Feeding on chaos and living in sin/Питаясь хаосом и живя во грехе

- Тим! Телефон! Тим вскакивает с кровати на зов соседа по дому, быстро сбегает по лестнице, находит телефонную трубку, лежащую на полке. Он проводит рукой по волосам, как будто это может помочь, и делает глубокий вдох. Это может быть и не Хоук. Тот не единственный, кто звонит, но он единственный, кому Тим хочет позвонить сам. Поправляя очки на переносице, он прикусывает губу в предвкушении и говорит: - Алло? - Привет, Скиппи. Он едва успевает подавить стон; низкий голос Хоука отзывается у него в спине и проникает в самое нутро. - Х-Хоук. Что...что такое - зачем ты звонишь? Тим оглядывается по сторонам, но он по-прежнему один на лестничной клетке. Он слышит радио через стену, так что, пока он говорит тихо, его никто не должен подслушать. - Неужели так трудно поверить, что я скучал по тебе, Скиппи? Что я хотел услышать твой голос? - Тим слышит веселье в голосе Хоука, его богатый тембр, который смягчается глотком дымящегося виски. Хоук был не так плох, как Тим, когда дело касалось выпивки и выплескивания правды, которую лучше скрывать, но он тоже казался уставшим - та самая усталость, которая которая вонзает свои когти в твои кости, и единственный способ избавиться от нее - это вырвать их с корнем, разрывая себя в клочья по пути. Такую усталость может испытывать человек, которому пришлось провести годы своей жизни, притворяясь кем-то другим. Большинство людей завидуют мудрости и опыту Хоука в его относительно молодом теле, но Тим этого не делает. Он знает, что быть старше в данном случае не обязательно хорошо. Это просто означает, что у него впереди еще много лет страданий. Еще несколько лет, чтобы научиться еще лучше врать - всем и каждому и даже самому себе, хотя легче от этого не становится. Тим колеблется между желанием быть таким же искусным в притворстве, как Хоук, и страхом перед тем днем, когда он, наконец, сравняется с ним в этом уровне. Он знает, что как только он это сделает, это будет началом конца - та версия самого себя, которую он пытается защитить, к тому моменту уже будет убита. Он каждый день молится, чтобы у Хоука еще было время. Он прижимается к стене, прижимает трубку к уху, наматывает скрученный провод на палец. Ему до боли хочется, чтобы это был Хоук, к которому он бы с жадностью прикасается. - Я... Да, есть такое. Немного, э-э, трудно поверить, да. Хоук издает мурлыкающий смешок. - Что ж, это работает, потому что у меня очень сильно стоит. У меня сейчас стоит, просто когда я думаю о тебе, Скиппи. - Хоук! - возмущенно шипит он в трубку, лихорадочно проверяя, один ли он на месте. Он чувствует, как по шее разливается жар, и пытается не обращать внимания на пульсирующее возбуждение внизу живота. - Ты не можешь так говорить! Кто-нибудь может услышать. - Тогда веди себя тихо, - говорит Хоук, как будто это так просто. И, возможно, для Хоука это так и есть. Он всегда был лучшим актером. Тим не скрывает своих чувств, несмотря на то, что людям становится легко его понять. Из-за этого ему хочется заползти к Хоуку поглубже, использовать его как свою опору, как защитника. Пусть он встанет между миром и его сердцем и сохранит его в безопасности. Хотя с его стороны несправедливо желать этого - у Хоука и так достаточно забот, чтобы беспокоиться еще и о нем. - Будь хорошим мальчиком ради меня и просто послушай. Ты сможешь это сделать, Скиппи? Тим молчит; единственный звук, который слышен в трубке, - это тихое потрескивание его дыхания. Он даже отсюда слышит резкую усмешку Хоука. - О, ты можешь быть хорошим. Я знал, что ты можешь быть таким. Все те времена, когда ты не мог контролировать себя, не мог остановить эти жалобные стоны, срывающиеся с твоих прелестных губок yours...это потому что ты хотел, чтобы тебя услышали, не так ли? Ты хотел, чтобы все знали, что ты принимаешь мой член в свою задницу, как хорошая маленькая шлюшка, и что ты никогда еще не чувствовал себя лучше. - Хоук! Тим облизывает губы, нервно трет лицо и снова поправляет очки. Он отворачивается к стене, пытаясь скрыть, как набухает его член в брюках. Этого не может быть. Хоука здесь даже нет. Он просто мучает его, находясь на другом конце провода. Тим мог бы повесить трубку. Но он не делает этого. (Конечно, нет. Он не знает, позвонит ли он снова в ближайшее время, если вообще позвонит). -Я, кажется, просил тебя вести себя тихо? Или мне отшлепать твой жаждущий член в качестве наказания, когда я увижу тебя в следующий раз, мой мальчик? Тим сглатывает, незаметно потирая тыльной стороной ладони свою эрекцию. Он прочищает горло и пытается сделать вид, что он не возбужден. - Я должен что-то сказать. Я не могу просто... стоять здесь. Люди могут подумать, что я делаю что-то подозрительное. Например, разговариваю со своим любовником-геем. Может, было бы не так уж плохо, если он скажет, что Хоук, несомненно, относится к нему просто как к тому, с кем он трахается? Может, он не потеряет всего, если скажет, что чувства тут ни при чем? Если бы только он был таким же хорошим лжецом. Может, у него еще есть время научиться быть таким? - Мы не можем этого допустить, не так ли? - Хоук хмыкает; в горле у него щелкает, когда он делает еще один глоток виски. - Отлично. Я собираюсь сказать тебе кое-что, что я хочу сделать, и ты можешь просто сказать "да" или "нет". Хорошо? - Д-да. - Видишь, ты уже начинаешь понимать. Скажи мне, Тим, ты носишь очки? - Конечно. В противном случае я бы упал с этой гребаной лестницы, - фыркает он. - Мне нравится, как затуманиваются твои глаза, когда ты их снимаешь. Это напоминает мне твой взгляд, когда я в первый раз вгонял в тебя свой член после долгой разлуки. - Черт возьми, - выдыхает он, прижимая кулак ко рту, чтобы скрыть, как отчаянно он нуждается в Хокинсе Фуллере. - Это не значит "да" или "нет", - рычит Хоук. - Ты не задал мне вопрос. - Вполне справедливо. - Смешок, еще один глоток виски. Тиму хочется слизать капли алкоголя со чужих губ. - Мне нравится, когда ты кусаешься в ответ, Скиппи. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы по-настоящему укусить меня? Вонзить свои жемчужно-белые зубы мне в кожу? Тим морщится, он слишком легко может себе это представить. Однако ему запрещено отмечать Хоука. Только не тогда, когда люди постоянно ищут намек на то, что он больше не холостяк. Можно было бы потерять его из-за кого-то другого навсегда еще быстрее, если бы окружающие предположили, что у него были физические отношения с женщиной, достаточно собственнической, чтобы оставлять физические следы. Он думает, что, возможно, начал скрежетать зубами по ночам только из-за стресса, вызванного сопротивлением желанию вонзить в него зубы и заявить свое право на этого человека. - Да, - шепчет он. - Ох? Куда? - Он слышит шелест ткани, скрип стула. Хоук с интересом приподнимается. - Шея шея? Грудь? Бедра? Прижмешься зубами к этой чувствительной части меня, после того как я трахну тебя в горло? Тим тихонько ударяется лбом о стену. Ему кажется, что его член скоро порвет штаны. Он только недавно обнаружил, что Хоук боится щекотки на бедрах, и он знает, что взрослый мужчина находит забавным то, как Тим так радуется этому факту. Хоук думает, что Тиму это нравится, потому что это означает, что никто другой не трогает его там, и это делает его таким чувствительным. У Тима не хватает духу или слов, чтобы объяснить ему, что если Хоук боится щекотки в области бедер, то это значит, что он еще способен что-то по-настоящему чувствовать. Что есть надежда, что он может что-то чувствовать к Тиму. - Да, пожалуйста. Хоук удовлетворенно хмыкает. - Я бы отметил каждую частичку твоего тела, если бы мог. Никогда не позволил бы тебе выйти из дома без синяка от любви на твоей коже. Тогда все знали бы, что ты принадлежишь мне. Тебе бы этого хотелось? - Хоук... - Лафлин поправляет очки на лице, прижимает ладонь к глазам, пытаясь остановить слезы. Хоук не жесток, просто они оказались в жестокой ситуации. И Тиму хочется, чтобы хоть раз ему позволили чего-то хотеть, не причиняя при этом такой боли. - А тебе бы этого хотелось, Скиппи? Хоука не отговорить от разговора - его голос тверд и сводит Тима с ума. Он сокрушенно вздыхает и приваливается к стене. - Ты же знаешь, что я бы так и сделал. - Что, если я отправлю тебя на работу, а моя сперма будет капать из твоей маленькой дырочки? Ты сможешь посмотреть в глаза своему драгоценному сенатору Маккарти, когда мое семя будет капать из твоей задницы? Тим фыркает. - Это было бы не в первый раз. Хоук с удовольствием стонет. - О, ты непослушный мальчик. - Он насмешливо цокает языком, а Тим закатывает глаза, позволяя улыбке изогнуть его губы. Хоука здесь все равно нет, чтобы увидеть, как далеко он зашел. - Что ты чувствовал? Зная, что мое семя пачкает твое нижнее белье? Такое случилось всего один раз. Когда он проснулся поздно, не успев принять душ, а сперма Хоука все еще была внутри него. Все еще липла к его члену, напоминая ему, как именно он провел предыдущий вечер (как будто он мог забыть). Он только радовался, что его нижнее белье не истончилось от многократных стирок. - Это аморально. - Но...? Тим вздыхает. - Хорошо. И еще это было... приятно. - А как насчет того момента, когда я привязал тебя к столбикам кровати и терзал, пока ты не начал плакать? Как тебе? Он перестал пытаться не краснеть, сдвинул ноги и сжал их вместе, пытаясь унять ломку. Он крепко обхватывает себя свободной рукой за ребра, чтобы не сунуть ее под пояс и не поискать облегчения прямо здесь, на лестничной клетке. - Ты же знаешь, как это заставило меня чувствовать. - Хм, я действительно помню, как ты вел себя как непослушный мальчишка, - ухмыляется Хоук в трубку. - Насколько я помню, мне пришлось слизывать каждую каплю спермы с твоего вздымающегося живота и волосатой груди. - Ты не должен был. - Нет, Скиппи. Я действительно должен. Тим улыбается про себя, как сумасшедший. Его глаза расширяются, когда в тишине разговора он слышит мягкое прикосновение кожи к коже. Он прикрывает трубку ладонью и отчаянно шипит: - Ты... ты трогаешь себя прямо сейчас? - Что ты об этом думаешь? Он раздраженно рычит, пинает плинтус и морщится от тупой боли в пальце ноги. - Я думаю, это несправедливо, что я стою на гребаной лестничной клетке и не могу дотронуться до своего члена, но ты там - где бы ты ни был - и с удовольствием трогаешь себя и мучаешь меня. - Я думаю, это идеально, - насмехается Хоук, немного злобно. - Моему мальчику не нужно прикасаться к себе, чтобы кончить, не так ли? - О, черт, у него плохое предчувствие по этому поводу. - Я уверен, что ты уже весь светишься от возбуждения, и если бы я приказал тебе кончить в штаны, ты бы это сделал. - Что? Нет, Хоук, не надо... - Он хватается за телефон; член болезненно пульсирует. Он знает, что беспомощен, но не в силах сделать то, чего от него хочет Хоук. - Что я получу, если проявлю к тебе милосердие, а? Ты позволишь мне трахать тебя всю ночь напролет? Пока твоя дырочка не перестанет закрываться и будет широко открыта, а сперма не потечет по твоим бедрам? - Да, - тихо всхлипывает Тим. - Да, Хоук, да. - Ты позволишь мне связать тебя, завязать тебе глаза и играть с тобой до тех пор, пока от каждого прикосновения у тебя не будут течь слезы от перевозбуждения? - Да. - И ты позволишь мне оставить глубокие синяки на твоих нежных бедрах? Может быть, один в том тайном уголке за твоими яйцами, о котором буду знать только я? - Да. Он опускает голову; бесполезно пытаться притворяться, что он не стал бы делать ничего из этого, если бы это означало, что он сможет проводить с Хоуком больше времени. Он прижимает ладонь к своему члену и молится, чтобы Фуллер проявил к нему милосердие. - Хммм... хорошо. Он ошеломленно моргает. - В самом деле? Спасибо, Хоук. Он облегченно выдыхает и позволяет себе расслабиться. Он открывает рот, чтобы сменить тему разговора, когда Хоук снова говорит. - Ах, Скиппи? - Да? Пауза. И затем.... - Кончи для меня. Его оргазм обрушивается на него, возникает из ниоткуда и полностью по команде Хоука. Его бедра дергаются, он ловит воздух, пытаясь прижаться к стене и удержать телефон. Он закусывает губу, практически прокусывая кожу до крови, стараясь не дать ни одному стону вырваться наружу. Сперма брызнула прямо на его чистое белье. - Ах, черт, - выдыхает он, откидывая волосы с лица. - Ты настоящий ублюдок. Хоук тихо смеется. - Я бы извинился, Скиппи, но мне действительно жаль, что я не могу видеть, во что ты себя превратил. Бьюсь об заклад, ты выглядишь чертовски красивым прямо сейчас. - Он больше не слышит тихих звуков движения, поэтому не знает, то ли Хоук сам нашел разрядку, то ли перестал ласкать себя с прежней силой. Фуллер не знает, что ему больше нравится - получать удовольствие от того, как Тим достигает оргазма или отказывать себе в удовольствии если Лафлина нет рядом. - Спокойной ночи, Тим. Тот в ответ устало бормочет: - Спокойной ночи, Хоук. - Мечтай обо мне. Звонок обрывается. Ответ Тима слышен только ему самому. - Всегда. Мгновение он стоит с телефоном в руке, а затем, повесив его обратно на рычаг, быстро убегает обратно в свою комнату, не желая, чтобы его поймали. Голос Хоука эхом отдавался в его голове еще долго после того, как он наконец смог уснуть.