***
Не побрезговал советом Доктора: явился вечером на порог своего места даже без шлема и массивной шубы, демонстрируя полную уязвимость перед ней. Знал – против не использует ни в жизни. И от этого знания нос щипать начинало, а взгляд – влажно блестеть. Синьора открыла без замедления, будто ожидала долго. И сразу же на макушку грузно опустился подбородок под тяжёлый выдох, орлиный нос ткнулся в волосы. Даже руки не поднялись, чтобы обвить обожаемую фигурку: смертельно вымотан, а Дама и не настаивает. — Да ты с ног валишься... — лелейным шёпотом воркует она, шагая вместе до постели и своего спокойствия ради придерживая шатавшегося от бессилия Капитано. Он лишь мимоходом успевает заметить, что на ней был лишь халат. "Готовилась идти в ванну. Отвлёк", – поджимая губы, он старался не думать о доставленных им неудобствах. За разглядыванием потолка не услышал удаления Синьоры в ванную комнату. Приготовился ждать вечность, ибо любой миг без неё растягивался до неразумных величин.***
Дама заторможенно снимала халат, чувствуя в голове неожиданную пустоту. Ни одной мысли, воспоминания, ни чувства – хотя, казалось бы, от его прихода должна быть буря эмоций! Не разлюбила ли часом?.. На усиленное отрицание не хватает энергии, потому Синьора едва различимо качает головой. Залезает в ванну неохотно, больше желая залезть в постель и прижаться к, верно, давно сопящему Капитану. Обнимает себя за хрупкие белые плечи, старается снизить давление острых ногтей на тонкую кожу. Откидывает голову, остекленело смотря наверх, будто ожидая сошествия по её душу небесной твари, которая, в теории, должна забрать душонку – пусть подождёт, пока такову наполнит своей бережной любовью и трепетом Капитано: так она будет хоть чего-нибудь стоить. Любит. Любит её всю: от острого языка, скверного характера, ветренной и распутной головы вплоть до неказистых ожогов на закрытых частях тела. Синьора ловит себя за желание отодрать ненавистную кожицу с рубцов, лишь бы заглушить ноющее безостановочно сердце. Однако... Её любят – она нужна. Сердце замолкает, солидаризируясь со здравым смыслом. Уже не такой мёртвый взгляд обращается на тонкие пальцы – скукожены. Сколько же она здесь сидела? Прошло ведь всего-ничего... Вылезает из ледяной ванны в не менее ледяной воздух. Натягивает на тело шёлковый комплект, какой она бы себе в жизни не купила – купила и не она. Белоснежный его цвет так непорочно и чисто сверкал на совершенно порочной и грязной Синьоре, что смешно было. И обидно, что Капитан всё ещё видит в ней только белое и хорошее, подчёркивая её, по мнению самой Синьоры – мифические, хорошие черты подаренным им комплектом. Свободный крой делал и без того тщедушную женщину совсем маленькой, будто лишней и случайно попавшей в этот мир.***
Как Синьора и думала, Капитан давно задремал. Широкие крылья носа мерно раздувались, втягивая морозный воздух. Даму кольнула вина: не спохватилась вовремя, что Капитано не переносит холода. Однако же по виду казалось, что у него и не было до сего момента сна слаще этого. Синьора тихо легла рядышком, стараясь не потревожить своим любованием редкую расслабленность холёных ею черт: мягкие губы приоткрыты; пушистые короткие ресницы придают закрытым глазам хищную красоту; тонкий кончик острого носа умильно подёргивается. Дама подтягивается ближе, но сохраняя нужную дистанцию – однако Капитан даже сквозь сон нуждается в её нахождении в своих объятиях и притягивает ближе к себе, утыкаясь орлиным носом ей в грудь, а руки положа на белокипенные лопатки, прощупывая их сквозь ткань. Синьора в ответ без единой задней мысли зарылась пальцами в чёрный каскад спутанных волос, горячо и импульсно тянется ко лбу и оставляет там укус. Прижимается грудью к нему сильнее, нашёптывая в слезах: — Не оставлю!.. В ответ членораздельное и осмысленное, пусть и сонное: — ...никогда...