××× ××× ××× ××× ×××
! WARNING! • в рот я ебал канонный таймлайн • работа пролежала без продвижения столько, что я и сам не помню, что хотел в ней написать и к чему были примечания — однажды может быть я документом найду и меня озарит, но пока нет. это все, это драббл, к нему пока никаких мыслей нет, в голове звон и пустота.××× ××× ××× ××× ×××
Летом светает рано — об этом не понаслышке знают все, от мала до велика. И никогда прежде Нику Фьюри это не казалось скорее проклятьем, чем благом. Но сегодня… сегодня да. Утро на базе Щ.И.Т.а началось для одного из директоров организации отнюдь не с кофе. Совсем, совсем не с кофе, хотя на крышу здания со взлетно-посадочной площадкой на ней, вполне можно было заявиться и с чашкой. Ник в глубине души немного жалел, что не оттянул момент подъема на последний этаж хотя бы так. И признавался сам себе — если бы он не опасался, что все сразу пойдет скверно, он бы, наверное, постарался бы увильнуть, а то и вовсе — сразу бы отказался встречать прибывающих. Только вот чудовище, притащившее сюда директора, было неумолимо. Оно полыхало нетерпением, энтузиазмом и той своей кипучей энергией, которая просила продержаться ещё немного, ещё чуть-чуть, ну же, до конца! Кроме этого — являлось одним из основателей организации, а значит, и без компетенции Ника могло пообещать прибывающим золотые горы — и не соврало бы. Не свои золотые горы, — потому что у самого чудовища за душой был только Патриотизм и отработанные улыбки, ну и еще Наивность, и совсем немножко — мозгов. Сейчас это чудовище, чуть щурясь, вглядывалось горящими глазами во все темные точки на нежно розовеющем горизонте. Ник, сожалеющий об отсутствии кофеина, меланхолично признавал, что это утро красиво, хотя находил градирующие оттенков излишне броскими. А потом нужда этим заниматься отпала — Ник и сам услышал шум лопастей задолго до того, как летающая машина с драгоценным — не по мнению Фьюри — содержимым, оформилась в полноценный механизм. — Наконец-то прилетели, — с едва заметным облегчением выдыхает Стив, и эта интонация, пусть и скрытая, выдает то, что он беспокоился — не так-то просто даже на военном вертолете, даже не на нем одном, вывезти из зоны боевых действий небольшой отряд. Настроение стремительно портится и переходит к отметке враждебного. Ник смотрит на приближающийся вертолет взглядом человека, который с хлебом-солью вынужден встречать на своей земле инопланетян. Вертолет от этого ни капли не сбивается с курса, даже не виляет, и вскоре зависает над посадочной меткой, начиная плавное снижение. Фьюри вздыхает и сдерживает желание раздраженно потереть переносицу. Какое кошмарное утро! Кто бы знал, как он не рад наступлению сегодняшнего дня! Эта встреча должна была случиться много позже. Желательно, конечно, чтобы в ближайшие никогда, но- Фактор «капитан Америка не одобряет, сынок», он не учитывал ни три года назад, ни даже полгода назад. Теперь это прилетело ему оплеухой на ровном месте. Говоря откровенно, Ник Фьюри не был уверен, что с этим отрядом стоило связываться и откуда-то там забирать. Негласно в списках он помечался меткой «смертников», единоравной с «чистильщиками». Службы одна за другой «одалживали» их и посылали в пекло. Ради чего-нибудь, не предвещающего жертв и пальбы по площадям, трогать этих ребят без опасения ощутить на себе неудовольствие Фьюри, не стал бы и Господь Бог, случись ему нужда. Но то Господь, а то Стивен в рот ему ноги Роджерс, который увидел неизъятые у журналистов-правдорубов вовремя записи перестрелки на Востоке. Пущенные по новостному каналу, они взорвали телевещание, после чего ситуация мгновенно вышла из-под контроля. Об Альфа Страйк, запечатленных во время освобождения заложников и зачистки, заговорил весь мир — не то, что Нью-Йорк и Вашингтон. Фьюри в холодном поту будет вспоминать шепотки о том, что Альфу точно попытаются перевербовать, «раз уж одноглазому мудаку Фьюри профессионалы экстра-класса без нужды.» И слышал эти шепотки не он один — что шепотки, некоторые ведомства говорили об этом вслух, кто тише, кто громче, игнорируя самого Фьюри в упор, как севшего в лужу. То, что Нику было проще всю чертову Альфу положить на месте, чем позволить тех куда-то перевести, никому не обосралось. Ник и сам понимал, насколько решение неудачное — сейчас за судьбой отряда следили не только гражданские, не только департаментские, проверяющие каждый чих и трагичным голосом озвучивающие каждый недочет Фьюри широкой общественности. Нет, дело тут было как раз во всех тех, кто только и ждал следующей его ошибки, подгадывая момент, чтобы наложить лапу на лучший отряд Щ.И.Т. Но тут им всем противостоял тот же самый фактор, который мешал самому Нику. Капитан. Америка. Не. Одобрял. Игры в божеств. Не набожный католик, он все равно застревал у всех, как кость в горле, веря в идеалы и идеи Америки — свобода, независимость, равенство. То, за что народ его обожал, то, за что его ненавидели власть имущие, то, ради чего его терпел сам Фьюри, обстряпывая свои делишки невообразимо тщательно и злорадно похахатывая над конкурентами. Капитан сказал: Альфа возвращается. Капитан сказал: Фьюри, вы нарушаете их права. Капитан сказал: Фьюри, тут компенсаций на несколько миллионов каждому. Капитан сказал: Фьюри, у них были потери и замена члена отряда с последующей вербовкой гражданского лица. Капитан мать его Америка сказал: Фьюри, прекратите мешать работу и какие-то свои личные обиды кому-то из отряда Альфа — под пулями три года были они все. Капитан Америка нихуя не понимал, в какое отчаяние впал Ник, увидев на записи передвижение знакомых фигур. Фьюри, Фьюри, Фьюри, Фью- Сделать с этим потоком осуждения хоть что-то Ник был не в силах — живой символ нации после вопросов репортеров вместе со всем зрительным залом посмотрел запись, где под грохот канонады незнакомые лично ему фигуры бойцов со знакомой надписью Страйк на форме, с буквой альфа во всю спину, прикрывшие голову какими-то тряпками, спасаясь от палящего солнца приливной волной, четко, как на учениях, делали свое дело. Роджерс мгновенно захотел себе именно этих уебков. Фьюри впервые пожалел, что запрятал первую группу всего-то на другой конец света — надо было высылать в космос, может, уже колонизировали бы Луну. Роджерс, тонувший в рутине и увязавший в паутине политики, снова загорелся. В последние месяцы глядящий на Ника вежливо и спокойно, даже холодновато, равнодушно глядевший сквозь пальцы на открытые попытки им манипулировать, теперь он снова горел, горел каждую секунду, неукротимо и безостановочно. Так он горел, когда только очнулся и сбежал из бокса. Словно для него еще вчера был сорок второй, мир пах порохом, а военная машина пожирала миллионы человек своей ненасытной пастью. Получить себе Альфа Страйк стало его идеей фикс. Как-то сбить его с мысли, отговорить, запугать данными, не мог даже он, Ник — распорядитель этими самыми миссиями и один из директоров Щита. Да и подозрительно бы это было, начни Фьюри поливать грязью вроде как своих же. Вроде как даже лучших. Вроде как жаль, что Альфа не сдохла в Пустыне. Двое бойцов за три года — это вообще не число. Фьюри уступает напору и горящим восхищением глазам Капитана Америки, который раз за разом крутит плёнку, на которой видно, как красиво работают фигуры в камуфляже. А сам тихонько ищет поводы отозвать приказ выдернуть конкретный отряд из горячей точки. Но Роджерс упертый. В итоге все, что Ник может — как можно позже отозвать ебаный Альфа Страйк из Ирака, куда тех перебросили всего пару месяцев назад. И до самой последней минуты, пока вертолет с бойцами красиво садится вдали, на разметке посреди взлетно-посадочной полосы, он искренне жалеет о том, что никто не взорвал конкретный вертолет, точно так же севший в пустыне, и там поднявший в воздух заморенный, но непобежденный, гордый первый отряд. Тяжелая бронированная дверь военного вертолета гладко откатывается в сторону. Быстрая оценка периметра, потом поджарые мужские фигуры показываются в проеме. Вооруженные до зубов, настороженные, повадками они напоминают переживших одичание зверей. Бойцы один за одним выгружаются, здоровые помогают поберечься тем, кто был ранен. Отряд работает, как единое целое, кого-то передают с рук на руки, помогают встать на ноги, подставляют плечо. Стая Альфа Страйк. Единственный глаз Фьюри сам собой находит знакомую фигуру, сердце непроизвольно екает. Капитан Америка рядом не сдерживает восхищенный вдох с придыханием и у Фьюри непроизвольно дергается щека — он надеется, что причина его вздоха не идет вровень с командиром. При виде фигуры второго, а, по сути, первого бойца отряда, рот Ника как и прежде, три года назад, наполняется голодной слюной. Видеть Брока Рамлоу так близко — почти больно, а уж помнить, как тот без свидетелей художественно обложил тебя хуями при попытке перевести отношения в горизонтальную плоскость — больно вдвойне, словно в плохо заросшую рану ткнули горящей палкой. Фьюри тошнит от понимания, что за три года мстительной ссылки, между ним с Рамлоу ничего не изменилось — если не стало хуже. И теперь это грозит им — ему, Нику — большими разборками в самых верхах. Злоупотребление вылезло ему первым пунктом в хит-параде его прегрешений на посту одного из руководителей. Пламени желания и ненависти к Броку Рамлоу уже некуда становиться чернее, но Ник все равно ухитряется иррационально возненавидеть его больше прежнего: помогает то, что Николас Джозеф Фьюри не умеет проигрывать от слова «совсем». Брок Рамлоу движется, как вода, весь он пластика и живая грация опытного бойца. Весь он — длинные ноги в тяжелых ботинках, как-то очень естественно качающиеся бедра, легкое движение раскаченных широких плеч, экономное движение опущенных вдоль тела накаченных рук и гипнотизирующие желтые глаза на скуластом от недоедания лице. Идущий рядом с ним (а не перед, как-то должно быть) Джек Роллинз, вроде как командир, а на деле — правая рука Рамлоу, злонамеренно пониженного в звании мстительным директором, выглядит на позицию менее впечатляющим, хотя и появилось на его лице что-то непривычное, более жесткое. Страйк несмотря на разброс построения, движется вперед единым целым, монолитом из живых тел, и Ник с раздражением констатирует: несмотря на три года ссылки, вернее, благодаря им, отряд в отличной форме и совсем ему не рад. Если по первости Рамлоу едва ли поделился с остальными причиной их столь долгой «командировки», то после, и в том числе после «посещения» их Бета Страйком, неосведомленных точно не осталось — не понять, что они в немилости у начальства, такие бойцы не могли. А Бета всегда была чванливой и тонко улавливала нюансы — непонятливых наверняка просветили, попутно макая в дерьмо, как любят это делать с отрядами конкурентов. Теперь Альфа дома, и надо думать, что Бету ждет череда очень несчастных случаев. Фьюри уже видит рапорты: «ну, знаете, как это бывает — шел, споткнулся, упал на колено лицом, и так раз восемь подряд». Группа останавливается напротив них — линия людей в черном, загорелых до черноты, поджарых, как хищные звери. У них в руках — припыленные винтовки со следами войны — на маскировочной краске видно насечки, царапины, у некоторых — гнутые дула. Трофейные можно отличить по характерной чеканке на металле. Они все пахнут пустыней, порохом, зноем, потом, сдержанной силой. От них веет войной, и Роджерс рядом с Фьюри дрожит от потрясения. Прибывшие импонируют, резонируя с чем-то отчаянным внутри него самого. С тем самым, что толкает прыгать без парашюта и не брать с собой даже пистолет. В волосах большинства бойцов, среди которых нет никого старше тридцати пяти, красуются ниточки первой седины, и только Рамлоу все еще исключительно черноволос. Смуглый, хищный, Брок Рамлоу источает внутреннюю силу. Он — единый на всех огонь, бог войны в теле человека; он же — стержень, закон, истина в последней инстанции, и дисциплина, сплавленная с поблажками для своих. Свои — это только Страйк. Стив хорошо понимает, что видит — он сам по своему внутреннему календарю всего три-четыре месяца назад четыре часа как ушел с линии фронта на заполненной взрывчаткой Валькирии. А потом сразу проснулся в палате, имитирующей комнату, понимая, что все вокруг ложь. Ощущая даже в фоновом шуме слышимую фальшь. Суперслух улавливает различие — в сороковые даже на параде не с чего было стоять такому гулу. Медсестра одета неправильно — он не знает, что не так, но качество и стиль вещей, то, как она себя держит… Наметанный глаз диверсанта и командира видит нюансы, которые мозг пока не в силах интерпретировать. Он проломил стену, и оказался в центре Нью-Йорка. Спустя семьдесят лет после окончания войны, которая для него шла еще вчера. Поэтому он смотрит жадно, и с нарастающей теплотой видит бойцов, видит своих. Таких же, как он. Какими были Ревущие для Стива. Солдаты нового времени, которые, как и те, кого они сменили, уже забыли, что значит мир, но которые все еще стремятся к нему, даже если идти уже давно приходится наощупь. Альфа Страйк одной ногой все еще в непрерывной войне, с которой они уже не надеялись выбраться. Стив Роджерс, более известный, как Капитан Америка, тоже никак не выберется из войны — правда с самим собой.