Элементаль

Когда он увидел это «зрелище» в первый раз — обомлел; как есть обомлел, даже не попытался дернуться вперед, чтобы окликнуть. Впрочем, приглушить звук шагов он тоже не потрудился. Только замер на последней ступеньке, как зверек в направленном свете фонаря. Мельком доставшийся ему взгляд ярко-зеленых глаз напомнил бросок кинжала. Прямой, быстрый, смертоносный. Сердце в ответ стало колотиться еще чуть сильнее. Во рту пересохло. Мальчишка, в миру известный под именем Гарри Поттер, по-прежнему, танцующими движениями кружил по парапету Астрономической башни и изгибался, словно у него костей в спине не было ни одной. И не знаешь даже — злиться ли на это или же и дальше нервно ежиться, уголком сознания признавая, что тот, кто сейчас танцует — именно, танцует — не замечая порывистого, опасного веяния ночного ветра, человеком быть не может. Люди для стихий не танцуют. Даже если очень захочется. Неприятный холодок страха, в равную долю смешанный с благоговением и чем-то еще ярким, неопределимым, царапал диафрагму. Мальчика, бесстыдно и выверенно изгибающегося в свете звезд, хотелось схватить и утащить подальше отсюда. И запретить заниматься нерегулируемыми убийствами марионеточных профессоров. Квиррела было, конечно, совсем не жаль, но Том, запертый паразитом в чужом теле, с ноткой обреченности понимал: сердце заволновалось вовсе не у хозяина, любезно предоставившего тела. Это Том, будь у него своя оболочка, ловил бы сейчас совершенно бесхитростно полученный инфаркт. И половину некогда густой, темной шевелюры, такие «художества» заставили бы за минуту покрыться сединой. Причины были многообразны — от страха перед обнаруженной уникальной силой мальчишки до странного, неправильного, извращенного притяжения, которое он испытывал даже будучи в чужом теле. Ему хотелось приблизиться, схватить и прижать к себе скользящее в диковинном танце тело. Прикоснуться к непослушным черным волосам, огладить трогательно острые детские ключицы… Собственные желания пугали даже больше, чем приоткрывшаяся завеса тайны над мальчиком. Подойти к танцору он в итоге так и не решился — лишь вжался тенью в нишу, не желая идти прочь. Словно загипнотизированный, он наслаждался парным танцем Поттера с почти видимой стихией воздуха, все глубже утопая в противоречивых желаниях, идеях и чувствах. Тут была и жажда мести за развоплощение, и задумчивое желание просто украсть, подчинить силу ребенка, и ненависть, что он жив, и жажда обладания, и волнение, что кто-то другой, кто-то чужой посмеет захватить сопляка, и ревность, когда недостойные даже мельком брошенного взгляда получали от Поттера значительно больше, и страх перед силой и неясной властью мальчишки. Том не замечал, как путается в водовороте эмоций все сильнее, как крепче стискивает чужими пальцами каменную стену, но не отводит жадных глаз. Хождение же — танец — по парапету и площадке кажущейся как никогда небезопасной для детей Астрономической башни, вскоре окончилось, после чего дьяволенок, отдышавшись и смахнув испарину со лба, легко соскочил, присел на булыжник выступа, накинул на босые ноги туфли и без лишних слов улепетнул. Куда — это уже другой вопрос. (Главное было, чтобы не «все туда же». Не в окошечко в виде бесплотного духа, как одному Темному Лорду посчастливилось и до сих пор аукалось.) (После событий Хэллуина 1981, Лорд стал совсем нервным, предпочитая или не убивать зря, или убивать с безопасного расстояния от жертвы.) (Чтобы наверняка.) Уже позже, лежа в постели, Том анализировал ощущения. В животе при воспоминаниях о мальчике забыто-щекотно играло, сердце билось чаще. Словно кто-то трогал тонкими пальцами кожу в таких местах, где уже пара десятилетий ничьей руке места не было. Адреналин вскипал, и вспоминалось, наверное, только посещение цирка — так же щекотало в животе от вида акробатов, покоряющих канаты и легчайшие качели, играючи перебрасывающих собственные тела. Том лежал и думал о том, что мальчишка не так прост и за ним следует ненавязчиво понаблюдать. Элементалей в его практике, да еще таких сильных и гипнотически воздействующих, никогда не было. И желание обладать от этого только выросло.

***

Следующий танец стихии пришелся как раз на следующий год, под конец. Но обо всем по порядку или почти по порядку. Растрепанный мальчишка, греза рыжей соплячки, своей умелой игрой, о которой словами Джинни зачитывал по дневнику шестнадцатилетний Том Риддл, заставлял объединенные сознания крестражей кататься от смеха. Для них, связанных ритуалом, разъединения больше не было — были только зависшие в невесомости осколки души в разных визуальных проявлениях. Разных — из-за возраста создания. Они все могли наблюдать, как остаток первого курса мальчик мечется по замку, ищет ответы на вопросы, а по ногам, лаская тонкие щиколотки и играя с мантией, скользит подчиненный воздух. Вот тебе и самый молодой ловец за последние сто лет. Тут никакие магические существа тягаться не смогут — воздух их стихия, но они сами не часть стихии. В отличие от Поттера. Философский камень этот же мальчик увел у них прямо из-под носа, но что-то заставило остановить бешенство в последний момент, подумать и осознать — он их спас. Спас из ловушки. Да и камень, почти наверняка, был фальшивкой. И почему об этом не подумалось сразу? Наблюдения продолжились, но дислокацию пришлось сменить и затаиться. Недели потекли в мучительном бездействии. Лето вообще было временем сплошного зубовного скрежета — маглы, побои и, словно чтобы добить, психованный домовик, за которым шлейфом потянулись остальные неприятности. Наконец, мальчик неосознанно сделал первый ход — к ребенку, незаметно для окружающих, потянулась вторая стихия, вода. Вот это уже заставило крестражи притихнуть и глубоко задуматься. Элементаль — проявление лишь одной стихии. А тут стала оживать, втягивая в это дело все магически вовлеченные существа, вторая. Взрыв рождаемости сильфов они уже пережили, дальше надо думать на русалок. Хогвартс был славен своим озером с этими самыми славными русалками и прочей гадостью, шотландскими туманами и абсолютно безобразными, промозглыми кабинетами. Отметить, как красиво оседает на черных волосах, не впитываясь, вода, было делом нехитрым. Можно было издалека полюбоваться, а потом еще пару часов нервно ерзать. Увлеченность слежкой за Избранным стала потихоньку напоминать одержимость. Примечательно, что никто, кроме захваченной девочки, в чьих глазах отражалось чужое сознание, а иногда и не одно, ничего странного не замечал. Даже друзья Поттера остались не в курсе способностей Мальчика-Который-Выжил. Даже ненавистный пожиратель сластей, Альбус Дамблдор, который тоже был фигурой неоднозначной и на мальчика посматривал подозрительно частым, внимательным взглядом. Еще и обращения эти, многочисленные «мальчик мой», наталкивали на неприятные мысли. К примеру, не педофил ли добрый столетний дедушка, так часто и ненавязчиво касающийся худенького плеча двенадцатилетнего мальчика своей морщинистой, покрытой пигментными пятнами рукой. Крестражи, все до одного, скрипели зубами и торопливо искали себе носителей, чтобы следить за этим субъектом внимательней. Так осколками упавшей звезды в чьи-то коллекции в течении еще первого года вливались регалии Основателей, своей начинкой подчиняя непосредственных собирателей. Началось же осознанное наступление, как известно, с извлечения из сейфа Люциусом Малфоем некого дневника, который был пущен в свободное путешествие по рукам самим Хранителем и осел в стопке книг рыжей Уизли. И кто бы мог подумать, какие разнообразные зверства можно подтолкнуть совершить девочку из семьи Света, если пообещать доброе отношение и безнаказанность. У Джинни Уизли было абсолютно черное сердце, чем Том воспользовался без колебаний и не пожалел ни разу. Раньше находиться так близко к объекту наблюдений он мог лишь мечтать. А что шрам у мальчика ноет — так это дело решимое. Втянулся в лежащий под рукой гриффиндорца дневник незначительный осколок неправильного крестража, даже сознания не получивший в своем соседстве, а после заснувшего в гостиной мальчика со всей имеющейся лаской погладил практически призрак, привычно смахнув с черных волос капли воды. Только вот никто не ожидал, что его за этим делом поймает сама Джинни Уизли и спустя несколько дней бесстыдно стащит выброшенную по внушению тетрадку обратно. Пришлось отдуваться и «мстить» досаждающим её (нет) Гарри Поттеру грязнокровкам со всей жестокостью, которую эта девочка требовала. Под конец задерганный василиск без колебаний, по первому же требованию воплотившегося Тома утащил наглую Предательницу крови в Тайную комнату, и стать бы ей трупом, но опорочить «девочку» — «маленького монстра», ворчал себе под нос Риддл — ему не позволил небезразличный всем крестражам маленький Герой. Разговор о том, что помочь мальчику спасти рыжую Том Риддл не может, вышел напряженным. После откровения Гарри явно разозлился, что Уизли-седьмую используют для возвращения к жизни. Крестраж же испытывал от его реакции смутную досаду — не хватало только любви к рыжей стерве, но… А что если использовать ситуацию себе на пользу? — Я предлагаю сделку. Ты танцуешь для меня и василиска танец, призывая воду — тебе же уже пора, верно? А я возвращаюсь в дневник, который ты после заберешь с собой, усыпляю змея и возвращаю Джинни Уизли ее жалкую жизнь. Идет? Гарри, замерший перед ним с бешено бьющимся сердцем, думал не долго. Условия были более чем приличными, хоть и смущающими — танец воды обещал быть не менее откровенным, чем воздушный, потому и танцевать в самый первый раз он взялся ночью, в мантии поверх одной пижамы. А тут должна была быть вода. Которая посторонних вещей вообще не потерпит, и хорошо, если сама же прикроет стыдные для современного человека места — а если нет? Но делать уже было нечего. Они обменялись клятвами и довольный своей предприимчивостью призрак потянул ребенка за собой — раскрывать многочисленные тайны покоев Основателя Слизерина не совсем чужаку и вызывать другие крестражи. Чтобы не одному наслаждаться зрелищем подчинения уже второй стихии. В животе скручивалась нетерпеливая пружина. Ожидание, пусть и совсем ничтожное, изматывало. От него потряхивало все тело. Том же никогда не славился покорным нравом и чрезмерной терпеливостью. Поттер на все реплики молчал. В Тайной комнате был свой связанный с Черным озером грот, и именно туда они и отправились. С потолка грота постоянно капала вода, на полу она стекалась в ручейки и спешила по трещинам между камней, чтобы влиться в озеро. По стенам бегали мерцающие блики, с потолка свещивались осторозубые выступы камней. Зрелище, для непривычного зрителя, было весьма величественное и даже жуткое. Слизеринец еле-еле дал мальчику уговорить себя не подсматривать, так что за него подсматривал василиск, нашептывая хозяину о том, что он согласен убить тех магов, которые так плохо подбирают «шкурку» ребенку. Памятуя о том, как маглы все лето третировали маленького элементаля, Риддл был согласен отправить василиска к ним в дом хоть сию секунду, о чем он и сообщил королю змей. Гарри полыхал ушами, раздеваясь под этот шепот, но тоже украдкой посматривал на существо, якобы тысячу лет как повымершее. В конкретном же экземпляре демонстрирующее, что оно — живее всех живых. Посмотреть было на что. Закрыв глаза вторым и третьим веком, василиск становился не опасен, но от этого не менее красив. Желтые гипнотические глаза следили с тупой морды за всеми перемещениями мальчика с незамутненным любопытством, чешуя на спине отливала зеленью и блестела, как темные изумруды, бледнея к брюху. Мальчику змея хотелось оттереть грубой щеткой, ополоснуть, вытереть и полюбоваться после пары дней на солнце. О Томе занятые взаимными оглядками василиск и Гарри благополучно позабыли. В одних боксерах зайдя в воду по колено, элементаль тут же успокоился и подобрался. Вода была холоднючая, вместо трусов хотелось бы костюм для погружения с аквалангом, термобелье или как он там. Однако Гарри, оглушаемый призывом стихии, готовой простить ему почти все, решил танцевать. А после уже не о чем было жалеть. Тому показалось, что время замерло. Вода, падающая с потолка, замерла в воздухе идеально округлыми каплями. Мальчик двигался нехотя, словно ленно, разогреваясь, постепенно набирая ритм. Капли поднимались от воды, со стен, складывались в потоки прямо в воздухе и окружали мальчика, постепенно набирая скорость движения. Скоро в гроте стоял невозможный грохот воды, глаза беспрестанно двигающегося мальчика сияли, не уступая в этом глазам василиска, взявшегося танцевать вместе с ним. А Том, стоя на почтительном расстоянии, пристально наблюдал за тем и другим, и ощущал себя верующим, подглядывающим за таинством молодого бога. Приплывшие русалки молча смотрели на происходящее и только бросились врассыпную, когда василиск скользнул в воду и заизвивался вокруг фигуры мальчика, следуя не просто за потоками воды вокруг него, а прямо по ним. От вида огромной змеи, в последний миг поймавшей дотанцевавшего мальчика своими кольцами, у всех зрителей перехватило горло. Риддл забыл о том, за чьим танцем он смотрит. Он обо всем на свете забыл до поры, но глядя, как раздвоенный язык скользит по все сильнее выгибающейся спине мокрого и полуобнаженного подростка, лежащего на изгибе змеиного тела и переводящего дыхание. Слушая, как василиск шепчет о красивых зеленых чешуях, тут и там покрывших кожу подростка, осколок крестража почти мечтал быть этим самым королем змей. Водить языком по коже, шептать глупости, слышать вздохи и перекатывая кольца, нести уставшего элементаля к берегу, где русалки уже успели выложить дары — жемчуг, чешую, части тел различных существ, кости, водоросли и другие драгоценные материалы. О вспышке магии, родившийся здесь в последние мгновения танца, даже говорить не надо было — весь водный народ, больной ли, ослабленный ли, имеющий пару — благословленные стихийником, русалки удалились заниматься своими благими делами. По опыту прошлого года, Том мог сказать наверняка: размножаться будут. Риддл позволил измотанному мальчику одеться, осушил промокшее в одно движение палочки, но идти дальше у Поттера не было никаких сил и он просто заснул, так и не застегнув мантию. Пришлось брать его на руки, а там и нетерпеливый змей дал о себе знать, подтолкнув наследника Слизерина к местечку за головой, веля сесть и попридержать крепче «жизссснетворцссса» — именно это слово с наслаждением прошипел василиск, непомерно удивив своего хозяина. Тот был почти уверен, что расслышал нежный трепет в тоне змея, но использованное слово привлекло еще больше внимания. — Кто такие жизнетворцы? — решился спросить он, когда большая часть пути уже была пройдена, а змей приспособился двигаться, имея седока с ношей. — Жизсснетворецсс — это покоритель ссстихий, — небрежно откликнулся змей, поворачивая в очередное ответвление. — Он приходит в мир, когда магия исссякает и волшебсссство начинает умирать. Глупые маги сссами подвели ссебя под вымирание, но Жизсснетворецсс не дассст им утащщщить за сссобой еще и магичессских зверей… Змей отвечал и на другие вопросы. Рассказал, что следующей стихией, которую подчинит мальчик, явно будет огонь — «Он сссогрел воду в гроте!» — а после огня он вполне сможет призвать к себе тьму и дух. — Зссемля очччень капризссна. Ему нужжжно научитьссся твердо ссстоять на ногах, — выдал змей, одновременно с этим вползая в Тайную комнату — Риддл с удивлением понял, что до этого он словно в другом мире находился. — Сссвет же он подчччинил уже сссейчас, — и на недоуменный взгляд умный змей раздраженно дернул головой, словно глаза закатил. — Он сссияет и пахххнет невинноссстью. Сссвет живет в нем. Том только плечами пожал и легко соскочил с мощной шеи, перехватывая Гарри на руки поудобнее. Будить его пришлось добрую четверть часа, но зато когда он пришел в себя, Риддл сунул ему в руки дневник и, накрыв маленькие кисти, твердо глядя в глаза, напомнил: — Сделка заключена. Теперь я в полном твоем распоряжении, — и он отступил немного в сторону, давая место изнывающему от нетерпения змею. — Я долго жил в этом проклятом подземельессс. Сссделай меня сссвоим фамильяром, детенышшш, и забери с сссобой, — василиск нетерпеливо кружил вокруг изумленного призрака и сосредоточенного мальчика. — Я был ссстражем, поссследней линией обороны, но кто, кроме тебя, сссможет приказывать мне теперь? По всему выходило, что приказывать может еще Том, чей дневник мальчик возьмет с собой. Внезапно влетевший в зал феникс заставил всех участников вздрогнуть, а короля змей взвиться в воздух. — Пошшшел прочччь, огненная курица! Этот Жизссневорецсс мой! — в ответ птица директора возмущенно заклекотала, но к мальчику приблизиться так и не решилась. Змей же обернул мальчика и призрака кольцами и опустил голову. — Сссалазар был как ты, детенышшш. Он оссставил яйца, чтобы у меня было потомссство. Я хочу, чтобы ты дал им жизнь, — попросил змей. Дрогнувшей рукой коснувшийся тупой морды мальчик кивнул, потом, валясь с ног, но решая закрыть вопрос, все-таки согласился на фамильяра — пусть такого огромного, опасного и диковинного, но не бросать же здесь? Змей удовлетворенно стрельнул языком по кисти и на запястье кусающего губы ребенка показалась татуировка змеи. Словно браслет она трижды обвила запястье и неярко вспыхнув, стала просто рисунком, при желании выглядящим объемным. Том, довольный увиденным и услышанным, вернулся в дневник, уже из него контролируя процесс возвращения элементаля — нет, Жизнетворца, способного подчинить стихии и вдохнуть жизнь — домой. Сочиненная на коленке, красочная история о поражении василиска, любви к другу и благородном пожертвовании заняла часа три. Директор попенял мальчикам, похвалил храбрость, которую они проявили, отправившись в логово монстра. Отдельно обсудил с наивно расстроенным, а на деле совершенно измученным ребенком историю якобы поверженного обитателя дневника. Подчеркнул, что он, Гарри Поттер, настоящий гриффиндорец. А потом Тому удалось из первого ряда посмотреть концерт с Люциусом Малфоем в главной роли. Освобождение домовика тоже прошло мимо внимания, хотя когда мужчина вытащил палочку и наставил ее на юнца, Риддл чуть не выскочил из своего хранилища и не убил чистокровного ублюдка своими руками. Но обошлось. А в башне львиного факультета он совершенно не удивился, когда вытерпевший невесть что и перешедший порог несколько раз юноша засунул его на дно своего чемодана, завалил чем смог и вскоре отправившись спать. Том надеялся лишь, что следующий год будет попроще. По стихии каждую весну — это даже для такого невероятного мальчика, как Гарри Поттер, слишком много.