Забота

Этив в очередной раз чихнул. Калб недовольно поморщилась, ставя на прикроватную тумбочку поднос с едой. Она не записывалась в няньки для этого глупого Бога, но никто другой на эту сомнительную роль не соглашался. Совладать с буйным и одновременно с этим больным болваном Этивом могла лишь она, Калб. В конце концов, они с ним очень близки, как бы пылко она это ни отрицала. Сейчас Калб — единственная, кто может позаботиться об этом идиоте. — Покорми меня, — жалобно протянул Этив. — Е-ещё чего удумал! Сам ешь! — смутилась она, покраснев и отвернувшись. — Ну Ка-а-а-а-а-алб… — ещё жалобнее заныл он. — Нет! — отчаянно отмахивалась она, пытаясь подавить нарастающую внутри жалость. — Ну пожалуйста-а-а-а-а… — не унимался он. И Калб сдалась. Вот так просто и без боя позволила чувствам взять над собой верх. Если бы Йосафлейм была жива, она бы ещё долго упрекала бы её в слабости характера и силы воли. — Ох, чёрт, ладно, — выдохнула Калб, повернувшись к больному лицом. — Спасибо, Калб, — сразу же засиял тот. она медленно подцепила тонкими пальцами ложку и, зачерпнув ею кашу, поднесла её ко рту больного, предварительно подув на стряпню Водас. Этив с удовольствием ел то, что ему давали, хоть он и не любил различного рода каши. Вообще, вся эта ситуация до нельзя сильно смущала Калб, но просто взять и уйти она не могла. Если не она, то кто позаботится об этом раздолбае? Именно из-за этого железного аргумента она не могла бросить всё на самотек и убежать. Когда с кашей было покончено, Калб отнесла поднос на кухню. Для неё эти несколько минут тишины были как глоток свежего воздуха. Она могла собраться с мыслями, успокоиться, обдумать всё, что её тревожило. А тревожило Калб многое: и состояние Этива, и прошлое, и ночные кошмары… Она тщательно скрывала свои чувства за привычным безразличием, но прекрасно понимала, что от глаз бдительного Бога ничего не укроется. — Ка-а-а-а-а-алб, — раздался гнусавый голос. — Иду, иду, — выдохнула та. Сделав глубокий вдох, Калб двинулась в ненавистную ей комнату. Уже сидя на мягком стуле, она размышляла о своих ночных видениях. Она вспоминала образы своих подчинённых, их голоса, время, проведённое с ними… И ей становилось так горько и одиноко, что хотелось плакать. Но она не будет. Не в присутствии Этива. Калб сильная, она не даст слабину. Но иногда так хотелось уткнуться в родное плечо и расплакаться, как маленький ребёнок. Хотелось прижаться к Этиву, зная, что он защитит, успокоит и приласкает. Но в то же время Калб понимала, что она не должна показывать слабость. Она — могущественная Дьяволица, и любое проявление слабохарактерности будет для неё позором. Впрочем, она уже много раз опозорилась. Этив пристально смотрел на неё и был непривычно тих. Он не засыпал её комплиментами, не отпускал никаких шуточек и больше ни о чём не просил. Такое поведение насторожило Калб, но она решила не обращать на это внимание. Для неё эти минуты спокойствия были бальзамом для души, временем, когда она могла побыть наедине со своим прошлым. Она любила такие моменты. Тогда она могла уйти в себя, хоть немного побыть в своём мирочке. — Калб, — голос Этива вырвал её из воспоминаний. — Что? — недовольно спросила та. — Поспи со мной. Эти слова были сказаны слишком серьёзно для беззаботного Этива. Он бывал таким крайне редко. Обычно он весел и улыбчив, а тут… В чёрных глазах ни грамма задора, лишь холодное спокойствие. Калб знала: где-то там, на самом их дне плескалось волнение. И она отчего-то согласилась, забыв о своей сущности. Она плюнула на мнение других, на то, что это прямое доказательство её слабости и просто отдалась чувствам. Плевать на то, что о ней сказали бы её подчинённые. Сейчас их здесь нет, но зато есть Этив, который не предаст и не упрекнёт. И Калб забывалась в его объятиях, позволяя себе быть слабой. Можно и не быть Дьяволицей, когда о тебе заботится любимый Бог.