Трудности воспитания

Крохотные, ужасно горячие настолько, что кожа под огнестойкой шерстью начинает неприятно зудеть, ладошки со всей возможной для детского тельца силой цепляются за его хвост. Огромные янтарные глаза с бликами, подобно раскаленным углям костра, широко раскрыты, вот-вот вылезут из орбит только надави на тельце. В уголках появляются крупные капли, мгновение и они катятся солёными слезами, оставляя на чумазых от сажи щеках мокрые разводы, испаряются на слишком горячей коже до того, как успевают сорваться вниз под своей тяжестью и разбиться о землю. Сквозь задушенные всхлипы и пузырящиеся сопли с трудом можно узнать повторяющееся «прости». Бэд знает, что Сапнап совершил ошибку, а ещё он знает, что тот сделал это не нарочно. Он ещё слишком мал, чтобы осознавать всю свою разрушительную силу и тем более контролировать её. Эта сила слишком могущественна для ребенка, она настоящее стихийное бедствие в неумелых руках и за это нельзя его винить. Бэд и сам это знает. Виноват только он – совсем забыл про своего особенного малыша, за которым нужен глаз да глаз, увлекшись стиркой и оставив того без надлежащего присмотра. Вся ответственность только на его плечах и никак иначе. На кучерявую черную макушку ложится огромная, едва ли не в два раза больше самой головы ребенка, ладонь. Не смотря на длинные когти она безумно нежная и любящая, легко треплет спутанные пряди. – Сапнап, посмотри на меня, – голос мягкий, как и всегда – ну же, посмотри, я вовсе не сержусь! Малыш поднимает заплаканное, измазанное личико на демона, поджимая пухлые губки и льнёт к отцовской руке. – Всё хорошо, ты не виноват. – Н-но!.. – Дети всегда что-то ломают или портят, для них это нормально, как и для тебя. – на самом деле Бэд не был на все сто процентов уверен в своих же словах. Он точно где-то читал, что так бывает, когда несмышлённые дети не рассчитывают силы или слишком увлекшись изучают окружающий мир, да и местные женщины, у которых тоже были свои детёныши, порой по несколько штук (что по мнению Бэда явный перебор, ибо ему одного за глаза хватает), частенько ругают тех за многие проказы, но при этом не выглядят так, будто их чада совершили серьезные проступки. А это значит, что произошедшее не такое уж и серьезное происшествие за которое нужно ругать или наказывать. Уже зная, что сейчас скажет расстроенное дитя, Бэд успевает перебить того: – Паффи не будет злиться. Она тоже всё прекрасно понимает. Давай так, мой маленький маффин, – на его губах появляется широкая ободряющая улыбка – сейчас мы с тобой умоемся и пойдём извинимся перед «Мисс-Овечкой» и поможем ей посадить новые цветы! Ну как тебе идея? В ответ на это Сапнап тут же активно закивал головой, вытряхивая из волос осевший пепел. Ладонью можно было ощутить только-только начавшие прорезаться рожки. Бэд с нетерпением ждёт когда сможет полюбоваться полностью сформированными рогами, что не будут скрыты в кучерявых волосах сына, хотя вряд-ли они будут такими же большими, как у него самого. Задорно завиляв из стороны в сторону, пока ещё коротким, с дымящейся кисточкой на конце хвостом, маленький демон наконец разжал ладошки, позволяя отцовскому хвосту выскользнуть из них. На детском пухлом личике теперь сияла счастливая улыбка, а припухшие от слёз янтарные глаза лучились беззаботной радостью, которая может быть только у детей. С губ Хало слетает теплый смешок. Его до сих пор удивляет так много вещей – к примеру столь быстрая смена настроения у живых существ, хотя давно бы стоило привыкнуть, в конце концов не первый год живёт. Ещё разок ласково потрепав сына по голове, окончательно вытряхивая пепел и обугленные веточки, демон поднимается с колен на ноги, наконец замечая стоящую поодаль в тени груш женщину. Кудрявые, пушистые волосы с редкой сединой на пару со слабо завязанным на поясе фартуком слегка трепал прохладный ветер. Она тихо посмеивается в ладонь, прикрывающую её улыбку, лаского щуря уставшие глаза. «Мисс-Овечка» никогда не злится на людей, особенно на таких детишек как Сапнап, и Бэд искренне считает эту женщину святой. Честно признаться, она бы больше подошла на роль хозяйки местной церкви, нежели он, возможно однажды он поговорит с ней по этому поводу, но это будет когда-нибудь потом, а сейчас есть дела поважнее. Бэд обязательно поможет Паффи высадить новые кусты шиповника – это меньшее, чем может загладить свою вину демон, после того, как Сапнап умудрился спалить их до тла.

***

За окном, пыльном от долгой засухи в этих краях, послышались первые стуки небесной воды о потрескавшуюся черепицу старой крыши церкви, что местами протекала, оставляя следы дождя на потертой плитке пола. На твердой земле стали появляться темные округлые пятна-точки от крупных капель, падающих под прямым углом. Небо, грязно-серое, низкое и давящее, затянутое тучами до самого горизонта. В воздухе застыл тяжёлый запах озона в перемешку с духотой, типичной в теплые сезоны. Не было ни грома, ни молний, ведь это не было ливнем, всего лишь долгожданный первый летний дождь в этом году, что вероятнее всего продлится не долго, от силы минут пятнадцать, может двадцать, а после обязательно выглянет солнце и продолжит нещадно печь землю. Джордж не любит ненавидит дождь. Дождь вызывает не самые худшие, но и не очень то приятные воспоминания. Временами он хочет не помнить вообще ничего. Когда-то давно, по ощущениям целую вечность назад, словно это произошло в прошлой жизни хотя пожалуй так и есть, он точно так же сидел у окна, сложив на согнутую в колене ногу голову и смотрел, как ветер треплет желтоватые (тогда они были изумрудно зеленые, ведь то было совсем другое место) кроны деревьев. Тогда его темно-карие глаза были красными и опухшими от слёз банальной обиды, такой детской и глупой. Сейчас она кажется такой бессмысленной и до горечи смешной. Джордж знает, что был капризным ребенком, привередливым во всём, помнит, что часто закатывал истерики на ровном месте и так нелепо топал ногой, когда ему отказывали, даже не смотря на весь устроенный концерт. В утро того дня он поругался с мамой, не сильнее обычного, но нагрубил он достаточно, чтобы отец впервые в его короткой жизни отвесил воспитательный подзатыльник и отправил в комнату думать над своим поведением. Джордж тогда думал очень долго, дольше обычного, ибо ему – маленькому паршивцу, которого наверное стоило бы выпороть, избалованному вседозволенностью – не хотелось признавать свою очевидную неправоту. Конечно же в конечном итого до него дошло, что он был неправ, может и не в полной мере в силу возраста и детского ума, но всё же он смог это понять. Только вот извиниться перед мамой и отцом у него не вышло... – Что-то случилось, Гоги? – мягкий голос вырвал Джорджа из потока неприятных болезненных воспоминаний и заставил невольно вздрогнуть. Не смотря на свои габариты Бэд умудрялся быть пугающе тихим, что порой наталкивало на любопытные мысли, что нет-нет да лезли в голову. Подросток посмотрел на демона немного рассеянным взглядом, неясно пожимая плечами. Даже зная, что скрывать от отца что-либо бессмысленно, открыто говорить о том что таится на душе не хотелось. Бэд понимающе улыбается, так как может только он и никто более, той самой родительской улыбкой, говорящей, что он будит любить своё чадо не смотря не на что, даже если весь Мир будет против. Ему ясно всё и без слов. Быть может он и не человек, даже спустя годы прожитые среди оных он так и не научился в полной мере понимать их привычки и поведение, но зато он хорошо знает своих сыновей и сейчас этого вполне достаточно. Он садится на скрипучую табуретку, что с неохотой принимает его вес, обматывая свой длинный хвост вокруг одной из её ножек, чтобы ненароком не отдавить, и раскрывает свои не менее длинные руки в приглашающей жесте. На жест тут же охотно откликаются. Джордж, сколько бы лет ему не было, был маленьким сам по себе, особенно в глазах Хало, которому чужой вес на коленях кажется совсем незаметным(что не скажешь о табуретке). Его бережные руки осторожно поглаживают по чужой, подрагивающей спине в то время, как рубашка у воротника намокает от солёной влаги невысказанной боли. Джордж никогда не плачет, он не любит показывать свои негативные эмоции на публику, даже если этого самые близкие люди. Вместо того все страхи, сомнения, печаль, гнев, обиду мальчик копит в одном большом чане, запирая это всё глубоко внутри до тех пор, пока они не начнут переливаться через край и их уже нельзя будет спрятать. На памяти Бэда это всего лишь третий раз, когда он видит слёзы своего старшего сына, пытающегося казаться сильнее и взрослее чем есть на самом деле. Сейчас он даст ему выплакаться, он будет рядом и, если Джордж того захочет, выслушает, если понадобится он даст совет или сделает всё, чтобы помочь. В конце концов дождь не может литься вечно, рано или поздно тучи рассеиваются.