мне накрасишь ногти? — удивляется Ксюша, чувствуя, как в горле ком встает. Глупо, наверное, но у нее никогда не было близких подруг, так что теперь ее трогает даже такая мелочь. — Еще бы. Думала, сможешь этого избежать? — Ни в коем случае, — улыбается Ксюша. Она выбирает один из лаков и протягивает Юле. Юля садится поудобнее, устраивая ее ноги у себя на коленях и принимаясь за дело, мурлыкает какую-то мелодию себе под нос. Экран ее телефона загорается — Ксюша даже со своего места видит, кто ей пишет. Юля, наверное, боковым зрением тоже замечает входящие, но не отвлекается. Ксюша думает, что это, может быть, подходящий момент, чтобы рискнуть. — Слушай, Юль, а ты же с Хазиным хотя бы раз пересекалась, наверное? Это который из… — Из наркоконтроля, да, — чуть заторможенно кивает Юля. — Да, конечно, мы виделись. А что? — Не знаю. На самом деле, просто интересно узнать, что ты о нем думаешь — мне кажется, ты хорошо разбираешься в людях. Я твоему мнению, по крайней мере, доверяю. — Он тебе не нравится, да? Я слышала, что… у вас многие от него не в восторге. — Ну, уже не так сильно, как поначалу, конечно. — Ксюша пожимает плечами. — Поначалу вообще пиздец был, если честно. До сих пор помню, как они с Громом чуть ли не каждый день собачились, когда он к нам только-только перевелся. А потом вдруг притихли… Так странно, если честно. Юля, наверное, и сама не замечает, как мягкая улыбка расцветает на ее губах. Она делает последнее движение кисточкой, наклоняет голову и дует, чтобы лак быстрее высох. — Что ж, он довольно… сложный и… своеобразный человек, — говорит Юля, осторожно подбирая слова, — но я глубоко убеждена, что подход можно найти абсолютно к каждому. П… Хазин — не исключение. Телефон снова загорается — на этот раз из-за звонка. — Прости, я отвечу и вернусь, — говорит Юля, подскакивая с дивана и улетая в сторону кухни. Ксюша подпирает голову, широко зевая, чувствуя себя приятно утомленной и сонной от выпитого вина. Юлин разговор она не слышит — только тон, которым она отвечает своему собеседнику, и пару фраз, вырванные из контекста («…решила у Ксюши на ночь остаться»). Гром это или не Гром, а он знает мое имя, думает Ксюша рассеянно. Юля возвращается к ней со счастливой улыбкой, кладет телефон на место и усаживается обратно, принимаясь за вторую ногу. — Что мы про Хазина, Ксюшка, — говорит она. — Расскажи мне лучше, как там у вас с Костей. Ксюша стонет — она так чертовски жалеет, что однажды проговорилась Юле об их с Цветковым прошлогодней интрижке, которая непонятно как началась и непонятно чем закончилась. — Нечего там рассказывать, — вздыхает она. — А если поподробнее?×××
Все разрешается одним июльским вечером, когда они наконец закрывают дело, над которым без продыху работали несколько месяцев подряд, и решают отметить это походом в бар, — разрешается в пользу Ксюши, конечно же, потому что она, как обычно, оказывается права. Игорь приходит вместе с Юлей, улыбается в ответ на ее реплики и осторожно придерживает ладонью за талию, пока она обвивает его предплечье руками, утыкаясь носом в плечо, когда смеется, и вопросы отпадают у всех одновременно — даже у тех, у кого их и не было никогда. Друзья так себя не ведут. — Тебе номер карты продиктовать или ты наличкой? — язвительно интересуется Ксюша, прикладываясь к своей кружке с пивом. Цветков кидает на нее недовольный взгляд из-под бровей, резко дергает плечом. Снова смотрит через весь зал, на Юлю с Игорем. — Потом отдам. Самые легкие деньги в моей жизни, удовлетворенно думает Ксюша, но вслух не произносит: хватит с Костеньки ее злорадства, у него, бедняжки, и так травма теперь. Вечер она проводит, почти не вылезая из-за барной стойки. Не то чтобы обычно она душа компании, но сегодня энергии в ней еще меньше — попробуйте проснуться в пять часов утра, провести весь день в непонятной беготне с одного конца города на другой и обратно и к вечеру не расклеиться. У Ксюши не расклеиться не получается — к восьми часам она даже стоять прямо не способна. Ну, поэтому она и не стоит, в общем-то; потягивает пиво из кружки, болтает с коллегами, время от времени оказывающимися рядом, смотрит, как Гром рассказывает скучковавшимся вокруг него ребятам уже тысячу раз слышанные байки. Юля — которая, наверное, тоже слышала все это уже не раз и не два — сидит рядом, вполоборота, хихикает над его манерой повествования и смотрит — завороженно, как на картину в Лувре. И как можно было сомневаться в истинности их отношений? Ксюша качает головой. Нужно почаще доверять своей полицейской чуйке и пореже слушать Цветкова. Часа полтора спустя, когда все уже достаточно веселые и пьяные, чтобы забить на правила приличия, Юля подскакивает к ней, порывисто обнимает со спины и треплет за плечо: — Ксюшка, Ксюшка, а почему у нас с тобой ни одной совместной фотки нет, а? Это надо исправить. Давай-ка мы с тобой селфи сделаем, а? «Потому что я не фотографируюсь», — думает Ксюша. «Потому что я недостаточно красивая, чтобы позволить себе это». Она не успевает ничего сказать — Юля усаживается на пустое место рядом с ней, натренированным движением достает телефон и открывает камеру. — Улы-ыбочку, — тянет Пчелкина, и у Ксюши остается всего несколько секунд про запас, чтобы успеть сориентироваться, состроить физиономию попроще и даже попробовать улыбнуться. Получившиеся фотки Юля рассматривает недолго, но внимательно; потом улыбается ей и кивает: — Я тебе скину. — Да не надо… — вяло отнекивается Ксюша — «я не хочу это видеть», — но слова ее тонут во вдруг поднявшемся гуле голосов. Они синхронно поворачивают головы вправо, пытаясь понять, что происходит, и видят Игоря, окруженного толпой, скандирующей «пей! пей! пей!» в несколько десятков возбужденных голосов. Юля соскальзывает с высокого стула и движется сквозь толпу, к Игорю, — Ксюша слышит, как ее голос сливается с остальными. Прекрасная девушка Юля Пчелкина, готовая поддержать своего мужчину даже когда он хлещет пиво на скорость. Ксюша рассеянно улыбается, опуская взгляд на барную стойку и натыкаясь на телефон, очевидно, оставленный Юлей. Да что же она его бросает везде? Ведь так и потерять недолго… Ксюша не успевает ее окликнуть — в этот момент экран загорается, сообщая о входящем звонке. Ксюша не шевелится, даже не моргает, просто смотрит на него — до тех пор, пока звонок не заканчивается и экран не гаснет. Что здесь вообще, блядь, происходит? Она поднимает взгляд и, отыскав взглядом Цветкова в толпе, машет ему рукой, подзывая. Видимо, ее озабоченного выражения лица хватает, чтобы вызвать у Кости интерес — он срывается с места и протискивается в ее сторону. — Цветков, — шепчет, пригнувшись, Ксюша, — мы с тобой оба в пролете. «Любимый» — не Гром и не Хазин. Он только что снова звонил. Я видела. — Тогда кто? — Понятия не имею. Видимо, кто-то третий. — Ксюша качает головой, поджимая губы, и смотрит в сторону Игоря — тот, видимо, побеждает в их импровизированном соревновании, в качестве приза получая одобрительные хлопки по спине и плечам. — Не кажется ли тебе, что это какая-то мутная история? Костя хмуро кивает, сжимая в пальцах пивную кружку. — Ты должна ему сказать. — Я?! Почему я сразу? — А кто? — Костя выразительно смотрит на нее, поднимая брови. — Я, что ли? М-да, отправлять с такими новостями Цветкова — идея из разряда «хуже не придумаешь». Ксюша вздыхает, отодвигаясь. — Ладно. Действовать сразу, напролом, она не решается — на всякий случай дожидается, когда Игорь, пересев за барную стойку, останется один, и только после этого подсаживается рядом. Игорь обращает к ней мутный взгляд и растягивает губы в дружелюбной улыбке: — Ксюха. — Привет, Игорек, — отвечает Ксюша — немного более нервно, чем ей хотелось бы. Она старается успокоиться, вытирает мокрые ладони о джинсы и смотрит по сторонам, цепляясь взглядом за Юлю, беседующую с Димкой Дубиным на другом конце зала. На секунду Ксюша замирает, глядя на них. Может быть, и не надо ей лезть в это все? Может быть, не ее это дело? Может быть, не должна она совать нос в чужие отношения? В конце концов, Юля — единственная в ее жизни, кто хоть немного близок к понятию «подруга»… и вряд ли она останется, когда узнает, что Ксюша так грубо растрепала Игорю ее секрет. Может быть, ей стоит просто… дать себе немного времени, поразмыслить, подобрать слова получше и формулировки помягче… дождаться, когда Игорь будет в более подходящем состоянии для подобных новостей. Ксюша тяжело вздыхает. Нет, она не может так поступить — иначе будет винить себя в этом весь остаток своей жалкой жизни. Юля — ее подруга, но и Игорь ей — не чужой человек, как-никак; столько пережили вместе. Она не может просто стоять в стороне и наблюдать за тем, как кто-то так безжалостно топчет его доверие. — Ксюх, ты как? — спрашивает Гром, вырывая ее из мыслей. Ксюша поднимает голову, внимательно осматривая его. Игорь пьяный, но держится легко и ровно, да и взгляд у него… почти, ну, осмысленный. Сколько раз они пили вместе — ни разу не видела, чтобы Гром напивался до совсем уж невменяемого состояния. Она все-таки рискнет… да, она рискнет — а там будь что будет. — Игорь, слушай, тут такое дело… Скажи, вы ведь с Юлей встречаетесь? Гром от неожиданности слегка поднимает бровь. — Эм-м, ну… да? Какие-то… проблемы с этим? — Нет-нет, никаких проблем, я просто… — Ксюша вздыхает, отводя взгляд, чтобы не видеть лица Игоря — так проще. — В общем, я просто… Знаешь, я думаю… Прости, что я лезу не в свое дело, но… Я думаю, что Юля тебе изменяет и ты имеешь право знать об этом, вот. Она опускает голову, ожидая криков и ругани, обвинений, может быть, махания кулаками — чего угодно, только не простого и почти невинного: — Правда? — Да… — еще более неуверенно бормочет Ксюша — тон Игоря пугает ее сильнее, чем любой самый громкий крик. — Откуда… такие выводы? — Ну, я просто… я несколько раз видела у нее в телефоне контакт, подписанный как «Любимый», и… клянусь, Игорь, я все это время думала, что это ты! Если бы я знала, что это не так, я бы рассказала тебе раньше, но… — Ксюша вздыхает, качая головой. — В общем, он снова звонил… несколько минут назад. И очевидно, это не мог быть ты, так что… — М-да, — тянет Игорь, подпирая голову рукой. — Ну и дела. Не ожидал я такого от Юльки, конечно. — Прости, Игорь, правда. Мне жаль, что именно я принесла тебе эти новости. — Да нет, Ксюх, все в порядке. — Гром хлопает ее по спине и машет рукой в воздухе, привлекая внимание Юли. — Сейчас разберемся. — О… я, наверное, пойду, — говорит Ксюша, намереваясь слезть со своего места и уползти куда-нибудь в уголочек, где ее никто не заметит, но Гром останавливает ее решительным движением руки. — Нет-нет, Ксюх, останься, ты имеешь право поприсутствовать, — говорит он, и Ксюша остается на месте — нехотя. — Юля! Ксюша не любит слушать чужие скандалы, не любит наблюдать за тем, как люди выясняют свои отношения; мама с папой часто затевали такое прямо у нее перед носом, когда она была маленькая и не могла уйти. Сейчас — хотя она уже давно не носит цветастые колготки и не ест манную кашу на завтрак — она чувствует себя точно так же, и ей это, блин, не нравится. С другой стороны, она сама это заварила. Может быть, это возмездие от вселенной, может быть, это тычок носом в ее глупые жизненные решения — «в следующий раз будешь думать, прежде чем снова лезть не в свое дело», что-то такое. — Что случилось, любимый? — спрашивает Юля, наконец оказавшись рядом. Ксюша не находит в себе сил поднять на нее взгляд, только искоса наблюдает за тем, как Игорь поворачивается к ней на стуле, серьезный, почти что суровый. На секунду становится страшно — но всего на секунду, конечно. Это Игорь, думает Ксюша, это Игорь Гром. Он может делать всякое, но он никогда не посмеет обидеть женщину. Не так он воспитан. — А ты у нас, оказывается, изменщица, Юлька? — спрашивает он — и голос его, к удивлению Ксюши, звучит почти… весело. Истерически весело. Повисает пауза. — Прошу прощения? — Мы тут, видите ли, отдыхаем после тяжелой рабочей недели, а тебе какой-то «любимый» названивает. — Игорь цокает и выразительно качает головой. — И хоть бы устыдилась! — Гром, ты… — Юля запинается и снова замолкает, и Ксюша поднимает на нее взгляд, виноватый и нервный, и их глаза пересекаются. В этот момент до Юли, кажется, доходит. — Ты чего над Ксюшей издеваешься, болван? — Она закатывает глаза, ударяя Игоря кулаком в плечо. — Да разве же я издеваюсь… — Игорь морщится, трет плечо сквозь кожаную куртку. — Мне сказали, что ты мне там с каким-то «любимым» изменяешь, вот я и решил… — Устроить цирковое выступление, — договаривает Юля, разом теряя всякий интерес к тому, в чем она только что участвовала; достает телефон из кармана и задумчиво улыбается чему-то. — Ну, чего он там? — спрашивает Игорь — уже совсем другим тоном, более мягким, более обходительным, более ласковым, — слегка вытягивается, пытаясь заглянуть в экран Юлиного телефона. Юля поворачивает его, давая прочитать переписку. Ксюша не видит сообщений, но видит красное сердечко вверху экрана. Блядь. — Будет скоро. Ты готов отправляться домой, пьянчужка? — спрашивает Юля и ласково касается его головы, треплет и без того взъерошенные волосы. — Ага, — кивает Игорь, — пять минут — и буду. Ксюша смотрит на них — то на одного, то на другого — и чувствует себя так, будто вдруг оказалась в параллельном мире, где люди используют все те же самые слова, но в абсолютно ином, непредсказуемом значении. Как объяснить это по-другому, Ксюша представления не имеет: в ее понимании после таких новостей Игорь должен быть зол и подавлен, а Юля — застигнута врасплох, и они должны ругаться, они должны ссориться, они должны кричать друг на друга, махать руками и обвинять во всех смертных грехах. Но — ничего подобного. Они оба веселые, расслабленные и все такие же любящие друг друга… как будто Юля не изменяет ему, как будто Игорь не узнал об этом пару мгновений назад. Юля печатает что-то в своем телефоне, затем отвлекается и задумчиво смотрит на Ксюшу — глаза в глаза. Улыбается. — Слушай, все в порядке, ты ничего плохого не сделала, — говорит она — искренне, как ни странно. — Хочешь, я тебе кое-что покажу? Пойдем. Ксюша пожимает плечами. Она уже не уверена, что может случиться что-то, что удивит ее еще сильнее этим вечером, поэтому соглашается, позволяет Юле схватить себя за руку и увести в сторону выхода. Юля толкает дверь, и они выходят на улицу, оставляя позади гул голосов, приглушенную музыку и звон пивных кружек. Ксюша вздыхает, наслаждаясь свежим воздухом и вечерней прохладой, только сейчас понимая, насколько нуждалась в этом. Здесь почти нет толкового освещения, только несколько грязно-желтых фонарей чуть дальше по улице и неоновая барная вывеска, но Ксюша все равно видит чей-то силуэт впереди, рядом с машиной. На то, чтобы узнать, уходит доля секунды. Хазин. Ссутуленные плечи, рука в кармане брюк, нервная походка из стороны в сторону — раненый тигр мечется в тесной клетке. Ксюша бывала с ним на выездах несколько раз, успела привыкнуть к его бесконечному мельтешению перед глазами, даже перестала раздражаться в какой-то момент. — Петь, — зовет Юля. Хазин останавливается, вскидывая на них голову, щелчком пальцев отправляет недокуренную сигарету в урну и движется в их сторону — уверенно, но настороженно. Ксюша тоже подбирается. Сколько бы она ни находилась рядом с ним, она никогда не привыкнет к этой сшибающей с ног волне превосходства. Принц всего мира, блядь. — Ну че, едем? — спрашивает он, переводя взгляд с Юли на Ксюшу — и обратно. — Да-да, секунду, я только… хотела познакомить тебя кое с кем, — говорит Юля, делая шаг вперед и касаясь Петиной руки пальцами. — Смотри, любимый, это — Ксюша. Ксюша, это — Петя. Любимый. Хазин хмурится. — Так знакомы же, Зайцева. Ксюша просто кивает, не зная, что на это ответить. Юлин испытующий взгляд она чувствует, но сама на нее старается не смотреть — вместо этого вперивается взглядом в их соединенные в воздухе руки. — Ты че, решила, что все теперь знать должны? — Почему все, Петь? Только Ксюша. Ксюша никому не расскажет, мы же подруги. Мы же подруги, думает Ксюша, удивляясь тому, как позорно быстро глаза ее наполняются слезами от этих слов. Она не двигается с места, надеясь, что никто ничего не заметит. Хазин вздыхает, трет ладонью лицо, поправляет светлые волосы. — Ладно, — говорит он. И снова: — Ладно. Где там эта пьянь? Ехать надо. — Ты торопишься? — Нет, все в порядке, я просто… устал, короче. Юля бросает взгляд на экран телефона: — Ну, он обещал, что через пять минут явится… Игорь, словно по мановению волшебной палочки, вываливается из дверей бара — «вываливается» в прямом смысле слова, потому что на ногах он, кажется, стоит не так твердо, как Ксюша подумала сначала. Никто на его появление отреагировать не успевает, и Игорь бессовестно пользуется этим — расплывается в улыбке и тянет: — Родно-ой. А потом — в несколько шагов пересекает расстояние до Пети, обхватывает его щеки ладонями и целует, как в каких-нибудь американских ромкомах — для полноты картины не хватает только дождя и красивой музыки на фоне. От неожиданности все замирают на месте; и Юля, и Петя, и Ксюша. Хазин отмирает первым, пытаясь вывернуться из чужой хватки, растрепанный и, блядь, красный от смущения. — Отъебись, Гром, — шипит он, — мы не одни, если ты не заметил. Игорь оборачивается, нашаривает взглядом Ксюшу и подмигивает ей. — Да, я знаю. Это Зайцева. Петька, ты что, Зайцеву стесняешься? — Нет, блядь, — фыркает Хазин. — Давай я, может быть, разденусь перед ней, раз уж на то пошло? — Не надо раздеваться, Петь, — просит Гром — таким тоном, будто Хазин это на полном серьезе предложил. — Замерзнешь же. Петя смотрит на него несколько секунд, как на идиота, а затем качает головой и смеется — удивительно приятным, почти что очаровательным смехом. Ксюша никогда бы не подумала, что Хазин умеет так смеяться. Ксюша никогда бы не подумала, что Хазин умеет смеяться в принципе, если честно. Игорь снова притягивает Петю в объятия, укладывает голову ему на плечо и почти целиком собой закрывает — только светлая макушка на виду остается. На этот раз Петя не сопротивляется, сцепляет руки у него за спиной и волос касается — ласково, как Юля недавно. — Ты чего, Гром, одичал, что ли? — спрашивает — и голос его тоже иначе звучит. Мягко, неузнаваемо. — Утром же виделись. Игорь мычит ему в плечо что-то неразборчивое, выпрямляется и снова целует. Петя не возражает, только слегка смещается в сторону — так, чтобы Ксюша не видела. Ксюша смущенно отворачивается и ловит взглядом Юлю. Игорь Гром целует Петю Хазина, а Юля Пчелкина смотрит на них, как на самый красивый в мире закат, и до Ксюши, кажется, только сейчас доходит вся суть происходящего. Господи. И надо же быть такой идиоткой. — Значит, вы, вроде как, встречаетесь… втроем? — тихо спрашивает Ксюша, и Юля, обернувшись, с улыбкой кивает ей. Петя, кажется, тоже порывается что-то ей ответить, но ему мешает Гром, который вдруг приходит к выводу, что сесть на асфальт, вот прямо здесь и прямо сейчас, — это прекрасная идея. — Ну куда ты, Игорь, — бормочет Петя, удерживая его, — ну не надо, еб твою… Пойдем, пойдем… Вон машина стоит, видишь? В ней посидишь. Нехуй жопу морозить. Какое-то время они с Юлей просто стоят на месте, наблюдая, как Петя ведет Игоря к машине, а потом пытается уговорить его залезть в салон. Потом Юля отвлекается, достает телефон и копается в нем пару секунд, прежде чем продемонстрировать экран Зайцевой. Ксюша моргает. — Любимых — двое, — говорит Юля, и это правда так: Ксюша зачарованно смотрит на два одинаковых контакта с красным сердцем в конце названия. — Прости, что не рассказала тебе сразу и ввела в заблуждение, но… Сама понимаешь, это не просто. Мы же в России. У нас люди к однополым отношениям привыкнуть не могут, а отношения втроем — это вообще что-то на грани безумия. — Нет, я… — Ксюша неловко качает головой, поджимая губы, — я все понимаю, Юль. Ты не должна извиняться передо мной, ты просто заботилась о безопасности… своей и тех, кто тебе дорог. Мне жаль, что я влезла. Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы не стала так поступать. Я такая дура. Юля берет ее за руку, смотрит, чуть наклонив голову. — Ксюш, прекращай, ну правда. Ты моя подруга. Даже если бы не это, я бы все равно рассказала… в наиболее подходящий момент. Ксюша не успевает ответить — Хазин снова подлетает к ним, нагло хватает ее за рукав рубашки и тычет указательным пальцем в грудь. Вышло бы угрожающе, наверное, если бы только у Ксюши перед глазами по-прежнему не стоял образ Хазина — такого, блин, маленького в объятиях Игоря Грома. — Зайцева, послушай меня внимательно: тебе лучше держать язык за зубами, если ты не хочешь огрести проблем на свою… Юля останавливает его, касаясь ладонью груди: — Петь, не надо, пожалуйста. Я уже все уладила. И Петя — как ни парадоксально — слушается. Замолкает, отодвигается, выдыхает. — Ты ей доверяешь? — спрашивает Петя, кивком головы указывая на Ксюшу — будто неодушевленный предмет обсуждает. — На мой вкус, она слишком много видела. — Доверяю, конечно. Петя пожимает плечами и отворачивается, переключая внимание на Пчелкину. — А ты че раздетая-то совсем, Юль? Заболеть хочешь, что ли? — Да мне не холодно, Петь, правда, не надо… — говорит Юля, слегка качая головой, но Хазин ее даже не слушает — сбрасывает с плеч свое бежевое пальто и накидывает на Юлю. Юля замолкает, улыбаясь уголками губ. — Спасибо, любимый. Петя хмыкает, качая головой. — Пойдем. А то другой любимый сейчас искать нас отправится. Юля кивает, улыбаясь: — Хорошо, — и на секунду оборачивается к Ксюше: — Пока, дорогая. Я, может быть, на днях в участок загляну, так что точно еще увидимся. — Остаток фразы Юля договаривает уже на ходу, потому что Петя берет ее за руку — аккуратно, но настойчиво — и тянет в сторону машины. — Ладно, — говорит Ксюша. — Пока. — Попрощайся с Ксюшей, Петь. Хазин со вздохом останавливается. — Доброй ночи, Зайцева. Никогда не забывай, что я тебе сказал. Юля цокает и укоризненно качает головой, но никак не комментирует. — Доброй ночи, майор, — говорит Ксюша. Она стоит там, провожая их взглядом, до тех пор, пока машина не пропадает из ее поля зрения. Кажется, полчаса назад она думала, что ничто уже не сможет ее удивить? Ну, вот, пожалуйста, Хазин. Хазин, который, оказывается, может быть не только холодной и язвительной маленькой сукой, но и веселым, ласковым, заботливым и любящим партнером. Хазин, который встречается с Юлей. Хазин, который встречается с Игорем. Юля, которая встречается с ними двумя. Ларчик-то просто открывался… только совсем не очевидно. Через несколько минут двери за ее спиной снова открываются, слышится Димин голос: — О, Ксюш, ты чего тут — одна? Все нормально? — Да. — Игорь уже уехал, да? — Ага. Дим, а ты знал? Пауза. — Про то, что они?.. — Да. — Знал, конечно, — простодушно отвечает Дубин, обходя ее. — Откуда? Тебе Игорь рассказал? Дима останавливается в нескольких метрах, оборачивается. — Ксюш, ну ты чего? Ты их видела вообще? По ним же понятно все с первого взгляда. И движется дальше, не дожидаясь ответа. Следующим из бара выходит Цветков. Ксюша не шевелится, дожидается, когда он встанет рядом. — Знаешь, Цветков, самое полезное, что мы можем сделать для нашей с тобой профессии, — это уволиться по собственному желанию завтра же. Копы из нас откровенно так себе. — Чего? — Ничего. Пятеру свою себе оставь, наверное.