Ничего не предвещало?

      И не нужно быть учёным, чтобы понимать: крайне наивно ожидать чего-то хорошего от места, которое находится в Долине Мёртвых так ещё и за массивными вратами, коих не возьмёт ни одна отмычка, взрывчатка или даже сложное заклинание. Нет даже гарантии, что небольшой отряд – всего шестеро, включая предводительницу! – доберётся до гробницы Вордакая в своём полном составе. Что оттуда выберется – тем более. Но ни саму баронессу, Нарэл'Тра, ни её спутников тот факт не сильно-то и волновал – напротив, последние рвались в поход так, что позавидовал бы любой генерал, (а учитывая, что один из них и есть генерал, то это ещё и комично). Вот только если энтузиазму – скорее кровожадности – Амири и Регонгара Нарэл удивлена не была, то жрец Саренрэй, Тристиан, застал её врасплох. Застал врасплох не самим рвением, а не свойственной себе настойчивостью и решительностью. Но такому поведению особого значению придано не было: в конце концов, их землям грозит страшная опасность!       Отряд не полк, но и силён он не за счёт численности – всего шестеро оставляют за собой очередной кровавый след и несколько грузных туш циклопов, (а порой только фарш, когда некоторые уж больно слишком увлекаются боем), прежде чем добраться до тех самых несокрушимых врат. Нарэл не спешит называть особое слово, а объявляет привал, и каждый приступает к своим привычным обязанностям: Амири отправляется на охоту, Октавия заботится о том, чтобы их лагерь не был обнаружен монстрами, Линдзи ответственна за готовку, (если это вдруг важно, то сегодня на ужин тушёные овощи), Тристиан молится, а Регонгар и сама предводительница берут на себя бремя стражи. Вот только последние, благодаря Октавии, по большей части лишь бездельничали.       Через несколько часов, когда вернулась Амири, Тристиан признался: он чувствует какое зло обитает за вратами, и предложил всем, вне зависимости от веры и убеждений, благословение Саренрэй (опять же с несвойственной себе не то заботой, не то настойчивостью).       — Ты чего это, — иронизировал Регонгар, — помирать уже собрался? Может, ещё исповедоваться предложишь?       А Тристиан взял и предложил. Со всей искренностью и милосердием, он вновь обратился к каждому сопартийцу лично:       — Линдзи, есть ли тебе в чём исповедоваться?       — Ну… Дай-ка подумать… — неуверенно протянула та, румянясь. — Твой герой в моей книге будет не совсем соответствовать прототипу. Он будет тем, о ком мы в жизни обычно говорим «в тихом омуте черти водятся».       Все переглянулись, невзначай посмеялись, пошутили, попытались узнать какими же Линдзи пишет их, но та, ревностно прижав журнал к груди, отказалась раскрывать всё самое интересное. Иначе ведь потом никто читать не будет! На само откровение же Тристиан не обиделся, но что-то неуловимое в его безмятежном выражении лица насторожило Нарэл.       — Амири, а тебе есть в чём исповедоваться?       — Не, мне не в чем! Дерусь разве что иногда не в полную силу, чтобы вы не размякли!       — Регонгар?       Лучше бы Тристиан не спрашивал. Разве мог Рег обойтись без похабных каламбуров про грешки и палатки? А Октавия, к удивлению остальных, согласилась: «на всякий случай». Она извинилась перед всеми за нередкие выяснения отношений с Регонгаром, в которые не решалась встревать даже Нарэл. Или просто не хотела? Тем не менее, те споры волей-неволей подрывали боевой дух всего отряда.       — Разногласия возникают у каждого, и порой даже с самим собой, — проговорил Тристиан и посмотрел на Нарэл.       — Спасибо, но мне это не нужно, — опередила она, на него не глядя, ибо была занята изготовлением метательных бомб.       Тристиан то принял и перед тем, как отправиться отдыхать, внезапно попросил прощения сам. Казалось бы у всех, но на деле у предводительницы лично.       — Погоди, а за что? — полюбопытствовала Октавия.       — Признавайся, когда и кому успел поднагадить?       — За всё, — универсальный и в то же время абсолютно никакой ответ, коего, если и стоило ожидать, то уж точно не от Тристиана. А учитывая как странно он себя вёл весь поход – тем более.       — Ну начались святые сопли! — заворчала Амири, что затем подхватил и Регонгар, переиначив её выражение в «свято-сопли», а затем в «свящопли», с чего потом сам же и посмеивался первую половину своей смены.       Но даже так тогда все восприняли «исповедь» Тристиана равнодушно. Разве что баронесса, будучи личностью ответственной (и в меру параноидальной), возможно, начала о чём-то подозревать. Думала она, что зря – оказалось, что нет. Вот только какой теперь с того толк?

***

      Как Нарэл и боялась, отряд действительно вернётся в столицу не в полном своём составе. От обиды ей хотелось уподобиться самому яростному троллю, с которым им всем только доводилось когда-либо встретиться. Заместо того, дабы не подкреплять и без того нелестные стереотипы о полуорках, Нарэл стиснула зубы и глухо прорычала. Этого хватило, чтобы окружающие понимали: именно сейчас к ней лучше не подходить.       — Как он мог!? — возмутилась Линдзи. Даже эхо не передало всю силу её разочарования. — Мы ведь ему доверяли!       — Я нет, — процедил Регонгар.       Вытаскивая тяжёлый меч из иссохшего тела Вордакая, Амири шумно вдохнула, словно тоже собиралась прокомментировать предательство Тристиана, но, (явно следуя примеру своего вождя), на выдохе издала лишь невнятное ворчание. Разборчиво было лишь одно слово – «трус».       — Это ещё мягко сказано! — не стала игнорировать то Октавия, доставая из-за пазухи свиток исцеления. — Почему Трис так поступил? Неужели он всё время притворялся?!       Едва на её разгневанном лице появились складки, она сорвала печать со свитка и отвлеклась на чтение заклинания. С первыми золотыми лучами тот обратился в пыль, а гримаса мучений стала менее пугающей. Остался лишь сдерживаемый гнев, раздражение.       — Я пытаюсь понять его мотивы, но так ничего, что заслуживает какого-то оправдания, в голову и не приходит! Сиди и гадай!       Регонгар облокотился о стену и сплюнул.       — Значит, в отместку мы заставим того погадать над нашими мотивами размозжить его светлую бошку! — не утомил бы его бой с Вордакаем, наверняка бы выражался более яростно.       — Да-да, вот только где его теперь искать?       Отряд из четверых ожидал ответа от своей предводительницы. Нарэл недолго над ним думала.       — Уж точно не выполняющим свои обязанности в столице! — вернее, не думала вообще. — Проклятый предатель! Клянусь, что бы он там ни удумал, ему это с рук не сойдёт!       — И с ног не возьмёт.       Октавия шикнула на Регонгара, на что тот только устало усмехнулся и поник. Даже на излюбленные каламбуры сил было не так много, в том числе физических.       — И это тоже! — однако Нарэл всё равно это повеселило.       Увы, не надолго, ибо обида была слишком сильна. Её доверием пренебрегли. Её предали. Поданный предал свою баронессу. Друг предал своих друзей. Жрец явно предал саму Саренрэй, иначе как ещё можно было воспринять его поступок? Это ли милосердие? Несведущим оставалось только остановиться на том предположении, как минимум потому, что было оно им любо: Тристиан трус, грешный предатель и преступник. А в Украденных землях к таким преступникам подход один.

***

      — Нарэл! — Линдзи не могла сосредоточиться на готовке, когда главная героиня её книги в таком состоянии. Радоваться ведь надо: ещё совсем недавно спасла целый Варнхолд! — Ты из-за Тристиана такая грустная? Да ну его!       — Поверь мне, я сейчас не грустная, а в страшном гневе. До сих пор, — глядя себе на руки, Нарэл продолжила: — Я доверяла ему. Да, я доверяю вам всем, но… Ему я доверяла больше всех. Без обид, Рег.       Тот только усмехнулся и жестом дал понять, что ему всё равно. Это было неубедительно. Линдзи тоже сделала вид, будто и её слова баронессы нисколько не задели.       — Очень хочется верить, что у этого святодурня были исключительно добрые намерения вот так поступить, но сейчас я уже ни в чём не уверена. Ещё и Маэгар… Добавил мне работы. Теперь нового канцлера искать придётся, заново обучать, тянуть из казны, о-о-о…       Нарэл взялась за виски и помассировала их, продолжая пребывать в собственных проблемах. Стоит признать, что большинство из них, к счастью, (наверное?), были надуманными. А Линдзи оставалось только пожать плечами и вернуться к кипящему котелку. На этот раз у них луковый суп. Оставшийся в столице Харрим оценил бы.       Поужинав, отряд лёг спать. И пусть Октавия достаточно хорошо замаскировала лагерь, но Нарэл всё же вышла на пост сторожа. Скорее, чтобы занять себя делом, нежели из-за недоверия товарищам. Но она, треклятая неуверенность, всё-таки была. Что-что, а это чувство Нарэл терпеть не могла, особенно по отношению к себе и своим решениям. Око Абаддона ведь не простой артефакт. Чего теперь стоит ожидать от предателя Тристиана или того (той?), кому он на самом деле всё это время был верен? А что сказать простым людям, от которых он, их любимый-ненаглядный канцлер, в одночасье отвернулся? К чему на сей раз стоит готовиться? К дождю из многоножек? К миграции гигантских червей?       — Эй, вождь, — Амири по-свойски толкнула её локтем, — иди отдыхай.       Глянув на ту в недоумении, Нарэл осознала, что так и простояла все те два (или даже больше) часа в постоянных раздумьях, итогом чего стала невыносимая головная боль. И как она завтра будет читать заклинания, попадись им по дороге очередная шайка разбойников или волков?       — Что? Кто тебя разбудил?       — Чё? — и впрямь: в глазах Амири едва ли не виднелся недосмотренный сон. Наверняка, о том, как она в одиночку сражается с армией гигантов. — Никто. Сама себя себе и разбудила… Неважно, вождь. Иди спи и всё.       — Спасибо, — ответила Нарэл и решила, что глупо и даже вредно будет сейчас спорить. — И всё-таки кто тебя разбудил?       Шумно выдохнув, Амири кивнула в сторону палатки Октавии, а Нарэл, на порядок удивившись, отправилась к себе.       С мантией и лёгкими доспехами под ней долго возиться не пришлось. Стараясь не разбудить Регонгара, Нарэл легла немного поодаль. Но тот, почувствовав во сне тепло, всё равно пододвинулся ближе и подмял её под себя. Несмотря на жар, противиться та не стала. Этот жар именно то, что ей необходимо.       За несколько минут до того, как у Нарэл всё-таки получилось заснуть, она поняла, что незачем так горевать из-за одного предателя, пока ей по-настоящему верны все остальные.