Вечность для бога и воина

— В этот раз ты заберешь меня? Двa мужчины смотрели друг на друга. Одни глаза измотанные долгой битвой и болью. Глаза другого хранили в себе многовековое спокойствие и мудрость старца, слишком много повидавшего за свой срок. Черное кимоно покрывало его белоснежную кожу, и вуаль закрывала таинственное лицо. Но молодой человек уже видел лицо сущности достаточно раз, чтобы знать что эта черная ткань скрывает за собой красивого мужчину, которому люди дали бы лет двадцать пять от роду. — К сожалению, я не могу. Это вне моей власти. Отчаяние перекосило лицо рыжеволосого мужчины. После слов сущности, перед его глазами заиграли краски, словно безумный художник брызгал ему в лицо краской. — Мы еще увидимся с тобой, Ичиго. Надеюсь это будет не скоро для твоего же блага. Но мы встретимся. Возможно в следующий раз я смогу принять тебя к себе и даровать мир твоей душе. Мир заполонила белая пелена и Ичиго чувствовал как сознание скользит сквозь его пальцы, как текла недавно вражеская кровь. Видимо их встреча переносится на другое время, возможно на другой год или даже пятилетие. …. Ичиго был наследником знатного рода, прославившимся тем, что из любой битвы он выходил живым. Неважно сколько ран он получил и сколько шрамов будет украшать его кожу, он всегда выбирался из самой гущи событий не невредимым, но живым. В первый раз было страшно закрыть глаза после изнуряющей битвы, а открыть их уже где-то там, на другой стороне, с человеком в черном стоящим перед ним. Бедной сущности, которая представилась ему как Кисуке (не самое подходящее имя, по мнению Ичиго) являющимся воплощением самой смерти. Сказать, что молодой наследник богатого клана был удивлен значит не сказать ничего. Да и в целом, кто не был бы? Встретить смерть суждено людям лишь однажды, в конце своего пути на этой земле. Однако шло время и Ичиго встречал смерть второй, третий, четвертый раз. В какой-то момент из страха его чувства переросли в уважение. Встречать столько людей, объяснять им, что путь их земной окончен и теперь их ждет жизнь где-то в новых землях, что дорога назад им закрыта, что они никогда больше не увидят своих любимых. Для Ичиго было бы проще встретиться на поле битвы с сильнейшим бойцом, нежели лицом к лицу встречаться с отчаянием, болью и отрицанием души, которой больше нет места на том берегу. Что-то в этой концепции казалось Ичиго неподъемной ношей, которую он не выдержал бы на своих плечах. В момент, когда он вернулся обратно в свое смертное тело, он тут же услышал отца, разговаривающего о чем-то с его личным врачом. Молодой воин чувствовал как бинты стягивают его грудь и руки, там где его кожу поцеловал клинок того придурка, решившего оскорбить его клан. Странно это или нет, но чем больше Ичиго встречал смерть, чем сильнее ему хотелось к нему вернуться. Он пытался объяснить это тем, что человеку не свойственно просыпаться дома с полузажившими ранами, после того как он увидел ту сторону. Но где-то внутри него, та часть, которая была честнее всего, объясняло это тем, что нежный, хоть и сначала жутковатый мужчина в черном кимоно, с тихим голосом и шафрановыми волосами, объясняющий ему почему Ичиго попал сюда и кем он сам является, что-то сдвинул в его сердце. Однажды, когда Кисуке показал ему свое лицо, Ичиго в первый раз подумал, что кто-то красив настолько, что может украсть взгляды всех, просто проходя по улице летним днем. Ветер бы развевал его соломенные волосы, играл бы с его локонами, щекотал бы красивое лицо, а Кисуке бы улыбался, прикрываясь веером от потоков прохладного воздуха, щуря глаза цвета дымчатого кварца и маленькая улыбка бы не сходила с его лица. Чем больше встреч у них было, тем открытее становился бог смерти, тем больше он рассказывал о своем предназначении, тем больше вопросов у него появлялось про странное положение Ичиго в цикле жизни и смерти. Иногда раны Ичиго были слишком тяжелыми, чтобы сразу же вернуть его обратно, поэтому Кисуке наслаждался его компанией, смеясь и шутя, рассказывая как менялось отношение людей к нему до и после того, как он раскрывал новоприбывшим в его царство душам кто он на самом деле такой. Ичиго бы с радостью рассказывал ему свои истории и шутил в меру своих способностей, но в внутри себя ему было больно за одинокого бога, запертого на своем посту на многие столетия. Ему хотелось разделить с Кисуке его одиночество, предложить ему плечо, на которое можно было бы опереться в тяжелое время, разделить его ношу на двоих. Под аккомпанемент бубнежа его отца, он заснул, изнеможение свалило его, как люди заваливают китов в сезон охоты. … Проснуться в окружении уже привычной мрачной обстановки было приятнее, чем кружка холодной воды знойным летом. Прохладная тонкая рука играла с его слегка отросшими волосами, наматывая их на пальцы, перебирая и просто поглаживая. Ичиго слегка поерзал от наслаждения на коленях Кисуке, что полностью раскрыло, его пробуждение. Нежная ладонь остановилась, легла ему на шею, обдавая теплую кожу волной холодка, от которого Ичиго невольно поежился. — Должен ли я говорить «доброе утро» или «спокойного сна»? — Игриво спросил Кисуке, убирая упавшую прядь с лица своего постоянного гостя. — Смотря какое время дня, — Пробурчал Ичиго, не желая еще выходить их пуховой дремоты, в которой он себя нашел. Лучше чем это, не существовало для него места. Тут, за гранью, лежа на коленях бога, в существовании которого не сомневалась ни одна живая душа, Ичиго окружала аура спокойствия и умиротворения. Возможно это был тихим баритон Кисуке, которой не обязывал ни к чему, а может это было отсутствие его земных проблем, что делало последнюю ступень жизни такой притягательной. — Я опять умер? — Нет. — Сказал его компаньон, продолжив свое занятие, только в это раз он взял гребень вылитый из черного, неизвестного Ичиго металла, чтобы расчесать его спутавшиеся волосы. — Я просто нашел способ посетить твой сон. Искры заплясали в глазах Ичиго, как только эти слова встретили его уши. Он подскочил на своем месте, слегка ошарашил Кисуке. Смотря в его удивленное лицо, видя как взлетели от неожиданности его брови, мозг Ичиго отказывался обрабатывать, то что он только что услышал. — Я сейчас сплю? — Да. — И ты в моем сне? — Это довольно очевидно. Ичиго не мог оторвать взгляд от Кисуке, который только что так невзначай осуществил его давнюю мечту. Умирать больно. Ужасно, безумно больно, но Ичиго готов был пойти на это, лишь бы еще раз встретить своего бога. Теперь ему не надо пропускать идиотские атаки врага, чтобы получить достаточно ран и умереть от кровопотери. Ему достаточно мирно прожить свой день, лечь на мягкий футон и закрыть глаза, позволив сознанию провалиться в дремоту, из которой руки Кисуке вернут его в свое царство. И в своем сне они могут снова увидеться, без того грустного блеска в глазах Кисуке, которому пришлось наблюдать его падение, и потом залечивать его раны в живительном источнике, подаренный ему другой богиней. Это была его мечта, которой, как он считал, не суждено сбыться, но вот он здесь, его мирское тело живо и восстанавливается, но Кисуке все равно прямо тут, сидит перед ним, с его сигнатурной лукавой полуулыбкой. — Я словно сплю…- Правая бровь Кисуке взлетела вверх при этих словах и как только Ичиго сам понял, что сказал, они захохотали как дети на фестивале с жареной кукурузой в руках, с фейерверками мелькающими в небе над их головами. — Я давно думал об этом, и только недавно богиня ответила на мой запрос положительно. Я воспользовался этой техникой как только ты предоставил мне возможность. — Их руки руки переплелись друг с другом, могильный холод и живое тепло обменивались температурой, пока их хозяева не могли перестать улыбаться. Хоть никто из них никогда не произносил заветных слов вслух, обоим было интуитивно понятно, что другой был предназначен для них, как бы странно не звучал союз бога смерти, проводника душ и живого человека. Хотя назвать Ичиго обычным человеком ни у одного, кто бы знал его секрет не повернулся бы язык. Видано ли это, чтобы человек, встретив смерть, вернулся обратно живым? Они провели остаток времени до рассвета рассказывая друг другу истории, Кисуке поведал ему о других богах, хотя он и не был с ними так близок. Во главе иерархии стояла Богиня Мать, другие боги, изготавливали для нее жизнь, смерть и судьбу определенного человека и она, словно кузнец тяжелым молотом, скрепляла из этого душу человеческую, чтобы подарить родителям долгожданное дитя. Именно ей было выбирать кому и у кого суждено родиться. Был Бог Жизни и плодородия. Он своей рукой словно семена сеял жизнь как фермеры сеют рис. Он решал какой год будет урожайным, а какому не суждено быть достаточно богатым, чтобы прокормить народ. Он давал Матери один из важных компонентов для создания человека. Сам Кисуке был наравне с Богом Жизни, но был его противоположностью. Кисуке принимал души обратно и разбирал их на составляющие из которых, богиня Мать в начале пути создавала их. Каждая часть отправлялась обратно к тому, кто ее сотворил. И цикл начинался снова. Бог Судья отвечал за судьбу. Он советовался со всеми, кто участвовал в цикле сотворения и уже на основе этих данных писал на украшенном осмием свитке судьбу человеческую. Одна из самых кропотливых работ, по словам Кисуке. Были и другие более мелкие боги, управляющие погодой, лесами и морями, им чаще всего молились люди, их милость означала безопасный год. Истории Ичиго были проще и приземленнее, но Кисуке слушал их, впитывая каждое слово, слетевшее с губ рыжеволосого. Он рассказывал Богу о своей семье, о своих сестрах близнецах, которыми их одарили две матери, Богиня и Масаки. Скрипя сердцем признался, что однажды ему придется жениться на знатной даме и продолжить род своего клана, принеся в этот мир своих детей. Кисуке только улыбался и гладил огненные локоны, ибо вся жизнь Ичиго, до того как Кисуке сможет присвоить ее себе единственному была для Бога Смерти словно год человеческой жизни, слишком уж долго он прожил, чтобы не познать спокойствия. И если уж Ичиго возжелает просуществовать в его компании в качестве его помощника и единственной отдушины, то он с радостью ради этой их прихоти взбаламутит всех богов и потребует собрать совет, решаюший достойны ли они такого благословения. Расставаясь, Кисуке со всей нежностью поцеловал запястье своего желаемого, отпуская его обратно, наслаждаться жизнью земной. … Жизнь шла своим чередом, Ичиго сражался, выигрывал или же погибал, но по обыкновению своему всегда возвращался назад в строй. Кисуке навещал его в сновидениях, им маленькие свидания отвлекали Ичиго сначала от помолвки, потом от несчастливого политического брака, потом от обязанностей главы одного из величайших кланов на территории страны. Жизнь шла, годы забирали с собой юность, Ичиго все реже выходил с мечом на поле битвы, уже не имея столько сил размахивать катаной. Его дети росли, сын и три дочери. Скоро Ичиго должен будет передать ему бразды правления, надеясь, что юношеский запал не поведет под откос 50 лет его правления и 76 лет жизни. Во снах же он находил отдушину. Там Кисуке все так же играл с его волосами, пел ему песни, которые подслушал у людей, собирал ему венки из лучистых ликорисов, которые росли на ближайшей поляне в достатке. Они проводили время, по нос погруженные в теплые целительные источники, очень помогавшие с болью в суставам и спине, которые напали на Ичиго в старом возрасте. Наслаждаясь тишиной и компанией друг друга. За столько лет Ичиго не поменял своего желания — остаться с Кисуке, здесь среди спокойной темноты, глубочайшей тишины и полей с ликорисами, простилающимися до горизонта. Все эти годы Кисуке не терял время зря. Он постоянно обсуждал с другими богами, возможность их с Ичиго мечты. Богиня Мать не имела ничего против, она с нетерпением ждала дня, когда сможет даровать Ичиго право жить в их измерении. Другие Боги выражали сомнение, но говорили, что если человечишка по своей воле захочет остаться здесь, то пожалуйста. И когда пришел тот день, когда в земном мире на Ичиго бросили последний ком земли, возложили цветы на его могилу и как следует проводили его душу в последний путь, пришел тот час, когда решалась его посмертие. Боги, собравшиеся на совете смотрели на него как на диковинку, первую в истории человеческую душу, которую не удалось вернуть в круговорот. Которую Кисуке умолял их принять в их мир в качестве своего подмастерья и помощника. Матерь улыбалась ему, ее голос как и ее положение среди богов было весомее всех остальных. Многие малые Боги последовали бы ее примеру. Поэтому она без тени сомнения поднялась со своего места и произнесла целую речь. Остальные, воодушевленные ее речами, согласились. Бедный Кисуке чуть ли не плакал, стоя перед полукруглым столом, не в силах поверить, что ему так повезло. Его новоиспеченный помощник только улыбался, снова молодой (никто не хочет страдать в теле старика) держа своего Бога за руку, сжимая ее даже слишком сильно. Впереди их ждала вечность вместе. Кисуке смог тайком раздобыть им бару бутылок саке и они напились до беспамятства, смеясь и веселясь, танцуя и целуясь, одурманенные алкоголем и своим счастьем. Ичиго чувствовал себя так, словно снова женился, только в этот раз по любви и с искренним желанием провести остаток жизни с человеком (Богом) улыбающимся ему кривой полуулыбкой. Впереди ждала вечность.